Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Фальков Борис. Горацио (Письма О.Д. Исаева) -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  -
сь впер„д, к правому нижнему. Итак, если ты не желаешь пережить такое же, а то и худшее - подумай о милосердии и гуманизме. Нам ничего иного и не оста„тся. Похоже, другая сторона этого делать не собирается: ни сам предводитель, ни кто-нибудь из его берберов. Посредник, наш хозяин и мажордом по форме, а по содержанию скорее всего - перебежчик на другую сторону, а то и е„ лазутчик в нашем доме, Володичка также за нас заступаться не намерен. А гуманизм и милосердие должны жить дальше, вечно, по моему убеждению... Так что проявлять их прид„тся нам. По меньшей мере до той поры, когда обстоятельства позволят переписать поместье на наше имя. Надеюсь, это время себя не заставит теперь долго ждать, есть уже признаки его наступления. А пока - надо терпеть. И отвечать на вопрос "де вы робите" без промедления. Хотя и это, как и ответ на "де вы родилися", чревато осложнениями. Во-первых: а вдруг я, имея разные места рождения, и работаю в разных местах? Что, кстати, соответствует действительности. И что же, значит, я один в разных местах должен буду выйти на пенсию и умереть? А как это сделать технически, при помощи каких-таких хирургических инструментов? То есть, как это: на меня одного надо две анкеты, две церковные и ЖЭКовские книги, два ЗАГСовских дела заводить, а то и больше? Что ж такое получается: нас двое, а то и больше, этих Исаевых? И сколько Исаевых, столько у Исаева, допустим, ж„н и дочерей? Один, стало быть, Исаев уважаемый, другой - дорогой, а третий и вовсе презренный! Голова кругом пойд„т, действительно. А тут ещ„ и во-вторых: надо сказать, что вопрос "де ж ви робите" зада„тся в Берберии первым, ещ„ до "как вас зовут". И если вы, мадам, кого-нибудь встретите на тропинке в лесной глуши - то и там вы его не избежите. Я имею в виду местного лесника. Это - представитель оппозиции, эдакий Робин Гуд Полтавской губернии. Но и он обязательно спросит: "ну, и де ж вы..." Теперь представьте, дама, я на него отвечаю: в двух институтах, в тр„х академиях, в четыр„х городах, но в основном - ДОМА РАБОТАЮ! После того, скажем, как меня определили от рождения раздел„нным надвое, а то и натрое, такой ответ значительно усложняет загадку. А как прикажешь отвечать, если я действительно в упомянутых местах имею часы, но нигде - полную штатную ставку? А если совру, да проверят - что же, по-новой писать анкету? Уж лучше бы ответить сразу: писатель, и сразу пускаться по-новой, не дожидаясь и не провоцируя проверок. Ибо за "писатель" без всякого промедления и проверок последует: "Так... И ДЕ ж вы, письменник, робите?" И запахнет милицией. А в милиции, может быть, уже и не берберы, а что-нибудь поближе нам, породнее... В общем, на таможне, и то проще. Я предположил бы, что у берберов совершенно иные представления о профессии как таковой. Точнее, что труд у них ещ„ не раздел„н на профессии. Эпоха разделения труда тут ещ„ не наступила. И потому "работа" значит для них не - что делать, а - где делать. Работа у них - понятие географическое. Хоть печь топи, хоть трактор ремонтируй, это вс„ одно. Где ты это делаешь! Что и должно соответствовать месту жительства в той или иной мере, в той мере, которую способна зафиксировать анкета. И чем ближе место работы к месту рождения, тем она легче и непротиворечивей это может зафиксировать, стало быть - тем яснее лицо, портрет фиксируемого человека. С моими же ответами выходит, что у меня вовсе нет лица, или что я один в тр„х лицах, во множестве лиц! Плюс моя проклятая бород„нка! То есть, выходит, что я - так называемый "летун". Анкетной терминологией же: бродяга, бич. Как же иначе меня зафиксировать? Конечно, председатели анкеты сразу и докладывают в Гадяч, в уголовку. Ну, а в Гадяче ко всему прибавляется Чернобыль... И им ясно: откуда именно я такой летун. Но это вс„ я только предположил БЫ, то есть, так бы я объяснил дело, если бы его можно было объяснить, применив логику и кое-какое знание коридоров мироздания! Ведь, поправ всю логику и минуя все коридоры, наш Володичка отвечает на вопрос "де вы робите" одним словом "МОСХ" и умолкает, не давая никаких объяснений. То есть, на мой интеллигентный взгляд - отвечает до крайности нагло. А разве объективно это не наглость, отвечать письменно в анкете: "Я юноша благородный из стран дал„ких", и вс„? Однако, его ответ вполне удовлетворяет берберов и самого их председателя. И гадячскую уголовку тоже. Разбираться теперь в этом я предоставляю тем, кто столь же нагл в отношении Бога и Его мироздания. А я умолкаю. Конечно, кое-кто скажет, что МОСХ принимают за организацию совершенно секретную и безопасности не лиш„нную, но я скажу: оставьте это. Не тревожьте сокровенных тайн Творения Божиего. Это вам выйдет боком. А мне - дайте этими тайнами насладиться в тишине... Скажу так, и умолкну снова. После же моих разумных ответов, я стал для берберов чем-то вроде телевизора. Я тут травку начал косить за оградкой... И пока кошу - вокруг оградки стоят берберы шпалерами в позе "чурчур" и молча смотрят. Отнюдь не украдкой, в упор. С отвалившимися челюстями. Есть опасность, что кто-нибудь из них позабудет вс„ на свете, впавши в транс, и тогда я получу бесплатно пугало у оградки, и таким образом решится проблема птичек, покушающихся на мой урожай чернослива. Я подозреваю, что душа истинного бербера, стоящего в позе "чурчур", сама собою отлетает от тела. Чего жалкие индийские факиры добиваются пут„м лишь усиленных тренировок, и то - не всегда. Ну, а вдруг она не верн„тся, отлетит навеки? Но пока на лугу за оградой, если уж говорить о "навеки", стоит холодильник "Донбасс", который я подкупил у одного полтавского барыги по пути сюда. И который, может быть, будет там стоять вечно. Поскольку мы не знаем, как его внести в дом: и двери, и окна слишком узки. Вот... Однако, в целом, как видишь, ж„нушка, это то, что нам было нужно. Крепко целую тебя и Фуфку. 17 августа Здоймы. 8. ДЖ. Т. РЕВЕРСУ В МАДРИД. Дорогой Джон! Вс„ необходимое для заключения тобой договора с издательством я проделал. По-видимому, сейчас оно занято подготовкой своих предложений. Уверен, вс„ будет в порядке. Запасись терпением, у нас дела делаются хоть и быстрее вашего, но и не быстрее самого времени. Оно сейчас мчится вскачь. Не здесь, конечно, не в деревне, слава Богу. В столице, в Москве. Через пару дней я отпишу тебе подробней, у меня появились новые мысли по поводу твоей последней вещи... Но я должен их ещ„ покрутить маленько. Кстати, занимаясь интенсивно твоей прозой, я оказался на краю опасной пропасти. Инерция этого гнусного дела, оказывается, так велика, что я, кажется, и сам вот-вот запишу прозою. Как ты, как твои герои, как, наконец, - известный герой Мольера. Я уже ловлю себя за руку... Боже мой! Это только что мне пришло в голову... Эдак я, в конце концов, запишу и поэзией! Чур, чур меня! Не я твой лиходей, Джон. Обнимаю. 17 августа Здоймы. 9. Е. А. СЕВЕРЦЕВОЙ В МОСКВУ. Ему мешал живот. Придержав дыхание, он пригнул к животу голову и протиснул тело наружу, стараясь не касаться залепленных грязью кра„в про„ма. И лишь после этого, развернувшись, потащил за собой тяж„лый портфель. Затем, утвердив тело в приемлемом равновесии, он захлопнул дверцу. При этом взгляд его привычно скользнул вс„ по тому же обтянутому рубашкой животу, и ниже, насколько живот же и позволил... "Сволочь", подумал он уныло. Пока он возился с этими жирными подлыми сволочами, портфелем и животом, на правом колене успело появиться ч„рное пятно. Кроме того, за три часа езды новые светло-голубые брюки смялись, а ниже живота навечно образовались заломы. Он поднял локоть и глянул за подмышку: да, и сзади - тоже. С таким трудом подавляемая раздражительность немедленно вырвалась из-под контроля и развернулась, подобно освобожд„нной пружине, в отчаянье. Он со свистом выпустил сквозь зубы придержанный воздух и с ненавистью уставился на пятно. Цепь раздражавших его, сменявших друг друга мелочей не желала прерываться. Их бешеная стая вела осаду крепости - необходимости терпеть - по всем правилам, и, одновременно, все правила нарушая. В точно рассчитанный ими миг, например, появилось это инквизиторское сиденье, от которого теперь ломило поясницу. Вовремя появилось и чувство вины за то, что уклонился в Полтаве от исполнения семейного долга. Это были, конечно, мелкие неприятности. Но именно кровососущие мелкие неприятности неутомимы. Он всегда предпочитал неприятности крупные, но разовые, - мелким. Скажем, укус гадюки - планомерному садизму комаров. Хотя, так параллельно основным мыслям он комментировал себя, привыкнув беседовать с собой в форме диалога и сразу в нескольких его вариантах, хотя неизвестно - как бы ты рассуждал, толстячок, получив и то и другое одновременно. Может быть, переш„л бы на форму монолога? Ну нет, сказал он вслух с отвращением, с чего бы это... Пусть внутренними монологами занимаются простейшие. На то они простейшие и есть: кто-то же должен заниматься выдумками, оглупляющими сложнейшую внутреннюю действительность, упрощающими до идиотизма сложнейший организм души, если уж существуют и такие выдумки. Но факт есть факт: именно эти, для других ничего не значащие, мелочи порождали в области его мочевого пузыря томительные ощущения готовящегося взрыва бомбы. Нечто вроде разъедающей кислоты вводилось в живот, и там, внутри этого постоянно лезущего ему на глаза телесного недостатка, иначе он не мог расценивать этот... бурдюк, это чрево, кислота въедалась во внутренности, разрушала перегородки между ними, превращала в слизь мякоть селез„нки и печени, а затем и прочую плоть, и душу, а душа... - Жизнь, - пробормотал он, уже чувствуя отвращение к пошлой реплике, которую едва успел начать, - ты коротка, но искусно себя вечнишь. Тут застреляла выхлопная труба и зарычал мотор. Машина, доставившая его сюда, стала с ускорением удаляться, постепенно выбираясь на колею раскисшей дороги. Наполовину возвращ„нный из мира воображаемого в мир действительный, он вздрогнул и помахал вслед машине рукой, постаравшись улыбнуться. Улыбка ещ„ оставалась на его лице, когда рука, продолжая прощальный взмах, описала траекторию, опустилась на запачканное колено и попыталась стереть ещ„ свежее пятно. Ему пришлось пригнуться. Как следствие, вступив в сражение с очередной из озверевших мелочей, он имел нелепую улыбку на отвисших губах. И наклон головы, означающий обычно покорность обстоятельствам, то есть, неизбежности поражения. И оно не заставило себя долго ждать: вторая попытка сразиться привела лишь к тому, что пятно изменило цвет, ч„рный на коричневый. Но не стало менее заметно, так как одновременно увеличилось. Зато теперь и по его поводу он мог вынести обычный приговор: и это навечно. Никогда не перестающий работать механизм, расположенный где-то в центре его мозга, вырабатывающий постоянные диалоги с собой, их варианты и одновременно комментарии к ним, на теперешнем почти холостом ходу выбрасывал скорее сведения о себе самом, чем перерабатывал впечатления от мира наружного. Это была поразительно цельная смесь нестыкующихся деталей, словно некий монтажник как попало резал и без того рвущуюся ленту кинофильма, и тут же склеивал е„ - снова как попало. Механизм производства необработанных ассоциаций извергал полузабытые воспоминания, полунаписанные сценарии с недоразвитыми фабулами, а то и куски бессмысленных синтаксических конструкций, собственно - заготовок речи, и даже как бы взятых из учебника синтаксиса правил строительства речи, снисходя до е„ морфологии, увенчанной для чего-то самим алфавитом. Таким образом, на холостом ходу механизм его представления о себе и мире давал картину, похожую на паутину с пауком в центре е„, куда сходятся и откуда расходятся, снуют туда-сюда неопредел„нные образы и отрывочные реплики. По одной паутинке, скажем, туда-сюда сновали картинки разъедаемого изнутри желчью чрева, по другой - то же чрево в составе тела, вид снаружи. По третьей, совпадающей с песчано-глинистой дорогой, набирая скорость, катила прочь доставившая его сюда машина. Вс„ вместе взятое было совершенно бессильно вернуть ему утраченное душевное равновесие, готовность терпеть неприятности. Готовность воспринимать благодати: заработанные или незаслуженно дарованные. А ведь надо бы тебе, толстяк, их воспринять, заметил себе он, ведь за тем ты сюда, кретин, и явился. За благодатями, нет? - Благовзятиями, - хмыкнул он вслух с привычным эхом: привычным привкусом пошлости иронически произносимого. Улыбка, наконец, слиняла с его губ. Ирония была также элементом внутреннего диалога, более того, его самостоятельным персонажем. Что-то вроде ещ„ одной души. Ещ„ одной? Ну нет, запротестовал он, мне и одной хватит. Я с этой одной не знаю, как сладить. Я даже не знаю, собственно, где она находится. Помещается ли вообще в это мо„ тело. Может, она простирается далеко за его пределы. А, может, напротив: в образе таракана сидит в самой укромной его щели. О!.. За это можно ухватиться. Можно попытаться определить: где находится эта самая укромная щель. Давай последовательно, сказал он себе вслух. Внимательно посмотри, нет, осмотри свои ноги. Он приостановился и в самом деле - осмотрел. Ну, не так уж вс„ скверно: довольно длинные и даже ходят... Ну что, осмотрел? Теперь скажи: могут ли быть твои ноги, хоть они и не самые поганенькие, могут ли они служить обиталищем душе твоей? Если ты - человек честный, даже если ты честная женщина с красивейшими в мире ногами, ответ твой будет возмущ„нным: нет, не может такого быть. Это будет, если ты человек душевный, самой оскорбл„нной твоей души ответ. И этой интонации достаточно для уверенности в истинности ответа. Мы не в философском обществе, и логических обоснований или силлогических доказательств с тебя никто не потребует. Нам достаточно простой веры: нет, этого не может быть. Кроме случаев, конечно, когда душа уходит в пятки. Он даже сплюнул с досады: и тут вмешалась эта зараза-ирония. Прочь е„. Хотя... хотя и она подтверждает наш вывод. Ведь если душа вынуждена иногда уходить в пятки, то это значит, что ей есть откуда уходить. Ей есть что покидать при приближении опасности. То есть, и ирония, покушаясь на тв„рдость нашей веры, на деле укрепляет е„, подтверждая само непременное наличие постоянного обиталища души. Но вс„ равно - прочь е„. Оставим пятки, полезем теперь выше. Вот - живот, или чрево со всем содержимым его, а также то, чем оно сообщается с внешним миром. Сложная конструкция, действительно. Осмотрел? Теперь опять скажи: а это - дом ли это души твоей, вс„ это с его содержимым - храм ли это души твоей? Ч„рт возьми! Ну, это уж совсем - нет, этого не может быть никогда! Так обязательно скажешь и на этот раз ты, на этот раз, собственно, воскричишь. И любая честная женщина - стоп, тут есть нечто сомнительное, не в этом ли различие между Адамом и Евой? - допустим, и любая честная женщина воскричит тоже. Подымаемся c тобой вс„ выше и выше, но не забываем честно осматривать все попутные предметы. Все предполагаемые храмины души. Он усмехнулся, так как поймал себя на том, что действительно осматривал сво„ тело, пока подбородок не уткнулся между ключицами и не застрял там окончательно. Вот тут-то он и поймал себя на реальном действии, когда эксперимент заш„л в тупик. Что ж, от практического исследования прид„тся отказаться... И ч„рт с ним, прочь и его, наша вера уже настолько окрепла, что ни в каких практических свидетельствах не нуждается. Пусть они над„жно подтверждали е„ до сих пор, теперь вс„ равно: прочь и очевидные свидетельства. Обойд„мся и без них. Итак, голова. Что ж, и голова, как голова: уши, нос, голубые глаза, шкиперская бородка с проседью. Седина и на висках. Обычный и даже банальный набор наружностей. Но, как и живот - наружность, а содержимое его должно уже помещаться во чреве, так и содержимое головы, если уж предстоит его рассматривать, помещается в черепе. Черепная коробка искусно сработана, как изысканнейшая мечеть или сам Соломонов Храм. Стены е„ расписаны изнутри сложным орнаментом, вязью канавок для сосудов. Она разделена на несколько помещений, но есть там внутренний, защищ„нный всеми другими отдел. Все капища храма устроены совершенно, но это - в центре храмовых глубин - оборудовано недосягаемо совершенно. Оно вообще недосягаемо, так как поистине опечатано семью печатями. Толстые стены сложнейшей конфигурации защищают это капище. Оно имеет вид углубления, ямы с одним только узким лазом, одним, но и он - перекрыт: туша мозга всей тяжестью лежит на этом отверстии. Все подходы к лазу также перекрыты. Бронированные двери с гарантированными замками, никуда не ведущие лабиринты, ловушки, пройдя которые - если бы это было возможно! - путник оказывается там же, откуда начал сво„ путешествие, очень далеко от его цели, в одном из сторожевых капищ. А, может быть, он обнаружит себя вообще за пределами черепного чрева, снова среди банальных наружностей головы. Но даже если путнику повез„т, и он пройд„т все лабиринты верно, не теряя нужного направления, если даже он обойд„т все ловушки, не попад„т в капканы носовых костей - os nasa, и его не зальют выделения сл„зной железы, не ущемит сл„зная косточка - os lacrimale, не рассеч„т на части петушиный гребень - crista galli, если даже он не провалится в ушную яму - sinuc sphenoidalis, он обреч„н вечно блуждать в этих окрестностях, которые так настойчиво пытается покинуть, чтобы проникнуть в их нутро. Прозванные гипоталамусом, окрестности какого же они нутра? Что оно такое, это нутро, не подлинное ли обиталище души? Прислушаемся к нашим ощущениям, ко внутреннему голосу, не протестует ли он снова, не готовит ли он, чья честность уже неоднократно проверена, вс„ тот же ответ: нет, никогда, этого не может быть!.. О, удивление! О, радость... На этот раз он, честный, молчит. Что же случилось, почему в неуверенности застыли и самые честные? Пойд„м, пойд„м дальше... Скорей. За неимением возможности смотреть наружными глазами, осмотрим найденное внутренними очами воображения, которому принадлежит и тот самый честный внутренний голос. Вообразим: вся в паутине каналов слуховой, зрительной, обонятельной, и многих других, ещ„ не классифицированных человеком связей с наружным миром, в яме, в этом внутреннем капище не лежит - а подвешен на отросшей от мозга тонкой ножке некий плод, ягода, похожая на чернослив. Его влажная розовая мякоть преисполнена сладости и ужасной вони самых сокровенных выделений плоти, его сферичная форма абсолютно совершенна, как может быть совершенен лишь надел„нный изъяном шар. Неизвестно, для чего он там подвешен. Но зато известно, что с обрывом хрупкой ножки плода - обрывается жизнь во вс„м огромном теле человека. То есть, погибает то, что заслуживает этого названия: жизнь. Если сорвать этот чернослив с его ветки, - о, заманчивое действо! - во все храмины тела ворв„тся смерть, и вс„ в этих храминах превратится в смерть. Жизнь бесконечная отступит, и уступит место вечной смерти. Время уступит вечности. HYPOPHIS - имя это

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору