Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
снут все в теле.
В каком же? Неужто, вот в этом? О, ужас, ужас, ужас...
Или - во всех моих в этой жизни телах!
Осматриваю последнее из них. Мне горько.
Ропщу. Зачем? Ведь вчерашнее - нынешнего не лучше.
Имеем ли мы шансы воскреснуть, вот в ч„м дело.
Подозреваю: нет, не имеем. Так как вовсе не родились
никогда. И нигде не явились. Так что же должно воскресать?
Тогда оста„тся одно: мы бессмертны и так,
без усилий, одной лишь причине подвластны:
вящей Милости Божьей.
Я плачу.
И то же - Дж. Т. Ведь он слышит меня:
я диктую этот гекзаметр себе вслух, форте.
И вот говорит он мне, слыша меня и плача:
знаю, что нам поможет, кум, мне и тебе.
Нет! я вскричал, думая: он по-новой о пиве...
в излюбленной форме своей, по кругу, по шару...
Нет, засветил он свою улыбку тихо и нежно,
я совсем не про то, про что думаешь ты,
я - ПРО ЭТО! И подал мне свитки.
Точней, манускрипты, но, если хочешь - две книжки.
Всего только две! Но заветные... Вот -
теперь оставляю гекзаметр, каким бы он у меня ни вышел,
чтобы продолжить Кантемира слогом, не путать с Кантом
или со станцией Кантемир на советско-румынской границе -
вот я глянул:
Первая книжка - ибн Тумарт. О, счастье! Так я возопил.
Но голова ещ„ сильно простужена и малоподвижна была
и я замолчал. Кстати, совет: не ликуй, коли ещ„ наполнен.
Книжка вторая - Дж. Т. Байр... Реверс, "Гамлет".
Роман! Я глазам своим не поверил,
прищурился, вижу: Дж. Т. Реверс, "Тристан", роман.
Я глазам не поверил вторично, ибо ни хрена не понял.
Как тут пойм„шь? Но сказал я другое:
о, счастье, сказал я, ты даже не слово ничтожное,
ты - вообще мразь! И ты, блаженство вечное, тоже.
В сравнении с тем милосердием, которое ты мне являешь,
ты, Дж. Т., своим РОМАНОМ.
Спасибо, сказал я ещ„, это вс„, что нужно мне в жизни.
И в смерти, которую пронесло мимо нас, коли мы не ошиблись,
на этот раз. Это вс„, что нужно ВСЕМ НАМ! Сказал я,
возложивши руку на Библ... на "Гамлета", или "Тристана",
я так и не понял этого. А как тут пойм„шь?
Если я потряс„н, снова сижу в халате, но за столом, и знаю:
смерти нет, хотя жизнь начинается заново. Так
жизнию жизнь я попрал, если не ошибаюсь, вернее - подрал.
Жаль, этой жизни в Испании осталось несколько дней.
Ну и пусть. Может, и мне, как Дж. Т., стоит романы писать?
Впрочем, ему за них платят, а мне-то зачем?
Нет-нет, романы писать - в этом такого... скверного ничего.
Дж. вот тоже клян„тся: "Тристан"
или "Гамлет" его - вещь достойная,
старухе-истории лифчик не рв„т, не Скотт энд Вольтер.
Правильно вс„. Только сюжет вот... как вещь, как ПРЕДМЕТ,
ставь ударение на передок, дрянь препошлейшая, если -
если, конечно, он имеет конец. Я же, как помнишь ты,
страсть как пошлостей не люблю. Не люблю и концов.
Тебя же, Сашуня, люблю.
Знаю теперь наверное скоро увидимся мы.
(Препинания знаки в этой строке опускаю
поскольку решить не могу: какие и где.)
Твой Дж. Т.... то есть, Олег.
26 мая Мадрид.
19. ОТЦУ В ПОЛТАВУ.
Сижу, изучаю новые для меня тексты. Работа, работа и ещ„ раз работа.
Тумарт великолепен. Плюс свалилась необходимость писать обзор и рецензию по
чуждой мне теме: кельты в Новой Европе. Этим я обязан отплатить за
гостеприимство, поскольку денег у меня мало. Где взять на вс„ время? О, его
так много под ногами, но не под моими. Почему так? А потому, что так
работать можно только бессмертному, вечному. Так что ответ на твою просьбу
описать для тебя Европу Новейшую, по которой меня носит, - отложим, а то и
похерим. Почему? А ты ведь просишь описать тебе мир иной, в который меня
"занесло". А что за иной, и почему в него должно заносить, если все иные
миры живут внутри нас, если они вообще существуют? А что в себе я раскопаю
новенького тут, с какой стати? От себя не убежишь - такое ты слыхал? Стало
быть, и этот мир как мир. Вот и вс„ его описание.
Ты зада„шь как бы сам себе вопрос, который тебе кажется коварным: кто ж
победил в последней войне, де, судя по благосостоянию - отнюдь не мы. Тебе
кажется, ты дорвался до правды. Отсюда и ирония. А ведь ответ на этот вопрос
зависит от того, о каких ценностях речь ид„т. Если о сытости - то да, права
эта твоя новая правда... Но скажи, ты что же - за набитое брюхо воевал? Не
за иные ли ценности? И вот если с позиции этих иных ценностей, то победил
ты, верь. Скажу грубо: ибо ты - при яйцах, а они - без оных, кастрированы. И
по-видимому - навек. Особенно сами немцы. Яйца, это я имею в виду
способность производить, не воспроизводить старое, а творить новое. То есть,
если хочешь, дух.
Кстати сказать, весь мой домашний опыт вопиит, что мы и кушаем лучше. Как
же с таким опытом быть? Вот и решай эти парадоксы, по той правде, которая
уже без иронии.
Но я не отказываюсь от обещаний... Приеду и, как всегда, расскажу. И
покажу фотки. Покажу всю цивилизацию. И террористов, и педерастов, и розочки
на клумбочках и балкончиках... Если цивилизация - плод ума, то я этот ум
одобрять перестану. Если же она - расплата за ум, то сочувствую. То есть,
злорадствую. А вообще-то я по приезду двину в деревню. Вот там -
действительно иной мир, и тебе совершенно неизвестный. О н„м я и расскажу
тебе с удовольствием.
Есть опасность, что ты примешь вс„ это за насмешку над тобой и обидишься.
Или подумаешь, что я вс„ это всерь„з говорю - совсем не дай Бог! Это просто
болтовня, я люблю поболтать, у меня язык без костей, вот и все причины. Я
совсем не собираюсь тебя задеть, а тебе не обязательно мою болтовню как-то
расценивать. Большинство вещей в мире ведь не подлежат оценкам. Они -
простой, не делимый на плохое-хорошее, не окрашенный ни в белое, ни в
ч„рное, факт. Они есть, если есть, и ничего более. Я полагаю, и покоя-то мы
лишены из-за привычки вс„ расценивать, да классифицировать: овцы - налево,
козлы - направо. Это такой дух ВОЗНИ, дух времени. А с точки зрения, скажем,
духа вечности - вс„ есть простой, не зачисленный ни в какую команду, не
блеющий и не мекающий факт.
Написал - и испугался: а вдруг ты, благодаря своей подозрительности ко
мне, подумаешь, что письмо мо„ именно классифицирует - и именно тебя! И что
цель его - определить тебя, то ли в овцы, то ли, упаси, Господи, в козлы!
Да, опасность такая есть. Но не выч„ркивать же... Ведь это же не для
публикации пишется.
Улыбнись же.
29 мая Мадрид. Олег.
20. Е. А. СЕВЕРЦЕВОЙ В МОСКВУ.
Телеграмма, 29 мая, Мадрид.
Хочешь я тебя очень люблю О.
21. В. А. БУРЛЮКУ В ЗДОЙМЫ.
Нет, браток!
Пресловутый выбор между личной свободой и личной безопасностью нельзя
делать, исходя только из потребности души. Необходимо помнить и о теле.
Почему? Привожу пример: вчера снова я видел труп на улице, террорист
пострадал от собственной бомбы. Клянусь, бездуховнейшее зрелище! Душа его
отлетела через дыры в органоне, то есть - в теле, и лежал этот органон в
позе обыкновеннейшего мосла. То ли лошадиного, то ли птичьего, какая уже ему
разница? Или душе - какая уже ей разница? Как кур„нок на прилавке.
Глядя на такое, я делаю незамедлительный выбор: покой и безопасность. И
поверь мне, я прав.
Вот и ибн Тумарт пишет - а мне, наконец, подфартило, и я работаю, читаю и
кое-что записываю - что лишь покой Атласских гор наставил его на путь
истины, которая, однако, лишь только он е„ достиг, сразу лишила его покоя. И
лишь забота о н„м "добрых властей" - снова вернула его к покою. Будем и мы с
тобой покойны и счастливы на холмах Здоймовских, за неимением гор Атласских,
что, может быть, и к лучшему: ведь тамошние власти к нам уже привыкли - по
меньшей мере, к тебе - и легко смогут теперь проявить свою врожд„нную
доброту. И мы будем счастливы, вечно. Последнее - отметь особо.
Ибо, друг ты мой, мне теперь известен главный секрет человечества. И
Тумарту он был известен. Все люди жаждут чего? Жить. А чего они не желают?
Умирать. Бессмертие есть наше страстнейшее желание, в н„м все наши надежды,
и нет другой ценности, которую мы бы не обменяли на него. Сквозь все другие
ценности сквозит эта: желание бессмертия. Для него делается вс„, в том числе
и все глупости: власть, талант, преступление, любовь, и главная из них,
называемая историей. Вс„ с зата„нной целью - не умереть. Иногда даже так и
говорят: чтоб попасть в историю. Так странным образом история понимается как
пресуществление бессмертия... Что совпадает и с мнением газет.
Между тем и мы, и вс„ остальное, и так вечны, без усилий. Возьм„м ту же
историю... Что она такое, прямая линия, спираль, или хаос? Нет, ни то, ни
другое, ни третье. Заключ„нная в вечности, она есть некий кипящий кот„л. Эта
примитивная картинка для того, чтобы ты, как художник, лучше меня понял. В
котле живут пузыри. Одни лепятся к стенам, другие ко дну. Третьи стремятся к
центру котла и выскакивают даже на поверхность. Это и есть история. Кот„л
никуда не едет, ни по спирали, ни по прямой. Пузыри же двигаются - от
периферии к центру, и наоборот, от дна к поверхности, и тоже наоборот. То
есть - от фокуса, и к фокусу котла, где они и становятся ЗАМЕТНЫ НАМ, потому
что этот фокус - фокус нашего зрения. Тогда мы говорим, об этих пузырях, в
фокусе: "они - есть". То есть, они существуют, то есть - присутствуют в
настоящем. А вс„ другое, так мы говорим, уже или ещ„ не существует. То есть,
ушло в прошлое или ещ„ не появлялось из будущего. Вот, вот оно, лживое и
ложное время! Его самого нет. Оно лишь слова наблюдателя, который видит или
не видит: уже и ещ„. Понимаешь? Лишь слова. Время - аттрибут лишь языка,
грамматики, но не бытия.
А сказать на языке, при помощи грамматики, можно далеко не вс„, и почти
ничего верно, и совсем ничего из существенного. Что там, многих мелочей
совсем нельзя сказать. Например, я завтра обязательно побед... в поединке.
Поставь-ка сам на место точек буковку, попробуй. И других мелких примеров -
тьма. Что ж говорить о существенном? Если говорить языком понятий, то
настоящего вообще нет, то есть, только мы его назвали - а оно уже прошлое,
оно, по языку, всегда ускользает в прошлое. А что это значит, по языку
понятий, если нет настоящего? Это значит, что вечности нет. Что и вечность
ускользает. А между тем всякому ясно без всяких понятий, и ещ„ яснее без
грамматики: она есть, и потому что названа вечностью, и хотя и названа. Ведь
название, которое ЕСТЬ, всегда ускользает из настоящего, из ЕСТЬ. Спросить,
куда же именно она в языке понятий ускользает, куда же это настоящее
девается, если само понятие оста„тся и всегда есть? Спросить можно, но тот
же лукавый язык незаметно подставит тебе вместо понятия - снова грамматику,
и ответ готов: как это, настоящего нет? Неправда, в любой грамматике ЕСТЬ
НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ. Понял? Есть ответ, и нет его. Вечности нет, а настоящее
есть. Но нет, но да. То есть, в сущности, нет никакого ответа.
Ты спросишь, как и положено художнику, предпочитающему картинки - слову,
а что ж тогда такое на нашей картинке пар? Честно говоря, я предпоч„л бы
вопрос: что такое огонь. Но ладно, пойду тебе навстречу... Пар, это то же
самое, только разреженное. Это то же содержимое котла, но уже содержимое
содержимого. Ибо наша вода содержит в себе пар. Он - содержимое наших
пузырей, их содержание. Их, если нравится, душа. Он уже не картинка. Он
запах. А запах - это то, что ближе к сути бытия, чем картинки. Особенно
некоторые запахи. Ты их, без сомнения, и сам знаешь.
Но верн„мся к языку. А если наплевать на это средство, на лукавый язык -
вот, вот пример его нелепости: вся последняя строчка полна нелепостей,
почитай е„ внимательно! - если непосредственно дотронуться до бытия и
вечности душой, да даже и телом, жизнью, то сразу и понятно иное, и ответ
находится: НА ДЕЛЕ в котле есть вс„. Все пузыри одновременно. Всегда. Вечно.
Верь мне и ей, вечности.
Ибо если в вечность верить перестанут, то есть - перестанут желать
бессмертия своего, то... будет ли она тогда существовать сама? Другими
словами, тебе более понятными: если перестать верить в Бога, не умр„т ли Он?
Вот и Тумарт подтверждает: Бог жив„т ЛИШЬ в наших душах, существование наших
душ - залог Его существования. Значит, Володинька, пока ты Бога помнишь, Он
жив. Пока ты, дорогой, помнишь меня, жив и я. Если мы друг друга будем
помнить вечно, то и быть мы будем вечно. Помни меня! Не дай мне умереть! Не
дай умереть ни мне, ни Богу, ни себе! А если ты вс„ же, когда-нибудь,
умр„шь, то это значит, что кто-то сж„г твою последнюю картинку. И тебя
забыли все. Если ты вс„ же умр„шь, то тебя, значит, забыл и Бог.
Но может ли такое быть, есть ли такое? Пусть Тумарт для тебя не
авторитет, но обратимся к Троице. Что Она такое, для чего? Чтоб быть и для
себя, и в себе, и для тебя. Она сама - залог, таким образом, своего бытия. И
именно для того твой Бог состоит из тр„х, растроен. Он не прост для того,
чтобы не забыть о Себе, и потому не забывает о Себе никогда, и всегда есть.
И ты таков же, ты так же не прост, верь. Значит, забыть о тебе нельзя. Ибо -
некому. Если не считать самого тебя. Но можно ли забыть о себе? Нет, для
этого надо перестать быть растроенным. То есть, перестать быть тем, что ты
есть. Тебе надо перестать быть. А перестать быть нельзя, если ты уж есть.
Ускользнуть, если ты уж себе дан, если тебя тебе дают, некуда. Нельзя,
нельзя стать простым, если ты уж сложен. И как ты ни старайся опроститься,
как ни садись на землю - ничего у тебя не выйдет. Но... я понимаю тебя. В
смысле, сочувствую твоим отчаянным попыткам. Потому что попытки эти
трагичны: круг, эту оболочку сферы, в которую ты тычешься столь отчаянно,
прорвать нельзя. Этот круг - сам ты. И невозможно прорвать себя самого самим
собой. И ты не сможешь, потому что ты - есть. Ты, не иной.
Таков этот круг, точнее - сфера, шар. Для тебя он - ты сам. Он обнимает
вс„ и всегда. Ползающему по нему предстоит ползать без конца. Ибо - где у
него концы? За его границы не заступить. Ибо - где ж это у поверхности сферы
границы, если она сама - своя граница? Ползать тут можно только вечно. И,
значит, тут умереть нельзя.
Узнав это, моя душа обрела покой. Лукавый разум же, конечно, и тут
выворачивается из-за угла и нес„т свои коварные ереси: а если знает и помнит
только Бог - нас, что тогда, а? То есть, о Н„м ли мы помним, когда
вспоминаем Его? А если наша память о себе - вовсе не о себе память? И НЕ
ПАМЯТЬ ВООБЩЕ? И, например, если душа отлетает - возьм„м этот реальный факт,
который можно увидеть глазами - например, душа террориста, то может ли она
сама это увидеть, запомнить и потом вспоминать? Сможет ли она описать это? И
главное, если она вс„ это сможет - в каком времени ей это описывать?! Что же
- находясь в вечности, описывать в прошедшем времени? Не смешите... В
настоящем - ой, не могу! В будущем? Умолкаю.
Умолкаю, и пока на эти вопросы не отвечаю, чувствуя угрозу найденному
покою. Но ещ„ отвечу, обещаю. А пока продолжу свою работу как бессмертный,
презирая всякое время.
И вс„ же, какая сокровенная, какая постыдная эта наша мечта: не умирать!
А вот террористы - против мечты. Не дают и приготовиться, и сами не успевают
к своей же смерти. Что за возня, суета? Чемоданчик, и тот не успеть собрать.
С другой стороны, какое только средство перевозки не избирает вечность для
доставки человека в себя! То это пидорас-террорист, то это маленький тромбик
в сосудике... И вот, только что ещ„ постыдно мечтал, а уже в пути: застали
врасплох, можно сказать.
Поставь-ка, дружок, на окна ставни, чтобы и нас не застали врасплох.
Разве возможно жить в деревне без ставен? И забор, забор! Бессмертный
сливается с природой тем, что огораживается сам. Но - не портит е„
огородами.
Исаев. 1 июня Мадрид.
Больше так и не уда„тся пожрать вкусно. Свинство! Да! Я совсем забыл: с
Дн„м Рождения тебя, дорогой. Желаю тебе... желаю нам дружбы вечной. Как это
было всегда, и всегда есть. Все перемены - к худшему, а любое постоянство -
благо. Кроме постоянства перемен. Ну вот, опять сморозил пошлость...
22. Н. Г. ПОКРОВСКОМУ В МОСКВУ.
Дор. Ник. Геор.!
Я в работе по уши, дохнуть некогда. Простите, что так поздно собрался
написать: время уж нам очно встретиться дома. И, как пел один Вам известный
семит: не я ль завоевал и славу, и величье, могла бы вся земля моею стать
добычей... но вот стремлюсь к добыче лишь одной: скорее бы вернуться в край
родной. Кстати, о семитах. Моя смешная идея о берберских влияниях на
культуру арабской Мавритании получает опору. Теперь можно говорить не только
об усовершенствовании берберами способов вспарывания живота ближнего, но и о
блестящих идеях в области гос. устройства, философии и искусств. Если,
конечно, это не одно и то же. Доказательства у меня в руках. К примеру,
сейчас я держу в них ибн Тумарта!
Кстати, мы с Вами имеем единомышленника и среди врагов наших, то есть,
вне нашей кафедры. Я Вам уже говорил о н„м, теперь лишь напоминаю. Я
говорил, что было бы хорошо переманить его к нам. Видите, как я уже
стосковался по дому, по институту, по Вам? Так, что у меня ещ„ и билета
назад нет, а мысли заняты уже делами домашними. Фамилия нашего
единомышленника - Ревич. Кроме прочего, он отличный переводчик... Не
удержусь, приведу кусочек из одной его работы. Помню наизусть, поскольку
недавно строчил на не„ рецензию. Вы ведь знаете мою проклятую память: из не„
не выбить того, что однажды туда попало. Это перевод известного
стихотворения Аш-Шанфара. Ревичу удалось передать, как герой стихотворения
проходит сквозь жизнь, а она сквозь него, подобно встречным ветрам, оба
прозрачны - но оба цельны, оба есть самостийные Я. Это ветер бессмертия,
ведь бессмертие - это прозрачность человеческого Я для так называемой жизни.
Жизнь-то и сама бессмертна только потому, что для нашего Я прозрачна.
Возможно, Ревичу так удался перевод не из-за того, что он разделяет эту
философию, а по той причине, что его собственное положение на их кафедре
представляет собой тот же сюжет... Но лучше я выпишу цитату:
В дорогу, сородичи! Вьючьте верблюдов своих.
Я вам не попутчик, мы чужды душой и делами.
Спускается ночь. Я своею дорогой уйду.
Восходит луна. И звенят скакуны удилами.
Клянусь головой, благородное сердце найд„т
прибежище в мире вдали от жестоких обид.
Клянусь головою, искатель ты или беглец,
над„жный приют за горами найд„шь, за долами.
Я с вами родство расторгаю, теперь я сродни
пятнистым пантерам, гривастым гиенам, волкам.
Их верность и стойкость проверил в открытом бою,
гонимый законом людей и отвергнутый вами.
Я сдержан в застольи, я к пище тянусь не спеша,
в то время как алчные мясо хватают и жрут.
Но звери пустынь мне уступят в отваге, когда
я меч обнажаю, свой путь устилая телами.
Не стану гонять я верблюдов на пастбище в зной,
когда их дет„ныши тянутся к вымени ртами.
Не стану держаться за бабий подол, как дурак,
который во вс„м доверяет советам жены.
Не стану, как страус, пугливо к земле припадать
всем телом дрожа и пытаясь укрыться крылами.
Не стану, как щ„голь, весь день себе брови сурьмить,
весь день умащать свою плоть дорогими маслами.
И мрака не стану пугаться, когда мой верблюд
собь„тся с дороги в песках и, чего-то страшась,