Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Фальков Борис. Горацио (Письма О.Д. Исаева) -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  -
и дискуссии? Трупы. У трупов нет гражданской принадлежности, нет и национальности. У них иная конвенция: молчание. Противоречие, стало быть, снова преодолено, преодолена пропасть между живыми, одинаково утверждавшими одно и то же, множественные тождественные Я. Смерть, по всей видимости, опять сняла это фундаментальное противоречие, м„ртвые одним прыжком преодолели пропасть парадокса. Стремление преодолеть пропасть, снять противоречия жизни, есть стремление умереть? Похоже. Однако, осуществимо ли такое стремление в самом деле, не только по видимости? Нет ли тут очередного противоречия, не низвергнулись ли на деле и м„ртвые в пропасть, которую посчитали преодол„нной? И на этот вопрос можно ответить, однако - чуть позже. Тут снова я слышу общий крик: но мы не хотим умирать, вернее: но я не хочу умирать! Тише-тише, чего вы так всполошились, не надо бояться, хватайте оружие первым, а если не успели, что ж: у смерти - если это правда - "кроткие глаза"... Ты и это читал, без сомнения. А читал ли ты "Круг Земной"? Эту книгу о круговороте не только в географическом смысле, но и о круговороте мигов, тьфу, о вечном круговороте ОДНОГО мига существования! Нет? Тогда подожди, скоро выйдет "Тристан" и лучше начать с него. В этой "хронике", как и в действительности, у событий нет концов и начал. Собственно, вся хроника - одно событие, нераздел„нное на происшествия, то есть, вся хроника описывает один миг. Но одно происшествие заметно перетекает в другое, свободно оказывается иным. Что же это значит? Это значит, что их разделение - это работа нашего читающего хронику ума, а не объективное состояние дел. Чтобы нам можно было сказать: вот это оно, а это уже другое. Чтобы как-то ориентироваться. Уже и ещ„, но когда же именно? По отношению к чему такому - это "когда"? А если происшествия совсем разные, то как одно может породить другое, не заключая его уже в себе? Э, нет. Сравнения тут, то есть - разделения, штуки самые сомнительные. Сравнивать совершенно разное, обращаться за правдой к иному - как же это возможно, коли оно совсем иное, если разности совсем разны, и между ними невозможно сравнение и нет, по существу, между ними других связей, кроме абсолютного несходства? Нет, за действительной правдой следует обращаться лишь к тождественному той же правде, к самой действительности, тождественной лишь себе. Выход, стало быть, один: счесть все происшествия скопом - одним большим событием, заключ„нным в тождественном, вовсе не ином по отношению к ним. НЕИНОЕ, вот разгадка ЭТОМУ. И его источник, Творец, автор и действительности, и хроники. Неизменность Творца - источник всегда соответствующей Ему действительности, поскольку у Него нет ничего иного, кроме себя. Вся хроника, вс„ это действо - Он сам. Он и есть единственное событие хроники и действительности. Он - тот, кто на все наши: я есть, прикрикнет: нет, это Я есть. Утверждая - я есть, мы на самом деле утверждаем - Он есть. Потому что только в этом случае утверждение "я есть" лишено фундаментального противоречия между ограниченным Я и ничем не ограниченным ЕСТЬ. Только в этом случае мы находим неограниченному ЕСТЬ тождественное ему, также ничем не ограниченное Я. Вот почему противоречие, заключ„нное в факте существования наших Я, неразрешимо нашими же усилиями. А Ему и усилий не требуется. Ибо Он и без них всеобъемлющ, Ему некуда перетекать, только в тождественное себе же, в себя же. Ему некем оказываться, а значит и некогда. То есть, не имеет Он расписанного времени, когда это делать, и вообще во времени и расписании его не нуждается. Стало быть, о ч„м мы тут говорим, и всегда говорим, когда произносим: я? Мы о Вечности говорим. Но вс„ это ты сможешь извлечь и из "Тристана", если поразмыслишь, а сейчас - короче: все наши страхи оттого, что мы знаем парадоксальность "я есть", и верим в существование вечности, ведь само слово "есть" соответствует вечному Я, не прошлому его, не будущему, не времени вообще, - но мы же отнюдь не уверены в собственном вечном существовании, в личном бессмертии. Потому и придумываем "воскресение". Между тем, тут и верить незачем, достаточно здраво помыслить, и... уничтожить все противоречия одним махом. Вот я сейчас изложу тебе тезисно, как это может происходить. И попробуй найди теперь в этом дурное. В вечности вечно вс„ наличное в ней, вс„ наличное в ней есть, или мы не о вечности говорим. Ничто не может исчезнуть из вечности, умереть в ней, или мы не о вечности говорим. Ничто не может в вечности родиться или воскреснуть, или мы не о вечности говорим. Ничто не может начаться или кончиться в вечности, или мы не о вечности говорим. В вечности нет начал и концов вещей, нет причин и следствий, или мы не о вечности говорим. В вечности нет завтра и вчера, нет сегодня, нет уже или ещ„, есть наличное, или мы не о вечности говорим. Вс„ подпадающее под определение "есть", в том числе и я, наличествует в вечности, или мы не о вечности говорим. Ничто наличное не может исчезнуть, не может этого и никто из нас, или мы не о вечности говорим. Вс„ наличное есть, поскольку оно да„тся мне, или его нет, или меня нет, или мы не о вечности говорим. Но я есть, поскольку я дан себе, поскольку мы о вечности говорим. Данность это дар, это дар навечно, его не отбирают назад, ибо в вечности нет ни назад, ни впер„д, есть только есть. Или мы не о вечности говорим. Вечность существует, пока существует это "есть", то есть, само существование, или мы не о вечности говорим. "Есть" длится ровно столько, сколько длится вечность: один миг, или мы не о вечности и существовании говорим. С точки зрения вечности любое время протекает ровно миг, неотличимый от того, что называется "точка", или мы не о вечности говорим. Никто не может выйти из вечности, как выходят из какой-нибудь партии, с ней нельзя покончить, как с какой-нибудь хроникой, е„ круг - совершенно круглый, потому что граница е„ круга недостижима и центр е„ круга везде, или мы не о вечности говорим. Я вс„ равно вечен, хочу я того или нет, или мы не о вечности и не обо мне говорим. Ты вс„ равно вечен, сопротивляешься ты тому или нет, или мы не о вечности и тебе говорим. Желание не быть вечным, сопротивление тому, чтобы быть вечным, это сопротивление тому, чтобы быть, это изъян вечности, или мы не о вечности говорим. Но я, но ты - есть, и наши желание и сопротивление не приведут нас даже к смерти, о бессмертии же и вовсе умолчу... Изъяны не мешают вечности быть вечной. Ведь мы вс„ же о вечности говорим. Желание и сопротивление приведут нас лишь к тому, что мы вечно станем желать смерти, и вечно сопротивляться неизбежному бессмертию, к страданию вечному, и ни к чему больше, ибо мы о вечности говорим. Итак, мы свободно избираем себе вечное наказание, ведь мы желаем и сопротивляемся свободно, и можем сопротивляться вечно, поскольку мы о вечности и говорим. Многие полагают, что свобода - данность или дар вообще сомнительный. Какое же это печальное зрелище! Упрекающий Творца в том, что Он придумал для нас столь изысканное наказание, упрекает Его в том, что он придумал, собственно, человека! Упрекающий требует, чтобы вместо человека Творец создал раба или хряка, то есть, чтобы Творец ограничился при Сотворении Мира самим упрекающим. И больше не смел создавать никого. Многие полагают, что нет более принудительной вещи, чем свобода, но я боюсь, что они путают свободу со свободой хамить. Никто не понуждает тебя быть хряком-хамом, ты сам усматриваешь в хамстве смысл жизни, по своей собственной воле. Ты используешь дар„ную свободу по собственному усмотрению, значит, ты очень предусмотрительный хам. Спросишь, а в ч„м же по-моему этот смысл? Отвечаю словесно: отстань, глупый. При этом я вс„ же отвечаю на вопрос и молча: я тычу пальцем традиционно в себя. Но если бы у Иисуса не были связаны руки, Он мог бы ткнуть пальцем в кого угодно, хоть и в Пилата. У меня также связаны руки расстоянием, иначе бы я ткнул в тебя. Теперь самое главное... Будь спокоен, ты не умр„шь. Если, конечно, ты предусмотрительно же прекратишь измываться над дар„ной тебе свободой и бросишь якшаться с Катькой. Не то таки подохнешь, ведь Катька может довести до гибели кого угодно, стерва. И никакие предусмотрительности тебе тогда уже не помогут. Будь готов, будь готов, парень! Учись у меня школе жизни! А то ведь... объелся разок бараниной, колики, затор, общие судороги, и того: выпускной экзамен. А ты и шпаргалок не заготовил. Не забывай, однако, что не в знаниях дело, когда сда„шь экзамен, а в нюхе. Во-первых, экзаменатор может по запаху обнаружить твои шпаргалки, даже если ты их и успел накатать. А во-вторых, мудрый человек для успешных ответов на отлично в знаниях вообще не нуждается. На то она и мудрость, чтобы делать выводы на почти пустом месте. Можно ведь и глядя на насморк лишь, установить, что вс„ теч„т. А если ты сначала осмотрел вс„ кругом, узнал и запомнил, что вс„ теч„т, а после просто объявил о том, что увидел - то какая же это мудрость! Вот, теперь и сделай выводы сам: дурно это или нет. Я имею в виду вс„, что тут понаписано. Олег. 27 августа Здоймы. Да, я обещал дорассказать про синьориту Росарию... Собственно, рассказывать-то и нечего. Ну, заш„л я тогда в Мадриде в одно заведение по делу. Гляжу - сидит, вся в ч„рном. Глаза масляные. Спрашивает: "Повлиртуем?" Это она так букву "ф" выговаривает. Что же мне - сопротивляться, если она не просто Росария какая-то, а Роза Борисовна Беленькая, нашего консула в Мадриде секретарша и серенький кардинал? Ты спрашиваешь, ждать ли моего появления в столице в сентябре. Не знаю. Но ждать не следует, в любом случае. А будет ли ещ„ тот сентябрь, или нет - кто его знает... Эх, пойду теперь ловить кроликов. Я, понимаешь, настоял, чтобы их больше не было. Шутник-Володичка их и выпусти на волю... А обедать-то нам вс„ равно нужно, или как? 13. ОТЦУ В ПОЛТАВУ. Привет, папуля! Приношу тебе поразительную весть: все жители хутора, то есть, клан Здоймов, либо Абрамовичи, либо Моисеевичи. При этом, конечно, к евреям они никакого отношения не имеют, уж скорее к берберам. Вождь клана, главный бербер - Пылып Абрамович Здойма. А? Двадцать пять лет северного стажа при стальном вожде. Две мировые войны. Он единственный не увечный в сво„м клане. И вот я думаю: может быть, именно возраст и такая биография тому причиной? То есть, что Пылып Абрамович по существу редко бывал на сво„м хуторе, а другие - не вылезали из него, ни разу за всю жизнь. Говоря о других Здоймах "а", я имею в виду тот печальный факт, что все они в той или иной степени увечны. Кто без ноги, кто без руки, кто с увечной шеей, и если кто-то без глаза, то сосед его просто-таки исполосован шрамами... Впечатление, что кто-то проехался по хутору бульдозером, не удаляя его население из хат. То же можно сказать о домашней живности хуторян, и даже о растительности. Деревья у затоки таких форм, словно их ещ„ во чреве матушки-земли изнасиловали: перетянули это беременное чрево обручами, дабы придать е„ здешним чадам балаганный вид. Говорят, вс„ дело в местной воде. Не знаю... По мне, уж если искать объяснений, то менее фантастических. К примеру, известно, что рост есть преодоление силы тяжести. Он - встречное ей, напрямую, движение живого. Значит, если формы растительности непрямы, извилисты, то у не„ нет сил для прямого преодоления в лоб встречной мощи, и она лавирует. Как корабли против слишком сильного ветра. И, значит, в этих местах сила тяжести сгущена больше, чем в других, она тут мощнее по каким-то там причинам... Вот, и такое объяснение будет наверняка ближе к реальности, чем кожевенный заводишко. Балакають Здоймы на никем ещ„ не зафиксированном диалекте. Разве что - в Красной Книге он отмечен, надо бы глянуть. Все они весьма зажиточны, однако, на рынок излишков не вывозят. Откуда же у них деньга? А деньга есть. Лень в город таскаться? Тогда почему они мне, который тут же рядом, отказываются что-либо продавать? Загадка... Во время прогулок по окрестностям часто встречаю путников, одетых в полосатые пижамы, но и в сапоги! Когда я их впервые увидел, понял - вс„, пора на психиатрическую экспертизу. Мне, конечно, вообще-то пора. Но в конкретном случае - нет. Ведь я после узнал, что не призраки это, не продукт моих галлюцинаций, но и не местная берберская мода: здесь в лесу санаторий ТБЦэшников, вот они и гуляют в каз„нном... Меня во время командировок за кордон часто спрашивали европейские интеллектуалы, неужели у вас такой высокий уровень жизни, что каждый ваш подданный имеет возможность купить специальный отпускной костюм? Я только пожимал плечами: а как же, мол, у нас вс„ для человека - и вс„ человеку. А сам отчаянно не понимал, о ч„м там они толдычут. И приписывал вс„ ихнему специфическому интеллектуализму. А теперь - я понял, о ч„м они спрашивали! Ведь они, европейцы, путешествовали в нашей стране в основном по курортам. И со свойственной им склонностью вс„ понимать они и... Меня же вс„ это настраивает на поэтический лад, хорошо думается о бессмертии. Приш„л я к мысли, что бессмертие заключается в собственной вечной памяти о себе. Не чьей-то там чужой, а своей. Как полагаться на чужую, если не токмо что личности, а и целые народы исчезают из истории, а то и при жизни пребывают в безвестности? Итак, я гуляю много. Но отчего-то устал. Может, это от ежедневной ходьбы по склонам? Или от того, что и сам дом стоит на склоне, и постоянное ощущение сползания просто-таки преследует? Нервы, сон тоже того... Кто-то шастает во дворе ночами, кажется, что бросает камни в мою крышу. В смысле, в крышу дома. Поймаю, так думается всю ночь, прикончу. Что в этом хорошего? Может быть, и не высижу тут до сентября, не знаю. Вот. А ты пишешь: не могу ли я присмотреть поблизости домик и для твоей дочери Людмилы! Которую ты упорно называешь моей сестрой. Бог мой, при таких соседях, пусть нас и разделяет речка, не хватает мне ещ„ е„ иметь по соседству! Что же, ради не„ ты согласен и меня вытеснить отсюда? Мне приискать ей домик, да это же, чтобы я своими собственными руками вытеснился отсюда сам! Пожалуйста, хватит так о ней заботиться, позаботься о себе. А дочь твоя, она же сестра моя, сегодня и сама о ком угодно позаботиться может. И дачку не то что в степной глубинке, а и на море купить в состоянии. На настоящем море, мокром, не пересохшем. Пожалуйста, не втягивай меня в е„, в ваши эти хлопоты. У меня своих достаточно. И пиши мне о ч„м-нибудь другом, не только о ней. Или не пиши, пардон, вовсе. Это я шучу... Ведь если о ней, о Людмиле, не писать, то она сама напишет. А это уж совсем, па-анимаешь... землетрясение. Пока. Если выполнишь мою просьбу относительно сюжетов нашей переписки, то со своей стороны и я обещаю впредь сполнять долг. Эпистолярный. Олег. 29 августа Здоймы. 14. Е. А. СЕВЕРЦЕВОЙ В МОСКВУ. Спешу сказать тебе, Катюша, что я тоскую. И представь себе, чего никак не ожидал, по Испании. Особенно тяжко мне теперь вспоминать, сознавать, что для того глухонемого парня в Падроне - помнишь, я писал о н„м оттуда? - я и моя родина не существуем и по сей день. Ибо - с чего бы это? О, Испания, шепчу я теперь по ночам, так как стал плохо спать. О, Испания! О, ты, моя милая девочка, со смуглыми грудками, со школьными тетрадками, и в очках. Где ты? Можешь принять, Катя, вс„ сказанное и на свой сч„т, как обычно. И прошлой ночью я спал плохо. И шептал то же самое... Но по порядку. Собственно, у меня тут два домика. В одном - кухня и столовая, в другом спальня и кабинет. Тут готовят в стороне от жилья, иначе мухи заедят. Сплю я, если сплю, в кабинете. А Володичка с вашим пацаном в спальне. Мальчишка, если тебе интересно, вполне здоров, даже чересчур, на мой вкус. Оба помещения как бы соединяет огромная печь очень милой конструкции, как у средневекового замка: башенки, балкончики, зубчики. Есть и донжон: громадная труба. Кабинет к моему приезду Володичка расстарался выкрасить в цвет крови, даже балки на потолке кровавые. Остались только два беленьких квадратика, вроде лунных, на потолке и на печке сбоку. Кровяной краски не хватило, или Володичка оставил для меня место, где б и я потрудиться мог доступными мне средствами. То есть, он уготовил камеру мне как уже приговор„нному к смертной казни через тот или иной вид кровопускания. Поначалу мы ночевали все втро„м в спальне, она достаточно велика для этого. Окна спальни выходят на восток, на склон и равнину. Солнце вста„т очень рано, когда я только начинаю засыпать. И чувство в той комнате такое, словно вс„ время сползаешь, падаешь куда-то... Потому-то я там и отказался ночевать, если не считать второй причины: вынужденной ночной работы из-за бессонницы. Итак, ночью с их, Володички и мальчишки, стороны - всю ночь горят огон„чки на равнине, гуляет ветер, луна вста„т, облака набегают... С моей же стороны, из кабинетного окна видно только смородину и тополь, поскольку тут продолжается подъ„м холма, приглядеться - сквозь тополиные ветки угадывается его волосатая вершина. Переехав в кабинет, я думал: вот, теперь стану спать получше. И ошибся. Этот тополь, который лезет ко мне в окно, какой-то увечный, как и все тутошние растения. Да и животные с людьми не краше, будто их крутили, вымачивали, выворачивали, красили и сушили в самых дьявольских формочках, связывали после этого в узел и никогда уже не развязывали, словом - как поступают со свиной шкурой на кожевенной фабрике, расположенной в десяти километрах отсюда вверх по течению Псла. Словно вс„ это проделывали не только с дьявольской силой, но и соответствующей злобой. В затоках такие же деревья стоят по пояс в воде. Кто-то тут наш„птывает, напевает мне, что ничего странного во вс„м этом нет, коли чуть выше по течению реки находится кожевенное предприятие. Ха, не смешите! Пусть этот слюнявый кто-то со своими фальшивыми песенками прокатится туда и глянет на тот жалкий заводишко. И на выложенную кирпичом на его фасаде дату, в каком году это народное достояние построено: в тридцать девятом. А на холмах и на равнине дату не поставить, они - достояние вечности. Вот. Этого будет достаточно, чтобы подобные объяснения рассыпались впрах. Окна в доме глухие, не раскрываются. Ставен нет по-прежнему, хоть я и предпринимал действия. Тень старика Василия - прежнего хозяина дома - в образе мыши скреб„тся под печкой. Старый матрац подо мною звенит. Один в вышине, стою над... у края стремнины... но это из другой песни. Вчера попили на кухне чаю и разошлись спать. Я заж„г в кабинете свет, откинул одеяло и обмер: на подушке сидит громадный, с кулак, паучище. Мохнатые ноги раскинул, весь разбух и такой красный, будто кровь его просвечивает, или он чужой кровью уже вымазан. Наверное, от неожиданности и омерзения я прокукарекал, поскольку через секунду ко мне ворвался твой Бурлючина. Разумеется, я и подойти к подушке не решился. Вс„ проделал он. Короче: это оказался вовсе не паук, а очень удачно связанный в его образ шнурок, может и - от ботинка, да только вот почему-то вымоченный в

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору