Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
и мнения, усилит обвинения в безжизненности, жестокости к людям,
обвинения в уме и всех других преднамеренных действиях во зло. И привед„т к
требованиям наказать его, к приговору. Скорее всего, к смертному.
Что же делать ему, автору хроники, если, оканчивая е„, он, в сущности,
сам преда„т себя смерти? Преда„т, не получая взамен от свидетелей его смерти
ни слезинки сочувствия, этого тщетно искомого им утешения? А прекратить
писать до того, как наступит конец, это уже установлено, он не может?
Внезапно осознав смысл этих роковых вопросов, хронист прибегает к
единственному возможному ответу: он решает писать хронику бесконечно. То
есть, называет е„ романом "Тристан, или Гамлет в Британии" и прида„т ей, и
е„ двойнику - истории, форму и содержание "белого бычка". Удалось ли это, то
и другое, их автору - теперь предстоит решать читателю.
Небольшое примечание... Рыская по закоулкам хроник, предлагаемых его
конкурентами, Реверс часто наталкивается на вещи, оставленные ими в
пренебрежении. Идущие генеральными путями искусств так поступают часто.
Например, Шекспир выбрасывает Гамлета, как ненужный балласт, как абсолютно
лишний для автора предмет, с идущего в Англию корабля. И Гамлет в Британию
так и не попадает. Закоулок другой хроники свидетельствует: Гамлет прожил в
Британии около года. Такие исторические аппендиксы распахнуты лишь для того,
кто любит в них блуждать на четвереньках, в пот„мках, иногда - в миазмах, но
рискуя и радуясь. То есть, для народных целителей. А решительные генеральные
хирурги из роскошных клиник такие аппендиксы, не колеблясь, отрезают. Чик -
и вс„.
А зря. В них и жив„т богиня-банальность. Банальнее которой лишь сам Бог.
Переводчик.
***
Дорогой Ф„дор Васильевич! Надеюсь, теперь я полностью удовлетворил Вас. И
дело двинется. Напишите, есть ли у Вас претензии к послесловию, если угодно
- предисловию. Но я бы, будь на то моя полная воля, оставил вс„, как вышло,
а открыл бы роман предисловием авторским, кратким и смахивающим на эпиграф.
Которое и привожу полностью:
"Саксон Грамматик в своей хронике утверждает, что высланный в Британию
Гамлет добрался до не„ и пров„л там около года. Использовавший этот сюжет
Шекспир удалил из него британскую страницу, и из жизни датского принца
увлекательнейший эпизод. Драматург попросту выкинул Гамлета с корабля,
идущего в Англию. И он прав, эта страница не для драмы, а для романа с
комментариями, наилучшим образом возвращающими нас к чистому источнику всех
повествований: к Событию, чь„ бессмертное бытие немыслимо без хрониста и его
хроники."
Что касается обострившейся теперь угрозы самоокупаемости деятельности
Вашего издательства, то и эта книга, и другие, подобные ей, - вот ключ к
решению этой проблемы, я уверен. Вы будете их распродавать скорее, чем
печатать.
Всегда Ваш: О. Исаев.
12 августа Здоймы.
5. А. П. ДРУЖИНИНУ В МОСКВУ.
Здравствуй, друг!
Врут людишки: писать, оказывается, очень легко. Судя по твоим писулям. Но
что ж ты в них такое придумываешь? Скажу тебе - вот так сдрасссьте! Сто раз
тебе объяснялось, что вс„, что я чирикаю из Закордобья, нельзя принимать
всерь„з. Вся эта чушь предназначена не тебе, а третьим лицам, в чьи
обязанности входит следить за моей нравственностью. И за тем, чтобы я свою
нравственность не навязывал другим. В том числе и тебе. И вот, когда третьи
лица читают гадости, написанные мною, они понимают: этот Исаев - понятный,
свой, благонад„жный парень. С вывихами, конечно. Но кто из нас их не имеет?
Бросим-ка эту тему, мой друг. Ведь может статься, что и на внутреннюю нашу
эпистолу смотрят не менее серь„зно, чем на внешнюю.
Ты обмолвился, что боишься, как бы я в какую-нибудь свою поездку не
подмыл на запад. Мол, боишься остаться совсем один. Да в сво„м ли ты уме,
милый? С чего бы это я подмывал?.. Да и другие, которые из заграниц и без
того не вылезают - с чего бы? Подмыть-то просто, а как назад? В этом корень:
всяк бы подмыл, но хочется ведь оставить при себе возможность возвращаться,
и не один раз. Да и эмигрантам нашим того же хочется. Сладость жизни в том и
заключена, чтоб вернуться на Крещатик или Невский в итальянском костюмчике,
подцепить парочку курв, да прокатить их на "Мерседесе" перед окнами своей
прежней коммуналки, чтобы бывшие соседи видели... А без этого - что за
заграница? Тьфу. Поэтому мой вариант, туда-сюда, куда лучше. Я думаю, если
бы объявили поездки в рай, но безвозвратные, то нашлось бы немного
охотников. И эти немногие - вс„ тот же контингент: мошенники, беспредельно
отчаянные и евреи. Ты говоришь - у нас общество паралитиков... Возможность
вернуться, точнее - многократно возвращаться! Дай е„ обществу - и увидишь:
куда только девался его паралич. Паралитик задрожит, вскочит с постели и
забегает туда-сюда.
Но бежать в одну сторону! Это, милый, глупость. От себя - куда ж убежишь?
Бежать надо не от себя, а в себя. В Здоймы, значит. Да и вообще, убежать от
себя - то есть, себя потерять - это ведь потерять свою оригинальную жизнь,
умереть моему Я, а я умирать не желаю. Я ломаю голову над совсем другим: как
бы мне бессмертие выхлопотать. И главное: а сколько там, так сказать - по ту
сторону канала, стоит дом, ты знаешь? Разве я смогу там купить себе такую
усадьбу, как тут, в Полтавской губернии?
Нет уж, если и приходили мне такие мысли, то тут же и пропадали. Я знаю,
откуда они, кто их мне поставляет... Скажем, иду я по улице где-нибудь в
Париже. Глядь - полицейский участок. Бес тут как тут, и шепчет: зайди,
сдайся, скажи им, что ты просишь убежища, что ты - беглый агент
Безопасности... И так далее. Они же примут тебя с распрост„ртыми объятиями!
И... А что - и? А ничего, в полном смысле: уже ни Крещатика, ни усадьбы, ни
семьи, ни любовницы, ни друга. Капут. Слава Богу, что Он не оставляет меня
одного наедине с этими мыслями! Скажем, только я их подумаю - а тут Он
посылает какого-нибудь террориста, тот подбрасывает в привлекающий меня
полицейский участок бомбу, затем трах-тарарах!.. И куда только деваются мои
эти мысли...
А Бог знает, конечно, что делает и с кем имеет дело. Смотрит Он - ид„т
мужичонко Исаев в итальянском костюмчике, ягодицами виляет, в ус не дует,
значит, забыл он обо мне, Боге. Ага, думает Он, а напомню-ка я ему о Себе,
пусть не забывается! И напоминает. Эти подсунутые мне бесами мысли и
террористом бомба - то же самое, как если бы меня сначала бесплатно
шампанским угостили, и сразу вслед за тем, чтобы напомнить о реальности,
свели бы на конюшню и всыпали по тем же виляющим ягодицам простейших розог.
И эффект был бы тот же: я б сразу вспомнил реальность. А не вспомнил бы
сразу - розог добавить. Не находишь ли, друг, что между памятью и задницей
есть несомненная связь? Так же между бесами и порядком: они его постоянно
разрушают, а Бог его по-новой обустраивает с их же помощью.
Теперь же, когда явно затеваются и у нас разрушения и обустройства, то
бишь перемены, говорить о подмывании и вовсе потешно. О переменах - я знаю,
что говорю. Из первых уст, так сказать. Приоткрою тебе краешек мне
известного... Ты, конечно, удивлялся уже происшествию в Луганске, где некий
смелый журналист в смелой официальной газете ругал трусливую официальную
Безопасность? Так вот, удивись ещ„ больше: когда я выезжал за границу на
этот раз, со мной Безопасность беседовала и мягко настаивала, чтобы я более
не отказывался давать интервью эмигрантским газетам, и всем враждебным
радиостанциям, и прежде всего - станции Свобода. И чтобы в интервью я
говорил всю правду, не стеснялся. Вот теперь - удивляйся, друг.
А когда я вернулся, то и у меня от удивления глаза на лоб полезли. Я уже
ждал перемен, конечно, но не таких же резвых! Разница между тем, что я
оставлял, и тем, что застал, вернувшись, как между... опять это слово на
язык лезет... между бесами мелкими и бесами крупными. Между комаром и
крокодилом, между мелкими и крупными неприятностями. Все они даны человеку
для соответствующих дел: комары - чтоб человек не застоялся, крокодилы -
чтобы сразу смерть, если вс„-таки застоялся по тупости своей. И вот, если
мне раньше, при комарах, приходилось маленько „рзать на моих двух стульях -
отечественного производства и импортного, чтобы не провалиться между ними,
то при теперешнем крокодиле мне следует „рзать туда-сюда яростно, чтобы не
помереть. То есть, чтобы эти стулья, столь близко придвинутые сегодня друг к
другу, не прищемили мне мошонку. Надо не только „рзать, но и вертеться, и
подскакивать, чтобы спасти яйца и выжить.
Эх! Разведу я кур в своей усадьбе, да свинью раскормлю, да кроликов
размножу... Объявлю усадьбу независимым графством, сам себе стану платить
налоги, а потом и деньги печатать... А когда прид„т время, все другие
графства объявлю от меня зависимыми, от моих поставок и политически, а после
- моим собственным соедин„нным королевством, затем вступлю в военный союз с
королевством датским... Или наоборот: объявлю ему войну... Или мы вместе с
ним объявим войну королевству на другой стороне аглицкой канавы, или Псла...
не важно. Важно, что я смогу сидеть на таком соедин„нном троне спокойно, не
„рзать и вообще ни хрена больше не делать. Главное - больше никогда ничего
не писать. Надоело.
Вижу - хмуришься ты. Да ведь я ВС‚ шучу, братец. Ты ведь знаешь: что бы я
ни пл„л, и кто бы что про меня ни пл„л, я всегда с тобой. Предчувствую,
скоро мы останемся в одиночестве вдво„м. Что может быть более волнующим?
Разве что... одиночество в одиночку.
Олег. 15 августа Здоймы.
6. Т. Р. ИСАЕВОЙ В МОСКВУ.
Ну, Танька, твой муж пров„л операцию поистине блестящую! Не дачку жалкую
приобр„л, а полную усадьбу. Теперь - жив„м, и какие бы времена ни грянули -
выживем. Мы теперь помещики, рэнчмены, ежели по-новому. Но есть надежды, что
сюда вообще никакие времена не докатятся, как и не докатывались никогда.
Здесь царство вечности. Приедешь - увидишь сама.
Наконец-то я как следует осмотрелся, и докладываю... Итак, земли тут
заливные, извилистой речкой сто раз пересеч„нные, для крупного землепашества
не годящиеся. И в этом наше счастье: их не тронули, и нас не тронут. На
усадебном участке два домика, жилой и кухня с верандой, плюс срубик.
Последний приспособим под баньку. Расположен же участок на холмике, который
мысиком выда„тся в луг. И его, холмик, обтекает кругом речечка Пс„л. Таким
образом мы оказываемся как бы на капитанском мостике. Фуфкины ножки
окрепнут, когда она впоследствии побегает по трапу, то есть - по тропочке
вверх-вниз: горизонтальных путей к дому нет.
С веранды, или с площадки перед домом, вид за речку - как с ведьминой
Лысой Горы. Как с птичьего пол„та: рощицы, луга, гряда холмов налево и
направо, река петлями и ангельские небеса. И слабо дышит ветерок, и писк
людской сюда не долетает. Вокруг участка ид„т старая изгородь из
жердей-варенков, внутри изгороди трава выше пояса, и алые мальвы - выше
плечей. Над входом в жилой дом нависла шелковица, рядом - полуживая дряхлая
груша, дальше чернослив. Урожай чернослива в этом году удивительный, все
пять деревьев увешаны сиренево-синими плодами, и каждый из них покрыт
защищающим от дождя серебряным слоем: как пылью. Когда такой плод кусаешь,
словно сладкое мясо грыз„шь, словно само средоточие жизни посасываешь.
Говорят, такой урожай бывает нечасто. Это - Володичка наш говорит, он
садится на землю удивительно быстро. Боюсь даже, как бы жопку не зашиб.
Из живности тут имеется: аисты, коршуны, дятлы, коровы и овцы, какие-то
изумрудные пташки с хвостами навроде китайских вееров - в дырочках, а в
речке и е„ затоке живут караси и устрицы. При купании следует быть
настороже. Я уже успел наступить на раковинку и порезаться. Говорят также,
что жив„т в затоке даже одна щука. Это снова - Володичка говорит. Он уже
знает.
Вся усадьба имеет вид вполне порядочный, ремонтировать прид„тся немного.
Главное - крыша у жилого дома новая, металлическая. Правда, Володичка успел
потрудиться и кое-что тут наворотил-таки... Приходится с ним спорить. Вид у
него самого похуже, чем у усадьбы в целом. Далеко не тот, какой он имел,
живя со своей Катериной. Ну и понятно, ведь его нынешняя пассия из туземцев,
и за ним не следит, не умеет. Он чувствует, что сделал в сво„ время ошибку,
я думаю... Хотя вслух утверждает, что достиг желаемой гавани и хочет бросить
якорь в ней навсегда. Поэтому, наверное, он стал замкнутый, и ко всему
подозрительный. Представь, он часто беседует с самим собой. Возможно,
обсуждает свои подозрения с собою: выдвигает и задвигает себе "за" и
"против".
Ну, да вс„ утряс„тся, я уверен.
Теперь, чего у нас нет, а нужда в н„м есть. На веранде нет наружной
двери. Продавцы уверяют, что они тут не при ч„м. Я же полагаю - при ч„м. Ну,
не они сами, может быть, а их предок, покойный хозяин дома дед Василий.
Когда он переезжал к сыну в центр села, то и дверь с собой прихватил.
Наверное, чтоб гроб себе загодя построить, ибо через месяц после переезда и
помер. Хорошо, что крышу оставил. Хотя, какой из крыши гроб? Разве что
неприличный: цинковый. Нет также у нас и главного, ставен на всех окнах. Не
мыслю я себе крепкого дома без крепких ставен! Ставни должны быть тяж„лые,
складывающиеся. Ими я и собираюсь заняться в ближайшее время. Володичка по
моей просьбе вед„т на эту тему переговоры с местными умельцами, да что-то уж
больно вяло.
О местных умельцах, и вообще о туземцах... Описать невозможно, что за
чудо. Невиданный народ, словно он - пришелец из "стран дал„ких, неведомых",
но отнюдь не из "благородных". Словно в н„м смешались другие, совсем чуждые
друг другу народы, и получился поразительный третий. Словом, как если бы
кельты смешались не с поздними германцами, а с берберами. Может, так оно и
тут было? Ну, да об этом в другой раз.
Итак, вс„, что мы теперь имеем - это как раз то, что нам надо. Однако, с
приездом не торопись. Я хочу сделать кое-что без тебя, ну, хотя бы те же
ставни. Да с Володичкой-мажордомом отношения наладить... Да поработать хочу
в одиночестве - без тебя.
Если получишь что от Реверса - перешли. То же от Ник. Ал.
Целую, Олег. 15 августа Здоймы.
7. Т. Р. ИСАЕВОЙ В МОСКВУ.
Отправил тебе давеча писулю, а сегодня решил добавить. О тутошних
берберах. Тебе, когда ты сюда явишься при сво„м марафете, да в платьице от
Кардена, да в шанельных облаках над головой, куда будут ударять молнии,
испускаемые твоими бряцающими цацками - предрекаю грандиозный успех.
Скандальный, конечно. Тебе станут рукоплескать не только скрюченные трудами
своими земледельцы, расположившись на амфитеатре грядок и навозных куч, но и
вольные пастухи, и сами их тучные стада: коровы, овцы, гуси. Тебе воспоют
гимны и совсем свободные существа: слепни и навозные мухи. Может быть,
кому-нибудь из публики и до главного берберского бога - Кондратия будет
недалечко... Так что подумай хорошенько, вспомни о свойственном нашей семье
милосердии и общем гуманизме, чтобы не записаться в убийцы: какой наряд и
имидж тебе избрать для сельской жизни.
Уж на что я - зрелище более, чем ординарное! А и то, когда по приезду
пробирался через привыкший к цивилизации центр села, из хат повываливало вс„
население, а ведь мы жив„м далеко не в центре, и даже не на хуторе, но за
колхозной околицей, за границей их земли, можно сказать - вообще за
пределами их части света! Что ж тут, за пределами света, произойд„т, когда
явишься ты! Представь, пробираюсь это я через село, а вдоль тынов стоят
берберы шпалерами, в позах, в которых их застиг столбняк: с отвалившейся
общей челюстью, с выпученными глазами. Я б эту челюсть подп„р палкой, чтобы
вывихи потом не вправлять. И вот, пока я не скрываюсь за горизонтом, они
стоят и смотрят мне вслед. Я был даже раздосадован... Но призвал на помощь
юмор, придумал название их оригинальной позе - "чур, чур меня!", и
успокоился. Как оказалось, совершенно ошибочно. Ибо и их председатель был
среди них, и в той же позе.
Ведь когда он очнулся и из позы "чур-чур" вышел, а это удалось ему, по
всему, к утру следующего дня, так как именно этим утром он ко мне на двор
явился, то приступил к действиям. Придя, как уже я сказал, к нам на двор, он
расстелил там полотно анкеты такой величины, что сразу и занял добрую его
половину. После чего вписал в анкету вс„, что смог из меня вытащить.
Особенно его интересовал адрес роддома, в коем я появился на свет. Не споря
с ним, я выдал ему эту важную тайну, которую наполовину тут же и выдумал.
Ибо - как же я могу точно помнить номер палаты, например? И сделал новую
ошибку: он не смог совместить факт моего рождения в городе Полтава и
проживания в совсем другом городе - в Москве. Он не смог понять, как это
человек может родиться в одном месте, а жить - совсем в другом. Он не смог
вместить этот противоречивый, двойственный факт в одну анкету, как если бы я
родился сразу в двух местах. И он проникся недоверием ко всему, что я ему
сообщил о себе ранее. А что я успел сообщить ранее? Да только то, что
родился. То есть, председатель с недоверием отн„сся к самому факту моего
рождения, хотя я во плоти стоял перед ним. Он заподозрил меня во лжи по
этому вопросу, значит, в том, что я на самом деле никогда не рождался и,
отсюда, не собираюсь, как нормальному гражданину полагается и анкетой
предполагается, умирать. Значит, он заподозрил во мне Кощея Бессмертного.
Расскажи это Фуфке, ей будет интересно иметь такого оригинального папу. Да и
наследственность - штука не последняя в жизни.
Итак, председатель, заподозрив меня в несуществовании или бессмертии, что
одно и то же, он - прав, стал ловить меня на других противоречиях, спрашивая
адреса всех моих московских и полтавских родственников. И вс„ это
гинекологическое древо стал зарисовывать в свою хронику. Когда же он
добрался до родственников ТВОИХ - это уже был персонаж за номером
шестнадцать, ибо я охотно придумывал ему и несуществующих родственников, и
делал бы это до страшного суда охотно, и это была самая страшная моя ошибка,
ведь я тем самым подтвердил сво„ собственное несуществование! Я ведь
подтвердил мирской власти, что сам себя выдумал! Но... тут и власть вс„ же
опомнилась, так как заметила, что в анкете для всего этого вовсе нет графы.
То есть, челюсть председателя власти отвалилась и он сразу принял привычную
позу "чур-чур". И молвил:
- А на кой мне ваши родичи, а?
- А вы не обижайте моих родственников! - запротестовал я.
- Ни, не выйде, - возразил он. - У меня на них граф немае.
- Графы можно подрисовать, - предложил я. - Мой приятель сделает это
запросто, на то он и член МОСХа.
- Шуткуете... - предположил председатель.
- О, нет! - воскликнул я.
- А не... - тут он, наконец, приложил обратно нижнюю челюсть к верхней, -
так почнемо з началу.
Я и прикусил язык. Дело уже тянулось час с лишним. Между тем, это
Володичке надлежало бы вести все переговоры с властями, как номинальному
хозяину усадьбы. Но он, как я уже сообщал, зело углубл„н в себя, и ему не до
событий во внешнем мире.
- Так, - разгладил свою простыню председатель берберов. - И де ж вы
робите?
И мы снова, взлетев назад к левому верхнему углу анкеты, покатили