ара.
     Во второй половине ноября 1942 года,  в  разгар  Сталинградской  битвы,
меня вызвали в Ставку. Принял И. В. Сталин. Сообщил,  что  Генеральный  штаб
разрабатывает наступательную операцию на юге. От меня требуются  предложения
о действиях флота. Еду в Генштаб. Но, оказывается, как это часто в то  время
бывало,  план  операции  был  уже  подготовлен,  Генштаб  интересовали  лишь
отдельные детали. Через несколько дней нас ознакомили с приказом  Верховного
Главнокомандующего. В операции по освобождению Новороссийска перед  моряками
ставились задачи: огнем корабельной  и  береговой  артиллерии  содействовать
частям 47-й армии в прорыве обороны противника  на  участке  гора  Колдун  -
цементные заводы; высадить морской десант в районе селения Южная Озерейка  и
во взаимодействии  с  частями  47-й  армии  взять  Новороссийск;  с  помощью
подводных лодок и морской  авиации  прервать  морские  сообщения  противника
между Крымом и  Таманским  полуостровом;  обеспечить  бесперебойность  наших
морских перевозок вдоль Кавказского побережья.
     На  юг  выехал  мой  заместитель,  начальник   Главного   политического
управления ВМФ Иван Васильевич Рогов. \287\ Человек, без остатка  отдающийся
делу, он всегда стремился быть там, где труднее.
     Иван Васильевич прибыл к нам за два года  до  войны.  Это  был  опытный
политработник, прослуживший в армии более двадцати лет, но на флот он  попал
впервые и  вначале  переживал,  сможет  ли  освоиться  в  новой  обстановке.
Сомнения оказались напрасными. Вскоре Рогов разбирался в  жизни  флота  и  в
психологии моряков не хуже тех, кто проплавал  всю  жизнь  на  кораблях.  Он
подобрал себе замечательных помощников. В  Главном  политическом  управлении
ВМФ трудились И. И. Азаров, А. А. Муравьев, П. И. Бельский, П. Е. Рябов,  Г.
М. Рыбаков и другие политработники, пользовавшиеся  заслуженным  авторитетом
на флотах. В годы войны их редко можно было застать в  Москве,  они  считали
своим долгом  быть  в  сражающихся  частях,  чтобы  лично  контролировать  и
направлять воспитательную работу, помогать политработникам  на  местах.  Сам
Рогов успел уже побывать в горячие дни на Балтике, в Одессе, Севастополе.
     Он много внимания уделял печатному слову. Бывая на флотах,  никогда  не
упускал случая  заглянуть  в  редакцию  флотской  газеты,  поговорить  с  ее
сотрудниками. Заботился, чтобы во флотских газетах и даже газетах соединений
были опытные журналисты, писатели. Особо заботился Рогов, конечно,  о  нашей
общефлотской газете "Красный флот". У меня  сложилось  впечатление,  что  ни
один ее номер не выходил без его участия. В качестве военных корреспондентов
он привлекал виднейших наших писателей - К. М. Симонова, В. В.  Вишневского,
Е. П. Петрова, поэта А. И. Лебедева-Кумача.
     В Геленджик И. В. Рогов выехал не один. Как обычно,  он  взял  с  собой
группу опытных политработников, чтобы организовать действенную и  конкретную
помощь флотским товарищам.
     Сроки на подготовку отводились крайне сжатые. А ведь Черноморский  флот
в то время находился в очень тяжелых условиях. Базировался он на  маленький,
необорудованный порт Поти. Флот после обороны  Севастополя  понес  потери  в
людях и корабельном составе.
     Но мы приняли все меры, чтобы уложиться в сроки. План высадки  десантов
в районах Южной Озерейки и Станички разрабатывался хотя и в спешном порядке,
но  тщательно  и  всесторонне.  Детально  изучался  опыт  прежних  десантных
операций. Было решено в первый \288\ бросок направить моряков. С этой  целью
я своим приказом передал Черноморской группе войск 255-ю бригаду, 323, 324 и
327-й батальоны морской пехоты. Днем и ночью проводились тренировки и учения
десантных  войск  и  кораблей,  отрабатывалось  взаимодействие  между  всеми
участвующими в операции силами.
     В районе Южной Озерейки предусматривалась высадка основного десанта,  а
в районе Станички -  вспомогательного.  Перевозка,  высадка,  артиллерийская
поддержка основного десанта, охранение  транспортных  судов  возлагались  на
контр-адмирала Н. Е. Басистого.
     27 января 1943 года левый фланг Черноморской группы войск Закавказского
фронта,  не  закончив  перегруппировки,  начал  наступление.  Главный   удар
наносился в направлении Верхне-Баканского, а вспомогательный - в направлении
станицы  Крымская.  Армию  поддерживали  силы  флота:  морская  авиация,   6
береговых  батарей,  крейсер   "Ворошилов"   (флаг   командующего   эскадрой
вице-адмирала Л. А. Владимирского) и 3 эсминца. Но успех не был достигнут.
     По плану операции высадка десанта в районе Южной Озерейки  должна  была
начаться лишь после прорыва нашими частями  обороны  противника.  Теперь  же
командующий Закавказским фронтом (ему оперативно  подчинялся  флот)  изменил
свое решение и приказал высадить десант немедленно, полагая, что это ослабит
сопротивление противника и поможет 47-й  армии  прорвать  вражескую  оборону
севернее Новороссийска. Однако десант не удался. Враг смог сосредоточить  на
берегу большие силы. Помешала десанту и штормовая погода.
     Уже начавшаяся в ночь на  4  февраля  высадка  была  прекращена,  часть
десантников по приказу командующего флотом вице-адмирала Ф. С.  Октябрьского
вернули на корабли, а находившимся уже на берегу было приказано  пробиваться
сквозь вражеское кольцо в район Станички.
     Более успешно прошла высадка первого эшелона вспомогательного десанта у
Станички. Корабли подошли здесь к берегу неожиданно для противника, действия
десанта  поддержала  береговая   артиллерия.   Успеху   здесь,   несомненно,
способствовало то, что  внимание  противника  в  это  время  было  отвлечено
отражением ударов с суши и нашего десанта в  Южной  Озерейке.  Отряд  майора
Куникова,  насчитывавший  900  человек,   захватил   и   удержал   плацдарм.
Командующий флотом \289\ немедленно  воспользовался  этим  и  направил  сюда
основные  силы   десанта.   Таким   образом,   вспомогательное   направление
превратилось в главное. К 15 февраля здесь уже были 17 тысяч бойцов,  танки,
артиллерия. Плацдарм был  расширен  до  7  километров  по  фронту  и  на  34
километра в глубину. Развить дальнейшее наступление мы не смогли: не хватало
сил, к тому же десант не получил поддержки с суши, войска 47-й армии  так  и
не смогли продвинуться.
     Главный морской штаб внимательно следил за  ходом  операции,  постоянно
докладывал мне. Мы из Москвы  пытались  помочь,  хотя  это  и  было  трудно.
Командование флота тоже  делало  все  зависящее  от  него,  чтобы  выполнить
задачу, но развить наступление так и не смогло.
     Вернувшийся с Черного моря И. В. Рогов подробно доложил о ходе операции
и ее недостатках. Доскональный  анализ  действий  флотских  частей  произвел
Главный морской штаб. При случае я изложил в Ставке и Генштабе  свое  мнение
по поводу десантов в Озерейке и Станичке, Подчеркивал при этом, что  высадка
войск  с  моря  может  быть  успешной  лишь  при  действенной  поддержке   с
сухопутного направления.
     Побывав в Геленджике, я разобрал ход операции с флотским командованием.
Ошибок, конечно, было много. Флот оказался недостаточно  подготовленным  для
высадки десанта в удалении  от  своей  базы.  И  люди  наши  еще  не  успели
перестроиться: привыкшие к упорным оборонительным боям,  они  в  наступлении
действовали недостаточно четко и напористо.
     И все же десанты под Новороссийском имели большое значение. Плацдарм  у
Станички, получивший название Малой земли, отвлек на себя значительные  силы
противника.
     18 февраля меня вызвали в Ставку. Я получил указание срочно выехать  на
Черноморский  флот  и  проследить  за   переброской   в   Геленджик   войск,
предназначавшихся для высадки на Малой земле.
     К этому времени уже был освобожден Краснодар, но прямое железнодорожное
сообщение туда еще не было налажено, и  наш  специальный  поезд,  в  котором
ехали и представители Государственного Комитета Обороны, шел длинным  путем.
У Саратова мы пересекли Волгу, по ее берегу добрались до Астрахани, а оттуда
уже в Краснодар. \290\
     Только что освобожденный Краснодар еще не  был  разминирован,  и  поезд
остановился не у вокзала, а на подъездных путях разрушенной  электростанции.
В воздухе то и дело появлялись самолеты противника.
     Группа генералов,  возглавляемая  начальником  оперативного  управления
Генерального штаба генерал-лейтенантом С. М. Штеменко, сразу  направилась  к
генералу И. И. Масленникову, который в те дни готовил наступление,  а  я  на
машине поехал через Шапсугский перевал в  Туапсе.  Однако,  когда  я  прибыл
туда, перевозки  войск  уже  заканчивались.  25  февраля  на  борт  эсминцев
"Незаможник",  "Беспощадный"  и  "Сообразительный"   погрузились   последние
воинские части.
     На машинах мы с командующим флотом  вице-адмиралом  Ф.  С.  Октябрьским
проехали в Геленджик. По пути разговор зашел о десантах в Южную  Озерейку  и
на Мысхако. Октябрьский признавал, что  причина  неудачи  в  Южной  Озерейке
заключалась  также  и  в  плохом  взаимодействии  сил  десанта  с  кораблями
поддержки. При таком положении высаженные 1400  человек  не  могли  удержать
плацдарм. Иначе получилось на Мысхако. Здесь меньший по численности  десант,
поддержанный кораблями и береговой артиллерией, действовал дерзко  и  умело.
Десантники  захватили  плацдарм  и  стойко  удерживали  его,  пока  сюда  не
высадились морские бригады и части 16-го корпуса, прочно  осевшие  на  Малой
земле.
     Опыт десантных операций, требующих участия  различных  родов  войск,  и
прежде всего надежной поддержки десанта с моря, воздуха и суши,  убедительно
доказывает, что чем дальше удалено место высадки  от  расположения  основных
сил, тем труднее наладить и реализовать взаимодействие  всех  родов  оружия.
По-видимому, сказалось это и в Южной Озерейке.
     Мы уже знали, что Ставка решила усилить наши войска в  районе  Станички
и, удерживая этот плацдарм,  использовать  его  в  дальнейшем  для  развития
наступления на Новороссийск.
     К концу февраля в Станичке уже действовали два корпуса  -  десантный  и
стрелковый. Они  расширили  плацдарм,  продвинули  его  границу  до  окраины
Новороссийска. Длина фронта теперь здесь достигала 45 километров.
     Внезапно я узнал, что предложено высадить здесь новый  крупный  десант.
По замыслу операция \291\ предполагалась громадная. Но для переброски такого
большого числа войск и техники нам не хватало средств. Еще 11 февраля Ф.  С.
Октябрьский  докладывал  мне  и  командующему   Северо-Кавказским   фронтом:
"...перебросить тяжелую артиллерию, танки, автомашины не на  чем..."  Будучи
на Черноморском флоте, я убедился, что флот действительно не в состоянии был
осуществить такой крупный десант. Вернувшись в Москву, я доложил свое мнение
Ставке. Сталин не  согласился  с  моим  мнением.  По  его  распоряжению  под
Новороссийск выехала специальная группа во главе с Г. К. Жуковым,  чтобы  на
месте уточнить положение дел. С  этой  группой  выехал  и  я.  Так  я  снова
оказался на Северном Кавказе.
     Когда мы вместе с маршалом Г. К. Жуковым и  генералом  С.  М.  Штеменко
прибыли в район Новороссийска, Георгий Константинович в  штабе  командующего
18-й  армией  генерала  К.  Н.  Леселидзе  изучил  возможности   дальнейшего
расширения плацдарма.
     На Малой земле шли тяжелейшие бои. С  холма  на  окраине  Новороссийска
хорошо просматривалась вся Цемесская бухта. Но плацдарма не было видно -  он
был скрыт в сплошном дыму. Доносился грохот артиллерии. В воздухе то и  дело
завязывались воздушные бои.
     В годы войны мне редко доводилось выезжать в войска вместе  с  маршалом
Г. К. Жуковым. Но и из тех немногих поездок я вынес впечатление о нем как  о
выдающемся военачальнике, быстро и верно разбирающемся в событиях  и  людях.
Он глубоко и  всесторонне  вникал  в  обстановку,  схватывал  главное,  умел
доверять и проверять.
     В эти дни я специально занимался вопросом, какую помощь  могут  оказать
войскам на плацдарме Черноморский флот и Новороссийская база, если противник
усилит нажим. Береговые батареи сыграли немалую роль в поддержке десанта, но
им было трудно поражать цели на предельной дальности огня. К  тому  же  наши
батареи почти  всегда  находились  под  воздействием  артиллерии  и  авиации
противника. Мне довелось побывать  на  одной  батарее,  расположенной  ближе
всего к Малой земле. Командир базы Г. Н. Холостяков сказал:
     - Несколько дней немцы вели огонь по этой  батарее.  Сейчас  перестали:
считают ее полностью разрушенной. Так они уже много раз "уничтожали"  ее.  А
она по-прежнему в строю.
     Батарея  из  четырех  100-миллиметровых  пушек   корабельного   образца
находилась в полной  боевой  \292\  готовности.  Однако,  осматривая  ее,  я
поразился. Все вокруг перерыто  снарядами.  Стволы  и  щиты  орудий  покрыты
бороздами от осколков. И все-таки батарея жила и сражалась, в нужную  минуту
выручала десантников, успешно вела контрбатарейную борьбу.
     Вместе с  маршалом  Г.  К.  Жуковым  мы  приняли  меры,  чтобы  усилить
перевозки на Мысхако. Значение этого плацдарма уже  было  очевидным.  Г.  К.
Жуков и генерал С. М. Штеменко, изучая возможности прорыва  нашими  войсками
Голубой линии, усиленно укрепляемой гитлеровцами, большие надежды  возлагали
на  войска,  дислоцированные  на  Малой  земле.  Поэтому  Г.  К.   Жуков   с
пристрастием  выпытывал  у  меня,  как  моряки  обеспечивают  перевозки   на
плацдарм.
     Казалось бы. Малая земля совсем рядом - какой-то десяток миль  отделяет
ее от нашего берега. Однако это расстояние находилось под перекрестным огнем
противника.
     Командир базы Г. Н. Холостяков доложил, что каждый рейс наших  кораблей
на Мысхако сопряжен  с  серьезными  трудностями.  Корабли  и  суда  (главным
образом мелкие) идут только ночью.  Скрытность  их  движения  обеспечивается
дымовыми завесами, отвлекающими действиями специально выделенных корабельных
средств и другими видами маскировки. Переход  прикрывается  огнем  береговой
артиллерии и крупными силами морской авиации.
     Каждая   сколько-нибудь   значительная   перевозка   на   Малую   землю
разрабатывается как сложная боевая операция.  Тщательно  готовятся  средства
доставки и обеспечения, выбираются более неожиданные для врага курсы  судов.
Время перехода меняется каждый раз, исходя из обстановки.  Разведка  заранее
уточняет местонахождение вражеских батарей. Г. Н. Холостяков сказал, что при
этом береговые артиллеристы используют богатый опыт  контрбатарейной  борьбы
ленинградцев. На вражеские батареи нацеливаются  удары  нашей  артиллерии  и
авиации.  Иногда  разыгрываются  короткие,  но  жаркие  бои.  От   орудийных
выстрелов, разрывов снарядов,  от  сотен  осветительных  ракет  и  от  лучей
прожекторов над бухтой бывает светло как днем. Бои на море, суше и в воздухе
не стихают, пока наши корабли идут к Малой земле и выгружаются там.
     Дирижером этого исполинского спектакля выступал командир Новороссийской
военно-морской базы \293\ Г. Н. Холостяков. Несмотря на все  трудности,  нам
удавалось снабжать плацдарм всем необходимым и накапливать там силы, которые
так понадобились позже при освобождении Новороссийска.
     Надежно  прикрывали  плацдарм  морские  и  армейские  летчики,   вскоре
завоевавшие господство в воздухе в этом районе.
     И все же Г. К. Жуков, оценив сложившуюся обстановку, согласился с нами,
что высаживать сейчас новый крупный десант на Малую  землю  нецелесообразно.
При мне он по телефону доложил это мнение в Ставку. Москва согласилась.
     По предложению Г. К. Жукова было решено  прекратить  наступление  войск
Северо-Кавказского фронта,  чтобы  как  следует  подготовить  их  для  новых
решительных действий.
     Г. К. Жуков и С. М. Штеменко выехали в расположение 56-й армии, которой
тогда командовал А. А. Гречко, а я, окончив дела  в  Геленджике,  побывал  в
Туапсе и Поти, посетил корабли. На юге уже была весна. Кругом все зеленело и
расцветало. Чувствовалась весна и в настроении моряков. Оно  было  отличное,
люди рвались в бой.
     После возвращения в Москву я числа 22-го или 23  апреля  был  вызван  в
Ставку.  Сталин  спросил  меня,  кого  бы  я   рекомендовал   на   должность
командующего Черноморским флотом.
     Я знал, что Верховный недоволен Ф. С. Октябрьским. Но не думал, что это
недовольство зашло так далеко. По-видимому, сыграл  свою  роль  и  неудачный
десант в Южную Озерейку. Во всяком случае, дело было  не  исправить:  Ставка
уже приняла решение о снятии Октябрьского. Я предложил назначить вместо него
вице-адмирала Л.  А.  Владимирского,  до  этого  командовавшего  эскадрой  и
проявившего себя решительным и вдумчивым военачальником.
     За все предшествовавшие месяцы войны ни один командующий флотом  у  нас
не был смещен. Смещение Ф. С. Октябрьского тоже оказалось  временным.  Менее
чем через год, в марте 1944 года, он был возвращен  с  Амурской  флотилии  и
снова стал командовать Черноморским флотом. \294\

БЛОКАДА ПРОРВАНА
     Когда я снова прилетел в  Ленинград  в  ноябре  1942  года,  город  еще
находился в тяжелом положении. Все еще трудно было с продовольствием. Кругом
осунувшиеся, бледные от недоедания  лица.  Ленинградцы  пережили  так  много
воздушных налетов и артиллерийских обстрелов, что уже перестали  реагировать
на появление отдельных самолетов и  почти  не  стихавшие  разрывы  снарядов.
Город и в блокаде жил активной трудовой жизнью. Люди  теперь  понимали,  что
непосредственная  опасность  миновала.  Город  снабжался  -  пусть   еще   в
ограниченных размерах - всем необходимым. Слушая сводки  о  контрнаступлении
наших войск под Сталинградом, ленинградцы еще больше воспрянули  духом.  Все
ждали, что скоро начнется и здесь...
     С командующим флотом и работниками штаба  мы  подробно  обсудили  итоги
прошедшей летней кампании и в общих чертах наметили план  действий  на  1943
год. Особое внимание уделили  подводникам,  заслушали  сообщения  командиров
почти всех подводных лодок.
     Несмотря на огромные трудности, подводники Балтики в 1942 году  успешно
действовали на морских коммуникациях противника. Они потопили только за одно
лето 56 вражеских транспортов водоизмещением около 150 тысяч тонн.  Фашистам
все труднее было  пользоваться  морскими  перевозками  для  снабжения  своих
войск. Еще в начале войны немецкое  военно-морское  командование  жаловалось
фюреру, что морские конвои подвергаются  сильным  атакам  советской  морской
авиации и кораблей, несут большие потери и флот не  в  состоянии  обеспечить
коммуникации и тем самым оказать необходимую помощь сухопутным войскам.
     Потопить даже один крупный груженый  транспорт  или  танкер  -  великое
дело. Зарубежные авторы (Броди, Прейс, Кресно и  другие)  подсчитали:  на  2
транспортах по б тысяч тонн и одном танкере в 3 тысячи тонн  можно  за  один
рейс перевезти столько снаряжения, что после распределения на фронте для его
уничтожения потребовалось бы 3 тысячи самолето-вылетов  бомбардировщиков.  А
для потопления этих судов  в  море  достаточно  всего  нескольких  торпед...
Возможно, эти \295\ выкладки и не совсем точны, но они  впечатляют.  Пустить
на дно вражеский корабль с  оружием,  танками  и  другим  имуществом  -  это
действительно существенная помощь нашим сухопутным войскам.
     Подводные  лодки  мы  очень  берегли  и  старались  использовать  их  с
максимальной эффективностью. Помню, когда  над  Ленинградом  нависла  особая
угроза и даже возник вопрос о возможном  уничтожении  кораблей,  кое-кто  из
флотских товарищей предлагал воспользоваться Зундом - проливом,  связывающим
Балтийское и  Северное  моря,  чтобы  перевести  часть  подводных  лодок  на
Северный флот. Уже был назначен и командир отряда, который  поведет  лодки,-
Герой Советского Союза Н. П. Египко. Я доложил Ставке о готовящейся операции
(хотя в душе и не совсем соглашался с этим замыслом).  И.  В.  Сталин  хмуро
выслушал меня и ответил