ложил,
что весь основной подводный и надводный флот вывел  из  базы  на  Кавказское
побережье.
     "Я назначил своим заместителем по обороне главной  базы  контр-адмирала
Жукова",- сообщалось в этой телеграмме. Далее  говорилось,  что  флагманский
командный пункт флота будет переведен в Туапсе.
     После подробного обсуждения с работниками  Главного  морского  штаба  и
адмиралом Галлером положения в Севастополе  я  пришел  к  убеждению,  что  в
сложившейся  обстановке  только  Военный  совет   флота   может   эффективно
руководить защитой города. Помнится, специально обсуждался вопрос и  о  том,
какие корабли следует  оставить  в  Севастополе.  Мне  \155\  представлялось
правильным артиллерийские корабли уводить в последнюю  очередь,  хотя  их  и
могла  уничтожить  авиация  противника.  Впоследствии,  когда  военные  годы
остались позади и оборона Севастополя стала  историей,  а  опытом  уже  было
проверено, как в свое время нужна была  корабельная  артиллерия  для  защиты
побережья Кавказа, приходилось выслушивать по этому поводу  критику  в  свой
адрес. Но я и теперь считаю, что действовал правильно.
     Днем 6 ноября была получена телеграмма вице-адмирала Г. И. Левченко. Он
сообщал об организации двух  направлений:  севастопольского  и  керченского.
Руководство севастопольским направлением  он  брал  на  себя,  а  керченское
поручал своему заместителю, командующему 51-й армией  генерал-лейтенанту  П.
И. Батову. Войска Приморской армии и гарнизон главной базы  Г.  И.  Левченко
предлагал  подчинить  командованию  сухопутных  войск,   оборонявших   Крым.
Пребывание Военного  совета  Черноморского  флота  в  Севастополе,  судя  по
телеграмме, было излишним.
     Я считал это совершенно неправильным. В момент, когда фашисты  готовили
штурм главной базы, когда были особенно необходимы организационная  четкость
и твердое руководство,  предлагалась  смена  командования.  Военному  совету
предлагали руководить  флотом  с  Кавказского  побережья,  то  есть  с  него
фактически снимали ответственность за судьбу главной базы.
     Я был твердо убежден, что только командующий флотом может по-настоящему
руководить обороной Севастополя, и обратился с  просьбой  в  Генштаб  срочно
рассмотреть  этот  вопрос.  Наше  решение  должна  была  утвердить   Ставка.
Начальник Генштаба Б. М. Шапошников согласился со мной.
     В секретариат И. В. Сталина был направлен на утверждение Ставки  проект
директивы, завизированный Б. М. Шапошниковым и мною.
     7 ноября за подписью  И.  В.  Сталина,  Б.  М.  Шапошникова  и  моей  в
Севастополь на имя Левченко была направлена телеграмма. Чтобы  сковать  силы
противника в Крыму и не допустить его на Кавказ через Таманский  полуостров,
Ставка Верховного Главнокомандования  приказывала  считать  главной  задачей
Черноморского флота активную оборону Севастополя и Керченского  полуострова.
Севастополь не сдавать ни в коем случае!
     Все три старых крейсера и старые миноносцы \156\ предлагалось держать в
Севастополе; из них надлежало сформировать маневренный отряд для действия  в
Феодосийском заливе по поддержке войск, занимающих Ак-Монайские позиции.
     Отряду  Азовской   флотилии   было   предложено   поддерживать   войска
Ак-Монайской позиции с севера; линкор  и  новые  крейсера  -  базировать  на
Новороссийск, используя их для операции против берега, занятого противником,
и для усиления отряда старых кораблей.  Базировать  эсминцы  разрешалось  по
усмотрению командующего флотом. Часть  зенитной  артиллерии  из  оставленных
районов предлагалось использовать на усиление ПВО  Новороссийска,  также  по
усмотрению комфлота.
     Приказом  предусматривались  организация  и  обеспечение  перевозок   в
Севастополь и Керчь войск, отходивших на Ялту, Алушту и Судак.
     Истребители, штурмовики и часть самолетов "МБР" предлагалось оставить в
Севастополе  и  Керчи,  а  остальную  авиацию  использовать   с   аэродромов
Северо-Кавказского военного округа для ночных ударов по аэродромам, базам  и
войскам противника в Крыму, эвакуации из Севастополя и Керчи на Кавказ всего
ценного, но ненужного для обороны.
     Руководство   обороной   Севастополя   возлагалось   на    командующего
Черноморским флотом вице-адмирала  Ф.  С.  Октябрьского  с  подчинением  его
вице-адмиралу Г. И. Левченко; заместителем командующего Черноморским  флотом
предлагалось иметь в Туапсе начальника штаба флота.
     Г. И. Левченко предписывалось находиться в Керчи.
     Непосредственным   руководителем   обороны   Керченского    полуострова
назначался генерал-лейтенант П. И. Батов{21}.
     Получив телеграмму,  командующий  флотом  вице-адмирал  Октябрьский  10
ноября своим приказом оповестил:  "руководство  обороной  г.  Севастополя  и
главной военно-морской базой Черноморского флота  Ставка  ВГК  возложила  на
меня". 11 ноября телеграммой в адрес И. В. Сталина и наркома ВМФ он донес  о
вступлении в обязанности командующего СОР и о своих первых мероприятиях.
     Фактически Военсовет флота, где бы он ни находился, постоянно руководил
обороной Севастополя. \157\  Руководство  вице-адмирала  Г.  И.  Левченко  и
контр-адмирала Г. В. Жукова без этого не могло быть  действенным,  поскольку
все боевые средства флота находились в руках командующего.
     К этому времени Приморская армия, которой командовал  генерал-майор  И.
Е. Петров, уже заняла линию обороны. Части Приморской армии и  Черноморского
флота стали теперь единым  целым,  дополняя  друг  друга.  Сочетание  отваги
моряков, готовых отдать жизнь за родной Севастополь, с  мужеством  и  боевым
опытом пехотинцев-приморцев, с умелым и грамотным  руководством  со  стороны
армейских товарищей дало знать себя с первого дня прибытия командарма И.  Е.
Петрова.
     Хочется хотя бы коротко объяснить, почему я  так  упорно  настаивал  на
организации Севастопольского оборонительного района во главе  с  командующим
Черноморским флотом. Несмотря на то что этому флоту приходилось решать много
задач, оборона Севастополя в то время была главной. Только Военный совет мог
привлечь и эффективно использовать для защиты главной базы все  силы  флота.
Именно под его. руководством уже длительное время  строились  оборонительные
рубежи, шло обучение войск береговой обороны и кораблей  эскадры  грамотному
взаимодействию при отражении атак противника с моря и суши.
     Опыт обороны Таллинна и тяжелый прорыв  кораблей  Балтийского  флота  в
Кронштадт показывали, с какими трудностями столкнется  Военный  совет,  если
придется оставлять  удаленный  от  баз  Кавказского  побережья  Севастополь.
Следовало подумать и о том, как командующий флотом, находясь в  Севастополе,
будет руководить боевыми  операциями  на  всем  Черноморском  театре.  Иного
выхода в тех условиях я не видел. Вот почему 7 ноября  я  послал  телеграмму
Военному совету Черноморского  флота:  "Директиву  Ставки  получим,  но  мне
кажется  достаточно  ясно,  что  вашей  главной  задачей  является  удержать
Севастополь до крайней возможности. Так  держался  под  огнем  артиллерии  и
авиации Таллинн, так держался Ханко, так вы, черноморцы, держали Одессу... К
борьбе  за  Севастополь  нужно  привлечь  корабли,  хотя  условия   для   их
базирования там будут трудными. Но вам известно, что весь  Северный  флот  в
Полярном с начала войны находится под ударами авиации{22},  а  линия  фронта
проходит еще ближе. Севастополь можно и нужно защищать, и пока \158\ оборона
его не будет устойчивой. Военный совет должен быть там".
     В  докладе   на   теоретической   конференции,   посвященной   20-летию
Севастопольской обороны, Ф. С. Октябрьский упрекнул командование ВМФ в  том,
что  оно  приказало  ему  тогда  "все  артиллерийские  корабли  оставить   в
Севастополе".
     Однако  такой  формулировки  в  распоряжениях,  отданных   командованию
Черноморского флота, я не  нашел.  И  если  командование  могло  так  понять
указание наркома ВМФ или начальника Главного  морского  штаба,  то,  видимо,
только из-за их нечеткости. Эту вину беру на себя.
     Здесь  уместно  вернуться  к  вопросу  о  боязни   рисковать   дорогими
кораблями.  Нечто  подобное  всегда  влияло  на  решения   командования   об
использовании крупных кораблей. История знает немало случаев, когда опасения
потерять крупные корабли или даже весь флот в серьезной степени  сказывались
на ходе сражений и операций, а  иногда  и  войн  в  целом.  Так,  английский
адмирал Джеллико, несмотря на превосходство в силах, в Ютландском сражении в
мае 1916 года, опасаясь  больших  потерь  своего  "Гранд-флита",  действовал
излишне осторожно и потому  дал  возможность  немцам  выйти  из  сражения  с
меньшим уроном, чем они могли бы понести. Историки впоследствии  оправдывали
его действия тем, что потеря флота для Германии не явилась  бы  национальным
бедствием, а для островной Англии флот - это все.
     Опасение потерять корабли вызвало нерешительность и у адмирала Витгефта
в Порт-Артуре, когда он занял место погибшего адмирала С. О. Макарова. Новые
русские линкоры типа "Севастополь" не были по-настоящему использованы  и  во
время первой мировой войны, так как только сам царь мог дать  разрешение  на
их выход в море. Страх перед впервые появившимися тогда  подводными  лодками
приводил высшее командование в  оцепенение.  Правда,  некоторым  оправданием
осторожности при использовании крупных кораблей служило то,  что  их  гибель
действительно оказывала сильное моральное воздействие на моряков и  даже  на
широкие слои населения. Но угодить общественному мнению бывает  порой  очень
трудно. Бездействует флот или  выполняет  хотя  и  крайне  нужные,  но  мало
заметные на первый взгляд задачи - поднимается ропот и  \159\  недовольство;
провел флот неудачную операцию, потерял корабли - и за это осуждают флотское
командование. Как быть? Конечно, с общественным мнением нельзя не считаться,
но руководствоваться следует и другими факторами.  М.  И.  Кутузов  приказал
оставить Москву, прекрасно зная, какое недовольство вызовет  это  на  первых
порах. Ведь на Совете в Филях большинство даже его ближайших соратников было
против этого. Адмирал Корнилов при согласии Нахимова  распорядился  затопить
эскадру Черноморского флота,  зная,  что  это  отнюдь  не  найдет  всеобщего
одобрения, даже среди моряков.
     Командование  должно  уметь  принимать  решения,   не   боясь   вызвать
неудовольствия ни современников, ни историков.
     На войне в разной обстановке нам приходилось действовать по-разному.  В
начале ноября 1941 года я согласился с мнением начальника Главного  морского
штаба адмирала  И.  С.  Исакова  о  том,  что  артиллерию  кораблей  следует
решительнее использовать для обороны  Севастополя.  Обстановка  здесь  очень
напоминала ту, что сложилась в  Таллинне  в  августе  1941  года.  Тогда  мы
сознательно шли на большой риск и держали  крупные  корабли  на  Таллиннском
рейде, даже когда он весь простреливался вражеской артиллерией. Ведь корабли
строят для боя, а не для парада.
     Забота о сохранении кораблей никогда не должна превращаться в самоцель.
Конечно, все ненужные корабли следовало вывести из-под удара в тыловые  базы
на Кавказском побережье. Но добиваться сохранности линкора  и  крейсеров  во
что бы  то  ни  стало,  когда  поставлена  задача  "любой  ценой  удерживать
Севастополь", мне представляется неправильным. У кораблей эскадры в  те  дни
не было задачи более ответственной, чем защита  главной  базы  Черноморского
флота. Это, естественно, было  сопряжено  с  риском,  но  риск  оправдывался
важностью задачи. Плохо, когда гибнет крупный корабль, но еще хуже, если его
не используют в самый  критический  момент  только  ради  того,  чтобы  этот
корабль остался невредимым.
     Теперь иногда можно услышать мнения, что помимо решения  чисто  военных
задач по обороне главной базы Севастополя эскадра кораблей еще  должна  была
сыграть определенную роль в обороне Кавказа и своим присутствием  на  театре
оказывать влияние  на  борьбу  за  \160\  побережье.  Однако  если  мысленно
перенестись в обстановку тех дней, то едва ли кто способен был  предсказать,
как в дальнейшем будут развиваться военные действия.  Конечно,  очень  жаль,
что мы несли потери в боевых кораблях, но было бы  непростительно  сохранять
эскадру в целости в ожидании какого-то более ответственного  момента.  Самое
худшее  в  подобной  ситуации  -  излишняя  осторожность  и  бездействие.  А
объяснять и критиковать те или иные поступки  после  войны,  когда  на  стол
выложены все карты, куда проще,  чем  принимать  решения  в  ходе  сражений.
Именно на такой случай принято говорить: "Каждый мнит себя  стратегом,  видя
бой со стороны". Кстати, дальнейшие события показали, что  более  острого  и
критического положения, при котором потребовалась бы эскадра, на Черном море
не было.
     Правильное    использование     надводных     кораблей,     разумеется,
предусматривало не скопление их в гаванях Севастополя и неподвижную  стоянку
в определенных местах, а непрерывное маневрирование  как  в  масштабе  всего
морского театра, так и в  районе  базы.  В  критические  моменты  надо  было
использовать и линкор, и крейсера. Так оно и было на практике. Опыт  Балтики
показал, что уничтожить линкор или крейсер с воздуха очень трудно, даже если
они не маневрируют. Так, линкор "Октябрьская революция" и крейсер "Киров"  в
зимнее время вынуждены были стоять на Неве на одном месте. За ними охотились
сотни немецких .самолетов, иногда в корабли попадали фашистские бомбы, но ни
линкор, ни крейсер не потеряли боеспособности. Зато  роль  их  артиллерии  в
обороне Ленинграда оказалась очень действенной. Ради  одного  этого  риск  в
данном случае был вполне оправдан.
     Что же касается использования артиллерийских кораблей в Севастополе, то
их в большом количестве, бесспорно, нельзя было держать одновременно в  этой
базе:
     все  они  оказались  бы  под  ударами  авиации.  Корабли  должны   были
неожиданно появляться в севастопольских бухтах, вести огонь по противнику  и
снова уходить в отдаленные от города базы. Кораблям, которые  постоянно  или
посменно находились в Севастополе, следовало чаще менять позиции, а иногда и
выходить  в  море.  Маневр,  дымовые  завесы,  маскировка   делают   корабли
трудноуязвимыми для авиации врага. Даже  линкор  "Парижская  коммуна"  сумел
избежать повреждений от бомб, хотя неоднократно приходил в \161\ Севастополь
и обстреливал позиции противника. Линкор  вовремя  реагировал  на  воздушную
разведку противника, не  позволяя  немцам  использовать  ее  данные.  А  вот
крейсер "Червона Украина" погиб, потому что был недвижим в то  время,  когда
вражеская авиация несколько дней подряд наносила по  нему  удар  за  ударом.
Если бы корабль вышел в море или хотя  бы  чаще  менял  место  стоянки,  он,
возможно, избежал бы гибели.
     Надеюсь, это не будет понято как упрек в чей-либо адрес- для нас  важна
принципиальная сторона вопроса.
     Первые  числа  ноября  1941  года  оказались   очень   тревожными   для
Севастополя - противник атаковал еще недостроенные, недооборудованные рубежи
обороны.
     Сравнительно малочисленные флотские  подразделения,  батареи  береговой
обороны, поддержанные артиллерией кораблей, мужественно отражали  атакующего
врага. Никто не думал о соотношении сил. Батарея э 54 стреляла до  последней
возможности и уничтожила 16 немецких танков, несколько автомашин с  пехотой.
В памятный день  -  7  ноября  -  пять  героев-черноморцев:  Ю.  Паршин,  В.
Цибулько, И.  Красносельский,  Д.  Одинцов  во  главе  с  политруком  Н.  Д.
Фильченковым - ценою своей жизни остановили танки врага в  районе  Дуванкоя.
Флотские и  армейские  части,  военные  и  гражданские,  мужчины  и  женщины
геройски сражались каждый на своем посту. Отважно несли вахту моряки  боевых
кораблей, а также транспортных судов.  Силы  врага  в  воздухе  превосходили
тогда наши, поэтому кораблям было  нелегко  базироваться  на  Севастополь  и
поддерживать оборонявшие его войска, охранять подходы с моря и  обеспечивать
сообщение с Кавказским побережьем. Ввести в Севастополь или вывести из  него
корабль было задачей, по сложности не уступавшей целой операции и включавшей
бой с самолетами, постановку дымовой завесы, сложное маневрирование.
     Борьба за Севастополь стала делом всего Черноморского флота.
     С 29 октября в Севастополе было объявлено осадное положение. Начавшийся
11 ноября  штурм  города-крепости  продолжался  до  21  ноября.  В  эти  дни
неприятель днем  и  ночью  атаковал  наши  позиции.  Несмотря  на  отдельные
недостатки в организации обороны, героизм бойцов Приморской армии и  моряков
Черноморского флота сделал свое: 11-я немецкая армия не \162\  смогла  взять
город-герой с ходу и вынуждена была остановиться у его стен.
     Говоря о героической обороне Одессы и Севастополя, не могу не вспомнить
о заместителях наркома ВМФ И. В. Рогове и Г.  И.  Левченко.  В  трудные  дни
обороны Одессы и первого штурма Севастополя они находились  на  Черноморском
флоте. Иван Васильевич Рогов не  любил  засиживаться  в  кабинете  и  обычно
просил разрешения выехать на флот - туда, где  было  желательно  его  личное
присутствие. К этому я привык еще в мирное время, и не случайно он  оказался
в Одессе и Севастополе в  самые  тяжелые  для  этих  городов  дни.  Правдиво
информируя ЦК партии и наркома ВМФ  об  обстановке,  он  на  месте  принимал
нужные меры. Гордей Иванович Левченко всю свою жизнь  (начинал  он  с  юнги)
посвятил флоту. В августе 1941  года  он  выехал  на  Черноморский  флот.  В
критические дни находился в городе Николаеве, в осажденной Одессе,  оказывал
помощь местному флотскому командованию. Г. И. Левченко довелось  испытать  и
пережить  вынужденное  отступление  наших  частей  с  Перекопа.   Тогда   он
командовал "всеми войсками Крыма". На его долю  выпала  организация  обороны
Севастополя в самые тревожные для города  дни:  в  конце  октября  -  начале
ноября 1941 года. По решению Ставки именно Г.  И.  Левченко  принимал  меры,
чтобы задержать врага на Керченском полуострове. Превосходство противника  в
силах не позволило это сделать. Но и  отступая,  советские  войска  наносили
гитлеровцам весьма ощутимые удары. Из таких вот ударов  складывался  будущий
успех, а затем и полная победа. Г. И. Левченко сделал все от него зависящее.
Оборона Одессы, Николаева и Севастополя неразрывно связана с его именем.

У СТЕН МОСКВЫ
     Непосредственная   и   серьезная   угроза   столице   стала    особенно
чувствоваться в начале октября. На улицах и  в  предместьях  спешно  строили
огневые точки, сооружали противотанковые укрепления. Государственный Комитет
Обороны принял постановление о частичной эвакуации Москвы. Немецкие  войска,
\162\ занятые до этого  боями  против  вяземской  группировки  наших  войск,
рвались теперь к столице. В сводках стали упоминаться Можайск,  Волоколамск,
Малоярославец. Там войска под командованием Г. К. Жукова, И. С.  Конева,  К.
К.  Рокоссовского  и  многих  других  менее  знакомых   мне   военачальников
сдерживали натиск врага. Не мне описывать эти бои, но вспоминаю, как Георгий
Константинович Жуков однажды, кажется в начале сентября 1944 года, когда  мы
с ним находились в Румынии в штабе Ф. И. Толбухина, делился, как в дни  боев
за Москву он закрывал слабые места в обороне. Сначала он требовал с  дивизии
по батальону, потом по роте и, наконец, лишь по десятку бойцов. Наши  газеты
в те дни призывали решительно покончить с беспечностью и благодушием и прямо
писали, что под угрозой находится само существование Советского государства.
     13 октября я узнал, что утром этого дня состоялось собрание  партийного
актива Москвы. На повестке дня стоял один вопрос:  "О  текущем  моменте".  В
своем докладе секретарь ЦК и  МК  ВКП(б)  А.  С.  Щербаков,  охарактеризовав
обстановку, заявил, что над Москвой нависла угроза.
     Если до 10  октября  речь  шла