близкие - героев,  описанных
пером Толстого.
     Читая оперативные сводки  из  Севастополя  с  названиями  знакомых  мне
населенных пунктов или высот, я отчетливо  представлял  себе  картину  боев,
залпы  наших  крупных  береговых  батарей.  Сколько  раз  доводилось  прежде
буксировать большой корабельный щит, когда эти батареи, порознь или вместе с
кораблями, проводили учебную стрельбу! Я  мысленно  видел  и  гибель  хорошо
знакомого мне крейсера "Червона  Украина",  затонувшего  у  бывшей  пристани
Морфлота, и гибель транспорта "Абхазия"  -  у  стенки  Сухарной  балки.  Но,
конечно, вдали от Севастополя я не мог нарисовать себе  полной  картины  его
героической эпопеи во всех ее деталях. И уж совершенно  не  мог  представить
себе, что от любимого города останутся только руины.
     Теперь город стал еще красивее прежнего.  Вечный  огонь,  зажженный  на
Малаховом кургане, памятники  на  местах  боев  всегда  будут  напоминать  о
славных героических днях.
     Как гранитный  утес  стоял  Севастополь  на  пути  врага.  Гитлеровские
генералы сосредоточивали свои дивизии и армии  для  наступления  на  Кавказ,
рассчитывая  захватить  с  тыла  Новороссийск  и  Туапсе.   Но   Севастополь
по-прежнему приковывал к себе внимание немецкого верховного командования.
     В июне 1942 года борьба за город-крепость  с  каждым  днем  становилась
ожесточеннее. Я ежедневно ждал вопроса Верховного Главнокомандующего: "Как в
Севастополе?" Желая получать информацию из первых рук, он нередко приказывал
мне докладывать ему по телефону. В ту пору Б. М. Шапошников уже сильно \217\
болел, и обязанности начальника штаба переходили в руки А. М. Василевского.
     После наших неудач у Керчи мои доклады о героической борьбе  защитников
Севастополя вызывали у И. В. Сталина, как  я  видел,  явно  теплое  чувство.
Кажется, Черчилль где-то сказал, что, находясь у власти,  человек  не  имеет
представления, "каким чертовски тяжелым может  быть  положение  обыкновенных
рядовых людей". Но тяжелое положение севастопольцев в июне 1942 года мы  все
хорошо представляли.
     12 июня Верховный Главнокомандующий послал им телеграмму:
     "Вице-адмиралу Октябрьскому, генерал-майору Петрову.
     Горячо приветствую доблестных защитников Севастополя -  красноармейцев,
краснофлотцев, командиров и комиссаров, мужественно отстаивающих каждую пядь
советской земли и  наносящих  удары  немецким  захватчикам  и  их  румынским
прихвостням.
     Самоотверженная борьба  севастопольцев  служит  примером  героизма  для
Красной Армии и советского народа.
     Уверен, что славные  защитники  Севастополя  с  достоинством  и  честью
выполнят свой долг перед Родиной. Сталин"{34}.
     К этому времени не только у нас в стране  следили  за  ходом  боев  под
Севастополем.  Многие   понимали,   что   каждый   день   его   героического
сопротивления вносит весомый вклад в общую борьбу с  фашизмом.  "Правда"  15
июня 1942 года писала: "Весь советский народ,  народы  свободолюбивых  стран
сегодня с затаенным дыханием следят за ожесточенным сражением, которое ведет
севастопольский гарнизон, отражая бешеные  атаки  врага".  В  середине  июня
атаки немецких войск  были  действительно  бешеными.  На  карте  Севастополь
выглядел точкой, но сколько было  сосредоточено  в  этой  "точке"  пламенной
ненависти к врагу, какое упорство проявляли наши герои!
     Не задаваясь целью подробно описать борьбу за Севастополь в  июне  1942
года, я  все  же  попытаюсь  по  впечатлениям,  документам  и  воспоминаниям
непосредственных участников проследить ход этой борьбы и дать  представление
о том  поистине  массовом  героизме,  который  отличал  оборону  Севастополя
особенно на последнем этапе. \218\
     Наступление на Севастополь началось мощной артиллерийской и авиационной
подготовкой, длившейся пять дней. За эти дни вражеская артиллерия  выпустила
свыше 13 тысяч снарядов, а авиация сбросила около 48 тысяч бомб.
     7 июня немецкая пехота под прикрытием артиллерийского огня и авиации  и
в сопровождении танков перешла в наступление. Но ни 7, ни  8  июня  враг  не
добился  существенных  результатов.   В   немецком   донесении   сообщалось:
"Наступление наталкивается на планомерно оборудованную, сильно  минированную
и  с  большевистским  упрямством  защищаемую  систему  позиций.  Непрерывный
губительный огонь артиллерии противника ведется по всем  немецким  позициям.
Уже первые дни боев показывают, что под  этим  адским  артиллерийским  огнем
наступление дальше вести невозможно"{35}.
     Да,  "под  адским   артиллерийским   огнем"   наших   батарей   фашисты
действительно не могли наступать так, как им хотелось.
     Они рассчитывали  продвинуться  в  первый  же  день  штурма,  но  якобы
подавленные ими огневые точки оживали будто  по  волшебству.  Не  помогли  и
психические атаки шедших во  весь  рост  гитлеровцев.  Их  отбили  по  всему
фронту. Более трех тысяч вражеских трупов, десятки танков остались  на  поле
боя.
     Необходимо подчеркнуть роль береговой обороны во главе с  генералом  П.
А.   Моргуновым.   Он   и   его   подчиненные   еще   до   войны   произвели
рекогносцировочные  работы  для  строительства  укреплений  вокруг   города.
Правда, к осуществлению этих планов удалось  приступить  лишь  тогда,  когда
враг уже приближался к городу. Личный состав береговой обороны и инженерного
отдела флота в кратчайшие сроки построил доты и  дзоты,  которые  встали  на
пути гитлеровцев. Спешно созданные оборонительные  рубежи  заняли  моряки  и
воины Приморской армии, совершенствуя их уже в ходе  напряженной  борьбы  за
город.
     Батареи береговой обороны стали опорными узлами, а нередко и командными
пунктами  сухопутных  частей.  Упорно  удерживаемые,  такие   опорные   узлы
позволяли выигрывать время  для  передислокации  частей  во  время  яростных
вражеских атак. 305-миллиметровая батарея на  Херсонесском  мысу  сдерживала
атаки  \219\   неприятеля   до   самых   последних   минут   организованного
сопротивления в Севастополе.
     Фашисты стремились взломать нашу оборону, но  советские  воины  дрались
геройски. И если врагу где-нибудь удавалось  захватить  клочок  земли,  наши
бойцы яростными контратаками отбивали  его  обратно.  Полустанок  Мекензиевы
Горы несколько раз переходил из рук в  руки.  Под  градом  бомб  и  снарядов
советские солдаты и матросы восстанавливали разрушенные укрепления,  строили
новые. Боеприпасы и оружие укрывали в скалах. Героически сражались 172,  25,
95 и 345-я стрелковые дивизии, 7-я и 79-я бригады морской пехоты.
     Враг нес огромные потери. Немалыми были они и у защитников Севастополя.
9 июня получила серьезное повреждение  береговая  батарея  э  30,  известная
меткостью  своего  огня.  10  июня  были  потоплены  эсминец  "Свободный"  и
санитарный транспорт "Абхазия".
     Потери  флота  росли,  но,  несмотря  ни  на  что,  корабли  продолжали
сражаться за Севастополь. Гремели залпы орудий крейсера  "Молотов",  эсминца
"Бдительный".
     Самые ожесточенные бои шли  на  Северной  стороне,  где  враг  наступал
особенно яростно, чтобы через Северную бухту усилить  огонь  по  городу.  17
июня мы потеряли в боях очень много  людей  и  техники.  На  следующий  день
гитлеровцам удалось блокировать 30-ю  батарею,  которая  затем  вела  бой  в
окружении. Личный состав батареи решил погибнуть, но не сдаваться.
     Эту 12-дюймовую батарею хорошо знали все черноморцы. Помнил ее и  я.  В
1935 году мне  довелось  быть  свидетелем  ее  отличной  стрельбы.  Командуя
крейсером "Червона Украина", я получил  приказ  буксировать  щит,  когда  на
инспекторскую  стрельбу  к  нам  прибыл  тогдашний  начальник  Политического
управления Красной Армии Я. Б. Гамарник. Все мы радовались точным попаданиям
в щит с первых же залпов, и  никто  не  думал,  что  эти  могучие  орудия  в
броневых башнях через несколько лет будут  вынуждены  отражать  врага  не  с
моря, а с суши. Но случилось именно так.
     Бои становились все тяжелее.
     "95-я стрелковая дивизия почти вся выбита, в полках  осталось  где  сто
человек, а где и меньше того.  Северные  укрепления  защищает  сводная  рота
саперного  батальона  береговой  обороны  главной   базы...   Оставшаяся   у
защитников Северной стороны подвижная артиллерия 95-й стрелковой  дивизии  и
зенитные батареи \220\ ПВО подтянуты к Инженерной пристани  и  Михайловскому
равелину, но...  нет  ни  одного  снаряда  и  негде  взять",-  говорилось  в
оперативной сводке за 20 июня.
     Когда бои за Северную сторону достигли  наибольшего  накала,  туда  для
подкрепления были посланы моряки с кораблей охраны рейда - стало ясно,  что,
если противник захватит Северную сторону и выйдет на берег  бухты,  охранять
рейд уже не будет смысла и возможности.
     Развернулись  бои  за  знаменитый  Константиновский  равелин.  Корабли,
входившие в порт и выходившие из него, всегда следовали мимо  этого  старого
форта. С него в 1854 году  город  был  оповещен  о  приближении  неприятеля.
Теперь под командованием капитана 3 ранга М.  Е.  Евсеева  моряки  вместе  с
пехотинцами майора И. П.  Дацко  отстаивали  последний  бастион  на  пути  к
Северной бухте.
     Положение Севастополя становилось критическим.
     Подобно тому, как в дни битвы под Москвой невольно вспоминались события
Отечественной войны 1812 года, борьба за Севастополь воскрешала его эпопею в
годы Крымской войны.
     - Севастопольцы повторили былую героическую оборону,- сказал мне как-то
нарком судостроительной промышленности  Вячеслав  Александрович  Малышев,  с
которым мы были тесно связаны во время войны.
     - И да и нет,- ответил я.- Тогда война  шла  в  одном  измерении  -  на
земле, теперь же враг наносит удары и с воздуха, и с моря.
     Да,  испытания,  выпавшие  на  долю  Севастополя  в  1941-1942   годах,
несравнимы с теми, что были в прошлом  столетии.  Шипящие,  готовые  вот-вот
разорваться ядра, изображенные на старых картинах, не могут идти ни в  какое
сравнение с авиабомбами, снарядами, минами,  которые  сотнями  тонн  фашисты
обрушивали на город изо дня в день. Никакие укрытия  не  спасали  от  мощных
взрывов. Даже броня башенных орудий береговых батарей не всегда  выдерживала
попадания крупнокалиберных снарядов. Не  было  во  время  Крымской  войны  и
полной круговой осады. Когда все возможности обороны были исчерпаны  и  было
решено отступать, русские войска по наведенному через бухту  мосту  ушли  на
Северную сторону.
     Сейчас здесь борьба шла не на жизнь, а на смерть.  Немцы  атаковали  со
всех сторон, за спиной наших \221\ бойцов было море да сотни миль расстояния
до кавказских берегов.
     Стремясь лишить Севастополь всякой поддержки извне, уничтожить все пути
к нему по воде и по воздуху, немцы бросили в дело новые соединения авиации.
     Когда  положение  стало  совсем  критическим,   лидер   "Ташкент"   под
командованием капитана 3 ранга В. Н. Ерошенко и комиссара Г.  А.  Коновалова
доставил пополнение: в Севастополь была переброшена 142-я стрелковая бригада
(1264 человека) и немного боеприпасов. Это был последний рейс в  Севастополь
крупного надводного корабля. Лидер всего несколько часов находился в гавани,
где обстреливался почти каждый  метр  водного  пространства.  За  это  время
"Ташкент" успел разгрузиться и принять на борт 2300 женщин, детей и раненых.
     Если бы на "Ташкент" было принято такое количество здоровых людей, то и
тогда невозможно было бы не удивляться, как они там разместились. Но,  кроме
людей, лидер взял еще знаменитую панораму "Оборона  Севастополя",  спасенную
матросами из огня.
     На рассвете 27 июня Ерошенко повел корабль в Новороссийск. Враг  послал
вдогонку авиацию. "Юнксрсы" и "мессершмитты" сбросили на "Ташкент" не  менее
трехсот бомб. Несмотря на умелое маневрирование  корабля,  несмотря  на  его
сильный и меткий зенитный огонь, гитлеровцам удалось положить  рядом  с  ним
много бомб. "Ташкент" получил повреждения, принял много воды и, по рассказам
очевидцев, только чудом оставался на плаву.  Экипаж  и  пассажиры  держались
исключительно мужественно.
     Командующий эскадрой Л. А. Владимирский на  торпедном  катере  вышел  в
море, чтобы лично встретить лидер и, если потребуется, оказать  ему  помощь.
Вечером 27 июня "Ташкент" благополучно прибыл в  Новороссийск.  Но  это  был
последний рейс корабля. Вскоре он был потоплен немецкой  авиацией  в  гавани
Новороссийска. Последнее свое плавание совершил на нем  и  писатель  Евгений
Петров.
     С Евгением Петровичем я познакомился в 1933 году во время  заграничного
плавания в Турцию, Грецию, Италию. Ближе я узнал его во Владивостоке в  1938
году - там мы вместе были на учениях в море. После этого изредка встречались
в Москве или разговаривали по телефону. По  словам  людей,  видевших  Е.  П.
Петрова в последние недели его жизни,  его  мечтой  было  побывать  \222\  в
Севастополе. И он побывал там.  Был  очевидцем  последних  дней  героической
обороны и перед отъездом  позвонил  мне.  Обещал  рассказать,  а  главное  -
написать обо всем,  что  увидит.  Нелепая  смерть  настигла  его,  когда  он
возвращался на самолете в Москву.
     Вспоминаются слова Е. П. Петрова о поведении командира корабля  Василия
Николаевича Ерошенко и всего экипажа:
     "Не могу без волнения вспоминать об этом. Я почти все  время  находился
на мостике и своими глазами видел, как действовали моряки  во  время  налета
вражеской авиации и атак торпедных катеров... Ерошенко, например,  во  время
налета авиации переходил с правого крыла мостика на левый.  Щурясь,  смотрел
на пикирующий самолет,  определял  расстояние  до  него  и  хриплым  голосом
командовал: "Лево руля", "Право руля". Иногда даже ободряюще подмигивал  мне
как пассажиру..."
     Да, Василий Николаевич Ерошенко  проявил  себя  настоящим  героем.  Под
стать ему оказался и личный состав. Недаром С. М. Буденный, благодаря личный
состав, сказал в Новороссийске: "Я знал в гражданскую войну немало героев  и
героических  дел,  и  мне  приятно   было   сегодня   узнать,   что   вы   -
моряки-черноморцы, экипаж "Ташкента" - проявили массовый героизм".
     Говоря о подвиге "Ташкента", не могу не вспомнить добрым словом эсминцы
"Бдительный" и "Безупречный" под командой А. Н. Горшенина и  П.  М.  Буряка.
Экипажи обоих кораблей героически проявили себя еще в  дни  обороны  Одессы.
Самой высокой похвалы заслуживали прорывы эсминцев в осажденный Севастополь.
     Особенно трудные задачи выпали на долю "Безупречного". Петр  Максимович
Буряк был человеком редкой храбрости. Он верил в свое военное счастье, и ему
действительно везло до поры до времени. Пять  раз  пробивался  "Безупречный"
сквозь огненную блокаду  к  защитникам  Севастополя  и  оставался  при  этом
невредимым. В конце июня 1942 года "Безупречный" снова ушел  в  Севастополь.
Из этого похода он уже не вернулся. Эсминец погиб, когда до цели  оставалось
всего несколько десятков миль. Шедший рядом "Ташкент" пытался помочь  людям,
оказавшимся в  воде,  но  потерпевшие  знали,  что  лидер  везет  пополнение
городу-крепости, и наотрез отказались от помощи.
     В  тот  день  вместе  с   Петром   Максимовичем   Буряком   погиб   его
шестнадцатилетний сын Володя, плававший \223\ юнгой на эсминце...
     Неисповедимы бывают не только  судьбы  людей,  но  и  судьбы  кораблей.
Подводная лодка "М-32" под командованием капитан-лейтенанта Н. А.  Колтыпина
утром 23 июня, доставив в Севастополь мины для минометов, патроны и  бензин,
вынуждена была уйти под воду, чтоб не погибнуть под  огнем  врага.  Командир
решил не всплывать, пока бухту не скроет от глаз противника ночь. Но еще при
переходе в Севастополь насыщенная парами бензина лодка стала огнеопасной,  и
днем в центральном посту произошел  взрыв.  Несколько  подводников  получили
ожоги и ранения. Нечем стало дышать.  Но  всплыть  до  наступления  темноты,
повторяю, было невозможно. Постепенно  люди  стали  терять  сознание.  Через
несколько часов в сознании находились только  капитан-лейтенант  Колтыпин  и
старшина  Пустовойтенко.  Около  17  часов  впал  в  полуобморок-полусон   и
капитан-лейтенант, правда, перед этим он успел приказать старшине, чтобы тот
разбудил его в 21 час. С трудом продержавшись до этого срока,  Пустовойтенко
попробовал поднять командира, но  тот  оставался  недвижим.  Итак,  на  всей
лодке, кроме старшины, не было никого, кто мог бы  что-то  делать...  Стоило
Пустовойтенко на минуту  ослабить  волю,  задремать,  и  никаких  шансов  на
спасение всех, кто был в лодке, не осталось бы.
     Понимая это, старшина стал продувать цистерны.  Лодка  всплыла.  Первым
долгом он хотел вынести на воздух и привести в чувство командира.  Но,  едва
открыв люк, Пустовойтенко сам потерял сознание. Никем не  управляемую  лодку
понесло к каменистому берегу. Казалось, все кончено... Однако  Пустовойтенко
все  же  пришел  в  себя.  Вынес  наверх  командира.  Сознание  вернулось  к
капитан-лейтенанту. Свежий воздух вернул к жизни и других членов экипажа.  И
хотя лодка была уже на камнях, людям ценой неимоверных усилий удалось  снять
ее. Подводная лодка "М-32" 25 июня пришла в Новороссийск.
     В последние дни июня обстановка в Севастополе резко ухудшилась.  В  это
время командующий оборонительным районом Ф. С. Октябрьский вместе  с  членом
Военного  совета  Н.  М.  Кулаковым  телеграфировал:  "Москва  -  Кузнецову;
Краснодар - Буденному, Исакову.  Исходя  из  данной  конкретной  обстановки,
прошу разрешить мне в ночь  на  1  июля  вывезти  самолетами  \224\  200-250
ответственных работников, командиров на Кавказ, а также  и  самому  покинуть
Севастополь, оставив здесь своего заместителя генерал-майора Петрова  И.  Е.
Противник прорвался с  Северной  стороны  на  Корабельную.  Боевые  действия
приняли  характер  уличных  боев.  Оставшиеся  войска  сильно  устали,  хотя
большинство продолжает героически драться. Противник  резко  увеличил  нажим
авиацией, танками. Учитывая сильное снижение огневой мощи, надо считать, что
в таком положении мы продержимся максимум 2-3 дня".
     Об  этой  телеграмме  мне  доложили  около  И  часов  30   июня.   Хотя
Севастопольский   оборонительный   район   оперативно   подчинялся   маршалу
Буденному, я понимал, что моя обязанность прежде всего -  своевременно  дать
ответ.  Армейское  командование  в  Краснодаре  еще  болезненно   переживало
недавнюю неудачу на Керченском полуострове. По опыту  эвакуации  Таллинна  я
полагал, что главком едва ли примет решение сам, не запросив Ставку. Времени
же для запросов и согласовании уже не оставалось. По обстановке было ясно:
     Севастополь придется оставить. Поэтому, еще  не  заручившись  согласием
Ставки,  я  приказал  ответить  вице-адмиралу  Октябрьскому:  "Нарком   ваше
предложение целиком поддерживает"{36}. Переговорив со Сталиным, в  16  часов
40 минут я послал Военному совету Черноморского флота телеграмму о том,  что
эвакуация Военсовета разрешена{37}.
     В  ночь  на  1  июля  Военный  совет  Черноморского  флота  вылетел   с
единственного оставшегося в наших руках аэродрома около Херсонесского  маяка
в Новороссийск.
     Соглашаясь  с  эвакуацией  Военного  совета  флота  из  Севастополя,  я
рассчитывал на то, что  в  городе  останется  генерал-майор  И.  Е.  Петров,
заместитель команд дующего флотом,  который  будет  руководить  обороной  до
последнего момента. Но 1 июля в телеграмме в адрес Сталина, мой и  Буденного
уже из Новороссийска Военный  совет  флота  донес:  "Старшим  начальником  в
Севастополе  оставлен  комдив-109  генерал-майор  П.  Г.  Новиков,   а   его
помощником по морской части - капитан 3 ранга А. Д. Ильичев". Это  было  для
меня полной неожиданностью и поставило в трудное положение перед Ставкой.
     - Вы говорили, что там останется  генерал-майор  Петров?  -  нахмурился
Сталин.
     Мне  ничего  не  оставалось,  как  сослаться   на   первую   телеграмму
командующего \225\ Черноморск