повреждения были
нанесены крупные.
     Успешно действовала наша авиация и  на  Черном  море,  нанося  удар  по
Плоешти. Корабли Черноморского флота готовились ударить по Констанце. (...)
     Колокола громкого боя, загремевшие  на  кораблях,  подняли  моряков  на
борьбу со смертельным врагом.
     Действия немецкого флота против нашего Балтийского фактически  начались
за несколько дней до \31\ войны. Фашистские подводные лодки были высланы  на
позиции к нашим берегам по меньшей мере за два дня. Уже 21 июня  немецкие  и
финские корабли начали ставить мины на вероятных  путях  движения  советских
кораблей в устье Финского залива. (...)
     Отдав распоряжение о повышении готовности,  Военный  совет  флота  стал
анализировать обстановку, прикидывая, откуда и в каком  направлении  следует
ожидать нападения. Как в Таллинне, так и в  Москве  самым  опасным  участком
побережья представлялся район Либавы. Там наши сухопутные и морские  границы
примыкали непосредственно к Германии. И действительно, война для Балтийского
флота началась на суше, на участке Либавы.
     В предвоенные дни, думая о грядущих  событиях,  мы,  моряки  стремились
разгадать планы гитлеровского морского командования. Сводки, поступавшие  из
Генштаба, говорили о сосредоточении крупных  сил  немцев  по  всей  западной
границе; здесь, очевидно, предполагались основные сражения  сухопутных  сил.
Роль Балтийского флота становилась в этой связи  весьма  ответственной.  Его
главнейшей   задачей   являлось    обеспечение    флангов    стратегического
развертывания наших Вооруженных Сил, а потом - и действия их. Было очевидно,
что будущий фронт с первых дней войны упрется флангами на севере в Баренцево
море, южнее - в Балтику.
     Как и многие мои товарищи, я, не допуская мысли  о  глубоком  вторжении
неприятеля на территорию нашей страны, все же считал возможной его попытку с
ходу захватить Либаву. Вот почему, посетив эту базу перед войной, я вместе с
командованием Прибалтийского военного  округа  занимался  вопросами  обороны
Либавы с  суши.  Ведь  точно  так  же,  как  флот  обязан  с  моря  прикрыть
развертывание  армии,  задача  армейских  частей  -   прикрыть   мобилизацию
военно-морских баз. Если сухопутные войска не прикроют развертывание  флота,
он не сможет успешно решать боевые задачи. Это полностью подтвердилось в  те
дни, когда противник  быстро  продвигался  к  Риге  и  Таллинну.  Повышенная
готовность флота к моменту нападения, минные заграждения, мощь батарей - все
оказалось в конечном счете недостаточно эффективным, корабли вынуждены  были
оставлять свои базы и отходить на восток. \32\
     Ход событий в Либаве вкратце был таков.
     Командир базы М. С. Клевенский 19 июня получил приказ о переводе частей
базы на готовность номер  два.  Об  этом  он  известил  своего  оперативного
начальника - командующего Прибалтийским военным  округом  и  командира  67-й
стрелковой  дивизии  генерала  Н.  А,  Дедаева,  с  которым  ему  предстояло
взаимодействовать. Около 23 часов 40 минут 21 июня  приказом  комфлота  была
объявлена готовность номер один с  разрешением  применять  оружие  в  случае
нападения и с предупреждением, что  нападение  возможно  в  ближайшую  ночь.
Командир базы немедленно оповестил об этом командира дивизии.
     В 4 часа 22 июня гитлеровцы перешли в наступление  в  районе  Палангена
(Паланга), и одновременно их авиация начала бомбить аэродром в Либаве. 291-я
пехотная дивизия врага форсированным маршем по прибрежной  дороге  двигалась
на город. Части еще не  развернутой  по  военному  времени  67-й  стрелковой
дивизии и военно-морской базы оказали противнику героическое  сопротивление.
С утра 22 июня наши корабли начали ставить мины у входа в базу;  на  позиции
были  высланы  подводные  лодки,  а  часть  кораблей  направлена  в  Виндаву
(Вентспилс) и Усть-Двинск (Даугагрива).
     Хотя противнику не  удалось  захватить  с  ходу  Либаву  и  бойцы  67-й
стрелковой  дивизии,  поддержанные  береговыми  батареями,  отразили  первый
натиск, гитлеровцы к исходу 25 июня все же  прорвались  к  судостроительному
заводу "Тосмаре". Командир эсминца "Ленин" капитан-лейтенант  Ю.  Афанасьев,
как старший в группе ремонтирующихся кораблей, приказал взорвать те из  них,
которые были не способны выйти в море. Это  ответственное  решение  являлось
правильным. Тогда же были взорваны склады боеприпасов и топлива.  В  течение
25 и 26 июня продолжалась борьба за город и базу. Вечером 26  июня  командир
дивизии и командир базы получили приказ отходить.  Осуществить  его  удалось
только  частично:  дороги  на   Виндаву   были   уже   заняты   противником.
Сопротивление в различных точках Либавы продолжалось еще пять дней, и только
на шестой смолкли последние выстрелы.
     Первому сильному натиску врага на Либаву оказывали сопротивление помимо
67-й стрелковой дивизии и батарей береговой обороны флотские  подразделения:
училище ПВО, дислоцированное в Либаве, эскадрилья  \33\  МБР-2  и  некоторые
другие части. Следует отметить участие в боях и моряков-пограничников.
     Командир Либавской военно-морской базы смелый и  энергичный  капитан  1
ранга М. С.  Клевенский  позднее  рассказывал,  как  тяжело  было  управлять
обороной базы при подавляющем превосходстве противника на земле и в воздухе.
     Благодаря героизму защитников Либавы, молниеносной атаки  у  немцев  не
получилось,  они  понесли  большие  потери.  Мы   обязаны   отдать   должное
командирам,  политработникам  и  бойцам  67-й  стрелковой  дивизии,  личному
составу береговых батарей и кораблей Либавской базы - они сделали  все,  что
могли, в той трудной обстановке. Изучая  кратковременную  оборону  Либавы  в
самые  первые  дни  войны,  можно  найти  много  поучительного  в   вопросах
подготовки флотских частей базы и прикрывавшей ее дивизии, а также в области
взаимодействия военного округа и флота.
     Либава едва ли могла устоять при наличии тех преимуществ, которые имели
тогда немцы в численности войск, уровне техники (самолеты, танки)  и  боевом
опыте. Однако город мог продержаться дольше. Он не был  застигнут  врасплох,
на что  иногда  ссылаются  при  описании  боев  передовых  частей.  Как  уже
говорилось, командир базы, а от него и командир 67-й стрелковой дивизии  еще
вечером 21 июня знали о возможном нападении врага в ближайшую ночь  и  могли
привести части в готовность. Первые выстрелы на границе и  налет  фашистской
авиации на рассвете 22 июня не были для них неожиданными. Это  очень  важные
факты  для  анализа  недостаточной  прочности  обороны  Либавы  и  выяснения
истинных причин этого явления.
     Там, где оборону ведут вместе  армия  и  флот,  вопросы  взаимодействия
имеют исключительное значение. Стрелковой дивизии, оборонявшей Либаву, могли
оказать  огромную  помощь   береговые   батареи,   артиллерия   кораблей   и
подразделения моряков.  Все  эти  силы,  сведенные  в  одно  целое  и  умело
направленные, способны были сделать многое. Но они  не  были  объединены,  и
вину за  это  нельзя  перекладывать  на  командира  стрелковой  дивизии  или
командира военно-морской базы. Вопрос о том, кому оборонять Либаву,  острова
Эзель (Сааремаа), Даго (Хийумаа) и полуостров Ханко, кто  должен  стоять  во
главе обороны, кому подчинять ответственных за  оборону  лиц  -  округу  или
флоту, \34\ обсуждался до войны в наркоматах обороны и ВоенноМорского Флота.
Что  касается  Либавы,  то  здесь  напрашивалось  одно  решение:   назначить
ответственным за ее оборону командира базы, придать ему некоторые стрелковые
части и, подчинив все эти силы командующему Балтийским флотом, готовить их к
обороне как с моря, так и с суши. Но в Генеральном штабе тогда одержало верх
другое мнение{6}. Хотя впоследствии командиру Одесской  военно-морской  базы
контр-адмиралу Г. В.  Жукову  подчинили  для  обороны  Одессы  целую  армию,
командующему Балтийским флотом в Таллинне - корпус, в отношении Либавы перед
войной вопрос был решен иначе. 67-ю стрелковую дивизию включили в состав 8-й
армии, а  Либавская  военно-морская  база  вошла  в  оперативное  подчинение
командующего Прибалтийским военным округом.
     Надо признать, что  обороне  Либавы  с  суши  не  придавалось  должного
значения. Меня это беспокоило. В 1940 году,  будучи  в  Риге,  мы  с  В.  Ф.
Трибуцем побывали у командующего военным округом Ф. И. Кузнецова. Речь зашла
о сухопутной обороне Либавы и Риги. Командующий округом  не  разделял  наших
тревог, он и мысли не допускал, что в случае войны наши войска могут  отойти
так далеко.
     Теперь мы расплачивались за недооценку сухопутной обороны баз.  Хотя  в
Либаве было достаточно  сил  -  стрелковая  дивизия,  береговая  артиллерия,
корабли, авиация,- мы не сумели использовать их  с  должной  эффективностью.
Дивизия  оказалась  растянутой   на   200-километровом   фронте.   О   своей
ответственности за определенные направления и  за  строительство  укреплений
вокруг города командир дивизии и командир  базы  договорились  только  перед
самым вражеским нападением. Лишь в самый последний  момент  были  составлены
таблицы артиллерийского огня для поддержки войск, а командир дивизии вступил
в командование всеми  силами,  оборонявшими  базу.  С  таким  же  опозданием
началось формирование  частей  из  моряков  и  гражданского  населения.  Вот
почему, несмотря на героизм защитников города, в том числе и  самого  Н.  А.
Дедаева, отдавшего жизнь в этих боях, оборона Либавы длилась так недолго.
     Считаю своим  долгом  повторить,  что  ответственность  за  это  нельзя
возлагать  на  местное  командование.  Организация  сухопутной  обороны  баз
зависела \35\ прежде всего от Генерального штаба. Не могу  снять  вины  и  с
себя: в свое время надо было проявить больше настойчивости в  решении  этого
вопроса.
     События  развертывались  так  стремительно,  что  все   предварительные
оперативные наметки  оказались  нереальными.  Балтийцам  пришлось  выполнять
совсем другие задачи применительно к обстановке, которая  складывалась  пока
далеко не в нашу пользу.
     Быстрое продвижение  немцев  к  Риге  и  далее  к  Пскову  и  Таллинну,
естественно, вынуждало их широко использовать морские  пути.  Уже  в  первой
половине июля  были  обнаружены  отдельные  транспорты  и  небольшие  конвои
противника, шедшие вдоль побережья через Ирбенский пролив  на  Ригу.  Самым,
подходящим средством для удара по транспортам была, конечно, минно-торпедная
авиация. Она годами готовилась  именно  для  этого.  Но  ввиду  чрезвычайных
обстоятельств основная масса авиации флота была нацелена на танковые колонны
врага, двигавшиеся на Ленинград. Кроме  того,  она  прикрывала  дравшуюся  в
Эстонии 8-ю армию и бомбила немецкие  части,  наступавшие  на  главную  базу
флота - Таллинн.
     Обстановка на Балтике в первые недели войны была нервозной.  Приказания
командующему ВВС флота генералу М. И. Самохину давались нередко  "напрямую",
без ведома командования КБФ. Чисто  флотские  задачи  авиации  КБФ  в  такой
обстановке отходили на второй план. Командующий флотом адмирал В. Ф.  Трибуц
резонно докладывал  о  ненормальном  или  просто  тяжелом  положении,  а  мы
отвечали ему стереотипными  для  тех  дней  указаниями:  "Таллинн,  Ханко  и
острова Эзель и Даго удерживать до последней возможности".
     Иных указаний мы дать тогда не могли.  Перед  нами  был  враг  сильный,
опытный, тщательно, до мелочей, подготовившийся к нападению.  Героизм  наших
людей был безграничен, они не жалели сил, чтобы остановить врага. Но еще  не
хватало боевого опыта. Чтобы приобрести его, требовалось время. А  время,  в
свою очередь, требовало усилий и немалых жертв. Эти усилия и жертвы не  были
напрасны. Без упорной борьбы  в  Либаве,  а  затем  на  территории  Эстонии,
возможно, не выдержал бы месячной осады и Таллинн, а без борьбы за  Таллинн,
за острова Эзель и Даго, за полуостров Ханко, в свою очередь,  труднее  было
бы отстоять \36\ Ленинград в критические сентябрьские - октябрьские дни 1941
года.
     То, что авиацию КБФ пришлось нацелить на сухопутные объекты,  а  не  на
вражеские конвои, было в создавшейся обстановке неизбежно. В  данном  случае
не следует подходить к делу только с академической меркой и рассуждать, кому
и как полагается действовать в соответствии с параграфами боевых  уставов  и
наставлений. Необычная обстановка  тех  дней  часто  требовала  и  необычных
решений.
     Я уже говорил, какое значение мы придавали в мирные дни сосредоточенным
ударам авиации, подводных лодок  и  надводных  кораблей  различных  классов,
ударам одновременно всеми силами и  в  выгодном  для  нас  месте.  Но  чтобы
наносить сосредоточенные удары, надо было держать инициативу в своих  руках,
своевременно знать о движении неприятельских кораблей и располагать временем
для организации таких ударов. Однако и при этих условиях, как мы  убеждались
еще до войны, "сосредоточенные удары" получались, как правило,  лишь  тогда,
когда  руководители  учений  ограничивали  "противника"   в   его   движении
определенными курсами. Теперь же, когда мы обнаруживали конвой немцев  часто
уже при входе в Рижский залив, нам ничего не оставалось, как наносить  удары
лишь теми силами, которыми мы в тот момент располагали.
     Еще  советско-финская  война  зимой  1939/40  года  подтвердила  старую
истину, что учиться воевать следует в условиях, как можно более приближенных
к боевым, но в первые месяцы после нападения на нас фашистской  Германии  мы
снова убедились, что в этом направлении нами было сделано далеко не все.
     Что было,  то  было.  Сейчас  полезно  сказать  об  этом  откровенно  и
подчеркнуть,  насколько  важно  постоянно  помнить  о  возможности  войны  и
готовиться к ней, не  допуская,  где  можно,  условностей.  Не  случайно  на
памятнике С. О. Макарову в Кронштадте были высечены слова: "Помни войну".
     Несмотря на наши промахи, роль, которую сыграл  Военно-Морской  Флот  в
обеспечении  флангов  армии,  была  исключительно  важной.  Нельзя   считать
случайностью или просчетом немецкого  командования,  что  Красная  Армия  не
только в начале войны, по и позже не имела у себя в тылу ни одного  десанта,
высаженного с моря{7} \37\
     Важным фактом являлась стойкая оборона наших военно-морских баз,  когда
они оказывались на флангах сухопутных  частей.  В  этих  случаях  фашистские
войска встречали  упорное  и  длительное  сопротивление  на  суше,  зачастую
сказывавшееся на темпах продвижения всего фронта.  Понимая  это,  Гитлер  не
случайно требовал от Антонеску в августе -  сентябре  1941  года  как  можно
быстрее захватить Одессу. А город-герой, сопротивляясь, оказывал влияние  на
ход сражений всей южной группы немецких армий. Если говорить о Балтике  июля
- августа 1941 года, то немецкий  флот  в  то  время  не  проявил  ожидаемой
активности. Только в самом  конце  сентября  в  Або-Аландские  шхеры  пришла
эскадра в составе  самого  крупного  немецкого  линкора  "Тирпиц",  тяжелого
крейсера и нескольких легких крейсеров, да почти в то  же  время  соединение
крейсеров сосредоточилось в Либаве. А между тем мы вполне резонно  полагали,
что германская армия и флот будут тесно взаимодействовать именно  здесь,  на
ленинградском направлении, опасались высадки морских десантов, ожидали,  что
крупные корабли противника будут  серьезно  препятствовать  нашей  эвакуации
морем из Таллинна.
     Почему немецкий флот был так пассивен в то время?
     В западногерманской мемуарной литературе послевоенных лет  я  не  нашел
прямого ответа на этот вопрос, но его касается в своей книге "Война на  море
1939-  1945"  Фридрих  Руге,  один  из  гитлеровских  адмиралов,   а   затем
командующий  военно-морским  флотом  ФРГ.  Он  пишет,  что,  составляя  план
"Барбаросса", Гитлер и его генералы рассчитывали на успех  блицкрига  и  без
активного участия флота. Время показало несостоятельность  чисто  сухопутных
или морских концепций ведения войны.
     Немецкое командование все равно вынуждено было использовать свой  флот,
когда операции на суше пошли совсем не по плану "Барбаросса".
     Находясь на сугубо субъективистских позициях  самостоятельной,  точнее,
самодовлеющей морской стратегии, Руге  и  сейчас,  судя  по  его  книге,  не
понимает, что в войне Советского Союза и Германии, несмотря на то что  центр
тяжести борьбы в  силу  чисто  географических  причин  был  на  суше,  флоты
обязательно должны были действовать совместно с  сухопутными  войсками.  Это
отчетливо представлял себе наш Генеральный штаб, сумевший по указанию Ставки
\38\ оперативно исправить в ходе войны промахи мирного времени. Это понимали
и мы, моряки, когда готовились  к  поддержке  сухопутных  войск,  призванных
решать главную задачу.
     Подтверждая, что при составлении планов  нападения  на  Советский  Союз
Гитлер и его окружение явно игнорировали возможности  флота,  Руге  считает,
что советский флот выполнял несвойственные ему задачи,  принимая  участие  в
боевых действиях совместно с сухопутными войсками. По мнению  Руге,  в  этом
сказалась... слабость нашего флота, якобы неспособного выполнять свои прямые
задачи. На деле же в этом была сила нашего флота. В Одессе и Севастополе,  в
Таллинне и на Ханко моряки действовали, сообразуясь с  общей  стратегией{8}:
сражаться с врагом, где бы ни довелось - на море, в  воздухе  или  на  суше.
Именно  поэтому  наша  флотская  авиация  часто  видела  главную  задачу   в
подавлении сухопутных объектов, оставляя в стороне чисто  флотские  объекты.
Когда потребовалось, флоты  дали  сотни  тысяч  человек,  сформировав  части
морской пехоты, дравшейся - и как дравшейся!- почти на всех  фронтах.  Такая
"пассивность" нанесла гитлеровцам немалый урон.
     А Руге да и другие западногерманские мемуаристы и  историки  игнорируют
роль наших моряков на первом этапе войны, их помощь сухопутным войскам.
     Анализируя причины пассивности немецкого флота,  я  склонен  на  первый
план поставить боязнь немцев понести большие потери от нашей минно-торпедной
авиации,  подводных  лодок  и  мин.  20  подводных  лодок   Краснознаменного
Балтийского флота в первые же дни войны  были  развернуты  в  море.  Нелишне
добавить и то, что Гитлер очень  болезненно  реагировал  на  потерю  крупных
кораблей.
     Колоссальная  стоимость  каждого  крупного  корабля   и   невозможность
возместить его потерю в ходе войны  давали  себя  знать  и  в  нашем  флоте.
Помнится, с каким беспокойством смотрели мы на линкоры, стоявшие на открытом
рейде Таллинна, как стремились быстрее перебазировать их в более  безопасное
место - Кронштадт. Так было и на Черном море. Но, если требовала обстановка,
наши крупные корабли, не в пример немецким, смело вводились  в  бой.  Линкор
"Севастополь"  мы  использовали  для  обстрела  \39\  позиций  противника  у
осажденного Севастополя и в других  местах.  Балтийские  линкоры  "Марат"  и
"Октябрьская революция" со своей мощной артиллерией  активно  участвовали  в
обороне Ленинграда, сначала маневрируя на ограниченном  пространстве  вблизи
Кронштадта, а затем стоя у стенки.
     Тяжелые месяцы пережили балтийцы в 1941 году, когда флот  вынужден  был
отходить от Либавы до Кронштадта. Немало трудностей было и позже, хотя  даже
трудная зима 1941/42 года была, по-моему, менее тяжелой, чем  первые  месяцы
войны. Именно в эти месяцы подверглись жестокой проверке, суровым испытаниям
наши люди. И они героически выдержали эти испытания.
     Балтийский флот годами готовился  к  войне  на  море:  к  действиям  на
коммуникациях, к  бою  на  минно-артиллерийской  позиции  в  устье  Финского
залива, к  обороне  своих  баз  с  моря,  к  защите  от  вражеских  десантов
побережья. В начале войны флоту пришлось повернуть пушки,  так  сказать,  на
сто восемьдесят градусов и действовать "на обратной директрисе", как шутливо
выражались иногда на своем языке артиллеристы.
     Сложившаяся обстановка вынудила отказаться от планов,  ра