етить, как в  миг  перед  столкновением
вниз застучал ливень мелких камней, - и Растерзяк оказался на нем.
   Кусая и дубася друг друга, они покатились по  узкой  тропке;  низкий  рык
темного зверя был равен по силе безумному вою Фритти.
   Лязгнув зубами,  увернулись  друг  от  друга  и  разбежались  в  стороны,
описывая стиснутый круг по своему крохотному уступу; инстинкты смертного боя
подталкивали их все ближе и ближе  друг  к  другу,  пока,  прыгнув,  они  не
сцепились сызнова.
   Ритуал  повторялся  и  повторялся.   Превосходящие   размеры   Растерзяка
размывали угасающий напор Фритти, но  тот  не  поддавался.  Они  боролись  и
кусались, падали в стороны, снова свивались в клубок. Оба кота  двигались  с
мучительной медлительностью мрачных слепых существ на дне Большой Воды,  тех
слепых созданий, что пожирают друг друга среди ила.
   Наконец Растерзяк осилил Фритти, подтолкнул его к краю тропы. Голова  его
бессильно свисала с неописуемой высоты над катящимися водами. Пещера  гудела
теперь от непрестанного грохота самих камней крыши - точно  над  головами  у
них плясали великаны.
   Фритти лежал недвижно. Изогнутая струя  раскаленной  жидкости  пронеслась
мимо его морды. Растерзяк зарылся зубами в затылок Фритти, плотно  сжав  ему
хребет. Хвосттрубой ощутил, как могучие челюсти сжимаются... сжимаются...  и
вдруг давление прекратилось.
   Когтестраж ослабил хватку. Теперь он глядел на  Фритти  сверху,  упершись
лапами в его грудную клетку. Что-то изменилось в  глазах  Растерзяка  -  они
забегали.
   -  Звездномордыш?  -  спросил  он.  Взгляд  безумной  ненависти  как   бы
изменился,  перешел  во  что-то  вроде  страха.  -  Так  это  и  впрямь  ты,
звездномордыш? -  Казалось,  он  впервые  опознал  Фритти,  словно  тот  был
устрашающим наваждением, помрачением, которое  внезапно  стало  правдой.  На
морде у Растерзяка вновь появилось выражение ненависти.
   - Ты уничтожил  меня,  солнечный  крысенок,  -  прорычал  он.  Когтестраж
растерянно вертел головой из стороны в сторону, вглядываясь в дальние  стены
пещеры. - Что случилось?! - завопил он. - Что же приключилось с моим...
   Страшный скрежещущий рев - и громадный вал серого камня прокатился  перед
глазами  Фритти,  унося  Растерзяка  из  поля  зрения.  Потом  все  исчезло;
Хвосттрубой остался один на уступе. Болезненно повернув голову,  он  увидел,
как ниже его последние из скользящих камней съехали  по  наклонной  каменной
стене и с оглушительным всплеском канули во вздувшуюся реку.  От  Растерзяка
не осталось и следа.
   Фритти выпрямился и тяжело вскарабкался на обломки, оставленные  лавиной,
потом захромал вверх по извилистой тропке. Пещера теперь  тряслась  всерьез;
вода внизу прыгала и мощными столбами взметалась к кровле пещеры. Жара  была
гнетущая; Хвосттрубой напрягал всю свою решимость, чтобы не улечься там, где
был.
   Он  добрался  до  туннеля,  ведущего  наружу.  Пещера   Потока   угрожала
развалиться на куски позади него. Он бесчувственно одолевал  фут  за  футом;
устало тащился, покуда уже не смог идти дальше -  ничком  повалился  на  пол
туннеля. И смутно  различил  то,  что  показалось  ему  счастливой  прихотью
воображения, - клочок неба. Стены туннеля тоже содрогались.
   "Как забавно, - рассеянно подумал он. - Всякий знает, что под  землей  не
бывает неба".
   Последним шумом, который он слышал, был грохот взрыва внизу, в пещере. Он
звучал так, будто разом повалились все деревья  Крысолистья.  Потом  туннель
позади него обрушился.
   ГЛАВА
   ТРИДЦАТАЯ
   Бедная смятенная душа! Средь лабиринта,
   Заблудившаяся душа!
   Джон Донн
   Весна  так  и  бурлила,  так  и   вскипала,   выталкивая   наружу   самые
беззастенчивые ароматы и запахи, - прямо  под  Хвосттрубоевой  спиной  земля
была тепла от напора обновляющейся жизни. Скоро он поднимется и  побредет  к
своему гнезду, к себе, в ящик на крыльце М у р ч е л о в ы х  владений...  а
пока что он с удовольствием валялся на траве. Ветерок  ерошил  ему  мех.  Он
беззаботно болтал ногами в воздухе,  наслаждаясь  прохладой,  проветриваясь.
Глаза закрыты, позади - долгий день  баловства  с  Писклями  и  шастанья  по
деревьям... он чувствовал, что мог бы, пожалуй, проваляться  вот  так  целую
вечность.
   Пушистый ветерок принес чуть слышный писк, слабый, как  радостный  вскрик
полевки, нашедшей свой мышиный  клад  глубоко  в  земле.  Глубоко-глубоко  в
земле. Новый вскрик - теперь погромче,  -  и  Фритти  почудилось,  будто  он
слышит свое имя. Зачем это кому-то вздумалось его беспокоить? Он было  вновь
попытался вернуться в приятную мечтательность,  но  умоляющий  голосок  стал
настойчивее. Ветер усилился, со свистом проносясь мимо его усов и  ушей.  Ну
почему этот его полноценный день должен  быть  испорчен?  Голос  походил  на
Мягколапкин или Мимолеткин - ф е л ы ведь все одинаковы: обходятся  с  тобой
как со старым ежом, пока нужны тебе,  а  потом  всюду  следуют  за  тобой  и
завывают, будто поранились. С тех пор как  он  забрал  Мягколапку  оттуда...
оттуда... где нашел ее... Этого с тех пор не бывало... вот уже больше Ока...
   "Хвосттрубой!"
   Опять этот голос. Лоб у Фритти наморщился, но он не  снисходил  до  того,
чтобы открыть глаза. Ну разве что, может, взглянуть мельком...
   Почему же он не может хоть что-нибудь увидеть? Почему все черно?
   Голос снова  вскрикнул,  звуча  так,  словно  исчезал  в  длинном  темном
туннеле... или словно это он сам проваливался... во тьму...
   Свет! Куда подевался свет?

   Кто-то - или что-то - лизало ему морду. Жесткий, настойчивый язык натирал
самые болезненные места, но когда он попытался отклонить  голову,  боль  эта
стала сильнее. Он лег по-прежнему, уступив, и через  некоторое  время  перед
глазами у него стали возникать небольшие световые  пятна.  Возможно,  он  не
разобрался бы в этих кружащихся, прыгающих бликах, если бы нос не  распознал
наконец  знакомый  запах.   Плавучие   пятна   стали   срастаться;   чернота
расступалась, как высокая трава под лапой.
   С яростно-сосредоточенным видом  Мимолетка  умывала  ему  морду  шершавым
розовым языком. Фритти не сумел как следует навести на нее взор -  она  была
слишком близко, и усилие оказалось болезненным, но запах  подтвердил  -  это
она. Он выговорил ее имя и удивился, что она не отозвалась. Попробовал снова
- и на этот раз она отстранилась, взглянула и крикнула кому-то, кого он  еще
не видел: "Приходит в себя!"
   Фритти попытался поздороваться с ней, высказать, до чего рад видеть ее на
полях живущих - если только это они, - но не успел и  звука  проронить,  как
снова соскользнул в черноту.
   Когда позже он очнулся, возле Мимолетки был большой косматый  рыжий  кот.
Он далеко не сразу узнал принца Сквозьзабора.
   - Что... что... - Голос его был очень слаб. Он сглотнул. - Что произошло?
Мы... на поверхности земли?
   Мимолетка наклонилась вперед; зеленые глаза ее были теплы.
   - Не пытайся разговаривать, - успокоительно сказала  она.  -  Ты  спасен.
Сквозьзабор вытащил тебя.
   Фритти ощутил слабый бессознательный укол ревности.
   - Где Шустрик? - спросил он.
   - Ты скоро его увидишь, - сказала она и взглянула на принца.  Сквозьзабор
засиял грубовато-добродушной веселостью.
   - Тревожились о тебе. Не думай... тревожились. Ну и свалка, ну и  свалка.
Баснословное побоище.
   Принц, казалось, готов был отвесить Фритти добродушный шлепок.  Мимолетка
вдвинулась меж Сквозьзабором  и  его  предполагаемой  жертвой,  которая  уже
изнемогала.
   - Спи, спи и предоставь Муркле излечить тебя, - сказала она.
   Хвосттрубой неохотно расслабился. Такое множество вопросов...

   Фритти нашел исцеление в сонных полях. Скоро он понял, что может  сидеть,
хотя от этого у него и кружилась голова. При дотошном самоосмотре  серьезных
ран  не  обнаружилось.  Многочисленные  царапины  перестали  кровоточить,  а
терпеливое попечение  Мимолетки  счистило  с  его  короткого  меха  основные
сгустки запекшейся крови. Глаза у него опухли - ему трудно было открывать их
больше чем наполовину - но в целом он был в неплохой форме.
   Мимолетка еще не хотела отвечать на его вопросы  и  сидела  в  терпеливом
безмолвии,  покуда  он  выжимал  из  нее  сведения.  Сквозьзабор   частенько
наведывался повидать Хвосттрубоя,  пока  тот  восстанавливал  силы,  но  при
непоседливом нраве ему трудно было подолгу сидеть и разговаривать. Посещения
его были сердечны, но коротки.

   Сны Фритти были не совсем неверны. Земля была  теплой.  Отдаленные  части
Леса Крысолистья покрывал снег; белый покров тянулся к туманному  горизонту,
но опушка леса, на которой очнулся  Хвосттрубой,  была  зелена  и  влажна  -
тонкий травяной ковер водянист и сыроват,  словно  снег  внезапно  стаял  от
жаркого солнца. Мимолетка сказала, что так было и во всей округе  Холма,  но
что она думает - снег со временем вернется. Все-таки это был  еще  не  конец
зимы.

   Проходили дни, и Фритти вскоре поднялся и стал ходить. Они  с  Мимолеткой
обследовали скоропалительно зеленый лес, шагая вдвоем  сквозь  ложную  сырую
весну. Здесь и там можно было услышать одиночных к р ы л я  н  о  к,  храбро
распевавших на древесных вершинах.
   Фритти все еще не видел Шустрика, но Мимолетка обещала вскоре сводить его
к нему. Шусти тоже выздоравливает, сказала она, и его не стоит волновать.
   Кое-где   среди   преждевременной   зелени   возникали    морды    других
соплеменников,  изможденные,  с  глазами  навыкате.  Большинство  тех,   кто
прорвался на свободу  в  последние  Часы  Холма,  задержались  здесь  совсем
ненадолго, уйдя, чтобы поискать лучших охотничьих  угодий  или  вернуться  в
родные места. Казалось, никакой дух товарищества не связывал этих уцелевших:
они один за другим уходили, едва набрав достаточно сил  для  похода.  Только
больные - и умирающие - остались от Сквозьзаборова отряда охотников, и принц
тем не менее  скоро  поведет  большинство  своего  отряда  назад,  к  лесным
убежищам Перводомья. Наряжена будет небольшая стража, чтобы остаться и нести
караул на месте событий.
   Увидев этих выживших, Фритти громко спросил о судьбе бесчисленных  хозяев
и рабов, которые не убежали. В ответ Мимолетка, как могла, рассказала Фритти
о последнем Часе Закота.
   - Когда мы оставили тебя... с тем зверем, - сказала она,  -  я  уж  и  не
ожидала, что снова тебя увижу. Казалось, весь мир разваливался на куски.
   Она некоторое время шла молча. Фритти попытался было  сказать  что-нибудь
ободряющее, но она остановила его пытливо-строгим взглядом.
   - Шусти был полумертвый, весь  окровавленный.  По  последнему  туннелю  я
волокла  его  вверх  за  шею.  Все  падало,  рушилось...  грохотало,  словно
сражались какие-то гигантские существа. Наконец мы продрались из этого места
в долину; она была под снегом. Там были еще и другие, измолоченные, вопящие.
Мы  были  словно  потерянные  к  а,  спотыкались,  валились  в  снег.  Земля
колебалась.
   Тут они вышли на край Крысолистья. Перед ними простиралась чуть  уходящая
вверх равнина, скользкая от подтаявшего снега; капельки мерцали  на  листьях
низкорослой растительности.
   - Я увидела кого-то, -  продолжала  на  ходу  рассказ  Мимолетка,  -  кто
метался вокруг, громко крича и направляя Племя  то  туда,  то  сюда...  это,
конечно был Сквозьзабор. Я догнала его и рассказала, что произошло. Боюсь, в
этот  миг  я  была  чуточку  невменяемая,  но  принц   понял.   Он   сказал:
"Хвосттрубой? Юный Хвосттрубой?" Сквозьзабор не столь уж стар, но  действует
так, словно ему охота быть постарше. Во всяком случае, он  сказал:  "Слышать
не хочу - только не юный Хвосттрубой -  надлежит  что-нибудь  предпринять  -
любой  ценой!"  Ты  знаешь,  как  он  разговаривает.  Ну,  он  собрал  кучку
соплеменников поздоровее, и я повела их всех назад к туннелю. И  осталась  с
Шустриком, чей... который был очень слаб и плох.
   Они нашли тебя, полупогребенного под грязью и камнями, и вытащили  оттуда
за миг до того, как остатки Холма содрогнулись, расступились...  Я  долго  и
знать не знала, жив ли ты. Была не  в  силах  вынести  ожидания,  пока  тебя
отыскивали.
   Фритти переступал через изогнутый корень и не различил выражения, которое
было на мордочке серой ф е л ы. На  миг  остановившись,  чтобы  отряхнуть  и
обсушить намокшую лапу, он спросил:
   -  Что  ты  имеешь  в  виду,  когда  говоришь,  что   Холм   содрогнулся,
расступился? Боюсь, я как следует не помню, чем все кончилось.
   - Я как раз и собираюсь тебе показать, - сказала Мимолетка.
   Охваченные раздумьем, они еще какое-то время тащились  вверх  по  покатой
равнине. Наконец добрались до края долины, на которой стоял Холм.
   Там, где Закот некогда раздвинул землю долины своею мрачной головой,  был
теперь широкий неглубокий  водоем  -  земля  просела,  словно  под  тяжестью
непомерно широкой лапы. Почва была черна, как крыло К а р к а р я к а.

   На обратном пути в Крысолистье Фритти снова попросился к Шустрику.
   - Он пробыл со мной дольше, чем кто-нибудь другой, Летка, - заключил он.
   Ее, казалось, обеспокоило то, что он употребил это сокращенное имя.
   - Я вовсе и не пыталась тебе помешать, - горестно сказала она.  -  Просто
посоветовала, как, по-моему, было бы лучше... Он сделался очень странным,  -
добавила она через миг.
   - Кто мог бы его упрекнуть  после  всего,  что  он  перенес?  -  возразил
Фритти. - Кто мог бы упрекнуть любого из нас?
   - Знаю, Хвосттрубой. Бедный Шустрик.  Да  и  Гроза  Тараканов.  -  Фритти
вопросительно глянул на нее, но Мимолетка печально покачала головой: - Я еще
не спросила, но, пожалуй, знаю. Он был... Ну,  ты  слишком  запоздал,  чтобы
помочь ему, верно?
   Фритти взвесил свою тайну и решил сохранить ее.
   - К тому времени, когда я нашел его... Грозы Тараканов не было.
   "И это сущая правда", - подумал он.
   - Такие печальные времена, - сказала Мимолетка. - Пожалуй, я отведу  тебя
к Шустрику. Завтра, ладно? - Фритти одобрительно кивнул. -  Я  его  ведь  не
знала, - продолжала она. - Я о Грозе Тараканов. Понимаешь, я вовсе  не  хочу
тебя обидеть, Хвосттрубой, но у тебя самые странные друзья и знакомые!
   Фритти засмеялся.
   - А на обратном пути я тебя перегоню! - сказал он, и  они  понеслись  как
одержимые.

   Вместе с рассеянными лучами Раскидывающегося Света появились  Сквозьзабор
и другие гости.
   Фритти, приободренный  прогулкой,  разглядел  принца,  вразвалку  идущего
сквозь подлесок; влага поблескивала на космах его шкуры. Бок  о  бок  с  ним
шествовала изящная фигура Чутколапа. Вслед за радостным  криком  Хвосттрубоя
раздались общие теплые приветствия, и три кота, два крупных и один небольшой
с удовольствием разлеглись и заговорили.
   - Говорят, Потягушево доверие к тебе полностью оправдалось, Хвосттрубой.
   При веских  словах  Чутколапа  Фритти  чуть  не  принялся  извиваться  от
удовольствия, но приличия, известные зрелому коту,  подавили  эту  слабость,
помешали ему ей поддаться.
   - Я польщен, что великие охотники вроде принца и вас  так  считают,  тан.
Должен признать, что большую часть времени, которое я провел  в  том  месте,
мне  следовало  бы  добиваться  быстрой  безболезненной   смерти.   Поистине
следовало бы.
   - Но ведь ты не умер, разве не так? - возликовал Сквозьзабор.  -  Что  за
блоха тебя за нос кусает? Чушь какая-то!
   - А еще, говорят, послал  за  помощью  белку,  -  улыбнулся  Чутколап.  -
Необычно, но действенно.
   На сей раз Хвосттрубоевы извивы стали ускользать из-под гнета приличий.
   - Спасибо вам обоим, - сказал он. - Главное, впрочем,  что  вы  пришли  в
Холм. Я видел это: это было замечательно. - Фритти отрезвел.  -  Я  видел  и
то... чудовище, которое вызвал Живоглот. Ужасно... ужасно.
   Чутколап кивнул:
   - Такого существа просто не должно быть. Мне уже  трудно  припомнить,  на
что оно походило, до того оно  было  неправильно.  Б  р  р  я  д  во  плоти.
По-моему, я скоро буду радоваться, что не могу вызвать в памяти  его  облик.
Но оно стало причиной тяжелых потерь. От него пал Мышедав, Харар упокой  его
могучее сердце, - он и другие, которых мне и не счесть.
   - А... Толстопуз что... погиб? - тихо спросил Фритти.
   Чутколап на миг умолк, призадумавшись; поднял голову, криво усмехнулся:
   - Толстопуз? Он тяжело ранен, но  выживет.  -  Тан  рассмеялся:  -  Нужно
кое-что похлеще даже и этого кошмара, чтобы прикончить старину Попрыгунчика.
   Фритти приятно было узнать, что толстый воитель остался в живых.
   Сквозьзабор улыбнулся, хоть в  нем  и  чувствовалась  несвойственная  ему
мрачность.
   - Сгинуло множество храбрецов Племени, - сказал принц.  -  Много  пройдет
сезонов - больше, чем стволов в лесу, - прежде чем мир  снова  увидит  такое
сборище котов. Уйме славных ребят уже не подняться из земли. О-ох! - Розовый
нос  Сквозьзабора  задергался  от  печали  и  гнева.  -  Ловимыш...  и  юный
Обдергаш... Любопыш... Таны, худущий старый  Камышар  и  Мышедав...  Дневной
Охотник и Ночной Ловец, мои лучшие вояки, - погибли, защищая меня, вот  так.
Они все в холодной земле, а мы греемся на солнышке.
   Зримо скорбя, принц отвернулся и стал вылизывать  себе  хвост.  Фритти  и
Чутколап уставились в землю. У Хвосттрубоя горело и щипало в носу.
   - Но... но что же собирался сделать Живоглот? - выпалил наконец Фритти. -
Почему это все случилось? О Муркла!.. - выдохнул он: его впервые осенило.  -
Лорда Живоглота... нет? Погиб?.. - Он с тревогой взглянул на тана.
   - Мы так считаем, - серьезно сказал Чутколап. -  Мы  с  принцем  об  этом
говорили. Если больше ничего не произойдет, мы  обязаны  доложить  королеве,
чем дело кончилось. Да, мы думаем, Живоглота нет. В тот последний Час  ничто
не могло уцелеть.
   Сквозьзабор выпрямился.
   - О, право слово, - сказал он, - это была та еще усокрутка... мясорубка!
   - Что же произошло?
   - Ну, - протянул Чутколап, - когда этот Я р р о с вылез из  пропасти,  мы
пытались биться. Правда, он дрался как одержимый, нам пришлось отступить  из
пещеры.
   - Отступить?! - выкрикнул  Сквозьзабор.  -  Бежать!  Поджав  хвосты,  как
суеверные Пискли! И кто вас осудил бы?
   - Некоторые остались, чтобы сражаться, мой принц... к примеру, Мышедав. -
Одернутый, Сквозьзабор подал тану лапой знак продолжать.
   - Так или иначе,  мы  вывалились  во  внешние  помещения.  Там  встретили
принца, проломившегося с отрядом сквозь Малые Ворота. Я р р о  с  пробивался
наружу, но казалось, никакой цели у него не было - крушил  на  пути  что  ни
попадя,  и  друга,  и  недруга.  Казался  умалишенным.  Повинуясь  какому-то
побуждению, он превратил в развалины один из  главных  коридоров  -  это-то,
по-моему, и спасло нас от полного разгрома. Кругом был хаос, Племя сражалось
и погибало.
   Сквозьзабор перебил его:
   - И не забывай, что становилось темно.
   Чутколап важно кивнул:
   - В  самом  деле.  Словно  то  чудовищное  существо,  или  сам  Живоглот,
поглотили  весь  свет...  лишили  свет  дыхания...  Не  могу  объяснить.  Мы
сражались в  глубочайшей  тьме,  а  потом  что-то...  что-то  подобное  огню
небесному, но под землей... пылая и  грохоча,  пронеслось  по  подземелью  -
прямо насквозь - и в Живоглотову пещеру, словно им двигала какая-то воля.  Я
в жизни ничего подобного не видывал.
   Глубоко внутри Фритти поднялась волна ликования.
   - Хотел бы я это видеть.
   - Оттуда, где мы остановились, стал виден свет, запылавший в Живоглотовой
пещере, - словно солнце вкатилось в землю сквозь дыру. Вокруг нас затряслась
земля. Послышался пронзительный свист и грохот... будто  рушилось  небо  или
лес плясал у нас над головой. Сквозьзабор скомандовал бежать,  выводить  все
Племя.
   - Точно, - вставил принц.
   - И все наперегонки бросились к  туннелям,  ведущим  наружу.  Живоглотовы
создания носились кругами, как обезумевшие от пьяной ягоды к р ы л я н к  и,
визжа и когтя друг  друга...  то  было  зрелище,  которое  вечно  будет  мне
сниться.
   - Потом все обвалилось, - сказал С