ание его участилось от страха.
   - Оно самое, -  согласилась  Мимолетка.  -  Вот  он,  источник  множества
невзгод.
   Шустрик отступил на несколько шагов и припал к земле, распахнув  глаза  и
дрожа всем телом.
   - Тут гнездо, - шепнул он. - Самое гнездо, а те, кто в нем, замучат нас!
   Он принялся тихонько посапывать. Качнувшись Мимолетка придвинулась к нему
сбоку и, успокаивая, лизнула его за ухом и вопрошающе поглядела на Фритти.
   - Что же все-таки предпринять, Хвосттрубой? - спросила она.
   Фритти в замешательстве тряхнул головой:
   - И придумать не могу. Уж такого... ничуть не ожидал. Я... мне страшно...
- Посмотрел на громадный безмолвный холм и содрогнулся.
   - Да и мне тоже, Хвосттрубой, - сказала Мимолетка  таким  тоном,  что  он
поспешил поднять на нее глаза. Она встретила его взгляд, и  на  мордочке  ее
мелькнула  тень  улыбки,  едва  заметно  пошевелив   усы.   И   что-то   еще
проскользнуло между ними. Ощутив неловкость, Фритти отодвинулся к Шустрику.
   - Держись, дружок, - сказал он, обнюхивая  Шустриков  нос.  Запах  страха
исходил от котенка, тельце его била дрожь, пушистый хвостик  был  поджат.  -
Держись, Шусти, мы не позволим, чтобы с тобой что-нибудь стряслось. - Фритти
даже не слышал, что говорит, пересекая и пересекая взором долину.
   - Что  мы  там  ни  предпримем,  а  сейчас  надо  двигаться,  -  порешила
Мимолетка. - Ветер снова поднялся, а мы на самом юру. И не для одной  только
погоды.
   Фритти понял - она права. Здесь они не прикрыты, не защищены - букашки на
плоском камне, да и только. Он кивнул в знак согласия, и они убедили  своего
юного сотоварища снова подняться.
   - Пошли, Шуст, давай поищем местечко, где можно получше укрыться, а там и
подумаем немножко.
   Мимолетка тоже придвинулась к малышу, ободряя:
   - Сейчас, Шусти, мы ни на шаг не подойдем ближе. Я  ни  за  что  не  хочу
провести Часы темноты так близко от этого б р р я д о в о г о холма.
   Котенок поддался уговорам и молча пошел между ними. Они  начали  обходить
долину по внешнему ее краю.

   Путники, держась вплотную друг к другу, беззвучным шагом двигались  вдоль
края долины - описывали, как небольшие планеты, круг возле серого,  мертвого
солнца. Когда же солнце, поднявшись, осветило долину болезненным светом,  на
дальней стороне этой громадной  чаши  завиднелись  группы  деревьев.  Оттуда
тянулось вдаль безбрежное лесное море.
   - Это, верно, Крысолистье, - сказала Мимолетка. Хвосттрубой  вздрогнул  -
таким громким показался ее голос после долгого молчания. -  Дотуда,  похоже,
довольно далеко, - продолжала она, - зато мы наверняка найдем там укрытие.
   - Конечно, - согласился Фритти.  -  Понимаешь,  Шуст?  Подумай!  Деревья,
чтобы точить о них когти, Пискли, чтобы охотиться, - все разом!
   Шустрик чуть заметно усмехнулся и пробормотал:
   - Спасибо тебе, Хвосттрубой. Я не подкачаю.
   Они продолжали путь.
   К концу Коротких Теней над ними пролетела вереница больших  темных  птиц.
Одна из их шеренги отделилась от остальных  и  очертила  круг  над  кошачьей
троицей. У нее были блестящие глаза и  черные  искрящиеся  перья.  Несколько
секунд она лениво повисела у них над головами,  потом,  издав  пронзительный
насмешливый крик, поднялась, чтобы нагнать подруг. Каркая, стая скрылась  из
виду.
   С  убыванием  Потягивающегося  Солнца  они  подошли  к  Лесу  Крысолистья
достаточно близко, чтобы различить макушки  отдельных  деревьев,  высившиеся
над краем долины. Быстрое приближение  ночи,  казалось,  усиливало  ощущение
угрозы, исходившее от таинственной насыпи в центре долины.
   Хвосттрубой слышал назойливое биение где-то глубоко внутри себя  и,  лишь
снова и снова  бессмысленно  повторяя  молитву  воителей,  подавлял  желание
удрать - и бежать,  пока  не  свалится  от  изнурения.  "Ослепительный  лорд
Тенглор, - бормотал он про себя, - вечный странник Огнелапый..."  Шустрик  и
Мимолетка, казалось, не чувствовали этого столь сильно, как  он,  но  и  они
выглядели напряженными и утомленными. Лес, простирающийся на многие лиги  за
долиной,  был  теперь  виден  полностью.  На  вид   -   очень   радушный   и
гостеприимный.
   Когда  солнце  стало  наконец  садиться,  подсвечивая   золотом   вершины
деревьев, они ускорили шаг, выжимая  из  тел  последние  силы.  Едва  солнце
опустилось за дальний лесной горизонт и на небе  остался  лишь  расплывчатый
отсвет красной его короны, резко задул холодный ветер, -  обжигал  им  носы,
прижимал к телу мех.
   Хвосттрубой прибавил шагу; Шустрик и Мимолетка изо всех сил поспешали  за
ним. Ощущение пульсации усиливалось, и он чувствовал  себя  совсем  больным.
Необъятная, необъяснимая жуть, казалось, гналась за ними по пятам. Все  трое
постепенно перешли на бег.
   Они неслись  вверх  по  наружному  гребню  долины;  одолев  его  наконец,
завидели внизу опушку Крысолистья. Не обращая теперь  внимания  ни  на  что,
кроме сгущающегося позади давящего страха, скатились по невысокому склону и,
метнувшись через каменистую низину, наконец-то скрылись под пологом леса.

   Лес Крысолистья дремал... или казался  дремлющим.  В  воздухе  застоялось
сумрачное, спертое спокойствие.  Покуда  Хвосттрубой  со  спутниками  устало
крались меж деревьями, лесное  безмолвие  гнело  их  не  меньше  собственной
усталости.
   Очутившись в лесу, Фритти и Шустрик вполне были готовы рухнуть  там,  где
стояли, но Мимолетка заявила,  что  необходимо  поискать  местечко,  которое
получше защитит их от холода и возможного преследования. Скрывшись из  виду,
холм вовсе не исчез у них из памяти, они с усталыми стонами  согласились  на
предложение ф е л ы?и стали углубляться в лес.
   Пробираясь по мокрой глине мимо мхов и грибов, все трое и сами  сохраняли
молчание, словно подражая безмолвию окрестностей. Двигались опустив  головы,
медленно, часто  останавливаясь,  чтобы  принюхаться  к  незнакомым  запахам
Крысолистья. Влага пропитывала здесь все - земля и кора набухли и  сочились,
в  лесу  повсюду  пахло  древесными  корнями,  ушедшими  глубоко  в  затхлую
подземную воду. В холодном воздухе был виден пар от дыхания.
   Только к концу Подкрадывающейся Тьмы путники нашли себе укрытие: от ветра
их защитили гранитный валун и корни рухнувшего  дерева.  Заснули  мгновенно.
Ничто не нарушило сна, но когда они пробудились около середины  Глубочайшего
Покоя - изнуренные и голодные, - то даже и не почувствовали, что отдохнули.
   Не было по-прежнему и признака каких-нибудь существ покрупнее  насекомых.
После бесплодных  поисков  путники  вынуждены  были  поужинать  личинками  и
жуками.
   Хотя они чувствовали себя неважно, особенно расстраивался  и  беспокоился
Хвосттрубой.  Его  все  еще  тревожила  пульсация  холма,   правда   заметно
ослабевшая с тех пор, как они вошли в Крысолистье.  Вдобавок,  не  в  пример
двум своим друзьям, он не разделил со Сквозьзабором его белку и,  уже  целых
два дня обходясь без мало-мальски сносной пищи, жаждал насытиться.
   Проглотив последнюю личинку, он буркнул:
   - Что ж, мы здесь, ошибки быть не может. Я довел вас до самого края,  что
верно, то верно. Надеюсь, оба вы довольны, что шли за мной, пока я корчил из
себя заправского М у р ч е л а! Может, пожелаете последовать  за  мной  и  в
холм, чтобы всех нас там мерзко отправили  на  убой...  -  Он  поддал  лапой
желудь и проследил, куда тот отскочит.
   - Не говори так, Хвосттрубой, - откликнулся Шустрик. - Тут же ни словечка
правды.
   - Это чистая правда, Шусти, - горько сказал  Фритти.  -  Великий  охотник
Хвосттрубой закончил свои поиски.
   - Единственная правда тут вот в чем, - с неожиданной горячностью  сказала
Мимолетка, - мы и впрямь нашли, что  искали.  Кое-что,  о  чем  Сквозьзабор,
Мышедав и другие и знать не знают. Нашли источник ужаса.
   - Кажется, его нашел и тан Чащеход - и ты слышала, что с  ним  случилось.
Сохрани нас Муркла! - Хвосттрубой тем не менее чуточку успокоился.  Взглянул
на друзей исподлобья: - Ну ладно. Но вопрос-то остается.  Что  все-таки  нам
делать?
   Шустрик поднял глаза на старших, потом сказал тихонько, как бы смущаясь:
   - По-моему, нам нужно вернуться  и  рассказать  принцу.  Он  поймет,  что
делать.
   Фритти хотел было возразить, но вмешалась Мимолетка:
   - Шусти прав. Мы чуем в этом месте б р р я д. Нас слишком мало,  и  очень
уж мы невелики. Считать, о нам под  силу  справиться  одним,  -  высокомерие
похлеще, чем у Многовержца. - Ф е л а покачала  головой,  зеленые  глаза  ее
были задумчивы. - Если мы приведем сюда других, они, естественно,  обнаружат
то же, что и мы. Тогда, может быть, Двор Харара приобретет какой-нибудь вес.
- Она стояла, похожая на еще одну тень в темном  лесу.  -  Идем,  давайте-ка
вернемся под корни нашего дерева до  восхода.  Нынешней  ночью  я  наверняка
никуда не пойду.
   Хвосттрубой с восхищением уставился на ф е л у:
   - Ты, как всегда, рассуждаешь более здраво, чем я. Ты тоже,  Шуст.  -  Он
улыбнулся младшему другу. - Харар! Я радехонек,  что  вы  оба  не  отпустили
меня, глупого, одного.

   В предрассветный час Фритти не  спалось.  Мимолетка  и  Шустрик  тревожно
ворочались и бормотали, но Хвосттрубой лежал меж ними и вглядывался в темные
вершины деревьев; нервы у него были напряжены, как пригнутая ветка. Время от
времени он забывался в полусне и снова  внезапно  просыпался  с  колотящимся
сердцем, чувствуя, будто обнаружен и пойман.
   Ночь все тянулась. Лес оставался недвижен, точно каменный.
   Фритти блуждал близ порога сна, когда услышал шум. Какой-то миг он лежал,
рассеянно слушая, как звук становится громче;  вдруг  понял:  что-то  быстро
движется на них сквозь подлесок.  Вскочил  на  лапы,  принялся  расталкивать
друзей - они с трудом приходили в себя.
   -  Кто-то  идет!  -  выдохнул  он,  ощетинившись.  Шум  усилился.  Время,
казалось, замедлилось, каждое мгновение растягивалось в удушливую  вечность.
Какой-то силуэт выскочил из подлеска всего в нескольких прыжках от них.
   Грязный и всклокоченный призрак с вылезшими из  орбит  глазами  вышел  на
открытое место. Освещенный сверху светом Ока, проникшим  сквозь  ветки,  он,
казалось, целые века придвигался к троим спутникам.  Оцепеневший  от  ужаса,
Фритти чувствовал себя так будто оказался где-то глубоко под водой.
   Жуткая фигура остановилась. На миг свет Ока озарил ее морду - морду Грозы
Тараканов.
   Не успел потрясенный, дрожащий Хвосттрубой и  слова  сказать,  как  Гроза
Тараканов оглянулся и завыл, словно жесточайшая зимняя вьюга.
   - Бегите! Бегите! - крикнул безумный кот. - Они подходят! Бегите!
   Шустрик и Мимолетка оба  уже  вскочили.  Словно  подтверждая  крик  Грозы
Тараканов,  из  лесной  тьмы   донесся   ужасный,   душераздирающий   вопль.
Подпрыгнув, Гроза Тараканов промчался мимо Фритти и его спутников и  скрылся
из виду. Воздух рассекло еще одно кошмарное завывание. Невольно завизжав  от
страха, все трое бросились за Грозой Тараканов - очертя голову в глубь леса,
прочь от леденящих звуков.
   Фритти  чудилось,  будто  он  видит  страшный  сон,   -   мерцание   Ока,
чередующееся с темнотой, почти ослепило его. Гроза Тараканов был  еле  виден
впереди, камни и корни, вздымаясь вокруг, преграждали дорогу. Он  расслышал,
как с трудом пробираются бок о бок с ним сквозь чащу Шустрик и ф е л а.  Они
бежали, бежали, не помышляя о том, чтобы не шуметь, не ища укрытия,  -  лишь
бы спастись, спастись!
   А  теперь  рядом  с  ним   был   один   Шустрик,   задыхающийся,   тяжело
передвигающийся на коротеньких своих котеночных лапках,  -  весь  во  власти
ужаса.  Фритти  обгонял  его.  Не  раздумывая,  Хвосттрубой  замедлил   бег,
обернулся, чтобы ободрить его. Над головой раздался треск, и что-то  прянуло
вниз с деревьев. Хвосттрубой ощутил, как в спину ему вонзаются острые цепкие
когти; потом он рухнул на землю, и его к а унеслась в кромешную тьму.
   ГЛАВА
   ВОСЕМНАДЦАТАЯ
   Я видел черный день мой совсем вблизи.  Утром  над  нами  взошло  тусклое
солнце, а вечером сокрылось оно в темной туче, подобное огненному шару.
   Блэк Хоук
   Следующий сотрясающий толчок вернул Фритти в мир  бодрствования.  Он  был
оглушен, обессилен - и полежал  с  закрытыми  глазами.  Уже  ощущая  сильный
холодный дождь, который лился на него, путая шерсть. Внезапный  удар  -  его
толкнули? опрокинули? - выбил из него дух. Когда он  снова  наполнил  легкие
воздухом, то втянул вместе с  ним  настораживающий  запах:  холодной  земли,
солоноватой крови - и едкую звериную вонь мускуса. У него  невольно  сжались
мускулы, и острая боль прострелила спину и плечи.  Он  сдержал  протестующее
ворчание.
   Медленно и осторожно открыл один глаз. Тут  же  опять  закрыл  -  в  него
попала холодная струйка дождя. Через миг снова попытался открыть. Как раз за
перепачканным кончиком своей морды он  различил  несчастную,  грязную  морду
Грозы Тараканов, который съежился от страха рядом. Над согнутой спиной Грозы
Тараканов разглядел еще и пушистый хвостик Шустрика.
   - То-то. Говорил я вам, что  этот  клоп  прочухается.  Теперь-то  уж  сам
понесет свою проклятую, пропитанную солнцем тяжесть.
   Хвосттрубой вздрогнул от этого голоса, раздавшегося  прямо  над  головой.
Голос говорил на Языке Предков  неуклюже,  с  запинкой,  неблагозвучно,  жуя
слова. Грубые звуки отдавали жестокостью.
   Прижав уши к  голове,  Хвосттрубой  медленно-медленно  повернулся,  чтобы
взглянуть через плечо. Там маячило что-то огромное и жуткое.
   На Фритти и его спутников, лежавших на сырой земле,  глядели  сверху  три
кота. Они были огромны -  не  меньше  Дневного  Охотника  и  Ночного  Ловца,
сотоварищей Сквозьзабора, - но  выглядели  совсем  по-другому:  искаженными,
иными, чем было задумано Племя. Их морды были змееподобны  -  плоскобровы  и
широкоскулы, а уши располагались чуть  ли  не  за  затылками.  С  этих  морд
глядели три пары глаз,  огромных,  глубоко  посаженных,  пылающих  негасимым
огнем. Мускулистые тела,  узловатые,  приземистые  и  мощные,  опирались  на
широкие лопатообразные лапы с... красными крючковатыми когтями цвета крови.
   У Фритти зачастило от страха сердце. Одно из чудищ, посверкивая странными
глазами, приблизилось к нему. Как и два других, оно было сплошь  черно,  как
сажа, с несколькими нездоровыми белесыми пятнами на подбрюшье.
   - Встать, м р р я з ь, тухлятина. Тебя уже давненько притащили. Теперь ты
у меня поскачешь как миленький, а не  то  отведаешь  моих  зубов.  -  Чудище
показало все острия пасти. - Понял?
   С этими словами тварь наклонилась над Фритти. От нее пахнуло мертвечиной.
У Фритти сжались от  ужаса  горло  и  желудок,  и  он  смог  лишь  чуть-чуть
повернуть голову.
   - Хорошо. Ну тогда ты и твои убогие дружки можете встать.
   Хвосттрубой, неспособный больше  выносить  этот  ужасный  взгляд,  быстро
посмотрел на спутников.
   Теперь он  разглядел  мордочку  Шустрика.  Котенок  очнулся,  но  казался
потрясенным до оцепенения. Он не ответил на взгляд Фритти.
   - Эй, вы! - Хвосттрубой повернулся. - Слышите, когда я  говорю  "встать",
значит, встать, где бы вы ни были! Это  тебе  говорит  Растерзяк,  начальник
Когтестражей! Да коли я?з а х о ч у, вы недосчитаетесь своих поганых  кишок,
клопы! Встать! Живо!
   Превозмогая боль, Фритти встал. Он уже чувствовал, что шерсть у  него  на
спине слипается от  чего-то  погуще  и  потеплее,  чем  дождевая  вода.  Ему
отчаянно хотелось вылизаться, промыть рану, но страх был слишком силен.
   Растерзяк прошипел двум другим чудищам:
   - Разорвяк! Раскусяк! Солнце вас ожги, чего стоите - вмажьте слизнякам по
лапам! Ежели и ухо кому случится откусить  -  валите!  Толстяк  не  очень-то
огорчится, что они не больно хорошенькие! - Растерзяк засмеялся - скрипучий,
кашляющий звук резанул слух Фритти. Остальные Когтестражи двинулись вперед и
пинками подняли безмолвных Шустрика и Грозу Тараканов на ноги.
   В первый раз после возвращения в  мир  бодрствования  Хвосттрубой  окинул
взглядом местность. Они, очевидно, были все еще  в  Крысолистье  -  со  всех
сторон тянулись в ночь ряды деревьев. Мелкий  дождь  моросил  сквозь  ветки;
земля была губчатая, намокшая.
   Когда трех спутников медленно повели, все, что мог подумать  Хвосттрубой,
было: "Мне конец. Я не нашел Мягколапку и обрек себя  на  смерть.  Все,  мне
конец". Потом, покуда Когтестражи подгоняли их  свирепыми  ударами  лап,  он
задал себе вопрос: "Где Мимолетка?"
   Хотя Фритти казалось, что они шли целую вечность, по привкусу воздуха  он
чувствовал - минула еще только середина Прощального Танца. Неужели и вправду
он, Мимолетка и Шуст так недавно свивались теплым клубком?  Он  взглянул  на
маленького друга, хромавшего впереди. Бедняга Шуст - зачем только он с  ними
пошел?! Глядя на его небольшой жалкий силуэт, Фритти ощутил  первую  вспышку
незнакомого чувства: ненависти.  Огромные  уродливые  твари,  изводившие  их
пинками и рычанием, вполне осязаемо существовали - но раз  уж  существовали,
их можно было ненавидеть. Куда они идут? Куда ведут их эти существа?  Фритти
понимал - в холм.
   Таким образом, было по крайней мере что изведать - взглянуть в лицо  злу.
Это, казалось, немного помогало, хотя Фритти и не сказал  бы  почему.  Да  и
бессмысленно было слишком в это вдаваться, потому что  он  знал,  подумалось
ему снова, - его ждет смерть.
   Гроза  Тараканов,  возглавлявший  процессию  пленников,  принялся  что-то
бормотать себе под нос.  Хвосттрубой  не  мог  различить  ни  слова  в  этом
сердитом ропоте, и Когтестражи, очевидно, тоже не различали. Они почти сразу
перестали обращать на него внимание, но Фритти уловил, как в старом безумном
коте постепенно нарастает напряжение. Это встревожило его.
   Гроза  Тараканов  с  неистовым  воем  повернулся  к  ближайшему   стражу,
Разорвяку.
   - Рычатель! Собака! - завопил разъяренный  старый  кот.  -  Твоя  песенка
спета! Я знаю всю твою мерзость и темноту!
   Разорвяк, скривив губы от  удивления,  чуть  заметно  отпрянул,  и  Гроза
Тараканов прыгнул мимо него за Деревья. У Фритти ходуном заходило сердце.
   Чудовищный Когтестраж был выбит из равновесия лишь на миг; он с  рычанием
прыгнул вслед Грозе Тараканов. В считанные секунды  он  поймал  его,  ударил
потрепанного старого кота, проволочил по грязи и вскочил к  нему  на  спину.
Раздался бешеный вой - кто из двоих взвыл, Фритти не сказал бы, - и,  к  его
изумлению, Гроза Тараканов поднялся и  впился  когтями  в  морду  Разорвяку.
Перепачканная шерсть Грозы Тараканов вздыбилась, едва он подался вперед;  на
миг почудилось, что он вдруг вырос, стал мощным. Потом когда Разорвяк  снова
обрел разум и собрался. Хвосттрубой увидел, что Гроза  Тараканов  был  всего
лишь тем, чем был: старым котом, в безумии напавшим на монстра вдвое  больше
себя. Они сцепились, и Разорвяк нанес Грозе Тараканов сокрушительный удар по
морде; старик обессиленно повалился на грязную землю, где и остался  лежать;
кровь лила у него из носу. Когтестраж, шипя, как с к о  л  ь  з  ь,  прыгнул
вперед, чтобы перервать ему горло, но голос Растерзяка проскрежетал:
   - Стой, или я тебе зенки выну!
   Разорвяк - его мерцающий взгляд теперь потемнел от жажды крови -  на  миг
смутился. Оскалил зубы, повернулся к  начальнику.  Растерзяк  сухо,  шершаво
хихикнул.
   - Х-ха, - усмехнулся он, - хорошенького  дурака  сделал  из  тебя  старый
хрыч! - Разорвяк посмотрел на начальника с  неприкрытой  ненавистью,  но  не
двинулся к Грозе Тараканов. - Чуть  не  сбежал  к  тому  же,  а?  -  съязвил
Растерзяк. - Твоя оплошка, сам теперь его и потащишь, пока суд да дело. Тебе
бы радоваться, что эта старая крысья шкура еще  дышит,  потому  что  Толстяк
хотел заполучить всю компашку живьем, - они должны  быть  живы,  по  крайней
мере пока мы их к нему не доставим. Как по-твоему, друг мой, что он с  тобой
сделает, если ты  помешаешь?  -  Растерзяк  усмехнулся.  Разорвяк  в  страхе
попятился от скрюченного тела Грозы Тараканов.
   - Может, он отдаст тебя Клыкостражам, а??Э