слыхивал.  Но  ты-знаешь-кто...  -  Тут
кот-юнец понизил голос и огляделся. - Ты-знаешь-кто... нет такого,  чего  он
не может создать. Зрелые коты и Рычатели? Да  здесь  бывает  и  похуже...  -
Лапохват многозначительно вытянулся.
   Расстроенный напоминанием о Живоглоте, чей громадный ужасающий образ  его
память еще и преувеличивала, Фритти встал  и  потянулся.  Подошел  к  выходу
камеры, выглянул в проход.
   - А зачем они роют? - негромко спросил он.
   Позади него приподнялся на передних лапах Верхопрыг  -  и  покачнулся  от
слабости.
   - Коты не собирались рыть, - сказал  он  с  неожиданной  силой.  -  Убили
Остроуха.  Убили  Перескока-Через-Поток...  -  Верхопрыг  печально   покачал
головой.
   "Он выглядит древнее, чем старый Фуфырр, -  подумал  Фритти.  -  Как  это
случилось? Он только чуточку старше меня..."
   - Они всегда роют... или, вернее, мы роем,  -  сказал  Лапохват.  -  Надо
думать, на нынешний день у них хватает этих мерзких туннелей.
   - Тогда зачем же? - настойчиво спросил Фритти.
   - Не знаю, - откликнулся Лапохват, - но если они не перестанут рыть,  как
сейчас, все эти туннели соединятся. В ямы провалится весь мир.
   - Убили Перескока, - скорбно пробормотал Верхопрыг. - Убивают м е н я...
   ГЛАВА
   ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
   Там вздохи, плач и исступленный крик
   В беззвездной тьме звучали так ужасно,
   Что поначалу я в слезах поник...
   Смесь всех наречий, говор многогласный,
   Слова, в которых боль, и гнев, и страх...
   Данте Алигьери(
   Фритти долгое время  провел  без  сна;  потом  в  тюремную  пещеру  вошли
Когтестражи и приказали узникам выходить на работу. Жалобно  ноя  и  фыркая,
они один за другим полезли вверх  по  наклонному  спуску.  Фритти  удивился,
увидев, как многие соплеменники разом отодвигаются, позволяя одному  осилить
трудный подъем, но  Лапохват  объяснил,  что  того,  кто  не  выберется,  не
покормят. Тех, кто больше не  мог  одолеть  подъем,  оставляли  в  маленькой
камере до самой смерти. Верхопрыг выкарабкался по покатому  ходу  с  помощью
Фритти и Лапохвата.  Наверху  все  они  торопливо  перекусили  насекомыми  и
личинками, а потом поджидавшие Когти сбили их в неровную  шеренгу  и  повели
сквозь цепь туннелей, которая казалась бесконечной.
   Их пригнали к  Страховиду,  тяжеловесному  Когтю.  Страховид  тройками  и
четверками отправил узников вниз, в путаницу коротких  туннелей,  исходивших
из центральной подземной залы. Хвосттрубой оказался в одной связке  с  двумя
пожилыми котами, такими старыми и запачканными, что у них не  было  сил  для
разговора.
   Когда они добрались до указанного им туннеля Фритти спросил, не обращаясь
ни к кому в частности:
   - Что же мы все-таки будем делать?
   Страховид резко обернулся, шлепнув Фритти тяжкой лапой. Фритти рухнул  на
землю, и шишковатая морда Страховида, иссеченная побелевшими следами  многих
битв, угрожающе нависла над ним.
   - Не потерплю, чтобы какой-нибудь солнечный червяк задавал  мне  вопросы!
Ясно? - заорал он. От его тела повеяло смрадом.
   - Да! - дрогнул Хвосттрубой. - Я просто не знал!
   - Рыть - вот что ты будешь делать, рыть и  рыть,  солнце  тебя  спали!  И
окончишь, когда я скажу. Слышишь? -  Фритти  жалобно  закивал.  -  Ладно,  -
продолжал Страховид. - Потому как с этих пор я буду за  тобой  присматривать
и, если замечу, что отлыниваешь, язык тебе выдеру! А теперь - рыть!
   Фритти поспешил к своим туннельным напарникам, которые съежились,  ощущая
обращенное на них внимание. Спускаясь с Фритти в  туннель,  они  бросали  на
него укоризненные взгляды.

   Весь день прошел в сыром, насыщенном паром мучении. Хвосттрубой и два его
напарника расчищали  конец  небольшого  туннеля,  используя  лапы  и  когти,
которые Муркла вовсе не предназначала для такого рода деятельности - скрести
твердую, подобную глине почву. Это была однообразная работа  в  наклонку.  В
столь тесном месте Хвосттрубой никак не мог подыскать подходящего положения,
чтобы вытянуться для рытья, и еще до середины дня почувствовал боль во  всем
теле.
   В середине дня у них была краткая передышка.  Фритти  безуспешно  пытался
счистить налипшую  землю  с  воспаленных  ног  и  кровоточащих,  истерзанных
ступней.
   После отдыха, который пролетел как мгновение, им было приказано вернуться
в туннель.
   Через некоторое время Фритти обнаружил, что ему  хочется  лишь  одного  -
лечь и уснуть: если уж они решили его убить,  какая  разница?  Но  когда  он
почти убедил себя, появилась рычащая башка Страховида и  загородила  проход,
сверкая глазами и кривя пасть. Фритти  пришлось  удвоить  усилия,  быстро  и
мучительно копая даже и после того, как эта башка снова скрылась.
   Два старика управлялись с ним рядом  безостановочно,  но  неторопливо;  к
концу рытья Хвосттрубой стал им подражать.  Наконец  Страховид  приказал  им
вылезать  из  туннелей.  Группа  с  измученными  лапами  и  ноющими  костями
потащилась назад в тюремную яму в сопровождении торопящегося Когтестража.
   Полускатившись  по  наклонному  спуску,  Хвосттрубой   почти   сразу   же
погрузился в глубокий, ошеломляющий сон.

   Еще глубже, в Катакомбах, где земля и камень на сотни прыжков отделяли их
от солнца, Шустрику и Грозе Тараканов приходилось не лучше, чем Фритти.
   Когда Фритти насильно увели,  Разорвяк  и  Раскусяк  пинками  и  угрозами
загнали двух оставшихся спутников в пещеру несколькими ярусами ниже. Там  им
было велено оставаться, пока Растерзяк не вернется и не порешит, что с  ними
делать. В отличие от Фритти в той пещере, куда его в конце  концов  привели,
Шусти и старый кот оказались  единственными  обитателями  своей  тюрьмы,  но
треснувшие и расщепленные кости устилавшие темный пол, подсказывали - они  в
ней не первые.

   После целых, пожалуй, Часов  одиночества  тишину  пещеры  нарушил  мягкий
гнусавый звук. Убежденный, что это Когтестраж, вернувшийся, чтобы их  убить,
Шуст плотно прижался к дальней стене, готовый сопротивляться  окончательному
исчезновению.
   В отверстии тюремной пещеры появилась странная бледная  фигура.  Шустрик,
которому мигом полегчало - это явно не Когтестраж, - был тут же возвращен на
место тревожным холодком: странное ощущение, как у того,  кто  сунет  нос  в
гнездо суетливых белых  термитов.  Гроза  Тараканов,  беспокойно  спавший  в
другом конце  крохотного  грота,  встрепенулся  и  вздрогнул,  когда  фигура
вступила  в  пещеру.  Шусти  напрягся,  чтобы  лучше  разглядеть   незваного
посетителя.
   Что было не так с его мехом?
   У этого создания его просто не было. Котообразное, оно  было  бесшерстно,
как новорожденный котенок. Сначала, очумев, Шустрик было подумал,  что  это,
должно быть, какое-то чудовищное дитя - глаза существа были плотно  закрыты,
как глазенки детей  Племени,  когда  они  вылезают  из  материнской  утробы.
Существо повернулось к Шустрику, расширив огромные ноздри. Высоким, шепчущим
голосом оно заговорило:
   - А-а-а... Маленький гость... как славно, ччто ты навестил насс.
   Речь его шипела, как голос с к о л ь з и.  Когда  оно  подступило  ближе.
Шуст разглядел, что у него вовсе не было глаз -  только  складки  кожи  ниже
бровей. Он отодвинулся подальше, выгнув спинку.
   - Ч-чего в-вы от нас х-хотите? - дрожащим голосом выговорил котенок.
   - О... Оно знает Яззык Предков?.. - Существо издало  зловещее  хихиканье,
превратившееся в зевок, который показал полную пасть длинных  тонких  зубов,
похожих на сосновые иглы цвета слоновой кости. - Что жж, маленькая назземная
Пискля, - ухмыльнулось оно, - если хоччешь ззнать, я пришшел, ччтобы забрать
тебя  к  мастеру  Кровососсу,  который   горяччо   жжелает   встретиться   с
оччаровательным юным котом вроде тебя.
   - К-К-Кровосос? - сказал Шустрик, икая от страха.
   - Один из великих лордов Клыкостражжей,  да.  Огромная  власть  в  Холме.
Кровососс исстомлен желанием ззнать, ччто сделало  тебя  и  твоих  спутников
столь  интерессными  для  наччальника  Расстерзяка.  Понимаешшь,  ччервячок,
мастер Кровососс и вашш Когтестражж  -  друззья,  скажжем  -  дружесственные
соперники.
   Безглазый Клыкостраж снова показал густой частокол поблескивающих зубов и
двинулся к перепуганному котенку; его бесшерстная  шкура  свисала  мешком  и
морщилась, когда он неуклюже приближался.
   - Подкус! - прогремел голос. - Я ждал, что твой вынюхивающий  слепоглазый
хозяин пришлет тебя!
   Клыкостраж отскочил, испуганный; его большие ноздри затрепетали.
   - Расстерззяк! - прошипел он. Глава Когтестражей молча вошел в  проход  и
теперь перекрывал единственный выход из небольшой пещеры.
   - Уж не подозревает ли твой хозяин, что  я  чересчур  доверяю  этим  моим
безмозглым баловням? Ха! - Растерзяк зашелся хриплым смехом.
   - Не пытайся помешшать мне, оряссина! - прошипел Подкус.  -  Я  ззаставлю
тебя хорошшо заплатить, если ты осмелишшься!
   От его  тона  на  спинке  у  Шуста  поднялся  мех,  но  Растерзяк  только
недовольно скрипнул зубами и  опустил  голову,  когда  Клыкостраж  медленно,
кругообразно задвигался. Подкус  внезапно  прыгнул  вперед,  обнажив  клыки,
навстречу вставшему на дыбы Когтестражу. Резко выдохнув, они сцепились.
   Вжавшись в холодный камень, Шусти во все глаза смотрел,  как  две  фигуры
бились и корчились на полу крохотной пещеры. В темноте  он  различал  только
отблески битвы, бурлившей  вперекатку  от  стены  к  стене:  здесь  -  блеск
свирепых зубов,  там  -  на  миг  открывшиеся  светлые  пятна  на  подбрюшье
Растерзяка. Два хвоста этих тварей - один черный, другой голый и кольчатый -
переплелись, как обезумевшие змеи.
   Быстрый  шквал  звуков  побоища,  вопль  боли  -  и  Растерзяк  рванулся,
обхватывая Подкуса тяжелыми лапами и перегрызая бесшерстную  глотку  чудища.
На могучей шее атамана  Когтестражей  подпрыгивал,  бился  мускул.  Короткий
хрустящий звук -- и враг  Растерзяка  обвис.  Черный  зверь  отшвырнул  тело
Клыкостража. Какой-то миг оно лежало, слабо дрыгая ногами, потом стихло.
   Растерзяк повернулся к съежившемуся Шустрику. Тело Когтестража  лоснилось
от крови, но он, казалось, обратил на нее не больше внимания, чем  на  капли
дождя.
   - Ты и не знаешь, солнечный крысенок, какой ты везунчик! - проскрипел он.
- Кровосос отправил бы тебя в мир скорби. А теперь ты и эта  старая  грязная
шкура, - он указал  на  Грозу  Тараканов,  который  все  проспал,  -  только
делайте, что вам сказано. Я вернусь проведать вас.
   И Растерзяк исчез  в  проходе,  не  оглянувшись  ни  на  Шусти  с  Грозой
Тараканов, ни на разодранное безглазое существо на полу пещеры.

   Многими Часами позже Раскусяк пришел, чтобы вывести Шуста на рытье. Морда
Раскусяка  опухла:  Растерзяково  взыскание  за  небрежную   охрану.   Гроза
Тараканов никак  не  мог  проснуться,  и  охромевший  Коготь,  отвратительно
вспылив, до крови прокусил старому коту измазанное ухо. Гроза Тараканов  все
же так и не проснулся, хотя учащенное вздымание его груди  показывало  -  он
еще жив.  Утомившись  этой  незадачей  -  а  может,  и  боясь  еще  большего
наказания, - Раскусяк самым жестоким образом обходился  с  маленьким  Шусти,
гоня его на работу.
   Шустрик был включен в бригаду рабов и провел  долгие,  жаркие,  удушливые
Часы, скребя лапками грязь на стенах туннеля.
   Эти Часы, показавшиеся ему целыми днями, прошли; мир Шустрика сузился  до
повторяющегося кошмара рытья, за которым следовало одиночество  в  крохотной
пещере после работы. Гроза Тараканов оставался в оцепенении,  не  поднимаясь
ни поесть, ни сделать свои дела, чтобы избавиться от м р р я з  и,  и  разве
только сонно подергивался. Тюремщики  Когтестражи  решили,  что  он  утратил
всякую волю к выживанию, и не тревожили его, оставляя в  маленькой  каменной
камере, когда выводили Шусти на землекопные работы.

   Однажды, когда Разорвяк вводил его в огромную пещеру, которая  находилась
за Большими Вратами Закота, Шустрику показалось, что он видит  Фритти.  Кот,
принятый им за друга, был в большой подневольной  бригаде  соплеменников  и,
видимо, работал в одном из внешних туннелей. Шустрик  взволнованно  окликнул
его, но если это и был Хвосттрубой, расстояние оказалось слишком велико: кот
с  белой  звездочкой  на  лбу  не  обернулся.  Шусти  получил  от  Разорвяка
обжигающий удар лапой, и его заставили копать дольше обычного.
   Вернувшись той ночью в тюрьму, Шуст стал серьезно подумывать, что, может,
никогда больше не увидит Фритти. Он ведь уже потерял Мимолетку. И  не  видел
никаких путей для бегства из Холма.
   До этой минуты у него где-то глубоко в сознании тлела  надежда,  что  все
это - дурной сон, видение. Но теперь  он  понял,  у  него  открылись  глаза.
Теперь он знал, где находится. Знал, что останется здесь до самой смерти.
   В этом знании было  и  что-то  странно  освобождающее.  Каким-то  образом
где-то глубоко внутри часть его словно освободилась, чтобы бежать под  небо,
- оставив позади только его тело.
   Впервые с тех пор, как был захвачен Когтестражами, Шусти спокойно заснул.

   В тени деревьев, на краю Леса Крысолистья,  в  Час  Коротких  Теней,  под
мутным и далеким солнцем зимнего  неба,  Мимолетка  глядела  через  туманную
долину на приземистый силуэт холма.
   Теперь достаточно готовая к долгому путешествию  -  боли  в  задней  лапе
почти прошли, - она ощутила  потребность  прийти,  чтобы  бросить  последний
взгляд на источник своего несчастья.
   Закот припал к  земле,  словно  живое  существо,  выжидающее  подходящего
мгновения, чтобы подняться и нанести  удар.  Она  желудком  чувствовала  его
пульс, вызывающий тошноту. Мимолетке ничего  теперь  не  хотелось  -  только
повернуться и уйти. Где-то, она твердо знала, были леса, не запятнанные этой
заразой, - чистые, глубокие леса. Если эта болезнь распространится - что  ж,
есть места, где ей ни за что не дотянуться до Мимолетки.
   Все сумерки насквозь Мимолетка проглядела на ненавистный  холм.  А  когда
настала темнота, нашла укрытие и заснула.
   С первыми лучами она вновь уставилась на Закот. Размышляя.
   ГЛАВА
   ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
   Я чую
   Природы тягу: ты ведь - плоть от плоти
   И кость от кости; от себя вовек
   Ни в счастье не избавишься, ни в горе.
   Джон Мильтон
   Во сне Хвосттрубой стоял на самой вершине остроконечной скалы,  в  тысяче
прыжков над туманным лесом. Глядя вниз со своего насеста,  он  слышал  крики
существ, которые выслеживали его там, в тумане, - отзвуки говора, доходившие
до его ушей. На скале было холодно; казалось, он простоял  здесь  уже  века.
Внизу простиралось во все стороны замерзшее зеленое море леса.
   Хотя Фритти и знал, что жизнь его в опасности, он не чувствовал страха  -
лишь тупую неотвратимость: вскоре преследователи пересмотрят все  укрытия  в
лесах и неизбежно обратят внимание на острие скалы.  Горящие  глаза  пошарят
внизу, потом поднимутся вверх...
   Глядя на клубящийся туман, замутивший все  меж  небом  и  землей,  Фритти
заметил в дымке странное очертание: необычную вьющуюся струйку испарений.  С
присущими сновидениям скоростью и полнотой она сложилась в белого кота -  он
крутился и крутился, приближаясь к его орлиному гнезду. Впрочем, это не  был
тот белый кот, который привиделся ему в Перводомье. Когда кружащийся  силуэт
приблизился, то оказался Прищуром, я с н о з р я ч и  м  из  воителей.  Паря
перед Фритти, Прищур пропел высоким, тонким голосом:
   - Даже Мишка чего-то боится... даже Мишка боится...
   Внезапно подул сильный ветер  -  туман  затанцевал.  Прищур  ввинтился  в
темноту.  Ветер  пронизывал  деревья  и  скалу  Фритти.  Он  расслышал,  как
преследователи внизу закричали в ужасе и отчаянии. Наконец  остались  только
бегущие клочки тумана, рев ветра и удаляющиеся голоса...

   Хвосттрубой проснулся на горячем, влажном полу тюрьмы, среди  спящих  тел
своих товарищей-узников. Попытался сосредоточиться на обрывках сна,  которые
сейчас таяли прямо как иней под солнцем.
   Прищур. Что я с н о з р я ч и й сказал ему в тот день, так давно? Они еще
прощались с Чутколапом и его воинами...
   "От медведя все бегут, бегут... Но и Мишке сны дурные снятся..."  Во  сне
Прищур разумел Мишку, медведя, но что еще это означало? Конечно, он  имел  в
виду не настоящего Мишку! "От медведя все бегут, бегут..." Не намекал ли  он
на Живоглота? Дурные сны... Да есть ли что-нибудь,  чего  боится  даже  лорд
Живоглот? Чего?
   Мысли Фритти  были  прерваны  приходом  Когтестражей.  Среди  последующей
сутолоки, неохотного вставания и выкарабкивания в проход сон Фритти канул  в
глубины сознания, растворившись в жестокой яви.
   С тех пор как Хвосттрубой вошел в Холм Закота, Око над землей  открылось,
закрылось и  снова  открылось.  Жестокий  распорядок,  суровые  наказания  и
устрашающая обстановка почти начисто выбили из него желание  сопротивляться.
Он редко думал о друзьях: неспособность помочь им или самому себе была столь
же ужасна, как само заключение; мысли об этом раздражали больше,  чем  рытье
грязи с остальными, драки за  личинки,  брань  насчет  местечка  для  еды  и
постоянная настороженность из-за Когтестражей. Или Клыкостражей. Легче  было
не думать - жить минутой.
   Однажды по рядам туннельных рабов пробежало приглушенное шипение:
   - Костестражи идут!
   Из  заброшенного  туннеля  вышли  ржаво  поскрипывающие  тени,  и   свет,
казалось, померк. Все заключенные коты повалились на  землю,  плотно  закрыв
глаза, даже Когтестражи как будто занервничали,  ощетинились.  На  мгновение
Фритти почувствовал желание остаться на ногах, глядеть, какова  бы  ни  была
ужасная правда, пугавшая даже огромных  охранников,  но  странные  голоса  и
повеявший на него приторно-сладкий, пряный запах ослабили  его  лапы,  и  он
тоже свалился, не подняв глаз, пока приближенные Живоглота не удалились. Так
Холм мало-помалу, не мытьем так катаньем, ломал дух Фритти.
   Среди  узников  возникали  порой  небольшие  союзы;   природная   кошачья
отчужденность  под  давлением  обстоятельств  чуть-чуть  отступала;  но  эти
товарищества были непрочными и распадались при первом же споре из-за еды или
местечка, где прикорнуть ненадолго. Они немного отвлекали  -  и  очень  мало
ободряли.
   Одной бесконечной ночью,  когда  заключенные  лежали  в  своей  подземной
пещере, кто-то  попросил  рассказать  какую-нибудь  историю.  Смелость  этой
просьбы заставила нескольких узников в страхе оглядеться, нет ли  поблизости
Когтей:  казалось,  кто-то  вот-вот  явится,   чтобы   предотвратить   столь
откровенное удовольствие. Никто не появился, и просьбу  повторили.  Драноух,
видавший  виды  старый  полосатый  кот   из   Коренного   Леса,   согласился
попробовать. Он долго пристально разглядывал  свои  лапы,  а  потом,  бросив
последний быстрый взгляд на выход, начал:
   "Однажды, очень давно - давным-давно, - лорд Огнелап подошел к берегам  М
у р р я н ы, Большой Воды. И захотел он перебраться через  нее,  потому  как
дошли до него слухи, что у  Племени,  которое  живет  на  том  берегу,  -  у
правнуков его кузена по женской линии, принца Метеорита,  -  очень  красивая
земля, а в земле той - обильная охота.  Вот  он  и  уселся  на  песок  возле
Большой Воды и стал думать думу,  как  бы  это  ему  перебраться  на  другую
сторону.
   Подумав, кликнул он Вспорха,  принца  к  р  ы  л  я  н  о  к,  который  с
незапамятных времен был ему обязан за одно  одолжение.  Вспорх  -  громадная
цапля - прилетел и закружился у него над головой - но не  слишком  близко  к
великому охотнику.
   - Чем могу служить, м у р д р ы й, умнейший кот? - спросил  он.  Открылся
ему лорд Огнелап, и Вспорх улетел.
   Когда он воротился, то небо у него за хвостом было полнехонько к р ы л  я
н к а м и всех пород. Приказал им Вспорх - и слетели они пониже к М у р р  я
н е, и принялись бить крыльями, и подняли могучий ветер.  И  такой  это  был
холодный ветер, что вода скоро замерзла.
   Тенглор Огнелап встал, и?к р ы л я н к и полетели  перед  ним,  превращая
воду в лед по в