от Капитолия. То же самое и с
законодателями. Они вс„ время откладывали заседания, то по случаю каждого
праздника, по случаю воскресенья и субботы, и снова по случаю субботы,
воскресенья ипонедельника. Поэтому нам удавалось поездить верхом, и мы не
упускали этой возможности. Мы отправлялись в дал„кие поездки на ранчо,
вверх и вниз по речкам и даже за них. Чарли это не надоедало, он всегда
готов был к исследованиям и романтике.Он воспринял дух моих игр в рыцарей
или ковбоев. Он научился ездить верхом, он мог бы ездить и один, но и мне
езда нравилась, так что он предпочитал, чтобы мы ездили вместе. Гораздо
интереснее было разговаривать об ожидавших нас опасностях, и безопаснее
было встречать их плечо к плечу. И мне нравилось в течение многих, многих
дней играть так свободно.
   Но мне также нравилось присутствовать на сессиях палаты, когда Чарли
нужно было находиться там. Он наш„л мне местечко у барьера, где можно было
сидеть и наблюдать за ним и другими рассыльными, которые бегали между
законодателями, сидевшими на своих местах. Чарли обычно стоял около меня,
другие рассыльные тоже, когда не были заняты, и мы изучили процедуру. Мы
просто стали экспертами по правилам. А сами прения, помимо
рассматривавшихся законодательных актов, просто завораживали меня. Я
только сожалел, что вс„ это было не настоящее. С виду вс„ было так
красиво, даже правдоподобно. Однако же, когда по важным вопросам
произносились речи, а зале почти никого не было, кроме спикера, клерков и
нас, мальчиков. Но где же были члены палаты? Я не часто задавал этот
вопрос, по крайней мере вслух. Рассыльные посмеивались, да и все смеялись.
Чарли вс„ объяснил.
   - Члены палаты сейчас находятся там, где решается судьба обсуждаемых
здесь вопросов, - и он пов„л меня по комнатам комитетов и номерам
гостиниц, где с выпивкой и сигарами они играли в покер с лоббистами и
лидерами. - Членам, выступающим против законопроекта, разрешается
добиваться цены, согласованной для того, чтобы купить их голос.
   Взяточничество! Это было для меня как выстрел в сердце. Где-то в
глубине души я был сильно ранен.
   Однажды, когда спикера не было на сво„м месте, а многие из
присутствующих сидели на местах, а прения были очень напряж„нными, я
направился по коридору к закрытой двери одного из комитетов. У не„
толпились журналисты и прочие люди, ожидавшие выхода. Мы прождали
некоторое время, затем вышел спикер, что-то сказал и заторопился,
окруж„нный толпой, назад в зал заседаний. Чарли придержал меня и показал
мне "больших шишек", которые поднялись "вверх по реке", чтобы "протолкнуть
законопроект", они там "закрутили гайки". Меня очень поразило то, что один
из боссов был слепым. Мы вернулись в палату представителей, и вскоре,
после предшествовавших многочасовых прений, законопроект был принят в
третьем чтении иотправлен в Сенат, где со временем его тоже приняли. Это
была "сделка", говорили ребята, и помнится, отец покачал головой по этому
поводу. "Негодяи!", - пробормотал он.
   И в этом, насколько я мог выяснить у него и у других свидетелей,
заключалось вс„ объяснение. Законодательное собрание, правительство, вс„
это было "в порядке", только было несколько "плохих ребят", которые
портили вс„ дело... время от времени. Этих плохих ребят звали
"политиками". Как я их ненавидел, в общем и целом. А конкретно, я
частенько видел Чарли Проджера в лобби Законодательного собрания, и,
помнится, кто-то сказал, что он "из этих", "политик". Но я ведь был знаком
с Чарли Проджером, и я знал, что он не "плохой человек".
   А парламентский пристав, которого называли "плохим", один из
сан-франциской банды, был добрейшим, милейшим из знакомых мне людей. Он
благоволил мне, заботился о всех ребятах. Много раз он отпускал Чарли
Марпла погулять со мной.
   Были и другие, каждый из знакомых мне "трюкачей", казалось, принадлежал
к классу обходчика моста, г-жи и г-на Сторцов и других взрослых мужчин и
женщин, которые "понимают человека", они не придерживались правил, не
смеялись над тем, что говоритмальчик, и не хмурились по поводу любой из
мелочей.
   Когда сессия Законодательного собрания закончилась, и Чарли Марпл уехал
домой, мне пришлось ездить по округе одному, я вс„ думал и думал. Я,
разумеется, задавал вопросы, я не мог вс„ обдумать сам, вс„ то, что узнал
в ту зиму, не так-то просто было отвязаться от проблемы правительства,
проблемы хороших и плохих людей. Но у своих друзей мне не удалось получить
каких-либо ответов, проясняющих мою темноту.
   Обходчик моста, сказал, что все законодатели таковы. То же самое сказал
и Джим Нили. А А-Хука это вовсе не интересовало.
   - И чего это ты приста„шь ко мне с дурацкими вопросами, - сказал он. -
Китаец давно уже знает, что все правительства одинаковы, крупные мошенники.
   Но примерно в то же время появился в некотором роде ответ на один из
моих вопросов: "Почему же никто не бросит вызов негодяям... раз уж они
такие плохие?
   Босс Сакраменто, Фрэнк Родс, азартный игрок, проводил однажды сборище
местных вожаков шаек в комнате под игорным домом. Дело было ночью.
Посторонних не было, в них не нуждались, а сами они были боевые люди,
умевшие стрелять. Во время сборища Гроув Л. Джонсон, известный в городе
юрист, заш„л туда со своими сыновьями, Альбертом и Хирамом, которые в то
время были чуть ли не подростками, но у обоих были револьверы. Они вошли
туда, один из ребят стоял слева от него, второй справа, и г-н Джонсон
высказал им вс„, что думает о них и чем они занимаются. Он был сердит,
бесстрашен и откровенен, он оскорблял их, бросал вызов этим политикам,
призывал город очиститься от них и предсказал, что их власть когда-нибудь
будет сломлена. Ответа не последовало. Закончив, он вышел вместе с
сыновьями.
   Что-то во мне откликнулось на это событие. Это был один из путей
решения моей проблемы. Других же решений, насколько мне было известно, не
было. О Гроуве Л.
   Джонсоне говорили неприятные вещи, а шайка Родса продолжала править в
городе.И только много позже босс куда-то подевался, а ещ„ позже Гроув Л.
Джонсон сам стал одним из боссов в Законодательном собрании. Альберт
Джонсон умер. А Хирам Джонсон стал губернатором-реформатором Калифорнии и
сенатором Соедин„нных Штатов.
   Что меня удивило и поразило в то время, так это то, что это смелое
выступление Джонсонов, в особенности ребят, никак не повлияло на знакомых
мне людей. Я пытался видеть Законодательное собрание и правительство так,
как г-н Марпл видел тот закат сквозь кустарник в пойме реки, не грязь,
а... золото, индейцев...
   некоторую красоту в них. Художник говорил, что всегда есть нечто
прекрасное, что можно увидеть. Так вот, г-н Джонсон и его двое сыновей, их
вызов был прекрасен, не так ли? Я думал именно так, но никто не разделял
моего мнения. Отчего? И я отступился, вернее, отложил этот вопрос.Мне было
о ч„м думать, о прекрасных вещах, о том, что было мне ближе.
    
  
 Глава VII ФЕРМА НИЛИ
  
  
 Когда романтика скачек стала тускнеть, я стал осматриваться в поисках
новых увлечений, но в старых рамках таковых не оказалось. Я почти истощил
ресурсы мира, окружавшего меня в пределах четверти дня езды от дома. Круг
следовало расширять, надо выезжать на целый день. Что же меня удерживало?
Только не родители, они разрешали мне делать вс„, что заблагорассудится. И
не пони, это была выносливая индейская лошадка. Я же был привязан к
полуденному обеду. Если бы только я мог уезжать за город до обеда, потом
поесть где-нибудь, затем возвращаться назад после обеда, то смог бы
проехать много, много миль, увидеть новые места, новых людей. Проблема
состояла в том, где поесть самому и как покормить пони.
   Сначала я попробовал обойтись без этого. Я проехал полдня, спешился у
виноградника и наелся винограда. Но там, где раст„т спелый виноград, нет
травы, и пони приходилось довольствоваться стерн„й. Этого ему явно не
хватало, а я вскоре пресытился виноградом. Я вернулся домой, и у меня
заболел живот. Матушка, совершенно не понимавшая мальчиков, сказала, что
это вс„ от винограда, и предложила мне брать обед с собой. "Отец же бер„т
его с собой", - убеждала она меня. Вс„ так, но ведь скауты, рыцари и
вакеро не возят с собой обеда... и я не буду. Когда же мать настаивала и
делала мне узелок, я прятал его в конюшне или запихивал куда-нибудь.
Небуду проявлять слабости. Я ещ„ "найду" себя, как говорили люди моего
склада.
   Я посоветовался об этом с обходчиком моста. Он сказал, что я могу есть
у него, как только захочу, а пища у него была простая и хорошая: ветчина и
яйца с ч„рным кофе и жж„ным сахаром. Однако, для коня он не мог предложить
ничего, да и мост был не так уж далеко от города. Я пользовался его
гостеприимством только на завтрак, и только тогда, когда добирался до него
до шести тридцати утра.
   Я подружился с А-Хуком, фермером-китайцем, который жил чуть подальше.
Сначала он проявил недружелюбие. У него был участок дынь и ещ„ один с
арахисом, и он относился к мальчикам с подозрением.
   - А зачем тебе приезжать сюда есть? - спрашивал он. - Почему бы не
съездить домой?
   Я объяснил. - Слишком далеко. - А он снова спросил: "А зачем уезжать
слишком далеко?"
   Ну уж на это-то ответить было просто. Мне нужно посмотреть, что там
дальше. А он рассмеялся.
   - Мериканский мальчик, поехать посмотреть... что? Ни-чо. Ни-чо.
Китайский мальчик, он никуда не ездит, ничего не смотрит. Он и так уже вс„
знает, ни-чо, вс„ одно и то же.
   Я же ответил так: " А для чего А-Хук проделал такой путь сюда из Китая,
чтобы посмотреть... Сакраменто?"
   - Я приехал сюда не смотреть на Сакраменто, - ответил он. - Я приехал
заработать доллар, и поеду назад в Китай.
   - Ну да, - заспорил я, - ты приехал подзаработать, чтобы есть, так же
как и я.
   А-Хуку это понравилось. Он захихикал и сдался.
   - Холосо, - произн„с он, - холосо, приезжай сюда есть рис с нами.
   Я так и сделал раз-другой, а А-Хук ставил моего пони кормить вместе со
своей тощей клячей. Но рацион у него всегда был один и тот же, рис и чай,
вс„ на китайский манер, а я не любил риса. Мне нужно было найти себе
другое пристанище.
 
   По своей привычке я превратил эти поиски в дело, а дело превратил в
игру. А моя младшая сестра обратила этот мой трюк в философию. "А зачем
работать?" - говорит она, когда кто-либо жалуется на свою работу. -
"Преврати свою работу в игру, и ...играй себе".
   Я представил себе, что скрываюсь от органов правосудия и ищу друга, но
вскоре стал настолько закоренелым преступником, что пришлось слишком много
осторожничать. Я шарахался от людей, которые могли бы помочь мне. Я так
ничего и не наш„л, а другой день пропал потому, что я гонялся за
противником и совсем забыл, что мне-то ведь нужен друг. Я всех избегал. В
следующую субботу я уже стал благоразумнее. Я был доверенным разведчиком
генерала, пославшего меня, чтобы найти место, где расквартировать и
обеспечить его войска, и он приказал мне действовать, пока не найду то,
что нам нужно. Проезжая по несколько возвышенной стоктонской дороге я
сложил руки и пров„л разведку, и присмотрел несколько подходящих мест. Я
судил по внешнему виду, предпочитал чистенькие фермы. Ферма Даденов была
как с иголочки. Она была небольшой, но все строения были покрашены, заборы
были хорошо сделаны, а поля хорошо вспаханы. У г-на Дадена была кузница на
перекр„стке главной дороги и одной из поперечных. Там он всегда работал
сам, а сыновья занимались фермой. И это вызывало трудности.
   Сельские ребята как-то неприязненно посматривали на городских,
презрительно и свысока, они задавали неудобные вопросы и смеялись над
ответами. Однако, я был в отчаянии, войска надо было обеспечить, генерал
был прекрасный начальник, но строг. Я стал обдумывать вариант фермы Дадена.
   Подъехав к кузнице, я остановился и уставился на г-на Дадена. Он поднял
голову от наковальни и спросил, надо ли мне подковать пони, и когда я
сказал, что не надо, он продолжил работу, колотя по красному железу и
разбрызгивая искры повсюду, даже на свой кожаный фартук, и к моему
удивлению, на свои огол„нные волосатые руки. Это было восхитительное
зрелище. Я бы тоже стал кузнецом, который подковывает лошадей.Тлеющие
осколки выжигали на полу темные пятна, но не причиняли вреда г-ну Дадену.
С чего бы это? Я спросил.
   - Они знают меня, - ответил он, не поднимая головы. Он продолжал
молотить красное железо, то суя его в шипящую воду, то кладя его снова в
открытый огонь, как будто бы меня там вовсе не было. Я поехал дальше, а
Дадены на год-другой потеряли возможность познакомиться со мной и кормить
меня.
   Ферма Дадена была в пяти милях от города. Двумя милями дальше была ещ„
одна поперечная дорога, которая вела к Флорину, железнодорожной станции,
которая теперь стала центром японской колонии, о которой много писали как
о примере того,что белые не смогли удержать землю перед лицом одной из
самых умных желтых рас. В мо„ время фермы были по размерам почти что
ранчо, а домов было немного.
   Между Даденами и перекр„стной дорогой не было строений, и дальше тоже
на много миль впер„д. Кругом были только бескрайние поля пшеницы, сияющей
под жарким солнцем. Видно было как жар подымался как белое пламя над
земл„й. Я свернул на флоринскую дорогу, так как слева от не„ заметил
оазис, белый коттедж с летящей ветряной мельницей в небольшом огороженном
саду с молодыми деревьями, а рядом большой некрашеный амбар. Чудненько. От
дороги отходила аллея, я поехал по ней между желтой пшеницей игромадным
светлозел„ным виноградником, орошавшимся ветряными мельницами, к дому. В
саду были цветы, они были свежими из-за протекавших рядом ручейков воды,
которые составляли совершенную маленькую систему канав. Вс„ хозяйство было
чистеньким, прохладным, тенистым и тихим; не было никаких признаков
присутствия человека до тех пор, пока я не подъехал к воротам коттеджа.
Там, вздрогнув, я увидел женщину, которая стояла, вытирая руки о передник
и внимательно глядя на меня.Это была г-жа Нили.
   Г-жа Нили, жена высокого, прямого, мягкого мужчины из штата Миссисипи,
была родом из Новой Англии. Об этом я узнал позднее, и многое из того, что
я расскажу сейчас, основано на е„ рассказах, пересказанным позже моей
матерью, вс„ это безнад„жно перемешалось с моими собственными
воспоминаниями. Но и теперь я вижу прямую линию е„ тонких молчаливых губ и
вес„лый, танцующий взгляд е„ внимательных, испытующих глаз. У меня сразу
же пропали все мысли о войсках.
   - Здравствуйте, - осторожно начал я.
   - Здравствуй, - ответила она.
   - Меня зовут Лэнни Стеффенс, - объяснил я, - я ищу, где бы можно было
нам перекусить, когда я выезжаю на долгие загородные прогулки.
   - Нам? - переспросила она. - Кому это нам? Ты имеешь в виду своего пони?
   - Да, - сказал я. - Отец говорит, что гораздо важнее накормить пони,
чем меня, но он может поесть и травы, если у вас нет сена.
   - О, сено-то у нас есть, - ответила она, - но с какой стати нам кормить
мальчика и лошадь, как только они объявятся здесь?
   - Не знаю, - сказал я, и это было правдой. Мне частенько задавали этот
вопрос, я даже сам себя спрашивал, но ответить на него не мог.
   - А где вы жив„те со своим пони? - поинтересовалась она. - И чем вы
занимаетесь?
   Что ты сейчас делаешь здесь?
   Я рассказал ей, где живу. Чем я живу, не мог сказать ей ничего, кроме
того, что хожу в школу. А что касается этой поездки, то я это уже объяснил
и повторил теперь подробнее. Ищу такое место, где всегда можно было бы
поесть, как только попаду на стоктонскую дорогу.
   - И твоя мать разрешает тебе болтаться так по окрестностям? А отец! Они
хоть знают, где ты сегодня есть?
   - Нет, - я покраснел за них. - Они этого не знают. Да и вообще, они
редко знают, куда я поеду, пока не вернусь. Но они не возражают. Они
разрешают мне ездить куда угодно, если только я вместе с пони.
   - Ага, понятно, - сказала она. - Они доверяют пони. - И затем позвала:
"Джим, Джим".
   Из сарая показалась голова мужчины. - Привет, - ответил он.
   - Вот, Джим, - сказала она, - поди-ка сюда, возьми этого никч„много
пони у мальчишки, поставь его в амбар и накорми его. Сеном, а не овсом. А
ты, - обратилась она ко мне, - слезай-ка с лошади и пойд„м со мной.
   Джим подош„л и, вопросительно глядя на меня, взял моего пони. Я же
пош„л с г-жой Нили, которая привела меня на кухню и велела мне "помыться".
Она сказала, что я грязный. Она занялась готовкой, а когда я вымылся, мы
разговорились. Не помню уж о ч„м, но она интересовалась моими с„страми,
которые мне были совсем ни к чему.
   Они ведь не были мальчиками, и как я уже выяснил, в дождливые дни их
можно очень даже хорошо использовать в качестве проводников, а ещ„ лучше
пассажиров на поезде или пароходе из стульев. Да, и ещ„ она расспрашивала
меня о школе, которая мне и так надоела. Единственное, что я мог сказать
хорошего о школе, так это то, что по пятницам был короткий день, она
заканчивалась в два часа вместо тр„х, и до понедельника мы были свободны.
Два с половиной свободных дня. Однако, чтобы воспользоваться ими сполна,
мне нужно было найти места, где можно было бы остановиться и подкрепиться.
   - Понятно, - сказала она. - И когда ты решишь, что мы будем для тебя
одним из таких мест, ты поедешь дальше и будешь искать ещ„.
   - Д-а-а, - согласился я. До сих пор я как-то не думал об этом, но
теперь, когда она упомянула об этом, я понял, что хорошо бы иметь и другие
места. И ещ„ я уразумел, что г-жа Нили способна понимать кое-что, что
очень важно для мальчика, чья жизнь представляет собой сплошной поиск
людей, которые понимают хоть что-нибудь, понимание встречается так редко,
особенно среди взрослых.
   На приготовление обеда ушло много времени. Я подумал, что г-жа Нили не
перестанет выставлять яства на стол, великолепные вещи: пирожные и
варенье, м„д и молоко, соленья. Даже после того, как мне уже было более
чем достаточно, она продолжала печь, готовить и вынимать продукты из
буфетов, подвалов и печи. И не терпелось не только мне. Не успела она
закончить, как в дом вош„л Джим.
   - Как есть, так всегда первый, - нелестно произнесла г-жа Нили, но Джим
ответил ей, что и так уже поздно. - Полуденный поезд прош„л уже давно. - В
ответ она включила сирену, и в дверях появился г-н Нили. Оба мужчины
тщательно вытерли ноги о половичок у входа в кухню, и тогда я заметил, что
в доме очень чисто.
   Меня представили г-ну Нили как "никч„много мальчишку, приехавшего сюда
на ничтожном пони, которых надо накормить, и он предполагает, если еда
будет подходящей, частенько приезжать сюда, если окажется рядом ... в
обеденное время."
   - Тогда, - сказал г-н Нили, - надеюсь, что ты приготовила ему хороший
обед." Он очень любезно произн„с вс„ это, вежливо поклонившись в мою
сторону и тепло пожав мне руку. И я тут же полюбил г-на Нили. О г-же Нили
этого нельзя было сказать, она была какая-то странная. А что касается
Джима, брата г-на Нили, то я оставил его там, куда его посадила г-жа Нили,
в конец стола, он был простой человек.
   - Да, - повторила г-жа Нили, когда мужчины вымылись и уселись за стол,
- как видите, я уж постаралась, готовя этот первый,... пробный обед. Из
того, что мне рассказали, я поняла, что он больше не приедет сюда, если
его не устроит еда, хоть он и сообщил мне, что отец его говорит, что
гораздо важнее, чтобы Джим как следует накормил пони. - Вс„ верно, я вс„
это и говорил, но от того, как г-жа Нили преподнесла это, мне стало как-то
не по себе. Меня всегда озадачивало, почему это люди передают то, что я
говорю, с каким-то вывертом, так что это выглядит выспренно и смехотворно.
   Однако, я проголодался. То же самое и остальные, а пищи было не только
изобилие, но она была очень вкусной. Мне выпало встретить лучшую кухарку в
окрестностях, и я стал есть, ели все, все, кроме г-жи Нили, которая
продолжала задаватьмне забавные вопросы. Как пройдут выборы? Кто будет у
нас следующим президентом? Что показывают в театре? А в опере? (В
Сакраменто не было оперы).