нять.  Транспорт
просматривается с берега. И корабли  ходят  мимо.  Чем  тебе  флаг  помешал?
Фашисты сами на себе поставили крест.

   Шубин посоветовал разведчикам обосноваться в  трюме,  в  той  его  части,
которая не была затоплена.
   -  Надежнее  всего!  Днем   будете   наблюдать   в   иллюминатор,   ночью
прогуливаться по палубе. Сыровато, конечно!  Так  не  к  теще  же  на  блины
приехали.
   Разведчики с помощью Шурки принялись тянуть на палубу антенну.  А  боцман
занялся осмотром трюма. Как старый фронтовик, он  обладал  особым  нюхом  на
съестное.
   Через несколько минут он с торжеством принес  и  поставил  перед  Шубиным
вскрытый ящик с консервами:
   - Компот, товарищ гвардии капитан-лейтенант!
   - Ишь ты! - Шубин присветил фонариком. - А  ведь  тут  их  полно,  ящиков
этих. Товарищи разведчики! Блинов у вас, правда,  не  будет,  зато  компотом
обеспечены, сидите в трюме хоть до конца войны!
   - Может, и другие консервы есть? - предположил боцман.
   - Тебе полное меню подай. Как в ресторане. Эй, побыстрей прошу,  товарищи
новоселы! Счетчик-то тикает на  такси.  Мне  до  света  надо  мимо  островов
проскочить. Иначе будет нам всем компот!
   И вдруг с палубы раздался протяжный крик.
   Самолет?
   Шубин в два прыжка очутился наверху. Но опасность появилась не с воздуха.
Павлов показывал в сторону моря.
   Вдали Шубин увидел что-то темное, очень длинное.
   Подводная лодка?
   Наяву  повторялся   его   кошмар!   С   томительной   последовательностью
поднималась из воды боевая рубка, потом всплыл узкий  утюгообразный  корпус.
Вода расступилась без пены, без всплесков.
   Ветер стих. Вокруг штилевое море.  На  светлой  полосе  лежала  подводная
лодка, очень одинокая.
   Есть ли на ее палубе орудие? Нет! Только спаренные пулеметы, два коротких
ствола,  поднятых  под  углом!  Сейчас,  когда   подводная   лодка   немного
развернулась, это очень ясно видно.
   И боевая рубка необычайно высока! Длинная прямая тень от  нее  падает  на
воду. На одной-единственной подводной лодке видел Шубин подобную рубку.
   Все приметы налицо!
   Будто материализуясь на глазах, уплотняя взвешенную  в  воздухе  влагу  и
зыбкий лунный свет, возник перед  Шубиным  "Летучий  Голландец"  -  весь  из
бликов и теней!..
   Мгновенный военный рефлекс - атаковать! Кинуться  на  врага  и  забросать
глубинными бомбами!
   - Заводи моторы!
   Шубин кубарем скатился на палубу  катера.  За  ним,  грохоча  автоматами,
Фаддеичев и Шурка.  Палуба  затряслась  под  ногами.  Павлов  был  наготове,
мотористы быстро запустили один из моторов. Второй завелся на ходу.
   Транспорт словно бы прыгнул назад, к берегу. Секунду видны  были  фигурки
разведчиков у мачты. Потом на крутом развороте притопленный корабль  закрыло
буруном, поднявшимся за кормой.
   Но пока катер стоял, приткнувшись к борту транспорта, то сливался с  ним.
Едва лишь отскочил, как сразу перестал быть невидимкой.
   На подводной лодке  заметили  атакующий  торпедный  катер.  Рубка  начала
уменьшаться. По обыкновению, не принимая боя,  "Летучий  Голландец"  шел  на
погружение.
   Глубинками бы его! Но глубинных бомб нет. Они у Князева. А Князев далеко,
- если уцелел!
   - Товсь! Залп!
   Шубин выпустил торпеду в погрузившуюся подводную лодку.
   Море продолжало наплывать с норда  сплошной  слитной  массой,  равнодушно
отсвечивая при луне. Оно даже не поморщилось...
   Тут только вспомнил Шубин, что  торпеды  были  "изготовлены  на  крупного
зверя", то есть на транспорт, - поставлены на глубину хода три метра.
   Эх! Поспешил! Надо было увеличить глубину не меньше чем на шесть  метров.
Ведь окаянная подводная лодка уже скрылась под водой.
   4
   Катер лег на курс к базе.
   Павлов смотрел только вперед, часто сверяясь с компасом.
   Шубин передал командование катером Павлову и молча  стоял  рядом,  подняв
воротник.
   Помнится, Готлиб, а может, Рудольф, заявил в кают-компании, что "Летучий"
умеет по желанию превращаться в транспорт. "Но, понятно, затонувший", - было
оговорено.
   Как это понимать?
   В данном случае скорее уж транспорт превратился в подводную лодку.
   Но к чему ей шнырять вокруг транспорта?  Охраняла  консервы  с  компотом?
Вряд ли. Были у нее поручения поважнее, судя по рассказу Нэйла.
   Луна неслась  вдогонку  за  катером,  прорываясь  сквозь  тучи.  Темнело,
светлело, опять  темнело.  Так  поезд,  приближаясь  к  Севастополю,  быстро
проскакивает один туннель за другим...
   Вдруг - резкий толчок! Ткнулись в гору?
   Павлов не  успел  взять  на  себя  ручки  машинного  телеграфа.  Раздался
омерзительный скрежет - днище катера ползло по камню!
   Потом скрежет перешел в вой  и  свист  -  злорадно  подскакивающие  звуки
"Ауфвидерзеена". Подлый мотив! Догнал-таки наконец!
   Шубин машинально провел рукой по лбу. Ладонь стала мокрой, липкой. Расшиб
лоб о щиток!
   Рядом стонал Павлов. Наверно, ударился грудью в штурвал. Шубин помог  ему
встать. Потом заглянул в люк:
   - Живы?
   - Расшиблись малость! А что это было?
   - Сидим на камнях!
   - Клинья, чопы, паклю, товарищ командир?
   - Действуй!
   Но пробоин было слишком много. Вода заливала таранный и моторный отсеки.
   Почему же катер еще держится?
   Оказалось, что он держится не на воде, а на камнях.
   Шубин перегнулся через борт. Фонтанчики пены били в лицо. Все же  удалось
разглядеть, что катер как бы провис между двумя  камнями,  сильно  при  этом
накренясь.
   И опять мотив "Ауфвидерзеен" надоедливо застучал в  мозгу.  Шубин  увидел
косо висящую картину в кают-компании  "Летучего  Голландца".  Словно  бы  по
волшебству перенесся внутрь рамки. "Летучий  Голландец"  поманил  за  собой,
завертел-закружил и вывел... Но куда же он вывел?  На  картине  камней  нет.
Видна лишь зеленая вода и завихрения пены. Камни - вне рамки,  ниже  правого
ее угла...
   - Пластырь заводить? - вздрагивающий голос Дронина.
   Интонация тревоги в голосе моториста встряхнула и  отрезвила  Шубина.  Он
преодолел минутную слабость. От него ждут решения! Судьба катера  и  команды
зависит от его решения! И он снова ощутил  себя  рассудительным,  собранным,
хладнокровным, как и положено командиру перед лицом опасности.
   - Все лишнее - за борт!
   Катер надо облегчить, чтобы легче было снимать с камней.
   В воду тяжело плюхнулась торпеда. Туда же отправился пулемет, сорванный с
турели.
   Боцман только кряхтел и охал, расставаясь с катерным добром.
   - Ящички-то хоть оставьте, товарищ командир!
   - Какие ящички?
   - Да парочку с транспорта прихватил. Компот.
   - За борт!
   Павлов с трудом перевел дыхание, откашлялся.
   - Но где наше место? -  растерянно  пробормотал  он.  -  Ведь  я  шел  по
компасу. Берег должен быть в пяти милях.
   - Вот это совершенно правильный твой вопрос, - сказал  Шубин  подчеркнуто
спокойно, даже с оттяжечкой. - Давай-ка, друг, искать наше место!

   Он включил лампочку под козырьком рубки и осветил карту.
   Но в карте не было нужды. Моряк умеет  мыслить  картографически,  подобно
математику, который с легкостью ворочает в  уме  глыбы  многозначных  чисел.
Мысленно Шубин промчался вдаль Моонзундского архипелага,  проверяя  по  пути
все опасности: банки, мели, оголяющиеся камни.
   Моторы были заглушены. В наступившей тишине  ухо  стало  различать  плеск
воды. Он выделялся на каком-то мерном рокочущем гуле. Прибой? Похоже, но  не
прибой.
   Восточную часть неба, по-видимому не очень далеко,  прочертило  несколько
ракет.  Наметанный  глаз  Шубина  успел  разглядеть  справа  две  башни,  на
небольшом расстоянии друг от друга. Маяки! Фонари на них, понятно, погашены.
В военное время маяки работают только по указанию.
   Шубин узнал их и присвистнул. Лишь  в  одном  месте  на  побережье  маяки
отстоят так близко друг от друга.
   - Вот оно, твое место! - Он сердито ткнул пальцем в карту. - Смотри, куда
привез!
   - Ристна?! - Павлов лихорадочно зашуршал картой. - Не  может  быть!  Ведь
это расхождение с курсом на двадцать три градуса!
   Шубин промолчал. Он напряженно вглядывался в темный, безмолвный берег.
   Может, не может... Однако это был факт.  Торпедный  катер  по  непонятным
причинам отклонился от правильного курса и ткнулся с  разгона  в  прибрежные
камни мыса Ристна, крайней западной оконечности острова Хиума.
   На Хиума  -  :  сильный  немецкий  гарнизон.  Это  еще  больше  осложняло
положение.
   5
   Рация,  по  счастью,  была  не  повреждена.  Чачко  отстучал  на  базу  о
случившемся. Затем сравнительно быстро удалось разыскать в эфире князевского
радиста.
   Князев, "поводив" за собой вражеский самолет,  "сбросил  наконец  гада  с
хвоста" и теперь ожидал  в  двадцати  милях  от  Ристна  в  указанной  точке
рандеву.
   Шубин приказал ему немедленно идти к Ристна.
   - Поторопиться не мешает, - проворчал  Дронин.  -  Грубо  говоря,  тонем,
товарищ командир.
   - А ты грубо не говори! Знаешь ведь: не люблю грубости!
   Кто-то нервно засмеялся.
   Матросы беспрерывно вычерпывали воду. В днище и в бортах  было  несколько
пробоин. Да, пластырь поможет, как мертвому припарки!  Таранный  и  моторный
отсеки наполняются водой. Скоро она начнет переплескивать через борт.
   Нечто сходное произошло  этой  весной  в  шхерах.  Однако  там  сразу  же
подвернулся безлюдный лесистый островок. А здесь  под  боком  -  Хиума,  где
немцев полным-полно.
   С берега, однако, не стреляли. Шубин  не  понимал  этого.  Наблюдательные
посты не могли не засечь катер. По всем правилам, на него должен  был  сразу
же обрушиться шквал артиллерийского и пулеметного огня.
   Но, конечно, в данном случае не Шубину было учить фашистов правилам.
   Вся надежда на Князева. Но ему до  Ристна  "топать"  не  менее  получаса.
Дронин прав. Запросто можно потонуть, не дождавшись помощи.
   Шубин нетерпеливо огляделся.
   Опасность всегда делала его энергичнее, инициативнее, собраннее,  главное
- собраннее! По-прежнему стучал в  мозгу  надоедливый  мотив,  но  Шубин  не
обращал на него внимания. Весь сосредоточился на решении задачи: как в  этих
необычайно трудных условиях спасти катер и команду?
   "Летучий" тоже сидел на камнях - в шхерах. И  посадил  его  туда  не  кто
иной, как он, Шубин. Но тогда буксиры были рядом.  Они  тотчас  же  сволокли
"Летучего" с камней.
   Да, пожалуй, он отквитался за шубинскую хитрую каверзу. Уплатил свой долг
полностью и почти той же монетой.
   Теперь-то ему хорошо! Гуляет себе по морю взад и вперед.  Набрал  воды  в
балластные систерны - нырнул! Продул сжатым воздухом - вынырнул!
   Шубину бы так! Но нет у него, к сожалению, систерн.
   Хотя...
   Почему бы не приделать к  катеру  систерны?  Шубин  засмеялся.  Павлов  и
Фаддеичев с удивлением смотрели на него.
   - Есть  мысль!  Катер  в  подводную  лодку  превратим!  Матросы  в  ужасе
переглянулись. В уме ли их командир? Не помешался ли от переживаний? Катер -
в подводную лодку?!
   - Временно, товарищи, временно! - успокоительно  сказал  Шубин.  -  Чтобы
остаться на плаву, дождаться Князева. Боцман! Мешки Бутакова сюда! Баллон со
сжатым воздухом цел? Да поворачивайся ты! Тонем же!
   Два резиновых мешка были уже пусты. Запасное горючее из  третьего  вылили
(все равно ползти на буксире).
   Один мешок с поспешностью затолкали в таранный отсек, присоединили к нему
шланг от баллона со сжатым воздухом, открыли вентиль.
   Воздух, наполняя мешок, стал  раздувать  его,  а  тот,  в  свою  очередь,
постепенно вытеснял воду из отсека. Да,  систерна!  Нечто  вроде  кустарной,
самодельной систерны!
   Когда первый мешок раздулся до отказа, два других пустых мешка  закрепили
по обоим бортам ниже ватерлинии и тоже наполнили воздухом из баллона.
   И произошло чудо!
   - Ура,  -  шепотом  сказали  рядом  с  Шубиным.  Это  был  юнга.  Опустив
бесполезный черпак, он завороженно следил за тем, как  выравнивается  катер,
медленно-медленно поднимаясь над водой.
   Вот каков он, удивительный Шуркин командир! Словно  бы  вцепился  могучей
рукой в свой тонущий катер и наперекор стихиям удержал на плаву!..
   Впрочем, это было неточно: на плаву. Катер по-прежнему сидел  в  ловушке,
между  двух  камней,  но,  выровняв  его,  Шубин   предотвратил   дальнейшее
разрушение. Сейчас расторопный боцман  мог  завести  под  днище  брезентовую
заплату - пластырь и заделать пробоины, то есть сделать  то,  что  делают  в
подобных аварийных случаях.
   Шубин .выпрямился. Он с удивлением  отметил,  что  "Ауфвидерзеен"  исчез.
Победа вытеснила навязчивые мысли  из  мозга,  как  сжатый  воздух  воду  из
отсеков!
   А через несколько минут со стороны моря "подгреб" Князев. Он  приблизился
и подал буксирный конец.
   Когда катер удалось стащить с камней и взять на  буксир,  оказалось,  что
валы погнуты, винты поломаны, кронштейны отлетели.
   Шубин приказал команде перейти на катер Князева. На  поврежденном  катере
остались только трое: он сам, Павлов и боцман.
   Хорошо еще, что волна была небольшая.
   Катер, низко сидящий, лишенный хода, мотало из стороны в  сторону.  Шубин
стоял у штурвала. Плечи ныли, с такой силой он сжимал штурвал. Старый катер,
на котором воевал с начала войны, сделался как бы продолжением его тела.  Он
мучительно ощущал каждый толчок на волне.
   Шансов довести катер до базы было мало, Шубин  понимал  это.  Но  упрямая
вера в счастье, инстинкт победы вели и поддерживали его.
   Катер прыгал на  волнах.  Небо  было  полосатым  от  туч.  Казалось,  оно
вздувается и опадает, как тент над головой.
   Потом тент стал постепенно белеть. Ночь кончилась.
   Утром моряки увидели наш  самолет,  летевший  навстречу.  На  бреющем  он
пронесся над катерами, ободряюще качнул крыльями, улетел, вернулся.
   Князев  и  Шубин  плыли  следом,  будто  привязанные  к  нему  серебряной
волшебной нитью.
   Так обычно авиация наводит катера на цель. Сейчас летчик  показывал,  что
нужно держаться ближе к берегу. Правильно! Там меньше  качает.  Но  берег-то
ведь вражеский!
   Ничего не понимая, Князев и Шубин плыли мимо Хйума, дивясь тому,  что  их
не обстреливают. Заколдованы они, что ли?
   Только дома моряки узнали, что ночью на Хиума был высажен десант. Бои шли
на восточном берегу. Катер Павлова потерпел аварию на западном. ("Шеи немцев
были  повернуты  в  другую  сторону",  -  так  прокомментировал  Шубин   это
обстоятельство.)
   После полуночи немцы стремительно покатились на юг, спеша переправиться с
Хиума на Саарема. К утру на острове не осталось ни одной рыбачьей лодки.
   До Шубина ли было немцам?
   - И еще споришь: не везет! - говорили  Шубину  товарищи.  -  В  кои  веки
кораблекрушение потерпел, и то повезло: аккурат  к  наступательной  операции
подгадал!
   - А это уж нам всем повезло, - с достоинством  отвечал  Шубин.  -  Осенью
тысяча девятьсот сорок четвертого года наступательная операция на Балтике не
случай, а закономерное явление! При чем же тут ваше "везет - не везет"?..
   Глава шестая. КЛЕИМО "СКФ"
   1
   Первые несколько часов после возвращения шубинцы ходили в героях.
   Шурка, по обыкновению, разглагольствовал среди своих взрослых  "корешей",
матросов с других катеров:
   - Потом стало на волнишке бить, потряхивать. Думаем: как бы не пропал наш
командир! Гвардии старший  лейтенант  Князев  говорит:  "Я  подойду  к  вам,
товарищ  командир!  Надо  вас  снимать!"  -  "Подожди!  -  отвечает  гвардии
капитан-лейтенант. - Нельзя свой катер бросать в воде! Справимся! Выгребем!"
И выгреб! Шубин же!
   А боцман горевал о трофейных консервах,  которые  пришлось  выбросить  за
борт:
   - Вскрыть даже ящики не успел. Так и не знаю,  что  это  за  консервы.  А
пригодились бы! Иностранного моряка будем ужином угощать.
   Но к вечеру в дивизионе стало известно, что адмирал сурово разговаривал с
Шубиным.
   Начальство  рассудило  правильно:  "Кому  много  дано,  с  того  много  и
спросится". Шубину было много дано - от таланта до орденов. И спрошено  было
поэтому полной мерой!
   "За спасение людей и катера - спасибо! - будто бы сказал  адмирал.  -  Но
аварию тебе, Шубин, простить нельзя! Завтра в десять представишь  объяснение
причин аварии. Не сумеешь объяснить, отрешу тебя и Павлова  от  должности  и
отдам под суд военного трибунала!"
   2
   Запасшись папиросами, Шубин и Павлов заперлись в комнате.  Дом,  куда  их
поставили на квартиру, находился на окраине рыбацкого поселка,  недалеко  от
гавани.
   Через час или полтора в комнате было уже полутемно от табачного дыма. Как
сквозь дымовую завесу, прорывались моряки к  цели  -  к  разгадке  аварии  у
западного берега Хиума.
   Конечно, не так трудно было промямлить какую-нибудь общепринятую  формулу
покаяния. Начальники, вообще говоря, жалостливы к кающимся.
   Но Шубину это как раз было трудно. По-честному, он не мог бы так.
   Слишком сильна была его вера в себя, чтобы поступиться ею без  борьбы.  И
эту веру он,  как  правило,  переносил  на  своих  подчиненных.  Павлов  был
надежен, так считал Шубин.
   Это не значит, однако, что Шубин не был требователен по службе. Наоборот!
Но требовательность и недоверчивость - вещи разные.
   Шубин не уставал повторять своим офицерам, что на войне - да и  вообще  в
жизни - очень важна инерция удачи, иначе  говоря,  неустанно  вырабатываемая
привычка  к  счастью.  Нельзя  допускать  необоснованных  сомнений  в  себе,
колебаний, самокопаний.
   Горький сказал: "Талант - это вера  в  себя,  в  свои  силы!"  Но  почему
горьковские слова применимы  лишь  к  писателям,  а  не  ко  всем  людям,  к
представителям различных профессий, в том числе и военно-морской?
   Лет шесть или семь назад учебный корабль, на котором  проходили  практику
курсанты третьего курса, втягивался в устье Северной Двины.  Шубин  выполнял
обязанности вахтенного командира. Рядом, на мостике, стоял профессор Грибов,
который был начальником практики.
   В данном случае, вероятно, уместно было бы вызвать с берега  лоцмана.  Но
Грибов не сделал этого.
   Он приказал передать семафором: "Прошу разрешения лоцмана  не  брать.  На
мостике - практикант. Не хочу портить характер будущего офицера!"
   И Шубин навсегда запомнил это...
   Он отмахнул рукой плававшие  над  столом  клубы  дыма,  заглянул  в  лицо
Павлову:
   - Ну-ну! Не будем падать духом. Будем трезво рассуждать.  Если  не  мы  с
тобой виноваты, то кто же тогда виноват? Компас?
   Да, выбор невелик: либо командир катера, либо компас.
   - Кстати, вспомни, мы шли на одном магнитном! Гирокомпас выбыл  из  строя
еще на подходе к притопленному кораблю.
   Павлов угнетенно кивнул.
   Итак, на подозрении магнитный компас!
   Шубину представилось, как Грибов в задумчивости расхаживает взад и вперед
у своего столика в аудитории.
   "Разберем, - начинает он, - случай  с  бывшим  курсантом  нашего  училища
Шубиным. Будем последовательно исключать одно решение за другим..."
   Далее Грибов сказал бы, наверное, о пейзаже.
   "На войне, - учил он, - пейзаж перестает существовать сам по  себе.  Все,
что совершается в природе, может влиять на ход событий и должно  обязательно
приниматься в расчет навигатором".
   Но что совершалось в природе перед аварией? Море было штилевое. Из-за туч
проглядывала луна.
   Если бы компас соврал где-нибудь на Баренцевом море, полагалось бы учесть
в догадках северное сияние.
   С давних времен сохранилась поморская примета:
   "Матка (компас) дурит на пазорях", то  есть  при  северном  сиянии.  Ведь
сполохи на небе подобны зарницам: те возвещают о грозе, эти  -  о  магнитной
буре. Порыв магнитной бури, бушующей в высоких  слоях  атмосферы,  невидимое
"дуновение" может коснуться стрелки магнитного компаса  и  отклонить  ее,  а
вслед за нею и корабль от правильного курса.
   Но авария произошла  не  на  Баренцевом,  а  на  Балтийском  море.  Здесь
северные сияния редки.
   Так что же повлияло на компас?
   Робкий стук в окно. .
   - Кто?
   - Боцман беспокоит, товарищ гвардии капитан-лейтенант! Ужинать  буд