Арно от 29 июля 1648 г.; перевод  старофранцузский
предпочтительнее, потому  что  он  сохранил  оттенки  движения  декартовской
мысли, которые отражаются в странностях  фразы,  а  современный  французский
подчищен, и оттенки смысла, на мой  взгляд,  потерялись,  хотя  он  и  более
элегантен.) Фраза звучит так: "Для  воспоминания  годятся  не  всякие  следы
того, что запоминается или потом вспоминается, не те, которые  оставлены  на
"доске"  нашего  мозга,  но  только  те,  относительно  которых   ум   имеет
возможность узнать, что они  -  следы  нового  события,  которое  раньше  не
происходило, и что они не всегда в нас были. И это узнавание есть  акт,  для
которого человек в самом начале (т.е. при первовосприятии  запоминаемого.  -
М. М.) должен воспользоваться  чистым  концепированием  (conception  pure)".
Потому что "в предмете не может быть никаких телесных следов  новизны  этого
предмета". То есть мы не можем в себе, на  нашей  tabula  rasa  иметь  следы
новизны предмета. Например, я впервые вижу этот микрофон. Чем он  отличается
от того, который я не видел  или  увижу  только  через  десять  лет?  Ничем.
Вслушайтесь в эту гениальную  фразу  Декарта:  "В  предмете  не  может  быть
никаких телесных следов (les  vestiges  corporels)  новизны".  Вот  когда-то
впервые в мире моего сознания и опыта случился микрофон, и я запомнил это  и
знаю, что в мире есть микрофоны. Простите, но что при  этом  произошло?  Для
узнавания новизны, говорил Декарт, должно произойти  чистое  концепирование,
так как  в  самом  предмете  никаких  материальных  следов  новизны  нет,  и
воспринять эту новизну  я  бы  мог  лишь  в  том  случае,  если  было  некое
предпонима-ние в "чистом концепте". Иначе говоря, "под эмпирию", под то, что
смогло стать эмпирическим фактом случания микрофона  в  поле  моего  зрения,
влезло нечто, что одновременно проникло и  в  "топос",  т.е.  в  непрерывным
образом построенное сознание, в некоторый абстрактный континуум сознания,  в
котором, повторяю, есть (или обеспечивается) длительность врожденных идей  и
где  действует  мощный   (или   сверхмощный)   гипотетический   Божественный
интеллект. И мы не можем разделить это. Это нечто - один шаг, сразу вверх  и
вниз. Значит, под эмпирией понимается не просто случайная эмпирия, а эмпирия
именно этого мира (который случился в первоакте). Какого  мира,  мира  чего?
Назовем теперь это неделимое нечто: атом, единица  ума.  Мир  атома,  потому
что, во-первых, мы  не  можем  разделить  этот  шаг  "вверх"  и  "вниз",  и,
во-вторых, мы его не видим вследствие бесконечной малости. Слово "малость" в
античной философии как  раз  и  употреблялось  в  первую  очередь  в  смысле
недоступности ее нашему взгляду, а отнюдь не  в  смысле  малости  физических
размеров наглядно представляемого тела.  Атом  неделим,  представляет  собой
сверхчувственный неделимый интервал. Мы не можем,  вставив  что-то  еще  или
добавив вовнутрь различение, разорвать  этот  шаг  -  единицу  ума,  которая
расположена и вверху, и внизу. Кстати,  и  эмпирические  вещи  внутри  этого
расположения получили определенность.
   Если мы твердо усвоим необходимость устранить из нашего понимания "атома"
всякие  наглядные  представления  его  малости,  то  тогда  поймем,  почему,
например, Демокрит мог сказать, что  бывают  атомы  размером  с  целый  мир.
Никакой  другой  интерпретации,  кроме  той,  которую   я   пытаюсь   сейчас
осуществить, это не поддается. В частности, это нельзя уяснить и  на  основе
того представления, что атомная теория возникла  в  античной  философии  как
некое  предвосхищение  позднейшей  физической   гипотезы   о   существовании
дискретных материальных частиц, невидимых в силу их физической  малости.  Но
каким же образом тогда может быть такой атом, в котором есть  свои  деревья,
реки и o.a. - целый мир? Может, поскольку мы видим и различаем предметы,  но
не видим мира, т.е. самой  различенности.  Мы  видим  не  атом,  порождающий
различия, мы видим предметы, которые нам "показывает" этот  атом  и  которые
впервые в нем получают эмпирическую определенность так же, как получил  свою
определенность верхний топос законов. Для нас в нашем ведении важна "средняя
пропорциональная" двух "рацио"; из него или в нем  мы  и  видим  определенно
"верхнее" и "нижнее", идущее "вперед" (плюс)  или  идущее  "назад"  (минус).
Атомарность  нашего   видения   означает   предельную   различенность   (или
"индивидуальность"). Так сказать, атом  различия.  И  в  этом  смысле  атом,
конечно, может быть размером с целый мир. Эмпирически, например,  это  может
быть  эквивалентно  атомизации   духовных   актов   (очень   интересно   это
проскальзывает у Св. Иоанна: "Еще один малый миг - и меня не  будет,  другой
малый миг - и вы меня снова увидите"). Стоит обратить внимание  также  и  на
то, что эта проблема индивидуальности нашла выражение в квантовой  механике:
квантовое число является символом именно индивидуальности атомного явления.
   В  прошлый  раз  я  рассуждал  о  движении  в  двух  направлениях.   Одно
направление  -  к   идеальным   объектам,   которые   предполагают   понятие
бесконечности. И второе направление - к чистому воображению. Теперь мы можем
дополнить это соображение следующим:  для  того  чтобы  было  воображение  и
работа мысли, должна установиться атомарная структура ума  или  должны  быть
выделены "единицы ума", в которых и будет производиться вся работа. То,  что
получается в  результате  работы  единиц  ума,  Декарт  называл  измерениями
(размерностями). В 14-ми 15-м правилах для руководства ума, которые  кажутся
просто чудовищными  и  головокружительными  (когда  начинаешь  их  понимать,
начинает  кружиться  голова,  как  от  заглядывания  в  притягивающую   тебя
пропасть), Декарт говорит о единице измерения как о  всеобщем  свойстве  или
"натуре" (а натура, если вы помните, это "простое естество": прямая, число и
o.a.). Он пишет: "Единица измерения есть то всеобщее свойство... к  которому
должны быть приобщены все  вещи,  сравнимые  между  собой"  И  здесь  же  он
утверждает, что измерений может быть бесконечное число.  Если  я,  например,
рассматриваю движущееся тело с точки зрения его скорости, то "скорость" есть
его измерение, и все ответы, которые я получу,  будут  относиться  только  к
ней. Или, чтобы определить  треугольник,  нам  нужны  три  измерения  -  две
стороны и угол (т.е. соприкасание, сечение сторон) - или три  "элемента",  и
тогда будет  определена  двухмерная  фигура.  Следовательно,  "элемент"  или
единичное измерение, которое неделимо, не есть число или  числовая  мера,  а
есть нечто распределенное между всеми единицами деления или  "измерения"  (в
смысле действия измерения). И, будучи неделимым, оно  присутствует  во  всех
точках,  в  которых  совершается  "измерение"  (опять  же  в   смысле   акта
измерения), и в каждой из них оно присутствует целиком. Само же оно не  есть
то или иное число, не есть то или иное пространство,  а  есть  непрерывность
числа, пространственность пространства. То  есть  единичное  измерение  есть
своего рода  "среда",  всепроникающий  элемент,  "стихия".  И  то  же  самое
относится к мысли:  речь  идет  в  данном  случае  об  "элементе"  в  смысле
всепроникающей  "стихии"  движения  мысли.  В  русском  языке   этот   смысл
проскальзывает, в частности, в выражении "я чувствую себя в  своей  стихии".
Вот чем в действительности были атомы древних. И Декарт, не употребляя этого
термина, но говоря о том же, излагал это в виде теории и метода пропорций. У
него именно так, а не иначе работает  отмедитированная  машина  мышления,  и
следы этой работы, в теоретическом плане, мы  ясно  видим  в  "Правилах  для
руководства  ума",  которые  он  не  окончил  и  не  публиковал   (поскольку
"установился" и ему этот текст уже больше был не нужен). "Установившись", он
занимается позитивным делом, т.е. строит,  например,  конкретную  физическую
теорию, решает задачу. Я приводил пример того, как он  анализировал  падение
световых лучей и получил свой закон преломления (закон синуса) -  именно  на
этом примере,  помимо  рефлексивного  уровня  самого  Декарта,  лучше  всего
прослеживается работа "атома ума".
   Прежде чем сделать следующий шаг, резюмирую коротко сказанное.  Итак,  мы
видим, что у Декарта работают "единицы  ума",  потому  что  те  предметы,  о
которых  он  может  высказывать  обоснованные  суждения,  -  это   предметы,
состоящие или строящиеся из измерений. Кстати,  эта  же  мысль  звучит  и  у
Сезанна. Сезанн говорил: все предметы живописи -  т.е.  то,  что  мы  должны
изобразить, - состоят из квадратов и конусов. Другими  словами,  квадраты  и
конусы есть "материя" изображаемого. А Платон писал: не красота  лошади  нас
интересует,  а  красота,  которая   создается   из   круглого   и   прямого.
Поразительное совпадение - при том, что Сезанн не знал философии Платона.  И
Декарт в свою очередь в "Правилах для руководства ума" разъяснял: я не  имею
в виду, что вещь состоит из вещей, называемых скоростью, фигурой и т.п.; это
- измерения, из которых мы компонуем "материю" вещи  -  той,  о  которой  мы
можем иметь законосообразные суждения. Или, как говорил  Платон:  существует
не просто красота как эмпирическое состояние красивости, волнующее  меня,  а
действительная    красота,    действительное    понимание,    действительное
переживание, которое нужно построить из круглого и прямого. И Декарт выразил
аналогичную  мысль:  понимаемое  извольте   построить   из   измерений.   Их
бесчисленное число, но каждая понятая нами вещь будет  материально  состоять
из измерений, для которых нужно воображение.
   Итак, одна сторона нашего движения - это непрерывный континуум  сознания,
и вторая сторона - воображение. Но под воображением  подразумевается  вторая
половина того шага, который мы не можем разделить: первая половина шага ушла
в идеальные предметы, а вторая  -  подперла  эмпирию,  которую  мы  видим  в
качестве эмпирии. У  Декарта  неделимое  -  это  уровень  истины  или  такой
уровень, лишь после которого появляются вещи, которые можно  доказывать  или
опровергать.  Это  неделимое  и  есть  сам  ум.  Напомню   вам   утверждение
Аристотеля, который считал, что на уровне неделимого  нет  лжи,  и  термины,
различающие истину и ложь, неприменимы. Уровень неделимого для Декарта и для
Аристотеля  есть  уровень  свободы,  свободного  действия  чего-то  в  мире.
Свободное  действие,  по  Платону  и  по   Декарту,   безошибочно.   Древним
принадлежит очень странная мысль, которая совершенно не  понятна  на  уровне
нашего эмпирического понимания. Они утверждали: свободный человек не  делает
ошибок. Представим себе, что действие есть  некое  сочетание  разных  шагов,
например сочленение нескольких шарниров, и оно происходит таким образом, что
ни один из шарниров не производит  никакого  спонтанного,  неконтролируемого
движения, не порождаемого самим действием. То есть внутри действия не только
нет никакой "пляски святого Витта",  но  и  вообще  не  порождаются  никакие
другие движения, кроме одного. Такое действие, внутри которого  нет  никаких
элементов, имеющих зависимое происхождение, и называется свободным, и  такое
действие безошибочно.
   Теперь я вернусь к той мысли, которую с  помощью  всех  этих  рассуждений
пытаюсь сформулировать. Для того, что я сейчас описываю  с  помощью  термина
"атом",  в  ходе  предыдущей   беседы   я   употребил   термин   "усиление",
амплификация. В нашем топосе усиленность - а она, как я покажу,  рефлексивна
- есть однопространственность всех  точек  наблюдения.  То  есть  все  точки
наблюдения равным образом дополняются и поэтому становятся однородными.  Как
если бы я имел несколько разных по форме и размеру предметов и  их  достроил
бы. Достраивающим  или  дополняющим  элементом  является  сознание,  которое
амплифицирует, приставляя к себе, например,  непрерывность.  Эмпирически  же
сознание не обладает непрерывностью: эмпирически мы не мыслим все время,  не
все время внимательны, не все  время  сосредоточены,  и,  учитывая  механизм
действия нашей нервной системы, мы в принципе не могли бы быть такими. И тем
не менее кто-то когда-то ведь сосредоточен,  внимателен;  в  моменты  такого
сосредоточения мы и есть усиленные - не такие, как есть  на  самом  деле,  а
амплифицированные  приставленным  полем  наблюдения,  в  котором  все  точки
наблюдения равно  присутствуют,  пробегаемы  взором  и  прозрачны.  И  таким
образом в топосе имеет место рефлексивная однопространственность и некоторая
одновременность всех точек наблюдения: сознание есть здесь и одновременно то
же самое сознание есть в другом месте. На этом основана возможность  ребенка
понимать, возможность его обучения путем организации среды, которая на  него
воздействует.
   Но усиление происходит и на уровне наших наглядных  моделей  воображения.
Эти модели - чистые. Это не просто  наши  ощущения,  акты  представлений,  а
какие-то вещи, которыми как естественные существа мы не обладаем, но которые
- т.е. некие органы воображения  -  возникают  в  нас  после  того,  как  мы
прора-ботаемся в амплификации. И тогда устанавливается  наше  воображение  -
то, которое Кант назовет продуктивным воображением. А Декарт  говорил:  "Это
воображение - настоящая часть тела". Этот пункт надо обязательно  закрепить.
Речь идет о части тела, которая не дана натуральным рождением,  естественным
потоком наших ощущений, восприятий, представлений и способностью воображать.
Она возникает у нас только тогда, когда мы установились и амплифицировались.
   Итак, работу ума на уровне амплификации мы назвали атомами в том  смысле,
что на этом уровне ум "состоит" из дискретных единиц, которые мы  не  видим,
не видит Декарт, но которые есть  в  нас.  (Теперь  мне  нужно  ввести  одну
существенную связку, но я никак не могу к ней подступиться, сил не  хватает;
мешает какая-то фиксированная напряженная точка, которую  я  никак  не  могу
расцепить словами. Я ее вижу, уперся в нее и никак не могу сдвинуться - и  с
одной стороны пытаюсь, и с другой - и ничего не получается.)
   Итак,  сделан  неделимый  шаг   вверх   и   вниз   -   эмпирия   получила
определенность. То, в связи с чем  она  получила  определенность  (неделимый
шаг),  назовем  состоянием,  для  которого  есть  символ  Я.  Это  состояние
качественно,  да  и  в  сам  термин  "состояние"   мы   вкладываем   оттенок
качественности или действенности, интенсивности.  Тем  самым  мы  показываем
понимание того, что работа мышления, которое у Декарта строит математическую
или физическую теорию, т.е. анализирует соотношение  только  протяженностей,
эта работа возможна лишь потому, что то,  что  я  называю  состоянием,  есть
состояние этих соотношений. Наложим на термин "состояние", как я его  сейчас
применяю,  какие-то  ассоциации  из  тех  физических  теорий,   в   которых,
применительно к состоянию некоторого множества показателей  или  параметров,
употребляются термины "фаза", "фазовое состояние". Тогда наш неделимый  атом
есть единица соотношений, или состояние соотношений. В  этом  смысле  Декарт
повторяет демарш пифагорейцев, которые говорили, что все есть  число.  И  то
число, которое есть все, является состоянием. Точно  так  же,  как  античные
философы говорили, что все состоит из атомов.  Мы  понимаем  предмет  в  той
мере, в какой мы понимаем его как составленный из атомов. Атом, который есть
все,  есть  состояние  мер,  состояние  отношений,  состояние   соизмерений.
Следовательно, ум, который располагает предметы в  мире,  есть  одновременно
начало науки как деятельности познающего существа,  или  качество  состояния
этого существа, его интенсивность.
   Я говорил: собранный субъект, или измерение  действенности.  В  философии
это  называется  началами  или  источниками  -  в  той  мере,  в  какой  они
трансцендируют случайность феномена человека. Помните,  я  начинал  всю  эту
тему с проблемы статуса человека в мире как познающего  существа:  мы  можем
обосновать познание в той мере, в какой устраняем из обоснования все то, что
идет от случайности того  факта,  что  законы  наблюдаются  и  высказываются
человеческим существом, которое - случайно в составе космоса и  которое  тем
неменее  должно   познавать.   Атомарные   "расположения"   или   "состояния
соотношений",  являющиеся  качеством  состояния  субъекта,  могут  оказаться
началами науки как деятельности познания именно в  той  мере,  в  какой  эти
начала трансцендируют случайность человеческого существа  и  не  зависят  от
случайности в самом человеке. Сознание вводится Декартом таким образом,  что
выполняется - и физика потом это реально осуществит - постулат независимости
сознания от факта реализации его в каком-либо психическом устройстве. Потому
что сознание и является тем "элементом"  (стихией),  из  "материи"  которого
составлены физические законы ("материи" в смысле измерений.  как  я  говорил
ранее). И если эти законы составлены из этой  материи,  то  они  могут  быть
всеобщими - т.е. истинными во всяком возможном мире,  а  не  только  в  том,
который  является  человеческим.  Именно  эта  проблема  в  действительности
интересует Декарта.
   Итак, ум одновременно простерт в мир, и он же - начало науки как  чего-то
такого, что строится субъектом, но строится на определенных началах и исходя
из  определенных  источников.  Эти  начала  и  источники,  применительно   к
субъекту, характеризуются нами как  интенсивности,  как  действенности,  как
качества - но качества  в  смысле  атома,  в  смысле  того,  что  можно  ему
приписывать.  Получается  какая-то  странная  однородность  (так  как  атомы
однородны  и  различаются  лишь  формами),  -   однородность,   одновременно
представляющая какие-то интенсивности на стороне субъекта.
   А на стороне мира мы имеем следующее. Ум, который располагает предметы  в
мире, располагает их "лучом  понимания".  Представьте  себе,  что  я  уперся
пальцем в предмет, сдвинул его  и  поставил  на  место.  Этот  палец  -  луч
понимания: я навожу его на предмет, и, в луче понимания, предмет  становится
на место. В каком смысле? А в том, что он случается, эмпирически наблюдается
в той мере, в какой мы о нем можем что-то сказать;  это  и  есть  выполнение
предельно понятого в нашем луче понимания.  Тем  самым  я  замыкаю  все  это
рассуждение с тем, что я говорил  в  самом  начале  прошлой  беседы.  Там  я
ссылался на следующее место из декартовского  "Трактата  о  свете";  "Бог  -
единственный творец всех существующих в мире движений, поскольку они  вообще
существуют и поскольку они прямолинейны". Дальше у него идет  рассуждение  о
том, что реально эти движения являются кривыми,  случайными  и  o.a.  Вполне
платоновское рассуждение. И затем Декарт пишет: "Точно так же  теологи  учат
нас, что Бог есть творец всех наших действий,  поскольку  они  существуют  и
поскольку в них есть нечто хорошее (здесь слово  "хорошее"  просто  заменяет
слово "прямолинейные" в предшествующей фразе.  -  М.  М),  однако  различные
наклонности наших воль  могут  сделать  эти  действия  порочными".  То  есть
реально, как они есть, независимо от Бога, вещи и действия - плохие,  кривые
и o.a. Когда я рассуждал о бытии и небытии, я сказал, что Бог Декарта - да и
наш тоже - не видит и не знает небытия. И это очень существенно, потому  что
метафизика  Декарта  строится  посредством  такого  обоснования  возможности
знания, при котором само знание покоится на независимости от незнания. Это -
одна из самых важных идей у Декарта: когда я нахожусь на прямой мысли, я  не
могу видеть ложь и не могу ошибаться. Точно так же, как Бог не  видит  и  не
знает  небытия.  Существование  зла  не   есть   позитивное   явление:   оно
присутствует лишь там, где нет меня или нет Бога, оно - заполнение  "святого
места". Все это  относится  к  знанию  в  следующем  смысле:  познающий  акт
мышления должен быть построен и с