Фонвизину:
"Алексей Петрович ругается и ворчит". Он приобрел отличного руководителя и
наставника в квартирмейстерском полковнике Говардовском, авторе знаменитого
письма графа Буксгевдена к графу Аракчееву. Этот даровитый штаб-офицер
погиб в Бородинском сражении. Впоследствии Толь совершенно овладел
Коновницыным.


[8] За два дня до моего прихода в село Егорьевское, что на дороге от
Можайска на Медынь, крестьяне ближней волости истребили команду Тептярского
казачьего полка, состоящую из шестидесяти казаков. Они приняли казаков сих
за неприятеля от нечистого произношения ими русского языка. Они же самые
крестьяне напали на отставшую мою телегу, на коей лежал чемодан и больной
гусар Пучков. Пучкова избили и оставили замертво на дороге, телегу
разрубили топорами, но из вещей ничего не взяли, а разорвали их в куски и
разбросали по полю. Вот пример остервенения поселян на врагов отечества и,
вместе с сим, бескорыстия их.


[9] Но не писать слогом объявлений Ростопчина. Это оскорбляет грамотных,
которые видят презрение в том, что им пишут площадным наречием, а известно,
что письменные люди немалое имеют влияние над безграмотными, даже и в
кабаках.


[10] Во время войны 1807 года командир лейб-гренадерского полка Мазовский
носил на груди большой образ св. Николая-чудотворца, из-за которого торчало
множество маленьких образков.


[11] День вступления французской армии в Москву. Но мы о том не знали.


[12] Я всегда сдавал пленных под расписки. Валовая сделана была по
окончании моих поисков, в окрестностях Вязьмы, и подписана юхновским
дворянским предводителем Храповицким.


[13] Покойного Василия Федоровича.


[14] Он отряжен был в Москву для вербования уланов. Волынский уланский полк
находился в западной армии, под командою генерала Тормасова на Волыни.


[15] Вопреки многим, я и тогда полагал полезным истребление Москвы.
Необходимо нужно было открыть россиянам высший предмет их усилиям, оторвать
их от города и обратить к государству.

Слова "Москва взята" заключали в себе какую-то необоримую мысль, что Россия
завоевана, и это могло во многих охладить рвение к защите того, что тогда
только надлежало начинать защищать. Но слова "Москвы нет" пересекли разом
все связи с нею корыстолюбия и заблуждение зреть в ней Россию. Вообще все
хулители сего превосходства мероприятия ценят одну гибель капиталов
московских жителей, а не поэзию подвига, от которого нравственная сила
побежденных вознеслась до героизма победительного народа.


[16] Ныне генерал-маиором в отставке.


[17] Умер генерал-маиором по кавалерии.


[18] Ныне полковником в отставке.


[19] Ныне в отставке.


[20] Ныне в отставке маиором.


[21] Был хорунжим и убит 1813 года, во время преследования неприятеля,
после победы под Лейпцигом.


[22] Ныне прапорщиком Екатеринославского гарнизонного баталиона.


[23] Генерал Бараге-Дельер был губернатором Смоленской губернии и имел
пребывание свое в Вязьме.


[24] Другие уверяли меня, что на сие отважился сам начальник отряда,
проходившего тогда из Смоленска в Москву; он только истребовал от
губернатора позволение действовать против моей партии.


[25] По взятии 22-го октября города Вязьмы генералом Милорадовичем,
адъютант его, Кавалергардского полка поручик (что ныне генерал-адъютант)
Киселев, отыскал в разбросанных бумагах один из циркуляров, рассылаемых
тогда генералом Бараге-Дельером по войскам, в команде его находившимся и
проходившим чрез Смоленскую губернию, и подарил мне оный. В сем циркуляре
описаны были приметы мои и изложено строгое повеление поймать и расстрелять
меня; я долго хранил его как лучший аттестат действий моих под Вязьмою, но,
к сожалению, затерял его в походе 1813 и 1814 годов.


[26] Я вначале намерен был каждому из них поручить в командование по
полусотне человек в поголовном ополчении, но они на это сказали: "Когда-то
еще бог приведет им подраться, а здесь мы всегда на тычку!" Как жаль, что в
походах я затерял записку с именами сих почтенных воинов!


[27] Так называется и искони называлась долина в трех верстах от Городища.


[28] А ныне и владетель оного.


[29] Ныне один из важнейших генералов бельгийской армии и, кажется, не
главнокомандующий ли?


[30] Пагубная страсть! (фр.)


[31] В то время некоторые гусарские полки были вооружены пиками с
флюгерами, как уланы. Из числа сих полков был и Ахтырский.


[32] Примите, государь мой, вещи, столь для вас драгоценные. Пусть они,
напоминая о милом предмете, вместе с тем докажут вам, что храбрость и
несчастье так же уважаемы в России, как и в других землях. Денис Давыдов,
партизан (фр.).


[33] В описаниях знаменитого Тарутинского сражения многие обстоятельства,
предшествовавшие сражению и во время самого боя, выпущены из виду военными
писателями. Главная квартира Кутузова находилась, как известно, в
Леташевке, а Ермолов с Платовым квартировали в расстоянии одной версты от
этого села. Генерал Шепелев дал 4-го числа большой обед, все
присутствовавшие были очень веселы, и Николай Иванович Депрерадович
пустился даже плясать. Возвращаясь в девятом часу вечера в свою деревушку,
Ермолов получил чрез ординарца князя Кутузова, офицера Кавалергардского
полка, письменное приказание собрать к следующему утру всю армию для
наступления против неприятеля. Ермолов спросил ординарца, почему это
приказание доставлено ему так поздно, на что он отозвался незнанием, где
находился начальник главного штаба. Ермолов, прибыв тотчас в Леташевку,
доложил князю, что, по случаю позднего доставления приказания его
светлости, армию невозможно собрать в столь короткое время. Князь очень
рассердился и приказал собрать все войска к 6-му числу вечером; вопреки
уверениям генерала Михайловского-Данилевского, князь до того времени и не
выезжал из Леташевки. В назначенный вечер, когда уже стало смеркаться,
князь прибыл в Тарутино. Беннигсену, предложившему весь план атаки, была
поручена вся колонна, которая была направлена в обход; в этой колонне
находился и 2-й корпус. Кутузов со свитой, в числе которой находились
Раевский и Ермолов, оставался близ гвардии; князь говорил при этом: "Вот
просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу,
ничего не готово, и предупрежденный неприятель, приняв свои меры,
заблаговременно отступает". Ермолов, понимая, что эти слова относятся к
нему, толкнул коленом Раевского, которому сказал: "Он на мой счет
забавляется". Когда стали раздаваться пушечные выстрелы, Ермолов сказал
князю: "Время не упущено, неприятель не ушел, теперь, ваша светлость, нам
надлежит с своей стороны дружно наступать, потому что гвардия отсюда и дыма
не увидит". Кутузов скомандовал наступление, но чрез каждые сто шагов
войска останавливались почти на три четверти часа; князь, видимо, избегал
участия в сражении. Место убитого ядром Багговута заступил мужественный
принц Евгений Виртембергокий, который стал у головного полка. Ермолов
послал сказать через капитана квартирмейстерской части Ховена графу
Остерману, чтобы он следовал с своим корпусом быстрее. Остерман выслал к
назначенному месту лишь полковые знамена при ста рядовых. Беннигсен, выведя
войска к месту боя, вернулся назад; если б князь Кутузов сделал с своей
стороны решительное наступление, отряд Мюрата был бы весь истреблен.
Фельдмаршал, окруженный многими генералами, ехавшими верхом, возвратился
вечером в коляске в Леташевку. Он сказал в это время Ермолову: "Голубчик,
неприятель понес большую потерю, им оставлено много орудий в лесу".
Кутузов, не расспросив о ходе дела у главного виновника победы Беннигсена,
послал государю донесение, в котором вместо девятнадцати орудий, взятых у
неприятеля, показано было тридцать восемь. С этого времени вражда между
Беннигсеном и Кутузовым достигла крайних размеров и уже никогда не
прекращалась.


[34] Отряд сей состоял из одного баталиона 19-го егерского полка, двух
баталионов Полоцкого пехотного полка, двух баталионов Вильманстрандского
пехотного полка, из Мариупольского гусарского полка, четырех эскадронов
Елисаветградского гусарского полка, из донских полков Иловайского 11-го и
восьми орудий.


[35] Весь этот разговор был тотчас доведен до сведения государя
находившимся в то время при нашей армии бароном Анштетом.


[36] Ермолов, следуя после Малоярославского сражения с войсками
Милорадовича, отдавал именем Кутузова приказы по отряду; отправляя его,
Кутузов сказал ему: "Голубчик, не все можно писать в рапортах, извещай меня
о важнейшем записками". Милорадович, имея под своим начальством два
пехотных и два кавалерийских корпуса, мог легко отрезать арьергард или
другую часть французской армии. Ермолов приказал потому именем Кутузова
наблюдать головным войскам возможную тишину и порядок, дабы не встревожить
неприятеля, который мог бы расположиться вблизи на ночлег. Однажды главные
силы французов оставались для ночлега близ корпуса принца Евгения
Виртембергского, у самой дороги, по обеим сторонам которой тянулись насыпи.
Эта узкая и длинная дорога, значительно испортившаяся вследствие
продолжительных дождей, представляла как бы дефиле, чрез которое неприятелю
и нам надлежало следовать. Войска бесстрашного принца Виртембергского,
всегда находившегося при головных своих полках, открыли сильный огонь
противу неприятеля, который, снявшись с позиции, двинулся поспешно далее в
ужаснейшем беспорядке; это лишало нас возможности, атаковав его на
рассвете, отрезать какую-либо колонну. Французы, побросав на дороге много
орудий, значительно задержали тем наши войска, которые были вынуждены
заняться на другой день в продолжение нескольких часов расчищением пути, по
коему им надлежало продолжать свое дальнейшее движение. Милорадович
ограничился лишь весьма легким замечанием принцу, но Ермолов объявил ему
именем Кутузова весьма строгий выговор.

Ермолов просил не раз Кутузова спешить с главною армиею к Вязьме и вступить
в этот город не позже 22-го ноября; я видел у него записку, писанную рукою
Толя, следующего содержания: "Мы бы давно явились в Вязьму, если бы
получали от вас более частые уведомлениями с казаками, более исправными; мы
будем 21-го близ Вязьмы". Князь, рассчитывавший, что он может довершить
гибель французов, не подвергая поражению собственных войск, подвигался
весьма медленно; хотя он 21-го находился близ Вязьмы, но, остановившись за
восемь верст до города, он не решался приблизиться к нему. Желая, однако,
убедить государя в том, что он лично находился во время битвы под Вязьмой,
он выслал к этому городу гвардейскую кавалерию с генерал-адъютантом
Уваровым, который, чтобы не подвергать батарею Козена напрасной потере,
отвел ее назад, ограничившись ничтожною канонадой по городу чрез речку.
Федор Петрович Уваров, отличавшийся рыцарским благородством и мужеством,
пользовался всегда полным благоволением государя, которому он не раз
говаривал: "Выслушайте, ваше величество, со вниманием все то, что я вам
скажу; это принадлежит не мне, а людям, несравценно меня умнейшим".
Ермолов, потеряв весьма много по службе в последние годы царствования
императора Павла, был даже несколько старее в чине Уварова и князя
Багратиона во время штурма Праги в 1794 году; они были потому в близких
между собою сношениях, и во время Отечественной войны Уваров не раз
говаривал Ермолову: "Мне скучно, ты меня сегодня еще не приласкал".

Прибыв из отряда Милорадовича в главную квартиру, находившуюся в Ельне,
Ермолов застал Кутузова и Беннигсена за завтраком; он долго и тщетно
убеждал князя преследовать неприятеля с большею настойчивостью. При
известии о том, что, по донесениям партизанов, Наполеон с гвардией уже близ
Красного, лицо Кутузова просияло от удовольствия, и он сказал ему:
"Голубчик, не хочешь ли позавтракать?" Во время завтрака Ермолов просил
Беннигсена, на коленях которого он не раз в детстве сиживал, поддержать его
но этот генерал упорно молчал. Когда князь вышел из комнаты, Беннигсен
сказал ему: "Любезный Ермолов, если б я тебя не знал с детства, я бы имел
полное право думать, что ты не желаешь наступления; мои отношения к
фельдмаршалу таковы, что мне достаточно одобрить твой совет, чтобы князь
никогда бы ему не последовал".


[37] Отряд сей состоял из четырех тысяч человек, принадлежавших разным
полкам. Поручение, данное командиру его, видно выше.


[38] В то время Наполеон особою своею был уже в Вязьме, ибо он прибыл туда
19-го, в четыре часа пополудни. Генерал же Эверс не пошел далее и,
вследствие полученного им повеления, прибыл 18-го к вечеру обратно в
Вязьму.


[39] Первого отряд состоял из шести казачьих полков и Нежинского
драгунского, а второго-из 19-го егерского, Мариупольского гусарского, двух
донских, двух малороссийских казачьих полков и шести орудий конной
артиллерии.


[40] По сочинению г. Шамбре видно, что при французской армии шло 605
орудий, 2455 палубов и более 5000 фур, карет и колясок. Порядок марша
неприятеля от Вязьмы был следующий: корпус Жюно, молодая гвардия, 2-й и 4-й
кавалерийские корпуса, старая гвардия, корпус Понятовского, корпус принца
Евгения, корпус Даву и корпус Нея, который составлял арьергард армии.


[41] Сей генерал поступил на место генерала Винценгероде, взятого в плен
посреди Москвы во время выступления из сей столицы французской армии.


[42] Фигнер и Сеславин, как артиллеристы, были безгранично преданы А. П.
Ермолову, к которому в армии, а особенно в артиллерии, питали глубокое
уважение и любовь за его замечательный ум, постоянно веселый нрав и
ласковое со всеми обращение. На записку Ермолова, заключавшую в себе:
"Смерть врагам, преступившим рубеж России", Фигнер отвечал: "Я не стану
обременять пленными". Фигнер и Сеславин, приезжая в главную квартиру,
останавливались у Ермолова, который, шутя, не раз говорил: "Вы, право,
обращаете мою квартиру в вертеп разбойников". В самом деле, близ его
квартиры часто находились партии этих партизанов в самых фантастических
костюмах. При Тарутине Фигнер не раз показывал ту точку в средине
неприятельского лагеря, где он намеревался находиться в следующий день. В
самом деле, на другой день, он, переодетый во французский мундир, находился
в средине неприятельского лагеря и обозревал его расположение. Это
повторялось не раз.


[43] Пошел, пошел (фр.).


[44] Сражение под Красным, носящее у некоторых военных писателей пышное
наименование трехдневного боя, может быть по всей справедливости названо
лишь трехдневным поиском на голодных, полунагих французов: подобными
трофеями могли гордиться ничтожные отряды вроде моего, но не главная армия.
Целые толпы французов, при одном появлении небольших наших отрядов на
большой дороге, поспешно бросали оружие. В самом Красном имел пребывание
Милорадовнч, у которого квартировал Лейб-гусарского полка полковник
Александр Львович Давыдов. Толпа голодных французов, в числе почти тысячи
человек, под предводительством одного единоплеменника своего, служившего
некогда у Давыдова в должности повара, подступила к квартире Милорадовича.
Появление этой толпы, умолявшей лишь о хлебе и одежде, немало всех сначала
встревожило. Храбрый командир Московского драгунского полка полковник
Николай Владимирович Давыдов, называемый torse (кривой (фр.)) по причине
большого количества полученных им ран, ворвался в средину французского
баталиона, которому приказал положить оружие. Утомленная лошадь его упала
от истощения среди баталиона, который тотчас исполнил его требование. Близ
Красного адъютант Ермолова Граббе взял в плен мужественного и ученого
артиллерийского полковника Marion, который очень полюбил Ермолова. Когда в
1815 году Ермолову было приказано обезоружить гарнизон Меца или, в случае
его сопротивления, овладеть штурмом этой крепостью, комендантом был Marion.
Почитая бесполезным обороняться, когда уже вся Франция была занята
союзниками, он сдал Мец, где, принимая Ермолова как старого приятеля, он
познакомил его с своим семейством.


[45] Атаман Платов загремел в Европе чрез кампанию 1807 года. Начальствуя
отрядом, составленным из полков: десяти казачьих, 1-го егерского,
Павлоградского гусарского и двенадцати орудий донской конной артиллерии, он
взял в плен в течение всей вышеозначенной кампании сто тридцать девять
штаб- и обер-офицеров и четыре тысячи сто девяносто шесть рядовых.
Соразмеряя силу его отряда с моей партией, мне следовало бы взять только
семьсот рядовых и двадцать три офицера. Что же причиною, что число пленных,
взятых моими двумя полками, почти равняется с числом пленных, взятых
двенадцатью полками атамана? Не что иное, как действие двух полков моих на
сообщение неприятеля, а двенадцати полков атамана - на фронт боевой линии
оного. В "Опыте партизанского действия", мною изданном, представляется
превосходство первого действия над последним.


[46] Князь Кутузов, отличавшийся необыкновенным даром слова, не умел,
однако, хорошо излагать на бумаге свои мысли.


[47] Фигнер еще не прибыл в то время из Петербурга, куда, как уже я сказал,
он послан был курьером с донесением о деле при Ляхове.


[48] В числе оных взята была моими казаками карета господина Фена с картами
топографического кабинета Наполеона, с рукописями и с бумагами. К
несчастью, я узнал о том вечером, когда, подошед к бивачному огню, я увидел
все сии сокровища пылающими в костре. Все, что я мог спасти, состояло в
карте России господина Самсона, в кипе белой веленевой бумаги и в визитных
карточках, с которыми господин Фен намеревался разъезжать с визитами по
Москве, и по коим я узнал, что все сие ему принадлежит.


[49] Этот жид имел на себе дубликат, ибо такое же повеление нес на себе
другой жид, которого перехватил Сеславин.


[50] Село, отделенное Днепром от Копыса.


[51] Дивизионный генерал маркиз Илорно, или Алорно, португалец родом,
бывший губернатор в Могилеве, оставил город сей 9-го ноября и отошел в
Бобр.


[52] Он был тогда подпоручиком 26-го егерского полка и адъютантом генерала
Бахметева. Когда генерал сей лишился ноги в Бородинском сражении, он
пристал к генералу Раевскому, а потом служил в моей партии.


[53] Он был ранен в левую ляжку пулею, от которой освободился только в 1818
году, что, однако же, не воспретило ему служить с честью в 1813 и 1814 года
кампании. Он ныне генерал-майором в отставке.


[54] Граф Витгенштейн обязан был взятием Полоцка ополчению, коим
предводительствовал действительный статский советник Мордвинов, которому
здесь неприятельское ядро раздробило ногу. Уже было послано войскам
приказание отступать, но ратники воспротивились, и Витгенштейн, вынужденный
их поддержать, овладел городом.


[55] Адмирал Чичагов, названный Наполеоном cet imbecile d'amiral (этот
слабоумный адмирал (фр.)), был весьма умен, остер и изъяснялся весьма
хорошо и чисто на французском и английском языках. Управление его морским
министерством было ознаменовано тремя подвигами: истреблением части
Балтийского флота (по мнению некоторых, была уничтожена лишь самая гнилая и
негодная часть флота) как бесполезного для России, потому что Зунд
принадлежит Дании, испрошением адмиралу Сенявину ордена св. Александра
Невского вместо св. Георгия 2-го класса за победу при Тенедосе, где им было
выказано более мужества, чем искусства, и переменою покроя морского
мундира. Оставив министерство, он долго жил за границей и, по возвращении
своем был послан в Молдавию, негодуя на светлейшего, лишившего его чести
подписать мир с турками, он обнаружил некоторые злоупотребления князя во
время командования его молдавскою армиею.

Он вознамерился (по мнению некоторых, вследствие особого приказания)
сделать диверсию полумиллионной армии Наполеона, подступавшей уже к Москве,
движением своим чрез Кроацию и Боснию в Италию; он для этой цели
остановился в Яссах, где, как говорят, приказал убить несколько тысяч
волов, из которых ему хотелось сделать бульон на армию. В армии Чичагова
господствовала строгая дисциплина, далеко превосходившая ту, которая
сущест