л ей сидеть дома и не соваться в темь и  на  мороз  ради
каких-то  чужих  глупостей.  Хотя  слова  эти  слегка   удивили   и   крайне
раздосадовали девушку, но тем не менее она безропотно  села  ужинать.  Натан
издавна завел привычку выходить перед  сном  глянуть  "какая  погодка  будет
назавтра" - и когда в полдевятого он взял палку, вышел во двор и  отошел  на
два-три шага от двери, ведшей на кухню, где они сидели, Хестер положила руку
на плечо племяннице и шепнула украдкой:
     - Его нынче опять ревматизм одолел, вот он и бурчит на всех почем  зря.
Не хотелось спрашивать при нем - но как там бедная животинка?
     - Ох, совсем худо. Джон Киркби как раз отправился за коровьим доктором.
Боюсь, придется им сидеть с ней всю ночь.
     Со времени постигшей маленькую семью утраты дядя Натан  завел  привычку
читать вслух на сон грядущий какую-нибудь главу из Библии.  Чтение  давалось
ему нелегко,  и  частенько,  мучительно  застряв  на  каком-нибудь  особенно
заковыристом словце, он под конец произносил  его  совсем  не  так.  Но  сам
процесс открывания священной книги, казалось, лил  бальзам  на  души  старых
измученных родителей, ибо тогда они  ощущали  тишину  и  благодать  близости
Господа и хоть на время уносились из этого полного тревог и забот мира в мир
грядущего, хоть и неясного, но сулившего им блаженный покой.  Эти  спокойные
полчаса - Натан, нацепивший громоздкие очки в роговой оправе; свеча, горящая
между ним и Библией и освещающая его серьезное и исполненное почтения  лицо;
Хестер,  что  примостилась  по  другую  сторону  очага,  склонив  голову   в
благоговейном внимании и время от времени покачивая ею и  горестно  вздыхая,
но с трепетом произнося "Аминь!" каждый раз, когда звучат слова надежды  или
известие о радостном событии; рядом с тетушкой - Бесси, чьи мысли,  по  всей
вероятности, рассеянно блуждают вокруг каких-нибудь мелких  домашних  хлопот
или уносятся к тому, кто сейчас далеко - эти спокойные  полчаса,  говорю  я,
действовали  на  маленькую  семью  умиротворяюще   и   успокаивающе,   точно
колыбельная на усталого ребенка. Но в этот вечер  Бесси,  сидевшая  напротив
длинного низкого окна,  лишь  слегка  затененного  несколькими  геранями  на
подоконнике, и двери возле этого самого окна - той, через которую ее дядюшка
выходил погулять  не  более  четверти  часа  тому  назад,  -  заметила,  как
деревянная задвижка на двери тихонько и почти беззвучно приподнялась,  точно
кто-то пробовал открыть ее снаружи.
     Девушка удивилась  и  внимательней  пригляделась  к  двери,  но  теперь
задвижка  лежала  неподвижно.  Сперва  Бесси  подумала,  что,  быть   может,
возвратившись с прогулки и запирая дверь, дядя  небрежно  закрыл  замок.  Ей
стало чуточку неуютно - но не более того, и она сумела убедить себя, что все
это ей лишь померещилось. Но все же, прежде чем перед сном подняться наверх,
она подошла к окну и выглянула во тьму, но все было тихо - ничего не  видно,
ничего не слышно. И вот все трое разошлись на покой.
     Дом Хантройдов был немногим лучше коттеджа. Парадная дверь  открывалась
прямо в столовую, над которой располагалась спальня стариков.  Когда  же  вы
входили в эту уютную столовую, то слева от вас, почти под  прямым  углом  ко
входу находилась дверь в крохотную гостиную,  составлявшую  особую  гордость
Хестер и Бесси, хотя она не была и вполовину столь уютной, как  столовая,  и
ни разу не использовалась по назначению. Там на каминной  полке  красовались
пучки  засушенных  цветов,  напротив  стоял  наилучший  буфет  с  фарфоровым
сервизом кричащей расцветки, а на полу лежал яркий безвкусный ковер - но все
было бессильно  придать  комнате  атмосферу  домашнего  уюта  и  филигранной
чистоты, что царила в столовой. Над этой гостиной находилась комната, где  в
детстве жил Бенджамин, когда приезжал домой. И до сих пор  в  этой  спаленке
все было готово  к  его  возвращению.  В  кровати  никто  не  спал  вот  уже
восемь-десять лет, но все равно  время  от  времени  старушка-мать  украдкой
приносила туда грелку  и  хорошенько  просушивала  и  проветривала  постель.
Однако ж делала она это лишь в отсутствие мужа и никому не  рассказывала,  а
Бесси даже и не предлагала ей помочь, хотя глаза девушки наполнялись слезами
каждый раз, когда она видела, как ее тетя исполняет эту  бесцельную  работу.
Но помаленьку комната стала вместилищем всякого ненужного домашнего хлама, а
один угол неизменно отводился под запас зимних яблок. Если  встать  лицом  к
камину, то слева от столовой, напротив окна и выхода во  двор,  имелись  еще
две двери: правая открывалась на кухню,  потолок  в  ней  был  наклонный,  и
оттуда шел выход во двор и к сараям. Левая же дверь вела  на  лестницу,  под
которой располагался чулан, где хранились всевозможные домашние сокровища, а
за ним - сыродельня, комнатка над которой служила спальней Бесси. Окно  этой
маленькой спаленки выходило как раз на наклонную крышу кухни.  Ни  на  одном
окне, будь то первый или второй этаж, не было ни ставен, ни решеток. Дом был
сложен из камня, и из того же материала были сделаны оконные рамы, а длинное
низкое  окно  столовой  в  иных,  более  помпезных  домах,   называлось   бы
"готическим".
     В тот вечер, о котором я веду речь, все разошлись  по  спальням  уже  к
девяти часам -  а  обычно  расходились  еще  раньше,  поскольку  жечь  свечи
понапрасну считалось такой расточительностью, что семья  Натана  вставала  и
ложилась рано даже по деревенским меркам. Но почему-то в  этот  вечер  Бесси
долго не удавалось уснуть, хотя обычно она засыпала мертвым сном не позднее,
чем через пять минут после того, как голова ее коснулась подушки. Сегодня же
в голову ей лезли всякие мысли о больной корове Джона Киркби, и  она  слегка
беспокоилась, как бы болезнь не оказалась заразной и не перекинулась  бы  на
их коров. Но, заглушая раздумья о домашних  хлопотах,  пробивались  яркие  и
весьма неприятные воспоминания о том, как  дверная  задвижка  двигалась  без
всяких видимых причин. Если внизу девушка еще  думала,  что  все  ей  только
примерещилось, то теперь почти не сомневалась, что глаза не обманули  ее,  и
все это было на самом деле. Она жалела, что все это  произошло  как  раз  во
время дядиного чтения, так что нельзя было подбежать к двери и проверить,  в
чем там дело. На ум ей пришли неуютные  мысли  о  всяких  сверхъестественных
ужасах, а потом она вдруг вспомнила о Бенджамине, ее милом кузене,  спутнике
детских игр, ее первой любви. Бесси уже давно привыкла думать, что если он и
не умер, то все равно потерян для нее навсегда, но  именно  благодаря  этому
добровольно и полностью простила ему все былые обиды. Теперь  она  думала  о
нем с нежностью, как о том, кто во взрослые годы сбился с пути, но остался в
ее воспоминаниях невинным ребенком, одаренным юношей,  лихим  юным  щеголем.
Когда бы тихая привязанность Джона Киркби случайно выдала бы  его  намерения
по отношению к Бесси - если, конечно, у него имелись на ее  счет  какие-либо
намерения - то первым ее  побуждением  было  бы  сравнить  это  обветренное,
утратившее свежесть молодости лицо, эту неуклюжую фигуру с лицом и  фигурой,
которые Бесси хорошо помнила, но не надеялась больше увидеть в  этой  жизни.
От всех этих мыслей ей  сделалось  беспокойно  и  ужасно  надоело  лежать  в
постели, и она долго металась по постели, ворочалась с боку на бок и думала,
что никогда уже не уснет, как вдруг заснула.
     Она проснулась так  же  внезапно,  как  и  заснула,  и  привскочила  на
постели, прислушиваясь к шуму, который  разбудил  ее,  но  теперь  на  время
затих. Звук этот явно доносился из комнаты ее дяди -  тот  встал,  но  потом
снова наступила тишина. Затем Бесси  услыхала,  как  он  открывает  дверь  и
спускается по лестнице тяжелыми, спотыкающимися шагами. Решив, что  ее  тетя
заболела, девушка спрыгнула с кровати и, трясущимися руками поспешно натянув
юбку, подбежала к двери и уже собиралась выйти,  как  вдруг  раздался  скрип
отворяемой наружной двери, какой-то шорох, словно в  дом  входило  несколько
человек и поток грубых, резких и шипящих ругательств. В мгновение ока  Бесси
все поняла - дом стоял на отшибе...  дядя  пользовался  репутацией  человека
зажиточного... разбойники, должно быть, прикинулись заблудившимися путниками
и попросили указать им дорогу или что-нибудь еще. Какое счастье, что  корова
Джона Киркби заболела и теперь возле нее сидело  несколько  крепких  мужчин.
Метнувшись назад, девушка отворила окно, выскользнула в него, спустилась  по
наклонной крыше и, босиком, задыхаясь, помчалась к коровнику.
     - Джон, Джон, ради Бога, скорее. В доме грабители,  они  убьют  дядю  и
тетю! - лихорадочно зашептала  она  сквозь  запертую  дверь.  Через  миг  та
отворилась и на пороге появились Джон и коровий лекарь, готовые действовать,
если окажется, что они правильно  ее  поняли.  Бесси  снова  повторила  свои
слова, сопровождая их сбивчивыми и невнятными объяснениями  того,  что  сама
еще не до конца понимала.
     -  Так  ты  говоришь,  парадная  дверь  открыта?  -  переспросил  Джон,
вооружаясь вилами,  тогда  как  ветеринар  ухватил  еще  какой-то  огородный
инструмент. - Тогда, пожалуй, нам надо через нее и войти, чтобы поймать их в
западню.
     - Скорее, скорее! - только и могла лепетать Бесси, дергая Джона за руку
и волоча его за собой. Все трое быстро добрались  до  дома  и,  завернув  за
угол, скользнули в открытую переднюю дверь.  Мужчины  принесли  с  собой  из
коровника фонарь, и вот в его резком, тревожном свете Бесси узрела  того,  о
ком  волновалась  сильнее  всего   -   дядю,   недвижного   и   окоченелого,
распростертого на полу кухни. Первая ее мысль была  лишь  о  нем,  поскольку
девушка не осознавала, что и тете ее грозит непосредственная опасность, хотя
и слышала сверху топот и приглушенные свирепые голоса.
     - Запри-ка за нами дверь, девочка. Не  дадим  им  удрать,  -  промолвил
храбрый Джон без тени страха, хотя и  не  знал,  сколько  разбойников  может
оказаться наверху.
     - Отлично! - угрожающе воскликнул ветеринар, заперев  дверь  и  спрятав
ключ в карман. Предстояла схватка не на жизнь, а на смерть - или, по меньшей
мере, отчаянная борьба. Бесси упала на колени возле дяди. Тот не двигался  и
не проявлял никаких признаков сознания.  Девушка  приподняла  ему  голову  и
подсунула под нее подушку, которую стащила со  стула.  Она  горела  желанием
сбегать в чулан за кухней и  принести  воды,  но  сверху  раздавались  столь
ужасные звуки свирепой борьбы: тяжелые удары, тихие сдавленные  проклятия  и
возгласы, хоть и яростные, но неясные  и  неразборчивые,  словно  их  цедили
сквозь стиснутые зубы, чтобы сберечь дыхание для  драки,  а  не  тратить  на
пустые разговоры, - что она замерла рядом с телом  дяди  в  кромешной  тьме,
такой густой, что казалась почти осязаемой. В какой-то  миг  -  краткий  миг
между двумя биениями ее сердца -  она  поняла  вдруг  каким-то  непостижимым
образом, каким всегда присутствие живого существа дает знать о себе  даже  в
самой темной комнате,  что  рядом  затаился  кто-то  чужой.  Сознание  этого
наполнило Бесси невыразимым ужасом. Нет,  не  еле  слышное  дыхание  старика
различила она, не его близость ощутила - нет, в кухне прятался  кто-то  еще,
скорее всего, кто-то из грабителей, оставленный сторожить старого фермера  с
тем, чтобы убить его, если тот придет в чувство. Бесси отчетливо поняла, что
инстинкт самосохранения не позволял ему,  невидимому  свидетелю,  обнаружить
свое присутствие иначе, чем ради попытки к бегству, а покамест  любая  такая
попытка была бы невозможна из-за запертой двери. Однако само  сознание,  что
он притаился где-то рядом - невидимый, немой, как могила, вынашивая в сердце
ужасные, а быть может, и  смертоносные  замыслы,  и  что,  весьма  вероятно,
зрение у него лучше, чем у нее, и глаза его больше привыкли к  темноте,  так
что ему не составит труда различить во тьме фигуру склонившейся над стариком
девушки, и что, быть может, он и сейчас глядит на нее,  точно  дикий  зверь,
заставило Бесси вздрогнуть, с такой живостью  девушка  нарисовала  себе  эту
зловещую картину. Наверху тем  временем  все  продолжалась  борьба,  стучали
башмаки, раздавались удары, вскрики, когда удар попадал в цель, и в  краткие
мгновения затишья слышно было, как противники жадно хватают ртом  воздух.  В
одно из таких затиший Бесси почувствовала  совсем  рядом  с  собой  какое-то
тихое движение, замиравшее, когда шум схватки наверху затихал,  и  мгновенно
возобновляющееся, когда драка начиналась снова.  Чужак  двигался  совершенно
беззвучно и обошел девушку, не задев ее, но еле заметное  дуновение  воздуха
выдало его. Бесси поняла, что вор, всего минуту назад находившийся  рядом  с
ней, медленно пробирается к внутренней двери, ведущей  на  лестницу.  Решив,
что он спешит на подмогу своим товарищам,  она  с  громким  криком  кинулась
вслед за ним. Но как раз в тот миг, как девушка  подбежала  к  двери,  из-за
которой чуть пробивался слабый свет с верхнего  этажа,  по  ступенькам  вниз
слетел какой-то человек и упал почти у самых ее ног.  Темная  же  крадущаяся
фигурка, метнувшись влево, проскользнула в чулан под лестницей. У  Бесси  не
было времени гадать, зачем бандит  залез  туда  и  собирался  ли  он  вообще
присоединяться к своим товарищам в их отчаянной драке. Она знала лишь одно -
что он грабитель, он враг,  -  и,  рванувшись  к  двери  чулана,  девушка  в
мгновение ока заперла ее снаружи и замерла в темном углу, задыхаясь и умирая
со страха. Кто свалился с лестницы? А вдруг это Джон Киркби  или  ветеринар?
Что тогда станет с остальными - с дядей,  тетей,  с  ней  самой?  Но  спустя
буквально несколько минут страхам этим  пришел  конец  -  оба  ее  защитника
спустились вниз, медленно и тяжело ступая по  лестнице  и  волоча  за  собой
последнего грабителя, на вид совершенно ужасного, мрачного, из тех, кому сам
черт не брат. Лицо его, изуродованное ударами, превратилось в одно  кровавое
месиво. Уж если на то пошло, то и Джон с коровьим лекарем  тоже  были  не  в
лучшем виде. Один из них нес в зубах фонарь, потому что руки нужны  были  им
для того, чтобы тащить тяжелого пленника.
     - Осторожней, - предупредила Бесси из своего  уголка.  -  Тот,  второй,
валяется прямо у вас под ногами. Уж и не знаю, жив  он  или  мертв,  а  дядя
лежит на полу сзади.
     Джон и ветеринар остановились перевести  дух  на  лестнице.  Сброшенный
вниз грабитель слабо пошевелился и застонал.
     - Бесси, - велел Джон, - беги-ка в конюшню и притащи веревки и  упряжь,
чтобы связать этих мошенников. А тогда мы сможем убрать  их  из  дома  и  ты
займешься своими стариками. Боюсь, им это куда как необходимо.
     Бесси мигом сбегала за веревками. Когда она вернулась,  то  в  столовой
стало уже чуть светлее, поскольку кто-то успел раздуть угли в камине.
     - Похоже, этот молодчик сломал ногу, - заявил  Джон,  кивая  в  сторону
второго грабителя, все еще лежавшего на  полу.  Бесси  почти  даже  пожалела
злополучного вора, так безжалостно обращались с ним победители. Хотя он  был
в полубеспамятстве, но связали его  так  же  крепко  и  сильно,  как  и  его
свирепого и злобного товарища. Видя, как бедняга страдает, когда грубые руки
вертят его то так, то этак, чтобы  было  удобнее  вязать  узлы,  Бесси  даже
принесла с кухни воды и смочила ему губы.
     - Страсть как неохота мне оставлять тебя с ним одного, - сказал Джон, -
хотя сдается мне, нога у него и впрямь сломана,  так  что  коли  он  даже  и
придет в себя, не сможет причинить тебе никакого вреда. А вот этого мерзавца
мы сейчас уведем, а потом кто-нибудь вернется к тебе и, глядишь,  мы  сумеем
найти что-то навроде старой двери или еще чего, чтобы  соорудить  носилки  и
уволочь второго тоже. А с  этим,  кажись,  все  в  порядке,  -  добавил  он,
покосившись на грабителя, который  стоял  весь  окровавленный  и  измазанный
грязью, со смертельной ненавистью на лице. Когда Бесси украдкой взглянула на
него, он  перехватил  ее  взгляд  и,  видя  ее  нескрываемый  страх,  дерзко
ухмыльнулся. Эта ухмылка удержала слова, готовые уже сорваться с губ  Бесси.
Она не смела при нем сказать, что в доме остается еще один разбойник,  живой
и невредимый. Девушка до смерти боялась, что  тогда  тот  выломает  дверь  и
драка начнется с новой силой. Поэтому она всего-то сказала Джону в дверях:
     - Только не задерживайся. Мне страшно оставаться с этим человеком.
     - Он ничего тебе не сделает, - заверил Джон.
     - Да нет же! Я боюсь, как бы он не  умер.  А  еще  ведь  дядя  и  тетя.
Возвращайся скорее, Джон!
     - Ладно-ладно, - сказал тот, почти польщенный. - Не вешай нос, я  скоро
вернусь.
     Они вышли. Бесси затворила дверь но не заперла ее,  чтобы  не  отрезать
себе пути к бегству, и снова пошла к дяде. Он дышал  уже  чуть  ровнее,  чем
когда она в первый раз вбежала в столовую вместе с Джоном и ветеринаром. При
свете камина она разглядела, что забытье его, должно быть, вызвано  глубокой
раной на голове, причем рана эта до сих пор кровоточила. Девушка наложила на
нее тряпку, смоченную холодной водой, а потом,  на  время  оставив  старика,
зажгла свечу и собралась было подняться к  тете,  как  вдруг,  проходя  мимо
связанного и  уже  не  опасного  грабителя,  услышала,  как  кто-то  тихо  и
настойчиво окликает ее по имени.
     - Бесси, Бесси!
     Голос этот прозвучал так близко, что сперва девушке  показалось,  будто
ее зовет тот несчастный у ее ног. Но секунду спустя голос зазвучал вновь,  и
девушка похолодела от страха.
     - Бесси, Бесси! Ради Бога, выпусти меня!
     Не помня себя, она подкралась к двери чулана и  попыталась  заговорить,
но не смогла, так сильно колотилось ее сердце. А голос уже звучал снова, над
самым ее ухом:
     - Бесси, Бесси! Они скоро вернутся, умоляю, выпусти  меня!  Ради  Бога,
выпусти!
     И пленник начал бешено ломиться в дверь.
     - Тише, тише, - зашептала Бесси, полумертвая от ужаса, но твердо  решив
выяснить все до конца. - Кто ты? Но она уже знала - слишком хорошо знала.
     - Бенджамин, - (грязное ругательство). - Говорю тебе, выпусти меня, и я
уйду. Завтра же уеду из Англии и никогда больше не  вернусь,  и  все  деньги
моего отца достанутся тебе одной.
     - Ты что, думаешь, я о деньгах забочусь? - яростно  проговорила  Бесси,
дрожащими руками отодвигая задвижку. - Да по мне лучше, если бы такой  вещи,
как деньги, и на свете вообще не было, лишь бы ты не  докатился  до  этакого
злодейства. Ну вот, ты свободен, и посмей только еще раз показаться  мне  на
глаза. Ни за что бы тебя не освободила, когда бы не боялась  разбить  сердца
твоим несчастным родителям, если только ты их и без того не убил.
     Но не успела она докончить свою речь, как Бенджамин  уже  был  таков  -
скрылся во тьме, оставив переднюю  дверь  нараспашку.  Бесси  окатила  новая
волна дикого страха, и девушка поспешила закрыть дверь, на сей раз  накрепко
заперев ее, а потом упала на  стул  и  излила  душу  горькими  и  отчаянными
рыданиями. Однако она знала, что не время опускать руки,  и  заставила  себя
подняться, хотя это далось ей с таким трудом,  словно  и  руки,  и  ноги  ее
внезапно налились свинцом. Вернувшись в кухню, она выпила  холодной  воды  и
вдруг, к своему удивлению, услышала невнятный лепет дяди:
     - Отнеси меня наверх и уложи рядом с ней.
     Но у Бесси, разумеется, не хватало сил  отнести  его,  она  могла  лишь
кое-как помочь ему подняться по лестнице. Старик был так слаб, что на это  у
них ушло много сил и времени, и когда он наконец оказался в спальне и  сидел
в кресле, едва переводя дух, как раз вернулись Джон Киркби и Агкинсон.  Джон
поднялся наверх  помочь  Бесси.  Глазам  его  открылось  поистине  плачевное
зрелище. Миссис Хантройд лежала поперек кровати без чувств, ее муж сидел, ни
жив, ни мертв, а Бесси в отчаянии ломала руки, страшась, как бы оба  они  не
умерли сию же минуту. Но  Джон  приободрил