гг. в Александрополе (сейчас  это  территория
Армении).  Ребенком он был подвержен влияниям как восточной, так  и западной
культуры,  позже, в  конце столетия, много путешествовал по Востоку. Хотя он
намеренно  препятствовал   возможности  проследить  источники   его  учения,
поскольку хотел, чтобы  люди  сами  проверяли  полезность  его  идей,  а  не
принимали  их  под  влиянием   его  личного   авторитета  или   интереса   к
"таинственному  Востоку",  очевидно, что  он  имел значительные  контакты  с
буддийскими, индуистскими, суфийскими и восточно-христианскими  источниками.
Его  главной  темой  было  утверждение,  что  человек  "спит",  находится  в
состоянии  сансары,  что  его восприятие,  мышление и чувствование  искажены
автоматизированными убеждениями  и эмоциями. "Пробуждение"  к  более высоким
уровням сознания является для него единственной достойной целью.
     Основные гурджиевские практики  -- самонаблюдение и самовоспоминание --
предназначены для развития  большего понимания и внимательности в  ситуациях
повседневной жизни.  Далее  я кратко опишу  эти практики  (более детальное и
практическое описание можно найти в моей книге "Пробуждение" (Tart, 1986), а
также в традиционных источниках, таких, как Nicoll (1984), Ouspensky (1977),
Speeth (1976), Walker (1974) и др. Хотя Гурджиев соглашался, что специальные
ситуации  обучения и ретриты могут быть полезны, вместе с тем он считал, что
внимательность  следует развивать и  применять в обычной жизни, в которой мы
живем.  Технически  упрощенная ситуация  ретрита может  даже  препятствовать
способности  к  полной  внимательности,  потому  что там отсутствуют  многие
стимулы, вызывающие  наши автоматические, невнимательные,  реакции,  и мы не
можем практиковать внимательное обхождение с ними.
     В   качестве   иллюстрации  можно  напомнить,  что  в  ретрите  снижено
социальное взаимодействие с другими людьми, а немногие имеющиеся  проявления
взаимодействия носят позитивный и заботливый характер. В обычной  жизни люди
часто  обходятся с нами  недружественно, и даже  эмоционально или  вербально
нападают  на  нас.  Чтобы  совершенствовать  внимательность  в  такого  рода
стрессовой  ситуации, Гурджиев поселил  у  себя в Институте некоего русского
эмигранта.  Эмигрант  совершенно не  интересовался  его идеями, но был очень
полезен для тренировки  внимательности  учеников в ситуации стресса: это был
крайне  неуживчивый,  вызывающий  раздражение  человек  (Peters,  1964).  Он
являлся, говоря словами  Кастанеды, "достойным  противником"  для  учеников,
имеющих такую задачу.  Однажды, когда  ученики сыграли  с ним злую шутку, он
уехал. Гурджиев  немедленно отправился  за ним в Париж и обещал  ему большую
сумму денег, только за то, чтобы он вернулся.
     САМОНАБЛЮДЕНИЕ И САМОВОСПОМИНАНИЕ
     Самонаблюдение необходимо потому, что мы живем в  сансаре, в  состоянии
постоянной  иллюзии  и  самообмана.  Поскольку  это  активное,  динамическое
состояние, а не просто свод дурных  привычек, его, с точки зрения Гурджиева,
часто невозможно  изменить  с  помощью  одного  лишь  намерения.  Его  нужно
тщательно рассмотреть,  прежде  чем  предпринимать  какие-либо  значительные
изменения, иначе такие попытки могут привести к неприятным последствиям. Это
соответствует представлениям современной психологии, согласно которым многие
наши проблемы являются выражением серьезных  конфликтов, так  что,  если  вы
просто  проработаете  какой-либо  частный  способ выражения,  конфликт может
выразить себя  иначе. Самонаблюдение -- это практика нейтрального наблюдения
проявлений своей психики, превращения в честного свидетеля, или объективного
наблюдателя,  себя. Это,  разумеется, трудно,  потому  что  мы, как правило,
отождествляемся   со  своими  мыслями,  чувствами   и  действиями  и  скорее
оправдываем   их,   чем   наблюдаем  и   объективно   изучаем.   Однако  при
соответствующей  затрате  усилий   можно  получить   значительные  знания  о
функционировании  нашего обычного ума --  того, что Гурджиев  называл ложной
личностью, поскольку многое  в ней обусловлено обществом и другими людьми, а
не выбрано нами самими. Тогда могут  наступить изменения, способные привести
к увеличению количества доступной  энергии, поскольку эта энергия  не  будет
автоматически   расходоваться  на  работу   ложной  личности  --   обычного,
общепринятого сознания.
     Самовоспоминание -- это  нечто подобное самонаблюдению и способствующее
ему.  Оно  состоит  в  том,  чтобы намеренно  отделить  часть  сознания  для
просматривания   всех  прочих  действий  психики,   создавая  таким  образом
внимательность. Самовоспоминание в пределе подразумевает сознавание себя вне
зависимости  от того,  что происходит  внутри  и  вовне, но практически  для
начинающего  можно ясно  сосредоточиться на внешних  событиях,  одновременно
сознавая до некоторой степени свое  тело. Сознавание  тела функционирует как
якорь, закрепляющий человека в настоящем. Поскольку ощущение тела существует
только здесь и  теперь, оно препятствует потере себя в  мыслях или фантазиях
или полному поглощению внешней ситуацией при потере контакта  с самим собой.
Оно  подобно постоянному возвращению  к  слежению  за дыханием в  випассане,
когда вы обнаруживаете, что ускользнули в свои мысли.
     Это  упрощенное описание довольно сложного  процесса, так что читателя,
заинтересованного в подробностях, я отсылаю к упомянутым выше источникам.
     ПРАКТИКА ГУРДЖИЕВСКИХ МЕТОДОВ
     Самонаблюдение и самовоспоминание следует практиковать во всех аспектах
повседневной жизни. Как и медитация, это нелегко для начинающих. Хотя обычно
для  того,  чтобы  быть внимательным  таким образом,  нужно  лишь  небольшое
усилие, трудно помнить об этом усилии. Успех в этих практиках (которые часто
переплетаются друг с другом) очень впечатляет. Любое обычное действие, вроде
приготовления  чашки  кофе, может  стать  "обычным-и-все-же-необычным", если
выполнять его внимательно.  Гурджиевская  работа может быть очень полезной в
привнесении  внимательности и ее  внутреннего  удовлетворения в повседневную
жизнь.
     Чтобы   рассмотреть  некоторые  возможности   гурджиевских  методов,  в
особенности  в  отношении  распространения  внимательности  на  повседневную
жизнь, я кратко опишу  типичный день  такой работы,  опираясь на собственный
опыт  и  опыт  других  людей.  Это,  конечно,  очень сжатое  описание  --  я
концентрирую  многие часы опыта  на нескольких страницах,  поскольку обычный
опыт внимательности более растянут во времени.
     Полезность следующего описания, так же как и большей части этой статьи,
зависит от того, в  какой мере  читатель  ценит развитие внимательности и  в
какой мере его личный  опыт показал ему, что развивать ее нелегко. Без этого
хотя   бы  небольшого   опыта  нижеследующие   описания   могут   показаться
неоправданным раздуванием совершенно простых действий. С другой стороны, они
могут побудить читателя,  который  еще  не  научился ценить  и  практиковать
внимательность, обратиться к самонаблюдению.
     Типичный день  гурджиевской работы начинается  с утреннего пробуждения.
Несколько  минут  сразу  же  посвящаются  упражнению  (см.  Tart,  1986)  на
просматривание тела, нечто вроде "приборки"  в современных формах випассаны.
Это утреннее упражнение имеет множество функций; две основные -- начать день
с  сознавания  того,  что  происходит в  теле,  и  напомнить  себе,  что  ты
собираешься  быть  внимательным  в  течение дня.  Утреннее упражнение  ведет
непосредственно к самонаблюдению и самовоспоминанию.
     Умывание, одевание, завтрак --  все это может рассматриваться как повод
к самонаблюдению  и  самовоспоминанию. Переход к месту дневной работы -- еще
одна  такая  возможность. Я  упоминаю  об этом вкратце, но потенциально  это
такая   же  богатая  почва  для  самонаблюдения   и  самовоспоминания,   как
последующая более организованная работа.
     Вы  появляетесь  на  месте  работы, внимательно  просматриваете  список
назначений  и  обнаруживаете,  например, что  вы  назначены  в  строительную
группу, которая  должна обшивать дранкой  стену  дома. Вы никогда не  делали
ничего  подобного  раньше; возможно,  именно  поэтому вы  назначены  на  эту
работу. Помня о внимательности по крайней мере к некоторым ощущениям тела, а
также ясно сознавая внешний мир, вы идете (может быть, несколько медленнее и
внимательнее, чем  обычно)  в кладовую  и  берете  себе  молоток  и  коробку
гвоздей.  Другие  тоже  идут в  кладовую и выходят  из  нее,  неся различные
инструменты, так что вам нужно быть очень внимательным относительно своего и
их  движений:  ведь не  было бы подлинной внимательностью, если  бы  вы были
внимательны  только внутри себя, но при этом наткнулись на кого-нибудь,  кто
несет пилу!
     У стены, к которой  вы идете, несколько  человек уже работают. Женщина,
которую  вы   знаете,  сообщает  вам,  что  она  распоряжается  строительной
командой, и дает вам инструкции относительно того,  что делать и как делать.
Если  вы  мужчина,  это  может быть  очень богатой  ситуацией  для  практики
самонаблюдения   и  самовоспоминания.   Предположим,   например,   что   вам
свойственно   глубокое  чувство  неуверенности  в  себе.  Чувствуете  ли  вы
раздражение по поводу того, что  вам, мужчине, дает указания женщина? Причем
указания относительно традиционно  мужской работы?  Не  появляется  ли у вас
чувство  смущения  из-за того, что вы, мужчина,  не умеете делать эту сугубо
мужскую работу? Не отождествляется ли  ваше сознание  с раздражением, что вы
получаете указания от женщины? Может быть, легкий внутренний налет подобного
раздражения  скрывает  еще более неприятное чувство  неуверенности в  себе и
смущения?
     Можете  ли  вы  во время этих наблюдений настолько помнить себя,  чтобы
избежать отождествления с этими возникающими чувствами? То есть можете ли вы
быть  достаточно  внимательным,  чтобы действовать  из  более ясного,  более
внимательного  места, помня себя, свое (неординарное) "я", которое находится
здесь для  того, чтобы узнать что-то  о себе  и о  практике  внимательности?
Можете ли вы  уделить полное внимание инструкциям, так  чтобы их не пришлось
вам повторять?  Если вы  нуждаетесь в пояснениях, можете ли вы попросить их,
не дополняя это проявлением, скажем, своего раздражения?
     И  вот вы начинаете  приколачивать дранку, по-прежнему наблюдая и помня
себя.  Или вы забыли  о том и о другом? Если так, то,  как и в медитации, вы
вновь возвращаете ваше  внимание к заданию. Вы опять начинаете приколачивать
щепу.  Достаточно ли  у вас необходимого  для  этой работы  внимания, чтобы,
например,  ваши  гвозди  входили  в  стену  прямо  и не раскалывали  дранку?
Насколько  положение вашего тела  удобно  и  эффективно?  Нет  ли  ненужного
напряжения?  Нет ли каких-нибудь эмоций, связанных с напряжением тела, вроде
раздражения   от   предыдущего  взаимодействия,   с   которым  вы   все  еще
отождествлены и которое проявляется теперь иным образом?
     Предположим,   вам   не    удается   с    достаточной   внимательностью
сосредоточиться на приколачивании дранки. Ваш  ум  продолжает воспроизводить
вчерашнюю ссору с другом. Однако, поскольку  вы стараетесь быть внимательным
и  сосредоточенным  на  том,  что  делаете непосредственно  здесь и  теперь,
воспроизведение  ссоры  в вашем уме не происходит столь автоматически, столь
механически,  как  обычно. Вы в большей мере  сознаете  его.  Вы, по крайней
мере, более внимательны, чем обычно. Может быть, вы  даже заметите некоторые
обычно  ускользающие  от  вас  аспекты того,  как вы  чувствуете себя, когда
сердитесь.
     Мимо проходят  другие члены группы, некоторые  из  них вызывают  у  вас
неприязнь.  Однако  в  каждом  из  них  есть  некая  внимательность, которая
напоминает и вам, что вы  стараетесь практиковать внимательность, и вы так и
делаете. Вы  сразу же чувствуете свою  неприязнь более ясно и понимаете, что
это касается  ссоры  с  кем-то  на работе  на прошлой неделе, кто  физически
напоминает  вам  проходившего мимо  человека, и вы видите процесс проекции в
действии.
     Предположим,  вам  удалось быть довольно внимательным.  Это  прекрасный
день,  и  ваша  работа  получается  хорошо,  вы  наслаждаетесь  моментом,  и
внимательность,  которую  вы  практикуете,  добавляет  свои  оттенки  тонкой
радости  и света к существованию. Вдруг  появляется  посыльный и  велит  вам
прекратить работу  и  идти  на  передний  двор,  чтобы  получить  инструкции
относительно того, как  поливать кусты  роз.  Вы  имеете богатые возможности
наблюдать свои привязанности. Связаны ли ваша внимательность и ваше  хорошее
самочувствие с приколачиванием  дранки? С вашими  успехами в этом  действии?
Привязались ли вы к нему? Думаете  ли вы, что  это лучшая,  более подходящая
работа  для  того, кем  вы  себя считаете,  чем поливка роз?  Если возникают
подобные тонкие (или не такие уж  тонкие) чувства, можете ли вы  по-прежнему
практиковать самонаблюдение и самовоспоминание?
     Или, предположим, вам велено присоединиться к команде, моющей кухню,  и
стать ее  руководителем,  говоря другим,  что  им  следует сделать.  Как  вы
займетесь  этим?  Не заметите  ли вы  своего рода эмоционального  опьянения,
связанного  с  возможностью власти? Если это  произошло,  можете ли вы  быть
внимательными  к  чувствам,  которые  лежат  за  потребностью  ощущать  себя
"главным"? Можете ли  вы  быть достаточно внимательны,  в  достаточной  мере
помнить себя, чтобы  не  дать  этим  чувствам повлиять на то, как вы  велите
кому-то подмести кухонные ступени? Можете ли вы сказать что-то  вроде: "Боб,
подмети  в  кухне  лестницу   и  выбрось  мусор  в  бачок",  и  сделать  эту
коммуникацию совершенно нейтральной, не означающей  ничего  кроме  того, что
говорится, без излишнего подтекста,  что-де "я здесь приказываю, признавайте
мой авторитет, делайте то, что я говорю"?
     И так продолжается день. Может быть, вы будете выполнять одно задание в
течение  всего дня (что  происходит  с  вашей внимательностью без приятности
новизны, когда вы устали, замерзли или когда вам все надоело?) или вы будете
часто  менять занятия. Может быть, будут проведены короткие  собрания, когда
учитель  поговорит  о практике  внимательности  или где  могут  быть  заданы
вопросы.  Можете  ли вы поддерживать  внимательность,  задавая свой  вопрос?
Пребывание с другими, кто говорит внимательно, может стимулировать  глубокую
внимательность в вас самом. Вы можете прерваться, чтобы выпить чашечку кофе,
и это тоже может быть поводом практикования внимательности.
     Настает  время отправляться домой. Дадите  ли  вы своей  внимательности
уйти, как обузе, и ускользнете ли обратно в кажущуюся  удобной  механичность
повседневных мыслей, чувств и действий? Если да, можете ли вы наблюдать  эту
механичность  и  чему-то  при   этом  научиться?  Рабочий  день  никогда  не
кончается, он только меняет свои формы.
     Очевидно, что ситуация такого рабочего дня при всей своей специфичности
больше   похожа   на   повседневную   жизнь,  чем   ситуация   классического
медитативного  ретрита. Вы  разговариваете  с другими, отдаете или получаете
приказания, принимаете какие-то решения, моете  посуду, поливаете растения и
делаете  много  подобных  вещей  в  повседневной  жизни,  так  что  практика
внимательности может распространиться на ситуации повседневной жизни гораздо
легче,  чем  в случае медитативного  ретрита.  Вам по-прежнему нужно  делать
усилие, чтобы быть внимательным, но обычная жизнь часто может напоминать вам
о ситуации,  в которой  вы  практиковали внимательность,  и  вы снова можете
совершить это усилие. Это может быть более глубокая внимательность, чем если
бы  ваше усилие  не  имело  поддержки,  поскольку она связана  с  предыдущим
случаем внимательности в ситуации рабочего дня. То есть внимательность может
как бы "собираться" вокруг определенных областей.
     ГУРДЖИЕВСКАЯ РАБОТА И БУДДИЗМ
     Как буддизм,  так  и гурджиевская работа --  системы, утверждающие, что
могут  провести человека к степени  просветленности,  намного  превосходящей
обычное человеческое функционирование. Я говорю "утверждающие", поскольку не
пережил  лично высших достижений ни одной из этих дисциплин, так что не могу
здесь  иметь  собственного  мнения.  С точки зрения  моего личного опыта как
начинающего на  обоих путях,  их  методы достижения внимательности кое в чем
похожи, а кое в чем отличаются.
     Оба  пути рекомендуют внимательность во всех областях жизни, так что их
принципы  во  многом сходны. Я получил  некоторый опыт  в дзен, в  некоторых
формах буддизма тхеравады и в некоторых формах тибетского буддизма.  С точки
зрения моего ограниченного опыта в буддийской практике я могу  отметить, что
здесь акцент делается на внимательности, создаваемой в формальной медитации,
то есть  технически  упрощенной,  спокойной  и не требующей слишком  многого
внешней ситуации.  Следовательно,  здесь  я  могу быть внимательным  к очень
тонким аспектам опыта, когда "шум" моего обычного ума смолкает. Гурджиевские
методы   практикуются   преимущественно   среди  гула  повседневной   жизни.
Следовательно,  здесь  в меньшей  степени  возможны  (хотя  и  не  полностью
отсутствуют) прозрения в тонкие аспекты ума, но  больше  прозрений в области
обычно  скрытой динамики отношений  с  миром  и  другими людьми,  прозрений,
которые, по  крайней  мере  в моем  опыте,  реже  встречаются  в  формальной
буддийской медитации.
     Я  не  говорю  сейчас  о сравнении  буддизма как формальной  системы  и
гурджиевских   формальных  представлений   о  работе  Важно  культивирование
внимательности  как таковой  и ее  влияние  на  психологическую  и  духовную
эволюцию. Точное наблюдение  того, что  происходит здесь  и теперь, является
сутью дела,  а  какой  концептуальной  системе это  соответствует  -- вопрос
вторичный.  Как  Гурджиев, так и Будда побуждают своих  учеников исследовать
истину  психологических  и  духовных  событий с  помощью  непосредственного,
погруженного во внимательность опыта, а не принимать учения только на веру.
     Таким  образом, основная мысль этой  статьи состоит в том, что для нас,
начинающих,  использование некоторых аспектов гурджиевской работы может быть
полезным для распространения внимательности,  культивируемой в ретритах,  на
повседневную  жизнь,  а  также  и   для  непосредственного   культивирования
внимательности  в  повседневной  жизни.  Точно   так  же  внедрение  занятий
випассаной в традиционную гурджиевскую работу может помочь процессу развития
всеобъемлющей внимательности.
     Такое внесение новых элементов в традицию -- экспериментальная  работа.
Ее  следует  осуществлять так внимательно,  как  только возможно,  тщательно
оценивая результаты и внося необходимые поправки
     В заключение этой статьи  я  опишу некоторые  общие правила  разработки
специальных  упражнений  на  внимательность, а  затем  представлю  несколько
конкретных   упражнений,  которые  можно  было  бы  ввести  в   традиционные
буддийские   ретриты   к   их   концу   как   эксперименты,   способствующие
распространению внимательности на повседневную жизнь.
     ОБЩИЕ ПРАВИЛА
     РАЗРАБОТКИ УПРАЖНЕНИЙ ПО РАЗВИТИЮ ВНИМАТЕЛЬНОСТИ
     Прежде всего, существует только одно правило для разработки упражнений,
развивающих внимательность,  а именно: быть внимательным  во всем  самому  и
экспериментировать   с   различными   практиками,   которые  помогают   быть
внимательными  и другим.  Экспериментирование  означает, что  вы  проверяете
настолько  объективно,  насколько   возможно,  как   работают  те  или  иные
процедуры,  а  не опираетесь на концептуальные системы. Поскольку стремление
всегда быть  внимательным слишком неопределенно для  большинства  из  нас  и
поскольку мы легко об  этом  забываем, нам  поначалу может  помочь  развитие
внимат