а в миниатюре. В ней все могут  ощущать равенство
друг  другу,  потому что  нетрудно  понять,  что  работа  каждого  важна для
конечного  продукта.  Если  не  хватает  какого-то   связующего  звена,  это
сказывается  на  всем,  но   не   только  потому,  что  этим  ограничивается
производительность. Чего-то не хватает в  общей  атмосфере  помещения,  если
отсутствует хотя бы один человек.
     Для каждого, кто участвует в трудовом процессе, важно знать, что каждый
важен для целого. Ола, например, вне мастерской испытывает много трудностей.
Он агрессивен, возбудим,  чрезвычайно бдителен и всегда настороже. Однако он
может быть и дружелюбным, готовым помочь, он особенно внимателен к  тем, кто
слабее его. Он  прибыл к  нам из  учреждения,  в котором  имел репутацию  не
только любителя ссор, но и избегающего работы.
     ...Когда он начал работать в мастерской, он шил вручную. Он  дорос лишь
до простейших заданий, был беспокоен  и  не интересовался тем, что делал.  У
него было  обыкновение перевозить по деревне  вещи, чтобы дать  выход своему
беспокойству. Но постепенно он научился обслуживать швейную машину. Он начал
с наиболее простых вещей, простых швов, например; потом требовал все более и
более сложных заданий и успешно с ними справлялся. Сегодня он  выполняет всю
подготовку к шитью, делает выкройки по  образцу, а также шьет. Он работает с
большой точностью и тщательностью. Инструмент оказался  для него благодатью.
Для него очень много значит уметь обращаться со швейной машинкой и выполнять
работу, которую умеет только  он. Он знает теперь, что ему делать,  что ждет
его завтра. Это  положило  конец его беспокойству. Он  раскрылся  в работе и
наполнил всю мастерскую жизнью.
     Ауд, напротив, очень  тиха  в доме, в котором  она  живет. Может пройти
несколько  дней,  пока она  скажет  хоть слово.  У  нее устойчивые  домашние
привычки,  и  ее  невозможно  заставить  что-то  сделать,  если  у  нее  нет
настроения. Это может случиться и в мастерской, но редко. С тех пор, как Ауд
стала  по-особенному  относиться к Ола, она намного  счастливее.  Она  стала
мягче и великодушнее. Иногда она помогает Тору и вдевает нитку в его иголку,
чтобы он мог  выполнить  остальную работу. Когда к  нам  в мастерскую пришла
Хелен, Ауд с первого дня стала заботиться о ней. Она  ежедневно сопровождает
Хелен по пути из дома в  мастерскую и обратно. Ауд выполняет ручную работу в
шитье кукол. Когда она их сдает, кукла почти готова. Ауд  видит  в них живых
существ и  часто  прижимает  их к себе. Юна любит, чтобы у нее на столе было
сразу несколько кукол, чтобы она их шила одновременно.  Закончив работу, она
говорит:  "Вот тебе  подарок от  меня".  То, что  она дает,  идет от  самого
сердца, и ее радость от работы передается другим.
     Кажется, что все деревенские жители раскрываются в мастерских. Здесь не
так много мешающих факторов,  и  все происходящее постоянно повторяется. Это
создает  атмосферу,  в которой они отваживаются открыться.  Как  в  процессе
производства, так и  процессе  человеческого общения они находят возможность
отдавать."
     Почти все другие мастерские похожи на описанную здесь мастерскую кукол.
Впрочем, они не всегда так продуманы,  как эта, и часто в них работают лица,
которые  имеют  не  столь  тяжелые  телесные  и духовные повреждения.  Есть,
например,  гончарная,   столярная   мастерская,   ткацкая,  производство  по
изготовлению цементных  форм,  несколько  оранжерей, крестьянское подворье и
пекарня. В пекарне свой столп, его зовут Том. Год тому назад он сдал экзамен
на  подмастерье.  Его экзаменационная работа состояла в  том,  чтобы  испечь
копенгагенеры для всей деревни. Он,  вероятно,  первый  норвежец с синдромом
Дауна (по-народному "монголизм"),  сдавший  экзамен на подмастерье. Для тех,
кто его хорошо знает, это  не  было большой неожиданностью. Том обладает  не
только большой силой воли, но и изобретательностью, что доказывает следующий
случай.   Хлеб   и   пироги   получаются   лучше,   если   печь   протоплена
заблаговременно. В Видарозене  есть печь, которую надо растапливать в четыре
часа утра. Том  делал  это  годами. Но недавно его  будильник  сломался.  Он
никому не  рассказал об этом,  а решил  проблему так: выпил  перед сном  три
больших стакана воды. И природа разбудила его около четырех часов утра.

4.3 Саморазвитие или тягостный труд?
     Неизбежно, наверное,  возникает  вопрос,  какую  оплату получают жители
деревни. Ответ очень прост: никакую. Никому в деревне не платят: ни тем, кто
в установленном порядке признан имеющим затруднения  развития, ни остальным.
Люди там просто работают, в большинстве своем с  воодушевлением, а небольшая
часть - с  выраженной способностью не  принимать работу всерьез.  Но  деньги
или, более того, недостаток денег не являются побуждением к труду. Я не могу
припомнить ни одного спора в деревне, в котором шла бы речь об оплате труда.
Правда,  о  деньгах говорят. Например, о том,  сколько  можно  израсходовать
денег. Или о продажной цене  кукол.  Но деньги никогда не рассматриваются  в
качестве  стимула  для труда; никогда не  связывают  друг с другом деньги  и
труд. Это имеет далеко идущие последствия для значения труда в  деревне. Для
лучшего понимания возьмем два противоположных взгляда  на труд, существующих
в истории культуры.
     Первый принимает работу  как  бездуховное, тяжелое, напряженное и часто
болезненное мучение, весьма обременительное  для  души и тела, особенно если
при этом  играет роль принуждение.  Тюрьмы полны наглядных примеров этого. В
более  старой  литературе о  домах  заключения  "с  воодушевлением  подробно
опиаывается  мельница   со   ступенчатым   колесом,  ставшая  олицетворением
тягостного  труда.  Ступенчатое  колесо  приводится  в  движение  постоянным
подъемом  по  ступеням. Бок  о  бок рабочие  группой  наступают на  огромные
перекладины, закрепленные на  ведущем  колесе мельницы, которые подаются под
тяжестью человеческого тела. Тем самым  колесо  приводится  в движение. Если
каторжники работали недостаточно быстро,  они  увлекались вместе с колесом в
пропасть.   Большей   частью   мельница   молола.  Иногда  же   она   только
поддерживалась  в  рабочем состоянии. В любом случае  она  выполняла  задачу
поддерживать спокойствие в соответствующем заведении.
     Если  же  понимать  работу  как  возможность  для саморазвития, то  она
представляется намного положительнее. Этот позитивный момент состоит в связи
между  работой  и творчеством, которая еще сегодня  проявляется  в  понятиях
"плод  труда",  "творение рук"  и  подобных.  Произведенное  есть  результат
творческой деятельности, и о завершенной художественной работе говорят как о
"произведении искусства".
     У деревенских жителей есть правило, сущность которого в том, что каждый
сельчанин работает  для  блага  другого,  как,  например, медсестры, которые
ухаживают  за  больными и  утешают  их, или  артисты,  которые работают  для
публики.  Никто  не  должен  работать  только  для себя.  Только  так  может
возникнуть  здоровый  социальный строй, как считал Рудольф Штайнер,  который
заложил основы такого порядка. И  мы  могли бы добавить: если деньги  служат
стимулом для работы, то  это в большинстве случаев приводит к тому,  что она
становится  уже  не  творчеством,  а  тягостным  трудом. Работа теряет  свой
положительный аспект,  если  она  мотивирована деньгами. Центральный вопрос,
таким образом,. это при каких условиях работа остается творческой?
     Дети,  например,   всегда  заняты  каким-нибудь  делом.  Они  творчески
активны, когда укладывают кукол спать, строят пещеры или  заводят дружбу. Но
многих  из  них в  нашей  общественной системе  ждет  работа как  наказание,
мучение. Со многих точек зрения  кажется  первоочередной  задачей  постоянно
представлять себе творческий элемент в  той  работе,  которую мы выполняем,.
чтобы в продолжение  всей  жизни оставаться творчески активными. Уничтожение
кажущейся само собой  разумеющейся  связи между выполняемыми обязанностями и
финансовым вознаграждением  смогло  бы,  вероятно,  более,  чем любой другой
политический акт  способствовать  сохранению  творческого элемента. Решающей
основной предпосылкой для этого было  бы  введение  минимальной зарплаты для
всех - независимо от вклада, который каждый человек в состоянии внести. Если
бы в распоряжении каждого был минимум  - что в странах западного мира вполне
реально  -  гораздо  большее число людей  могло  бы,  как  дети, артисты или
строители соборов,  быть  творчески  активными.  "Бесполезные"  работы снова
получили  бы  право  на существование, и мы могли бы сделать еще один шаг на
верном пути возвращения к миру неограниченных возможностей для творчества. С
устранением связи между исполнением долга и  вознаграждением  мы  могли  бы,
кроме того, выбить  почву  изпод  ног той точки зрения,  которая  нередка  у
получающих вознаграждение,  что  их  потребительство, мол, оправдано, потому
что  заработано  собственными усилиями.  И  мы смогли  бы  начать дебаты  об
альтернативных  критериях  для  соразмерного   потребления.   В  деревенских
сообществах   изменившиеся   отношения   пробудили  всеобщую  склонность   к
самоограничению.
     Во время моего пребывания в Видарозене у меня была проблема. Порученная
мне работа отнимала  много времени, но  не была трудной.  Так  накапливалась
излишняя энергия. Я попытался избавиться от нее, делая  пробежки по деревне.
Всюду я сталкивался с людьми, мимо которых я не мог пробежать. Встречи здесь
существуют для того, чтобы  поговорить друг с другом. Хуже того, те,  кого я
встречал, были как раз за работой. Почему не принять участия, если у меня не
было другого дела,  кроме  как бесцельно бегать. Я  старался  выйти на улицу
перед рассветом, но Х был уже здесь, чтобы собрать  лук  с  одной  из  своих
подруг. Собственно говоря, они могли бы начать это после завтрака. Но фермер
и пекарь были уже на ногах. Вечера были заполнены культурными мероприятиями,
и всюду было полно людей. Ночи были предназначены для сна. Я снял свои кеды.
Они из другой жизни.

4.4 Все деньги в общий котел
     Некоторые мечтают  о том, чтобы деревни  сами себя финансировали.  Но в
настоящее время это  лишь мечта. Потому  что как деревенские  объединения  с
таким большим числом нетипичных людей могут справиться с тем, что нормальным
выгодным сельскохозяйственным  предприятием  удается  лишь благодаря высоким
государственным вложениям, а в обычных учреждениях  и  приютах  все  расходы
покрываются обществом? И все же  поселения  представляют  собой модель. Если
экономика государства  обанкротится,'если угрожает национальная  катастрофа,
они  окажутся,  возможно,  в  лучшем  положении,  чем  другие  учреждения. В
настоящее время они почти полностью зависят от денежных средств, поступающих
извне. Интересным  аспектом  их  экономического  базиса  поэтому является не
столько то, что вкладывается, сколько использование инвестиций.
     Начнем  с  самих  инвестиций:  деньги, которые вливаются  в  поселения,
поступают от государства, от административных округов и от продажи того, что
производится  в  деревнях. Приведенные  ниже  цифры -  из  Видарозена, но  в
принципе  они  действительны и для остальных деревень.  Львиная  доля  денег
поступает от государства: в 1988  году  это был 21 миллион норвежских  крон.
Еще  один  миллион  поступил  от  местного  управления. Примерно 10%  общего
дохода, довольно значительную часть, дают  сельское  хозяйство  и магазины в
самих поселениях.  Частные  средства  привлекаются  часто посредством акций,
которые  проводят  учащиеся норвежских  гимназий.  В  первом  полугодии  они
используют один день  на благотворительные цели, которые определяют сами. Им
поселения понравились, поэтому они уже  не  раз  продавали изготовленные там
свечи. На выручку построены многие из домов. Частная  финансовая поддержка в
государстве всеобщего благоденствия представляет  собой  спорную возможность
решения проблемы .Не должны ли люди,  нуждающиеся  в  обеспечении,  получать
помощь от государства в полном объеме? Не являются ли предоставляемые с этой
целью  личные  деньги   унизительным   наследием  того  времени,  когда  все
благотворительные организации  находились  в  частных  руках?  Против  этого
говорит хотя бы то, что ежегодно тысячи молодых людей знакомятся с деревнями
и рассказывают  об этом, например, покупателям  свечей. И некоторые  из этих
молодых людей, в конце концов, сами станут членами одной из таких деревень.
     Что касается использования денег, то  здесь  ведущая  роль  принадлежит
принципу  общего  котла.   При   выделении  общественных  денег  на  деревни
ориентируются на то, что получают аналогичные  государственные учреждения. В
плане  общественного  бюджета  есть  потому такие названия  должностей,  как
"учитель", "медицинская  сестра",  "дипломированная медсестра", "врач" и так
далее.  Но  в деревнях  эти  понятия  не  имеют  никакого  значения. Поэтому
сельские  объединения   переводят   деньги,   предназначаемые  властями  для
названных штатных единиц, на общий счет.  Те,  кто  действительно  выполняют
работу, связанную с официальными должностями, никогда их не получают.
     Но они  получают в  нынешних деревнях средства к жизни,  кров и пищу, а
также,  если  необходимо, автомобиль или железнодорожный билет. Кроме  того,
более молодые члены получают  в настоящее время около 700 крон в  месяц. Это
упрощает бухгалтерию. Эта  сумма предназначается для цветов, книг или личных
подарков. Если кому-то нужно больше денег - например, для проведения отпуска
в  Греции,  для семинара в Йерне или в  Москве,  или  для  нового  платья  -
соответствующая  сумма  выделяется  из  общего   котла.   Он   находится   в
распоряжении всех сотрудников и сотрудниц. Пожилые люди получают .по большей
части менее 700 крон в месяц. Опасность такого использования, очевидно, не в
том, что возникает возможность  злоупотребления,  что тот или другой возьмет
слишком  много  для  личных  потребностей.  Скорее  из этого факта  вытекает
проблема,  что  будет  потребляться  слишком  мало,  что  большинство  будет
стесняться  брать  .деньги  из  общего  котла.  Ограничение в потреблении  в
деревнях  так  серьезно,  что  из-за  этого  в повседневной жизни  возникают
лишения. Идеальным случаем  было бы наблюдать  друг за другом  и,  например,
поощрять  хороших  друзей к тому, чтобы они  заменяли  отслужившие  предметы
обихода новыми.  Но не  все бросается в глаза, и  большинство робеет в таких
делах.
     Люди вне поселений часто просто не  верят этому. Так не может быть! Это
же  должно  приводить к  злоупотреблениям!  Но  поговорите  когда-нибудь  со
старыми  людьми   в  Норвегии,  такими  старыми,   что  они  говорят   не  о
государственном здравоохранении, а  о "Сике-кассе", о копилке, в которую они
вносили свою  долю в  то время, когда они, к  счастью, не были безработными,
долю, которой они должны были обходиться,  когда  отказывали  их  физические
силы.  Сэкономленные   денежные   средства   на   случай   болезни  делились
по-дружески. Ситуация тогда была точно такая же, как и в  нынешних деревнях,
экономящих свои деньги в общем котле. Чувство, что разделяешь одну судьбу, и
тогда приводило скорее к тому, что расходовалось слишком  мало денег. Размер
потребления   становится   прямым   следствием   экономической   организации
общественной системы.
     Деньги в общем котле имеют  три  различных  последствия. Во-первых, это
устраняет  связь  между  деньгами  и  работой.  Это  предохраняет  работу от
превращения в пытку. Людей оценивают по  тому, что они делают, и как они это
делают, но не по тому, сколько денег приносит их труд. Также и их самооценка
ориентируется на сделанную работу. Во-вторых,  уже  упомянутая  связь  между
работой   и   потреблением  устраняется,  потому  что  деньги  не   являются
вознаграждением  за  труд, и потребление вследствие этого  не  может  больше
рассматриваться  как  "заслуженное". И,  в-третьих,  деньги  в  общем  котле
усиливают сплоченность  деревни.  Жизнь  в  коллективе  стоит недорого, пока
ограничение  считается  идеалом  и  сообщество  не  слишком велико. К  этому
следует  добавить,  что  каждый  член  поселения  облагается налогом по  его
действительным расходам, а  не  по формальному доходу. Из  700  крон в месяц
каждый платит налоги, определенную сумму за жилье и пищу в деревне, и за то,
что покупается для общего употребления.
     По  первоначальным  оценкам  госбюджета  Видарозен  получает   тридцать
окладов для специалистов. Речь идет о "служащих" в государственном смысле. В
действительности там  около  сорока пяти сотрудников, получающих содержание.
Другими  словами, пятнадцать  из  них оплачиваются из  общего  котла. То  же
относится и к остальным поселениям.
     Деньги из общего котла идут  также  на  постоянное расширение деревень.
Ими финансируются, например,  покупка новых деревень или новостройки. В 1987
году для этих целей был отложен миллион крон. Почти все они были от излишков
общего котла.
     И все же  основной  принцип экономической  жизни  в деревнях имеет  три
исключения.  Важнейшие  уже  упоминались.  Все  жители,   имеющие  право  на
государственную пенсию,  должны  откладывать  определенную  часть пенсии для
личного  употребления.  Поэтому у  них  есть собственные  счета  в банке.  В
настоящее время они получают 750 крон в месяц (по состоянию  на  1988 год) и
чаще всего имеют в распоряжении  больше  карманных денег, чем те, кто  может
быть назван служащим и получает содержание.
     Другое исключение относится к такому  случаю,  когда  житель  поселения
получает  доходы  извне или имеет средства  или  ценности из своей жизни  до
переезда в деревню. Такое случается. Тогда ему или  ей предоставляется право
сохранить собственность.  У  одного  из сотрудников-пенсионеров в Видарозене
есть, например, собственный автомобиль.
     Лица, которые живут вне деревень,  но  работают  там, составляют третье
исключение. Некоторые поселения нанимают людей со стороны. Так, в Видарозене
был водитель автобуса, специалист по ЭВМ и машинистка,  которые приезжали из
близлежащего местечка. Йозозен обходится шофером и  ткачем  со  стороны.  Но
никто  из   самих  жителей  поселений   не  получает  за  свой  труд  денег,
предназначенных для личного употребления.
     Повседневные  расходы   на   каждого   в  отдельности,  кто  официально
обслуживается в Видарозене, составляют в 1989 году 550  норвежских крон. Еще
пару  лет назад они  составляли  450  крон.  Эти расходы  можно  сравнить  с
другими. Вот некоторые примеры:
     992 н. кр.- средние расходы на одного пациента в норвежских приютах для
душевнобольных
     2000  н.  кр.-  средние  расходы  на  одного  пациента  в  соматических
клиниках,
1985
     1300 н. кр.- средние расходы в психиатрических клиниках, 1985
     726 н. кр.- средние расходы на заключенных, 1987
     215 н. кр.- средние расходы в женских приютах (без питания)
     Мы  видим,  что  деревни  по  сравнению  с  интернатами  "для умственно
неполноценных" выгодны. По сравнению с больницами  и учреждениями правосудия
они  кажутся  даже  недорогими. И если  мы  на  миг  обратимся к официальной
терминологии и образу мыслей в нашем обществе, то  они покажутся чрезвычайно
выгодными  ввиду  того, что  там  "служит"  значительно  больше  лиц,  чем в
действительности оплачивается  государством,  а  с  другой стороны благодаря
упомянутым  550  норвежским  кронам  на повседневные нужды  сооружается  ряд
дополнительных зданий, таких как театральные залы, кафетерии или мастерские.
Во  всех  общественных или частных учреждениях жалование составляет  главную
часть расходов. Обычно оно используется для личных нужд или вкладывается вне
соответствующего   учреждения.   В   деревенских   объединениях   "зарплата"
вкладывается чаще всего в саму систему и служит все