мне? -- сказал,  улыбаясь, Умслопогас,  слывший у
зулусов за скорохода.
     -- Прежде окрепни, а потом беги! -- отвечал Галаци.
     -- Продолжай рассказ, -- попросил Умслопогас, -- он веселит меня.
     -- Да, незнакомец, я не кончил!
     -- Бежав из страны Галакази, я направился прямо к зулусам, за помощью к
Чеке.  На пути  я зашел в  крааль  старца,  хорошо  знакомого с  делами.  Он
отсоветовал мне идти к Чеке.
     -- Уйдя из этого крааля, я наутро проходил мимо другого и встретил  там
старуху,   спросившую  меня,  не   хочу  ли   я   достать  страшное  оружие,
Всеистребляющую Палицу.  На мой ответ, что я  не знаю, где  такую найти, она
посоветовала мне:
     -- Завтра утром,  на заре,  поднимись  вот  на эту гору.  На пути вверх
попадется  тебе  тропинка, и ты вступишь в мрачный лес. Потом ты дойдешь  до
пещеры, в скале  которой  лежат кости человека.  Собери их в мешок,  принеси
мне, и я дам тебе Дубину!
     Между тем люди, выходившие из крааля, прислушивались к словам старухи и
не  советовали мне слушаться ее, говоря, что она  помешанная,  а в пещерах и
скалах обитают  злые духи.  Там,  в пещере, по  их  словам, погиб  сын  этой
старухи, за его-то кости она и обещает в награду Великую Дубину.
     -- Лгут они, -- сказала старуха, -- нет никаких духов. Духи гнездятся в
их трусливых  сердцах,  а там, наверху, одни волки. Я знаю, что кости  моего
сына  лежат  в пещере,  я  их  видела  во  сне, но я  слишком  слаба,  чтобы
взобраться на горную  тропинку.  Здесь все трусы, нет ни  одного молодца  со
смерти моего мужа, убитого зулусами!
     Я слушал ее молча, но когда она  кончила, попросил показать мне Дубину,
предназначенную тому, кто  предстанет  перед Аматонго,  перед лесными духами
горы  Привидений.  Старуха встала и ползком  добралась до шалаша. Скоро  она
вернулась, таща с собой большую Дубину.
     -- Вот, незнакомец, смотри, видал ты что-нибудь подобное? Галаци потряс
Дубиной перед Умслопогасом.
     -- Да, отец мой, то была  Дубина, и я, Мопо, позже видал ее в деле. Она
была  велика,  узловата,   черна,   точно  продымившееся   в   огне  железо,
металлическая оправа ее стерлась от частых ударов.
     --  Когда  я   увидал  ее,  --  продолжал  Галаци,  --  мной   овладело
безграничное желание владеть ею.
     -- Как называется Дубина? -- спросил я старуху.
     --  Страж Брода,  -- ответила она, -- и  хорошо  же она  стережет! Пять
человек поразили на войне этой дубиной, а сто семьдесят  три полегли под  ее
ударами. Последний из сражавшихся ею убил двадцать человек, прежде чем пасть
самому, ибо такова слава Дубины, что имеющий ее погибает славной смертью. Во
всей  стране  зулусов есть только  одно  еще подобное  оружие,  это  Великая
Секира-Джиказ, вождя племени  секиры, живущего  вон  там, в том краале.  Эта
обеспечивающая  победу,  древняя  Имубуза  с   роговой  рукояткой,  прозвана
"Виновником Стонов". Если бы секира "Виновник Стонов" и дубина "Страж Брода"
работали вместе, то и тридцати человек не осталось бы в живых во всей стране
зулусов. Теперь выбирай!
     -- Вот что, старуха, -- сказал я, -- дай-ка мне дубину на время, пока я
буду отыскивать кости. Я не вор и принесу ее обратно!
     -- Кажется, ты действительно честный малый! -- сказала она, вглядываясь
в меня. -- Бери "Стража" и отправляйся за костями. Коли погибнешь, то и твое
оружие пропадет, а в случае неудачи, верни его мне; если же достанешь кости,
то владей дубиной. Она покроет  тебя славой, и конец твой будет мужественный
-- ты падешь, занося ее высоко над побежденными тобой!
     Итак, поутру, на  заре,  взяв  "Страж Брода" и небольшой, легкий щит, я
приготовился выступить. Старуха  благословила меня, пожелав доброго пути. Но
остальные жители крааля насмехались, крича:
     --  Маленький  человек  с  большой дубиной!  Берегись,  малыш,  как  бы
привидения ею же не побили тебя!
     Так говорили все,  кроме одной девушки,  приходившейся внучкой старухе.
Она отвела  меня  в  сторону,  умоляя  остаться,  говоря,  что  лес  на горе
Привидений имеет дурную славу, что никто не ходит в  него, так  как там духи
воют, подобно волкам.  Я поблагодарил  девушку, а  другим не отвечал, только
попросил показать мне дорогу.
     -- Теперь, если ты окреп,  незнакомец, то  подойди к отверстию  пещеры,
выгляни. Месяц ярко светит.
     Умслопогас приподнялся  и прополз  в узкое отверстие  пещеры.  Над  ним
высоко  в  небо вздымалась серая вершина,  похожая  на  сидящую  женщину  со
склоненной  на грудь  головой,  так  что  пещера  приходилась  как  бы на ее
коленях. Ниже  скала круто обрывалась,  вся поросшая мелким кустарником. Еще
ниже темнел громадный  густой  лес,  спускаясь к другой  скале,  у  подножия
которой, на той стороне реки, расстилались широкие зулусские равнины.
     --  Вон там,  --  сказал  Галаци, указывая "Стражем Брода"  на  далекую
равнину,  -- вот крааль, где жила старуха, вот  и  скала  куда мне надлежало
взобраться, вот и лес, где царили духи Аматонго.  По той стороне леса вьется
тропинка в пещеру, а вот и сама пещера.
     -- Видишь  этот  камень,  им  загораживается  вход. Он очень велик,  но
ребенок может сдвинуть его, так как он укреплен  на скалистом острие. Только
помни одно,  не надо толкать камень слишком глубоко. Если он  дойдет  вот до
этого знака, то надо  много сил, чтобы  отвалить его.  Однако  я справляюсь,
хотя и не достиг еще полной зрелости. Если же камень перевалится за знак, то
он покатится  внутрь пещеры  с такой быстротой, с какой скатывается  голыш с
обрыва.  Тогда,  пожалуй,  и два человека изнутри  да  один снаружи  вряд ли
справится с ним. Смотри теперь, я, как всегда, на ночь завалю камень так! --
Он  ухватился за  скалу, и она, как  любая дверь, захлопнулась на выточенном
природой стержне.
     --  Итак,  продолжал  он, --  я покинул крааль, и все провожали меня до
реки. Она разлилась, и никто не решался переправиться.
     -- Ага, --  кричали  они,  -- вот  и конец  пути,  маленький  смельчак,
сторожи теперь брод,  ты,  мечтавший владеть "Стражем Брода",  размахнись-ка
дубиной по воде, может ты усмиришь волны!
     Не отвечая  на  насмешки, я привязал веревкой щит к плечам, захваченный
мешок обмотал вокруг тела,  а к дубине  прикрепил ремень и взял  его в зубы.
Потом я бросился в речку и поплыл. Дважды течение  относило меня, и  стоящие
на берегу кричали, что я погиб; но я опять всплывал и, наконец,  добрался до
противоположного  берега.  Тогда   оставшиеся  на  той  стороне  замерли  от
удивления,  а я пошел  вперед,  направляясь  к  скале.  Трудно,  незнакомец,
взбираться на ту скалу. Когда ты окрепнешь, я покажу тебе тропинку. Я одолел
ее  и  в полдень добрался  до  леса. Тут, на  опушке,  я отдохнул и  закусил
провизией из мешка, так как нуждался в силах для борьбы с привидениями, если
таковые существовали. Потом я встал и углубился в лес.
     Высоки в нем деревья, странник, и настолько густы, что местами свету не
больше, чем в ночь новолуния. И все же я пробивался вперед, часто сбиваясь с
дороги.
     Изредка  из-за  верхушек  деревьев  выглядывала  фигура серой  каменной
женщины, сидящей на  верху  горы Привидении,  и я направлялся  к ее  камням.
Сердце  мое сильно билось,  пока я так бродил в  темноте леса, среди  ночной
тишины,  я все осматривался, не следят  ли за мной глаза  Аматонго.  Но нет,
духи  не  попадались, только изредка большие пятнистые змеи выползали из-под
моих ног. Быть может, это и  были Аматонго. Временами мелькал  серый  волк и
прокрадывался  между деревьями,  следя за мной. А в больших ветвях  глубоко,
точно женщина, вздыхал ветер.
     Я подвигался вперед, напевая и стараясь ободрить себя. Наконец, деревья
поредели, местность стала повышаться, и опять блеснули небеса.
     Но  я  утомил  тебя рассказом, отдохни до завтра, и там  я докончу его.
Скажи мне только свое имя.
     -- Имя мое Умслопогас,  сын Мопо!  -- ответил  он.  -- Когда ты кончишь
твой рассказ, я начну свой. А теперь давай слать!
     Галаци вздрогнул. Услыхав имя гостя, он смутился, но ничего не  сказал.
Они легли спать, и Галаци  закутал Умслопогаса шкурами лосей. Сам Галаци был
такой крепкий, что улегся без всякого покрывала на голой скале.
     Так почивали они, а вокруг пещеры выли волки, чуя кровь человеческую.


        ГАЛАЦИ ПОКОРЯЕТ ВОЛКОВ

     -- Теперь слушай, Умслопогас, сын  Мопо!  -- продолжал  на  другой день
Галаци. -- Пройдя через лес, я  добрался как  бы до колеи каменной колдуньи,
сидящей вон там высоко и целые века выжидающей конца мира. Здесь уже  весело
играло солнце,  здесь бегали ящерицы, порхали  птицы, и  хоть опять наступал
вечер -- я ведь долго бродил по лесу, -- я уже больше не трусил.  Я влез  на
крутую скалу,  поросшую  мелким кустарником, и  наконец добрался до каменных
колен колдуньи, представляющих  площадку  перед  пещерой. Я заглянул за край
скалы и, поверишь ли, Умслопогас, кровь моя похолодела, сердце замерло. Там,
перед самой пещерой, валялось много больших волков. Одни спали, рыча во сне,
другие  грызли черепа убитых зверей,  а  еще другие сидели, как псы, оскалив
зубы, высунув из  разинутой пасти языки. Я вгляделся и различил за ними вход
в пещеру, где по-видимому, находились кости  юноши. Но  мне не хотелось туда
идти: я боялся волков, так как понял теперь, кого принимали за горных духов.
Я решил  бежать оттуда, но когда обернулся, то  Великая Дубина "Страж Брода"
размахнулась  и  хватила  меня   таким  ударом  по  спине,  каким   храбрецы
расправляются  с  трусами. Случайность  ли,  или  "Страж"  хотел  пристыдить
вооруженного  им, этого  я  не  знаю,  но  стыд  охватил меня. Как,  неужели
вернуться назад, терпеть насмешки  жителей крааля, старухи? Да  разве в лесу
ночью меня не загрызут духи? Лучше  уж сейчас, поскорее попасться в их лапы.
Не медля  дольше, чтобы страх  не обуял меня, я взмахнул дубиной и с  боевым
криком племени Галакаци вскочил на край скалы и бросился на волков. Они тоже
вскочили  и  остановились,  завывая  с  взъерошенной шерстью  и  с горевшими
глазами. Их звериный запах доносился до меня. Но, увидев, что на них кинулся
человек,  они  вдруг  испугались  и разбежались  во  все  стороны, спрыгивая
большими прыжками со скалистой  площадки,  изображающей колени колдуньи, так
что скоро  я  очутился один у входа в пещеру. Сердце у меня росло в груди от
радостного сознания,  что я покорил волков, не зашибив  ни  одного, я гордо,
точно петух по крыше, подошел к отверстию пещеры и заглянул  в глубь ее. Как
раз в эту минуту заходящее солнце яркими,  красными лучами осветило темноту.
Тогда, Умслопогас, я опять струсил!
     -- Видишь, вон там углубление в стене, огонь теперь освещает его? В том
конце  вышина пещеры в  рост человека. Углубление  узкое  и не глубокое, оно
точно выбуравлено железом. Человек мог  бы сидеть в нем, да человек и сидел,
или, скорее, то, что было когда-то человеком. Там находился остов, обтянутый
почерневшей кожей. Зрелище это было ужасно. Он упирался на вытянутые  руки и
в правой держал кусок мяса. Мясо  было  наполовину съедено, видно,  он  поел
перед смертью. Глаза этого скелета покрывала кожаная повязка, точно заслоняя
от него что-то. Одной ноги не хватало, а другая свисала через край ниши. Под
ней на земле валялось заржавленное лезвие сломанного копья.
     -- Подойди сюда, Умслопогас, тронь рукой стену пещеры. Она  гладкая, не
правда ли? Гладкая, как те  камни, на которых  женщины мелют зерна. А отчего
она гладкая  -- спросишь  ты --  я могу  тебе сказать. Когда  я сквозь дверь
пещеры смотрел внутрь, то видел следующее.
     На  полу лежала волчица, тяжело  дыша, точно она пробежала много верст.
Она казалась  большой  и свирепой. Близ нее находился волк, старый,  черный,
больше  всех виденных мной, настоящий  родоначальник,  с серыми полосами  на
голове  и на боках. Этот волк стоял  на месте, но, пока я следил  за ним, он
вдруг  побежал  и  подскочил высоко  вверх  к  иссохшей ноге,  свисавшей  из
скалистой трещины. Лапы его  ударились о гладкую скалу, на секунду он за нее
ухватился,  щелкнув зубами  на расстоянии копья  от  мертвеца, но сорвался с
яростным рычанием и медленно прошелся по пещере.
     Опять подбежал, подпрыгнул, опять щелкнули большие челюсти, и опять он,
воя,  упал. Тогда  поднялась волчица,  они вместе старались  стащить  высоко
сидящую фигуру. Ничего не  выходило. Ближе  расстояния копья  они  не  могли
подпрыгнуть.  Теперь,   Умслопогас,  тебе  понятно,  почему  скала  гладкая,
блестящая.
     Месяц за месяцем, год за годом волки  старались достать кости мертвеца.
Каждую ночь  они,  щелкая  зубами, бросались  на стену  пещеры,  никогда  не
достигая  мертвой  ноги.   Одну  ногу  они  пожрали,  но  другая  оставалась
недоступной.
     Пока я следил,  исполненный ужаса и удивления,  волчица,  высунув язык,
прыгнула так высоко, что почти достала до висевшей ноги.  Она упала назад, я
увидел, что это  ее  последний прыжок, так  как она  надорвалась  и  лежала,
громко воя, с струящейся изо рта черной кровью.
     Волк все  видел, он приблизился,  обнюхал ее и,  поняв, что она убилась
насмерть,  схватил ее  за  горло и  стал  теребить. Теперь пещера огласилась
стонами,  задыхающимся  воем;  волки  катались  по земле под  сидящим высоко
человеком.  В багровом свете заходящего солнца  эта картина, эти звуки  были
столь ужасны, что я дрожал, как ребенок.
     Волчица заметно слабела, так как белые клыки самца глубоко вонзились ей
в горло. Я понял, что настала минута покончить с ним.
     После недолгой, но ужасной борьбы мне удалось уложить его ловким ударом
дубины.
     Немного погодя я оглянулся  и увидал,  что волчица опять стала на ноги,
точно  невредимая. Знай,  Умслопогас, такова природа  этих злых  духов, что,
грызясь постоянно, они не могут истреблять друг друга. Только человек  может
убить их и то с трудом. Итак, она  стояла, поглядывая не на меня, даже не на
мертвого самца, а на того, кто сидел наверху. Заметив это, я подкрался сзади
и, подняв "Стража", опустил его вниз изо всей силы. Удар пришелся ей по шее,
сломал шею, и она перекувырнулась и моментально издохла.
     Отдохнув немного, я  подошел  к  отверстию  пещеры  и  выглянул. Солнце
садилось,  лес почернел, но  свет еще сиял  на лице каменной  женщины, вечно
восседающей на  горе. Мне  приходилось  ночевать тут, так как,  несмотря  на
полнолуние, я  не смел  спускаться на  равнины один,  окруженный  волками  и
привидениями. А если один я не  решался, то тем более не  мог пойти, унося с
собой сидящего в расщелине. Нет, приходилось оставаться, так  что я вышел из
пещеры  к ключу,  бьющему  из  скалы вон  тут  правее,  и  напился. Потом  я
вернулся, уселся у входа в  пещеру и следил, как затухал свет на лице земли.
Пока он угасал, стояла тишина,  но  потом  проснулся  лес.  Поднялся ветер и
развевал  зеленые  ветки,  походившие на  волны,  слабо  озаренные луной. Из
глубины леса неслись завывания привидений и волков, им ответил вой с вершины
скал, вот такой вой, какой мы слышим, Умслопогас, сегодня ночью!
     Ужасно было сидеть здесь у входа,  про камень я еще не знал, да если бы
и знал, то не согласился бы остаться там внутри с мертвыми волками да с тем,
кого они стремились пожрать.  Я прошелся по площадке и посмотрел вверх. Свет
месяца падал  прямо  на  лицо  каменной  колдуньи. Мне  показалось, что  она
смеется  надо  мной.  Я  тогда понял, что нахожусь  на  месте,  где являются
мертвецы, где злые  духи,  носящиеся  по свету,  гнездятся,  как коршуны.  Я
вернулся в  пещеру, чувствуя, что  надо  что-нибудь предпринять, иначе можно
сойти с ума. Я притянул  к себе труп  мертвого волка  и стал  сдирать с него
шкуру.
     Я работал около часу,  напевая и стараясь не думать ни о том, кто висел
в расщелине, ни о завываниях, которыми  оглашались  горы. Но  месяц все ярче
освещал внутренность пещеры. Я  мог различить форму костей  висевшего,  даже
повязку на  его глазах. Зачем завязал он ее? -- размышлял я. -- Разве, чтобы
не видеть свирепых морд бросавшихся на него волков?
     Между  тем окружавший меня вой все приближался, я видел уже серые тени,
подкрадывающиеся  ко мне в сумерках.  Вот совсем  близко сверкнули  огненные
зрачки, острое рыло обнюхало волчий  труп. С  диким воем поднял я "Стража" и
ударил. Раздался крик  боли, что-то ускакало в темноту. Наконец, шкура  была
содрана, и я отбросил ее в сторону. Схватив тушу, дотащил ее до края скалы и
оставил  там.  Немного   погодя  завывания  стали  приближаться,  я   увидел
подкрадывающиеся серые тени. Они обступили тушу, накинулись на нее и жестоко
дрались,  разрывая на  куски.  Потом,  облизываясь  красными  языками, волки
убежали обратно в лес.
     Во сне это было или наяву, наверное  не знаю. Одно только помню,  что я
вдруг посмотрел  вверх и увидел свет.  Да, Умслопогас, это не мог быть  свет
месяца, падающий на сидевший скелет, нет, то  был красный свет, фигура точно
пылала в нем. Я все смотрел, мне  показалось, что отвисшие челюсти дрогнули,
что из пустого желудка, из высохшей груди донесся резкий, глухой голос:
     --  Привет, тебе,  Галаци,  сын  Сигуяны,  -- сказал  голос, -- привет,
Галаци-Волк! Скажи,  что ты делаешь  здесь, на  горе Привидений, где столько
веков уже каменная колдунья сторожит конец мира?
     Я отвечал, Умслопогас, или мне  казалось, что я отвечаю, ибо голос  мой
тоже звучал дико и глухо:
     -- Привет, тебе, мертвец, сидящий, как коршун на скале! Слушай, зачем я
здесь на горе Привидений. Я пришел  за твоими костями, чтобы твоя мать могла
похоронить их.
     -- Много, много лет просидел я тут, Галаци, -- отвечал голос, -- следя,
как  привидения-волки подскакивают и стараются  стащить  меня  вниз, так что
скала стала гладкой под их скользящими лапами! Так просидел я еще живым семь
дней,  семь ночей,  томясь  голодом,  с  голодными  волками  подо мной.  Так
просидел я мертвым много лет в сердце каменной  колдуньи, следя за  месяцем,
солнцем, звездами, прислушиваясь к вою волковпривидений, пожирающих все подо
мной,  проникаясь  разумом  вечной  неподвижной колдуньи. Но  мать мои  была
молода, прекрасна, когда я вступил в очарованный лес и взобрался на каменные
колени. Как выглядит теперь она, Галаци?
     --  Она поседела, сморщилась, очень постарела! -- отвечал я. Ее считают
помешанной, однако я, по  ее желанию, пришел  разыскивать  тебя, вооруженный
"Стражем", принадлежавшим твоему отцу и перешедшим теперь ко мне!
     --  Он останется при тебе, Галаци, --  сказал  голос, -- потому  что ты
один  не побоялся волков,  чтобы  предать  меня  погребению. Слушай  же,  ты
проникнешься разумом вечной,  давно окаменелой колдуньи, ты и еще другой. Не
волков ты видел,  не волков  убил, нет, это души злых людей,  живших в давно
прошедшие  времена,  обреченных  скитаться  по  земле,  пока  не истребит их
человек. Знаешь  ли ты, как жили эти люди,  Галаци, чем  они питались? Когда
просветлеет, взберись на каменные плечи колдуньи,  загляни во  впадину между
ее  грудей.  Тогда увидишь, как жили  эти люди. Им произнесен  приговор, они
обречены блуждать истощенные, голодные, в волчьем обличье,  пребывая на горе
Привидений,  где  когда-то  жили,  до  тех пор,  пока  не  погибнут от  руки
человека. Раздирающий голод  заставляет их годами тянуться к моим костям. Ты
убил их царя, а с ним и царицу. Слушай дальше, Галаци-Волк,  выслушай, каким
разумом я награжу тебя. Ты станешь царем волков-привидений, ты, да еще один,
принесенный тебе львом. Обмотай по плечам черную шкуру -- тогда волки пойдут
за  тобой, все  оставшиеся триста  шестьдесят  три  волка,  и пусть тот, кто
явится к тебе, наденет серую шкуру. Куда  вы двое поведете  их,  там они все
пожрут, принося  всем  смерть,  а нам -- победу.  Знай  одно, что они сильны
только  в тех местах, где прежде добывали себе пищу. Недобрый дар взял ты от
моей  матери, дар  "Стража". Хотя  без  него ты  бы никогда  не одолел  царя
волков, но зато, приобретя его,  ты