ек  Сэндер.  -  Не  думай,  что  ты
увильнешь оттого только, что твоя мама не  голосует,  -  сказал  он  Алеку
Сэндеру. - Иди-ка и ты сюда.
   Затем дядя открыл дверь, и на них сразу пахнуло запахом кофе и  жареной
свинины, и они пошли по линолеуму к слабо пробивавшемуся свету  в  глубине
передней, потом  по  линолеумовой  дорожке  через  столовую,  обставленную
старомодной мебелью, взятой напрокат в Грэнд-Рэпидсе, и вошли в кухню, где
ярко и весело пылала топившаяся дровами  плита,  а  у  плиты  над  шипящей
сковородкой  стоял  шериф  в  нижней  сорочке,  в  брюках  со   спущенными
подтяжками, в носках и с всклокоченными после сна волосами,  торчащими  во
все стороны, как у десятилетнего мальчишки, - в  одной  руке  мешалка  для
теста, в другой - кухонное полотенце. Шериф уже  повернул  свое  громадное
лицо к двери, прежде чем они вошли, и он увидел, как его маленькие жесткие
светлые глаза скользнули с дяди на мисс Хэбершем, на него и потом на Алека
Сэндера, и за эту секунду глаза его не то чтобы расширились, но  маленькие
твердые черные зрачки сжались на миг до булавочной головки. Но  шериф  все
еще ничего не говорил, только уставился теперь на дядю, и теперь маленькие
твердые зрачки как будто даже опять расширились - как вот когда переводишь
дыхание и перестает теснить в груди, - и в то  время,  как  все  они  трое
стояли молча, не сводя  глаз  с  шерифа,  дядя  быстро,  сжато  и  коротко
рассказал все с того момента накануне вечером, когда он увидел, что  Лукас
хочет ему что-то сказать - или, вернее, попросить о чем-то, - и  до  того,
как он десять минут тому назад вошел к дяде в комнату и разбудил  его,  и,
когда  он  замолчал,  они  снова  увидели,  как  маленькие  жесткие  глаза
скользнули мигая - флик, флик, флик - по их трем лицам и опять  уставились
на дядю, чуть ли не на двадцать секунд и уже не мигая.
   - Вы бы не явились ко мне с эдакими россказнями в четыре утра, если  бы
это не была правда, - сказал шериф.
   - Вы слушаете не только  двух  шестнадцатилетних  мальчишек,  -  сказал
дядя. - Напоминаю вам, что мисс Хэбершем была там.
   - Можете не напоминать, - сказал шериф. - Я этого не забыл. И  вряд  ли
когда-нибудь забуду. - И шериф повернулся. Громадный человек, и уже далеко
за пятьдесят, никто бы и не подумал, что он может так быстро двигаться, да
оно даже как будто и незаметно было, однако  он  уже  успел  снять  другую
сковородку с гвоздя на стене за плитой и уже почти повернулся к столу (где
только сейчас он заметил, увидел половину копченого окорока), а  казалось,
он даже еще и не двинулся,  взял  большой  кухонный  нож,  лежавший  около
окорока, и все это прежде, чем дядя успел заговорить:
   - Так вот, как мы это успеем? Вам придется ехать за шестьдесят  миль  в
Гаррисберг к районному прокурору и взять с  собой  мисс  Хэбершем  и  этих
мальчиков  в  качестве  свидетелей  и  постараться  убедить   его   подать
ходатайство об эксгумации трупа Винсона Гаури...
   Шериф быстро вытер ручку ножа полотенцем.
   - Мне кажется, вы сказали, что в этой могиле нет Винсона Гаури.
   - Официально он там, - сказал дядя. - По актам  гражданского  состояния
нашего округа он там. И если вы, живя здесь и зная мисс Хэбершем и меня на
протяжении всей вашей служебной карьеры, считаете нужным  спрашивать  меня
об этом дважды, как же, по-вашему, отнесется к этому Джим Холлидей?  Затем
вам надо будет ехать шестьдесят миль обратно с вашими свидетелями  и  этим
ходатайством и убедить судью Мэйкокса выдать ордер...
   Шериф бросил полотенце на стол.
   - А надо ли? - мягко и как-то почти рассеянно бросил  он;  и  тут  дядя
остановился, не договорив фразы, и уставился на него, а  шериф  повернулся
от стола с ножом в руке.
   - А-а! - сказал дядя.
   - И вот я еще о чем подумал, - сказал шериф. - Удивляюсь, как  вам  это
не пришло в голову. А может, и приходило.
   Дядя все смотрел на шерифа. И вдруг Алек Сэндер - он даже не  вошел,  а
стоял  позади  всех  в  дверях  из  столовой  в  кухню  -  сказал   ровным
безразличным  голосом,  как  будто   машинально   читая   какое-то   ловко
составленное объявление, рекламирующее что-то, чего у него нет, да вряд ли
когда-нибудь и понадобится.
   - А может, это и не мул был. Может, это была лошадь.
   - Ну, может быть, теперь до вас дошло, - сказал шериф.
   - А-а! - сказал дядя. - Д-да-а, - протянул он.  Но  тут  уже  вмешалась
мисс Хэбершем. Она окинула Алека Сэндера быстрым суровым взглядом и теперь
снова устремила взгляд на шерифа, такой же суровый и острый.
   - И до меня тоже, - сказала она. - И я полагаю, мы как-никак заслужили,
чтобы вы тут не секретничали.
   - Я тоже так полагаю, мисс Юнис, - сказал шериф. - Да вот только  того,
с кем надо было это выяснить, его здесь сейчас нет.
   - Ах вот что, - сказала мисс Хэбершем. И сейчас же прибавила: - Ну  да.
Конечно, - сказала она, уже шагнув, и, поравнявшись с шерифом на полдороге
между столом и дверью, взяла у него из рук нож и подошла  к  столу,  а  он
пошел  к  двери,  и  дядя,  а  потом  он  и  за  ним  Алек  Сэндер  -  все
посторонились, чтобы дать  ему  пройти,  и  он  вышел,  прошел  через  всю
столовую в темную переднюю и закрыл за собой дверь; и он  подумал:  почему
шериф не оделся как следует, как только встал; человеку,  который  привык,
или ему приходится, или почему бы то ни  было  надо  вставать  в  половине
четвертого утра и готовить себе завтрак, казалось  бы,  ничего  не  стоило
подняться на пять минут раньше и надеть верхнюю рубашку и башмаки,  и  тут
мисс Хэбершем что-то сказала, и он вспомнил о ней; ну конечно, присутствие
дамы - вот почему он пошел надеть рубашку и башмаки, даже не  позавтракав;
мисс Хэбершем что-то говорила, и он вздрогнул  и,  не  двигаясь  с  места,
очнулся - он, наверно, заснул на несколько секунд, а может  быть,  даже  и
минут, стоя вот так же, как спит лошадь, но мисс Хэбершем все  еще  только
переворачивала свинину набок, чтобы нарезать, и говорила: -  Разве  он  не
может позвонить в Гаррисберг и добиться, чтобы районный прокурор  позвонил
сюда судье Мэйкоксу?
   - Вот он сейчас это и делает, -  сказал  Алек  Сэндер.  -  По  телефону
говорит.
   - Может быть, тебе прямо пойти в переднюю, и ты оттуда послушаешь,  что
он говорит, - сказал дядя Алеку Сэндеру. Затем дядя опять  перевел  взгляд
на мисс Хэбершем, и он  тоже  смотрел,  как  она  режет  бекон  тоненькими
ломтиками, очень быстро, один за другим, почти так же  быстро,  как  режет
машина.
   - Мистер Хэмптон говорит, что мы обойдемся без всяких бумаг.  Мы  можем
справиться с этим сами, не беспокоя судью Мэйкокса.
   Мисс Хэбершем выпустила из рук нож.  Она  не  положила  его,  а  просто
разжала руку и тем же движением схватила полотенце и,  уже  вытирая  руки,
повернулась и пошла к ним от  стола  через  кухню  очень  быстро,  гораздо
быстрее даже, чем тогда шериф.
   - Тогда чего же мы зря тратим время? - сказала она. -  Ждем,  когда  он
наденет пиджак и галстук?
   Дядя быстро шагнул ей навстречу.
   - Мы ничего не сможем сделать в темноте, - сказал он. - Надо подождать,
пока рассветет.
   - Мы не ждали, - сказала мисс Хэбершем и остановилась:  ничего  другого
ей не оставалось делать, разве только пойти прямо на дядю, хотя дядя  даже
и не прикоснулся к ней, просто стоял  между  ней  и  дверью,  так  что  ей
волей-неволей  пришлось  остановиться  хотя  бы  на  секунду,   чтобы   он
посторонился; и он тоже смотрел на нее,  такую  прямую,  тощую,  в  прямом
ситцевом платье, почти бесформенную под правильным точным кругом шляпы,  и
думал: "Уж очень она старая, не по ней это, - и тут же  поправил  себя:  -
Нельзя, чтобы женщине, леди, приходилось делать такое", -  потом  вспомнил
вчерашний вечер, как он закрыл за собой дверь конторы и вышел  во  двор  и
стал высвистывать Алека Сэндера, и он знал, что он тогда был уверен - он и
сейчас был уверен, - что поехал бы один,  даже  если  бы  Алек  Сэндер  не
передумал и остался, но только после того, как  подошла  мисс  Хэбершем  и
заговорила с ним, он поверил, что  доведет  дело  до  конца,  и  он  опять
вспомнил, что сказал ему старик Ефраим после того, как  они  нашли  кольцо
под свиным корытом: "Если тебе когда-нибудь понадобится что-нибудь  такое,
что не всякому объяснить можно, а откладывать нельзя, не трать времени, не
суйся к мужчинам: у них, как твой дядюшка говорит, на все постановления да
решения.  Поди  с  этим  к  женщинам,  к  детям.  Они  могут  и  к  случаю
приноровиться".
   Тут дверь из передней открылась.  Он  услышал,  как  шериф  идет  через
столовую к кухне. Но шериф не вошел в кухню,  а  остановился  в  дверях  и
стоял не двигаясь даже после того, как  мисс  Хэбершем  спросила  суровым,
чуть ли не свирепым голосом:
   - Ну как?
   И он не надел башмаков и даже не подобрал болтавшихся  подтяжек  и  как
будто даже и не слышал мисс Хэбершем; он  стоял,  высоченный,  загромождая
весь проход, и смотрел на мисс Хэбершем, не на шляпу ее,  не  прямо  ей  в
глаза, даже не в лицо - просто смотрел на нее, как на ряд букв русских или
китайских, про которые кто-то, кому вы  доверяете,  сказал  вам,  что  так
пишется ваше имя, и наконец раздумчиво и недоуменно произнес:
   - Нет. - Затем, повернув голову, посмотрел на него и сказал: - И не  ты
тоже. И еще больше повернул голову, пока не остановился взглядом на  Алеке
Сэндере, а Алек Сэндер вскинул глаза вверх  на  шерифа,  потом  сейчас  же
отвел их, потом опять вскинул вверх.
   - Ты, - сказал шериф. - Вот ты. Ты отправился  туда  в  темноте,  чтобы
помочь вырыть мертвеца. Да мало того: белого мертвеца, про которого другие
белые люди утверждали, что его убил негр. Почему?  Потому  что  тебя  мисс
Хэбершем заставила?
   - Никто меня не заставлял, - сказал Алек Сэндер. -  Я  даже  и  сам  не
знал, что поеду. Я уже сказал Чику,  что  я  не  поеду.  Только  когда  мы
подошли к пикапу, все как будто считали, что я, конечно,  тоже  еду,  и  я
даже сам не знаю, как это вышло.
   - Мистер Хэмптон, - сказала мисс Хэбершем. И теперь шериф посмотрел  на
нее. Он даже услышал ее.
   - А вы еще не кончили резать бекон, - сказал он. - Дайте-ка мне нож.  -
Он взял ее под руку и пошел с ней к столу. - Мало вы за  сегодняшнюю  ночь
наездились и наволновались, не пора  ли  передохнуть?  Через  какие-нибудь
четверть часа уже светать будет, с утра люди  линчевать  не  пойдут.  Иной
раз, если у них что-нибудь  там  не  вышло,  не  повезло  или  они  поздно
приступили, у них может это затянуться до света. Но приступать к этому при
дневном свете они не будут, потому что тогда каждый увидит  лицо  другого.
Вот тут по два яйца каждому. Кому больше?
   Они оставили Алека Сэндера с его завтраком за столом в  кухне,  а  свои
понесли в столовую - он, дядя и мисс Хэбершем несли миску с яйцами,  бекон
и  сухарницу  со  сдобными  булочками,  испеченными  вчера   вечером,   но
разогретыми в печке, так что они стали вроде как поджаренные, и  кофейник,
в котором непроцеженная гуща кипела вместе с водой до тех пор, пока  шериф
не догадался снять его с жаркого места плиты и  отставить  в  сторону;  их
было четверо, хотя шериф поставил пять приборов,  и  только  они  сели  за
стол, как шериф поднял голову и прислушался - хотя он ничего не слышал,  -
потом встал и пошел в темную прихожую и  в  заднюю  половину  дома,  и  он
услышал, как стукнула дверь у черного входа, и потом шериф пришел  обратно
и с ним Уилл Лигейт - только без ружья, и  он  повернул  голову  поглядеть
позади себя в окошко, и правда, уже светало.
   Шериф раздавал тарелки  с  едой,  а  дядя  и  Лигейт  подставляли  мисс
Хэбершем под кофейник чашки - свои и шерифа. Потом вдруг  ему  показалось,
будто он уже давно слышит откуда-то  издалека  голос  шерифа:  "Мальчик...
мальчик... - И  потом:  -  Разбудите  его,  Гэвин.  Заставьте  его  съесть
завтрак, прежде чем он заснет"; и он вздрогнул, и все еще только  светало,
мисс Хэбершем наливала кофе все в ту же чашку, и он стал  есть  и,  жуя  и
даже глотая, как будто поднимался и падал, в  том  же  мерном  темпе,  как
жевал, в глубокую мягкую трясину сна и в  смутные  голоса,  пережевывавшие
что-то давнишнее, конченое и уже не касающееся его; голос шерифа:
   - Вы знаете Джека Монтгомери из округа Кроссмен? Кажется, он  последние
полгода частенько сюда к нам наведывался.
   И голос Лигейта:
   - Как же. Ворованный лес скупает. Когда-то держал харчевню под вывеской
ресторана у самой границы штата Теннесси, на выезде из Мемфиса,  только  я
не слыхал, чтобы кто-нибудь там мог поесть или купить что-либо  съедобное,
а потом как-то раз ночью  там  человека  пристукнули,  года  два-три  тому
назад. Правда, так и не дознались, был ли к этому делу хоть сколько-нибудь
причастен Джек, но полиция штата Теннесси выпроводила его обратно  в  штат
Миссисипи просто так,  порядка  ради.  С  тех  пор  он,  кажется,  у  отца
околачивается на ферме, где-то под Глазго. Может быть, выжидает, пока люди
забудут про то дело и он опять сможет открыть харчевню где-нибудь на езжем
месте, эдакий кабак с подполом, чтобы можно было упрятать ящик с виски.
   - А здесь у нас чем он промышлял? - спросил шериф.
   И опять Лигейт:
   - Лес покупал как будто... Да не он ли это с Винсоном Гаури...  -  И  с
какой-то неуловимой интонацией:  -  Промышлял?..  -  И  потом  без  всякой
интонации: - Чем промышляет?
   И на этот раз его собственный голос, безразличный, совсем уже  на  краю
глубокой, мягкой впадины сна, и безразлично, вслух он это сказал или нет:
   - Он теперь ничем не промышляет.
   Но потом стало полегче, из душного жаркого  дома  снова  на  воздух,  и
солнце мягкой, высокой  и  ровной  золотистой  струей  скользит  по  самым
верхушкам  деревьев,  золотит  недвижно  повисший   толстый   столб   воды
городского фонтана, вытянувшего паучьи лапы на синеве неба,  и  снова  они
вчетвером в дядиной машине, а шериф стоит, нагнувшись к окошку у руля, уже
совсем одетый, даже в ярком, оранжевом с желтым, галстуке и говорит дяде:
   - Вы отвезите сейчас мисс Юнис домой, она еще может поспать. А я  заеду
за вами, скажем, через час.
   Мисс Хэбершем на переднем сиденье рядом с дядей только и сказала: "Ха".
И все. Она не накинулась на него. В этом  не  было  надобности.  Это  было
гораздо более внушительно и  непререкаемо,  чем  если  бы  она  стала  его
ругать. Она перегнулась через дядю к шерифу:
   - Садитесь в вашу машину и отправляйтесь в тюрьму или куда там следует,
чтобы достать кого-то, кто будет копать! Потому что нам пришлось  засыпать
могилу, мы знали, что вы нам не поверите, пока не  увидите  все  как  есть
сами, на месте. Ступайте, - сказала она. - Мы вас там встретим. Поезжайте.
   Но шериф не двинулся. Ему слышно было, как он  дышит  широко,  глубоко,
медлительно, словно как бы вздыхая.
   - Я, конечно, не знаю, - сказал шериф, - может статься, леди, у которой
только и есть что  две  тысячи  цыплят,  которых  надо  кормить,  поить  и
выхаживать, да какой-то там огород в пять акров,  ей,  конечно,  и  нечего
делать. Но этим мальцам надо идти в школу. Я по крайней  мере  не  слышал,
чтобы школьный совет ввел такие правила, по которым школьникам разрешается
пропускать занятия, чтобы трупы выкапывать.
   На это даже она промолчала. Но она все еще не  откинулась  на  сиденье.
Она сидела, наклонившись вперед, чтобы дядя не заслонял шерифа, и он опять
подумал: "Уж очень она старая для этого, нельзя ей этого  делать";  только
если бы не она, тогда ему и Алеку Сэндеру - а ведь и она, и дядя, и шериф,
все трое, и мама, и папа, и Парали тоже говорят про них "дети", - так  вот
им пришлось бы взяться за это самим и справились бы они с этим или нет,  а
взяться пришлось бы не ради того даже, чтобы соблюсти  справедливость  или
там порядочность, а чтобы  оградить  невиновного,  и  он  представил  себе
человека, которому, по-видимому, надо было убить другого  человека  не  по
какой-то причине или там поводу, а просто у него такая потребность,  жажда
убить ради того, чтобы убить, а потом он придумывает, сочиняет причину или
повод, чтобы  ему  можно  было  жить  среди  людей  и  считаться  разумным
существом; кому бы там ни понадобилось убить Винсона Гаури,  ему  пришлось
потом вырыть его мертвого и убить другого, чтобы положить на его  место  в
могилу, чтобы тот, кому надо убивать, мог передохнуть; а родным и  друзьям
Винсона Гаури надо убить Лукаса или еще кого-нибудь,  все  равно  кого,  и
только тогда они могут лечь спать, и дышать спокойно,  и  даже  погоревать
спокойно, и на этом успокоиться. Голос шерифа звучал теперь  мягко,  почти
ласково:
   - Поезжайте домой. Вы с этими мальчиками сделали  хорошее  дело.  Почти
наверняка жизнь спасли. А теперь поезжайте домой и  предоставьте  нам  все
это до конца довести. Там будет совсем не место для леди.
   Но мисс Хэбершем просто прервали, да и то ненадолго:
   - Вчера там было не место для мужчин.
   - Подождите, Хоуп, - вмешался дядя. Дядя повернулся к мисс Хэбершем.  -
Для вас есть дело в городе, - сказал он. - Не понимаете?
   Теперь мисс Хэбершем смотрела на дядю, но он все еще сидел вполоборота,
не откинувшись на спинку  сиденья,  и  пока  еще  не  думала  сдаваться  -
смотрела, выжидая, и как будто вовсе даже и не сменила  одного  противника
на другого, а без всякого колебания или запинки приняла бой с  обоими,  не
прося пощады, не бахвалясь.
   - Уилл Лигейт - фермер, - продолжал дядя. - Кроме того, он просидел там
всю ночь. Ему надо пойти домой, у него свои дела есть.
   - Неужели у мистера Хэмптона других  помощников  нет?  -  сказала  мисс
Хэбершем. - Для чего же их держат?
   - Так ведь это просто сторожа с ружьями, - сказал дядя.  -  Лигейт  сам
говорил нам с Чиком вчера вечером, что, если  найдется  достаточно  людей,
которые решатся на такое дело и захотят настоять на своем, они  все  равно
прорвутся, несмотря на него и Таббса. Но вот если женщина,  леди...  белая
леди... - Дядя остановился, замолчал: они вперились друг в друга, и, глядя
на них, он опять вспомнил дядю и Лукаса  в  камере  вчера  вечером  (вчера
вечером, конечно, а как будто годы прошли); и опять ему показалось (только
сейчас дядя и мисс Хэбершем действительно уставились друг другу в глаза, а
не впивались друг в друга с тем сверхчеловеческим напряжением всех чувств,
в  совокупности  которых  какое-то   одно   жалкое,   сбивчивое,   обычное
человеческое восприятие  вряд  ли  значит  больше,  чем  умение  разбирать
санскрит), будто  перед  ним  два  последних  оставшихся  игрока  в  покер
разыгрывают банк - ...просто будет сидеть там на виду, так что первый, кто
пройдет мимо, успеет раззвонить об этом задолго до того, как на  Четвертом
участке заправят машины, чтобы в город ехать... а мы тем  временем  успеем
добраться туда и разделаемся с этим, покончим раз и навсегда...
   Мисс Хэбершем откинулась назад медленно, пока не прислонилась к  спинке
сиденья.
   - Значит, я должна сидеть там на  лестнице,  раскинув  веером  юбки,  -
сказала она, - или, может, даже лучше - прислонившись спиной к  перилам  и
упершись ногой в стенку кухни миссис Таббс, пока вы, мужчины,  которые  не
удосужились вчера задать этому старику негру несколько вопросов,  так  что
ему вечером не  к  кому  и  обратиться  было,  кроме  как  к  мальчику,  к
ребенку... - Дядя  промолчал.  Шериф  стоял,  нагнувшись  к  окошку,  дыша
широкими, глубокими вздохами, не то чтобы тяжело, но просто, должно  быть,
как надо дышать такому громадному человеку. - Везите меня сначала домой, -
сказала мисс Хэбершем. - У меня там набралась кой-какая починка.  Не  буду
же я сидеть полдня без всякого дела, чтобы миссис Таббс подумала,  что  ей
надо меня разговорами занимать. Везите меня сначала домой. Я уже час  тому
назад поняла, как вам с мистером Хэмптоном не  терпится  поскорей  с  этим
разделаться, но на это вы все-таки  можете  выкроить  время.  Алек  Сэндер
может пригнать мою машину к тюрьме по дороге  в  школу  и  оставить  ее  у