ереть
мне суждено среди мук и несчастий! Однако перед смертью мне еще предсто-
ит совершить одно важное дело. Нет ли у вас на корабле священника?
   - Нет, - ответил Дик.
   - Так займемся моими земными делами, - сказал лорд Фоксгэм.  -  Наде-
юсь, после моей смерти вы окажетесь таким же верным другом, каким вы бы-
ли учтивым врагом при моей жизни. Я умираю в тяжелую  годину  для  меня,
для Англии и для всех тех, кто следовал за мной. Моими воинами командует
Хэмли - тот самый, который был вашим  соперником.  Они  условились  соб-
раться в длинной зале Холивуда. Вот этот перстень с моей руки будет слу-
жить доказательством, что вы действуете от моего имени.  Кроме  того,  я
напишу Хэмли несколько слов и попрошу его уступить вам девушку.  Но  вы-
полните ли вы мой приказ? Этого я не знаю.
   - А что вы собираетесь мне приказать, милорд? - спросил Дик.
   - Приказать?.. - повторил барон и нерешительно взглянул  на  Дика.  -
Скажите, вы сторонник Ланкастера или Йорка? - спросил он наконец.
   - Мне стыдно признаться, - ответил Дик, - но я и сам не  знаю.  Впро-
чем, я служу у Эллиса Дэкуорта, а Эллис Дэкуорт стоит за  Йоркский  дом.
Выходит, что и я сторонник Йоркского дома.
   - Это хорошо, - сказал лорд, - это превосходно. Если бы вы  оказались
сторонником Ланкастера, я не знал бы, что мне делать. Но раз  вы  стоите
за Йорка, так слушайте меня. Я прибыл в Шорби, чтобы наблюдать  за  соб-
равшимися там лордами, пока мой  благородный  молодой  господин,  Ричард
Глостерский [4], копит силы, готовясь напасть на этих лордов и  рассеять
их. Я добыл сведения о численности вражеской армии, о расстановке загра-
дительных отрядов, о расположении неприятельских войск. Эти  сведения  я
должен передать моему господину в воскресенье,  за  час  до  полудня,  у
креста Святой Девы возле леса. Явиться на это свидание мне, по  видимос-
ти, не удастся, и я обращаюсь к вам с просьбой: окажите мне  любезность,
пойдите туда вместо меня. И пусть ни радость, ни боль, ни буря, ни рана,
ни чума не задержат вас! Будьте у назначенного места в назначенное  вре-
мя, ибо от этого зависит благо Англии.
   - Даю вам торжественное обещание исполнить вашу волю, - сказал Дик. -
Я сделаю все, что будет в моих силах.
   - Прекрасно, - сказал раненый. - Милорд герцог даст вам новые  прика-
зания, и если вы исполните их охотно и с усердием, ваше будущее  обеспе-
чено. Пододвиньте ко мне лампаду, я хочу написать письмо.
   Он написал два письма. На одном он сделал надпись: "Высокочтимому мо-
ему родичу сэру Джону Хэмли"; на другом не надписал ничего.
   - Это письмо герцогу, - сказал он. - Пароль - "Англия  и  Эдуард";  а
отзыв - "Англия и Йорк".
   - А что будет с Джоанной, милорд? - спросил Дик.
   - Джоанну добывайте сами, как умеете, -  ответил  барон.  -  В  обоих
письмах я пишу, что хочу выдать ее за вас, но добывать ее  вам  придется
самому, мой мальчик. Я, как видите, пытался вам помочь, но  заплатил  за
это жизнью. Большего не мог бы сделать ни один человек.
   Раненый быстро слабел. Дик, спрятав на груди драгоценные письма,  по-
желал ему бодрости и вышел из каюты.
   Начинался рассвет, холодный и  пасмурный.  Шел  снег.  Неподалеку  от
"Доброй Надежды" тянулся скалистый берег, изрезанный песчаными  бухтами,
а вдали, за лесами, подымались вершины Тэнстоллских холмов. Ветер немно-
го поутих, море тоже слегка успокоилось, но корабль сидел глубоко в воде
и с трудом взбирался на волну.
   Лоулесс по-прежнему стоял у руля. Все обитатели судна  столпились  на
палубе и тупо уставились в негостеприимный берег.
   - Мы собираемся пристать? - спросил Дик.
   - Да, - сказал Лоулесс, - если прежде не попадем на дно.
   При этих словах корабль с таким трудом вскарабкался на волну и вода в
трюме заклокотала так громко, что Дик невольно схватил рулевого за руку.
   - Клянусь небом, - воскликнул Дик, когда нос "Доброй Надежды"  выныр-
нул из пены, - я уж думал, мы тонем. Сердце мое чуть не лопнуло!
   На шкафуте [5] Гриншив и Хоксли вместе с лучшими людьми обоих отрядов
разбирали палубу и строили из ее досок плот. Дик присоединился к  ним  и
весь ушел в работу, чтобы хоть на минуту забыть об опасности.  Но,  нес-
мотря на все его усилия, каждая волна, обрушивавшаяся на несчастный  ко-
рабль, заставляла его сердце сжиматься от ужаса,  напоминая  о  близости
смерти.
   Внезапно, оторвавшись от работы, он увидел, что они подошли  вплотную
к какому-то мысу. Подмытый морем утес, вокруг которого  клокотала  белая
пена тяжелых волн, почти навис над палубой. За утесом, на вершине песча-
ной дюны, как бы увенчивая ее, стоял дом.
   Внутри бухты волны бесновались еще неистовее. Они подняли "Добрую На-
дежду" на свои пенистые спины, понесли ее, нисколько не считаясь с руле-
вым, выбросили на песчаную отмель и, перекатываясь через корабль,  стали
швырять его из стороны в сторону. Потом один из громадных  валов  поднял
"Добрую Надежду" и отнес ее ближе к берегу, и, наконец, третий вал,  пе-
ренеся ее через самые опасные буруны, опустил на мель возле самого бере-
га.
   - Ребята, - крикнул Лоулесс, - святые спасли нас!  Начинается  отлив.
Сядем в кружок и выпьем по чарке вина. Через полчаса мы доберемся до бе-
рега, как по мосту.
   Пробили бочонок. Потерпевшие крушение расселись, стараясь,  насколько
возможно, укрыться от снега и брызг, и  пустили  чарку  вкруговую;  вино
согрело их и приободрило.
   Дик тем временем вернулся к лорду Фоксгэму, который ничего не знал  и
лежал в смертельном ужасе. Вода в его каюте доходила до колен,  лампадка
разбилась и потухла, оставив его в темноте.
   - Милорд, - сказал молодой Шелтон, -  оставьте  ваши  страхи,  святые
оберегают нас. Волны выбросили нас на отмель, и как только прилив немно-
го спадет, мы пешком доберемся до берега.
   Прошел почти час, прежде чем море отступило от "Доброй Надежды" и мо-
реплавателям удалось наконец пуститься шагом к берегу, смутно  видневше-
муся сквозь дымку падавшего снега. На прибрежном холме  лежал  небольшой
отряд вооруженных людей, подозрительно следивших за каждым их движением.
   - Им следовало бы подойти к нам и оказать помощь, - заметил Дик.
   - Раз они к нам не идут, мы пойдем к ним сами, - сказал Хоксли. - Чем
скорее мы доберемся до славного огня и сухой постели, тем лучше для мое-
го несчастного лорда.
   Но люди на холме внезапно вскочили, и град стрел полетел в  потерпев-
ших крушение.
   - Назад! Назад! - крикнул лорд. - Ради бога, будьте осторожны! Не от-
вечайте им!
   - Мы не можем драться! - воскликнул  Гриншив,  вытаскивая  стрелу  из
своей кожаной куртки. - Мы промокли, мы устали, как собаки, мы промерзли
до костей. Но, ради любви к старой Англии, объясните мне,  зачем  они  с
такой яростью обстреливают своих земляков, попавших в беду?
   - Они приняли нас за французских пиратов, - ответил лорд Фоксгэм. - В
эти беспокойные и подлые времена мы не можем  уберечь  даже  собственные
берега, берега нашей Англии. Наши исконные враги,  которых  еще  не  так
давно мы побеждали на море и на суше, приезжают сюда, когда им вздумает-
ся, и грабят, убивают и жгут. Несчастная родина! Вот до какого позора мы
дожили!
   Люди на холме внимательно следили, как пришельцы поднимались на берег
и как уходили в глубь страны по долинам между  песчаными  дюнами.  Целую
милю шли они следом за усталыми, измученными беглецами, готовые при  ма-
лейшем подозрении дать по ним новый залп. Только когда Дику удалось  на-
конец вывести своих спутников на большую дорогу и построить их в военном
порядке, бдительные охранители английских берегов  исчезли  за  падающим
снегом. Они уберегли свои собственные дома  и  фермы,  свои  собственные
семьи и свой скот - больше им ни до чего не было дела, и их нисколько не
беспокоила мысль, что французы вырежут и спалят другие  деревни  и  села
английского королевства.
 
 
 
   КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
   РЯЖЕНЫЕ
 
 
   ГЛАВА ПЕРВАЯ
   ЛОГОВИЩЕ
 
   Дик вышел на большую дорогу недалеко от Холивуда, милях в  девяти-де-
сяти от Шорби-на-Тилле; убедившись, что их больше не преследуют, оба от-
ряда разделились. Слуги лорда Фоксгэма понесли своего раненого господина
в большое аббатство, где было безопасно и спокойно; когда они исчезли за
густой завесой падающего снега, у Дика осталась дюжина бродяг - все, что
уцелело от его добровольческого отряда.
   Многие из них были ранены; все до одного были  взбешены  неудачами  и
долгим странствием; слишком голодные и слишком озябшие, они не  в  силах
были открыто бунтовать и только ворчали да угрюмо поглядывали  на  своих
главарей. Дик роздал им все, что было у него в кошельке, ничего не оста-
вив себе, и поблагодарил за храбрость, хотя, по правде  говоря,  гораздо
охотнее выбранил бы их за трусость. Несколько смягчив  этим  впечатление
от длительных неудач, он приказал им попарно и в одиночку пробираться  к
Шорби и ждать его в трактире "Козел и волынка".
   Памятуя события, происшедшие на борту "Доброй  Надежды",  он  оставил
при себе одного только Лоулесса. Снег падал не переставая и все застилал
вокруг, точно слепящее облако; ветер постепенно стихал и  наконец  исчез
совсем; весь мир казался обернутым в белую пелену и погруженным в молча-
ние. Среди снежных сугробов легко было сбиться с пути и завязнуть. И Ло-
улесс, шагая впереди, вытягивал шею, как  охотничья  собака,  идущая  по
следу, изучал каждое дерево, внимательно вглядывался в тропинку,  словно
вел корабль по бурному морю.
   Пройдя лесом около мили, они подошли к роще  корявых  высоких  дубов,
возле которой скрещивалось несколько дорог. Это место нетрудно было  уз-
нать даже в такую погоду, и Лоулесс был, видимо, рад, что нашел его.
   - А теперь, мастер Ричард, - сказал он, - если ваша гордость не поме-
шает вам воспользоваться гостеприимством человека,  который  не  родился
джентльменом и которого даже нельзя назвать хорошим христианином, я могу
предложить вам кубок вина и добрый огонь, чтобы разогреть ваши косточки.
   - Веди, Уилл, - ответил Дик. - Кубок вина и добрый огонь! Ради  этого
я согласен идти куда угодно!
   Лоулесс решительно зашагал вперед и, пройдя под оголенными деревьями,
скоро дошел до пещеры, чуть ли не наполовину засыпанной снегом. Над вхо-
дом в пещеру рос громадный бук с обнаженными  корнями;  старый  бродяга,
раздвинув кусты, исчез под землей.
   Когда-то могучий ураган выкорчевал громадный бук из  земли  вместе  с
большим куском дерна; под этим буком Лоулесс и выкопал себе лесное  убе-
жище. Корни служили ему стропилами, кровлей был дерн,  стенами  и  полом
была матушка сырая земля. В одном углу находился  очаг,  почерневший  от
огня, в другом стоял большой дубовый  ящик,  крепко  окованный  железом;
только по этим предметам и можно было догадаться, что здесь человеческое
жилище, а не звериная нора.
   Несмотря на то, что в пещеру намело снегу, в  ней  оказалось  гораздо
теплее, чем снаружи; а когда Лоулесс высек искру и в очаге  вспыхнули  и
затрещали сухие сучья, стало по-домашнему уютно.
   Со вздохом полнейшего удовлетворения Лоулесс  протянул  свои  широкие
руки к огню и вдохнул в себя запах дыма.
   - Вот, - сказал он, - кроличья нора старого Лоулесса. Молю небо, что-
бы собаки не пронюхали о ней! Много я бродил по свету с тех пор, как мне
исполнилось четырнадцать лет, когда я впервые удрал из аббатства, утащив
золотую цепь и молитвенник, которые продал за четыре марки. Став  палом-
ником и пытаясь спасти свою душу, я побывал в Англии, во Франции, в Бур-
гундии и в Испании; побывал и на море, в этой чужбине всех  народов.  Но
настоящее мое место, мастер Шелтон, только здесь. Здесь  моя  родина,  -
вот эта нора в земле! Дождь ли идет, или светит  солнце,  в  апреле  ли,
когда поют птицы и цветы падают на мою постель, или зимой, когда я  сижу
наедине с добрым кумом-огнем и в лесу щебечет реполов, - эта нора  заме-
няет мне все: и церковь, и рынок, и жену, и наследника: где бы я ни был,
я всегда возвращаюсь сюда. И я молю святых угодников,  чтобы  здесь  мне
было позволено умереть.
   - А что же, у тебя здесь и в самом деле уютный уголок, - ответил Дик,
- и тепло, и постороннему глазу не видно.
   - Да, он скрыт хорошо, и это самое главное, -  подхватил  Лоулесс,  -
ибо сердце мое разбилось бы, если бы его нашли. Вот здесь, - сказал  он,
принимаясь раскапывать сильными пальцами песчаный пол, - здесь мой  вин-
ный погреб, и вы сейчас получите флягу превосходной крепкой браги.
   И действительно, покопав немного, он вытащил большую кожаную  бутыль,
на три четверти наполненную крепким, душистым элем. Выпив друг за друга,
они подбросили топлива в огонь, и пламя снова засверкало.  Они  легли  и
вытянули ноги, блаженствуя в тепле.
   - Мастер Шелтон, - заметил бродяга, - за последнее  время  вы  дважды
потерпели неудачу; похоже, что вы потеряете и девушку. Правильно я гово-
рю?
   - Правильно, - ответил Дик, кивнув головой.
   - А, теперь, - продолжал Лоулесс, - послушайте старого дурака,  кото-
рый почти всюду побывал и почти все повидал. Слишком много вы исполняете
чужих поручений, мастер Шелтон. Вы стараетесь для Эллиса; но Эллис  меч-
тает только о смерти сэра Дэниэла. Вы стараетесь для  лорда  Фоксгэма...
Впрочем, да хранят его святые, у него, без сомнения, хорошие  намерения.
Однако лучше всего стараться для себя самого,  добрый  Дик.  Ступайте  к
своей девушке. Ухаживайте за ней, а то как бы она не забыла вас.  Будьте
наготове, и когда представится случай, берите коня и  скачите  вместе  с
нею.
   - Ах, Лоулесс, да ведь она же, наверное, находится в доме сэра Дэниэ-
ла! - ответил Дик.
   - Ну что ж, мы пойдем в дом сэра Дэниэла, - ответил бродяга.
   Дик удивленно посмотрел на него.
   - Нечего удивляться, - сказал Лоулесс, - если вы  мне  не  верите  на
слово, взгляните сюда.
   И бродяга, сняв с шеи ключ, открыл дубовый сундук; порывшись, он  вы-
нул из него сначала монашескую рясу, потом веревочный пояс  и,  наконец,
громадные четки, такие тяжелые, что ими можно было действовать, как ору-
жием.
   - Вот, - сказал он, - это для вас. Надевайте!
   Когда Дик перерядился в монаха, Лоулесс достал краски и карандаш и  с
большим знанием дела принялся гримировать  его.  Брови  сделал  толще  и
длиннее; едва пробивавшиеся усики Дика превратил  в  большие  усы;  нес-
колькими линиями изменил выражение глаз, и молодой монах  стал  казаться
много старше своих лет.
   - Теперь я тоже переоденусь, - сказал Лоулесс, - и никто  не  отличит
нас от настоящих монахов. Мы смело пойдем к сэру Дэниэлу, где из любви к
матери-церкви нам окажут радушный прием.
   - Чем мне отплатить тебе, дорогой Лоулесс? - вскричал юноша.
   - Э, брат, - ответил бродяга, - все, что я делаю, я делаю ради своего
удовольствия! Не беспокойтесь обо мне. Клянусь небом, я о себе и сам по-
забочусь: язык у меня длинный, голос - словно  монастырский  колокол,  и
если мне что-нибудь нужно, я буду просить, мой сын. А если  просьбы  не-
достаточно, возьму сам.
   Старый плут скорчил забавную рожу. И, как Дику  ни  претило  покрови-
тельство столь сомнительной личности, он не удержался и захохотал.
   Лоулесс вернулся к сундуку и тоже нарядился монахом. Дик с удивлением
заметил, что под своей рясой Лоулесс спрятал связку черных стрел.
   - Зачем они тебе? - спросил Дик. - Для чего тебе стрелы, если  ты  не
берешь лука?
   - Немало придется разбить голов и поломать спин, прежде чем мы выйдем
оттуда, куда идем, - весело ответил Лоулесс. - И если  что  случится,  я
хотел бы, чтобы наше братство поддержало свою честь. Черная стрела, мас-
тер Дик, печать нашего аббатства. Она указывает, кем прислан счет.
   - У меня с собой важные бумаги, - сказал Дик. - Если их  найдут,  они
погубят и меня и тех, кто дал их мне. Где их спрятать, Уилл?
   - Э, - ответил Лоулесс, - я пойду в лес и  просвищу  три  куплета  из
песни, а вы тем временем закопайте их, где хотите, и разровняйте над ни-
ми песок.
   - Ни за что! - вскричал Ричард. - Я доверяю тебе, приятель. Я был  бы
низким человеком, если бы не доверял тебе!
   - Брат, ты дитя, - ответил старый бродяга, останавливаясь  на  пороге
логовища и оборачиваясь к Дику. - Я добрый старый христианин, не  преда-
тель и не жалею своей крови ради друга. Но, безумное дитя, я вор по  ре-
меслу, по рождению и по привычкам. Если бы моя бутылка была  пуста  и  у
меня пересохло бы во рту, я ограбил бы вас, дорогое дитя, и это  так  же
верно, как то, что я люблю вас, уважаю вас и восхищаюсь вами!  Можно  ли
сказать яснее? Нет!
   И, прищелкнув своими крупными пальцами, он пошел прочь и исчез в кус-
тарнике.
   Дику было некогда ломать голову над противоречивой натурой своего то-
варища. Как только он остался один, он поспешно вытащил свои бумаги, пе-
речел их и закопал. Только одну он захватил с собой, потому что она  ни-
как не могла повредить его друзьям, а при  случае  послужила  бы  уликой
против сэра Дэниэла. Это было собственноручное письмо тэнстоллского  ры-
царя к лорду Уэнслидэлу, посланное наутро после поражения при Райзингэме
и найденное Диком на теле убитого гонца.
   Дик затоптал тлеющие угли, вышел из логовища и присоединился к старо-
му бродяге. Тот ждал его под оголенными дубами, слегка уже припорошенный
снегом. Они взглянули друг на друга и расхохотались, -  маскарад  удался
на славу.
   - Жаль, что сейчас не лето, - проворчал Лоулесс. - А то я заглянул бы
в лужу и увидел бы себя в ней, как в зеркале. Многие воины сэра  Дэниэла
знают меня в лицо. Если нас разоблачат, еще неизвестно,  что  сделают  с
вами, а уж я не успею и "Отче наш" прочитать, как буду мотаться  на  ве-
ревке.
   Итак, они отправились в Шорби; дорога тянулась то лесом, то полем. По
сторонам стояли домики бедняков и маленькие фермы.
   Увидев один из таких домиков, Лоулесс внезапно остановился.
   - Брат Мартин, - сказал он совершенно измененным, елейным, монашеским
голосом. - Давайте зайдем и попросим милостыню у этих бедных  грешников.
Pax vobiscum! [6]. Э, - прибавил он своим обычным голосом,  -  вот  это-
го-то я и боялся: я уже разучился гнусавить помонашески. Разрешите  мне,
добрый мастер Шелтон, немного поупражняться здесь, перед тем  как  риск-
нуть своей жирной шеей в доме сэра Дэниэла.  Видите,  как  полезно  быть
мастером на все руки! Не будь я моряком, вы непременно пошли бы  ко  дну
на "Доброй Надежде"; не будь я вором, я не мог бы раскрасить вам лицо; и
если бы я не походил в монахах и не привык драть глотку в церковном хоре
да объедаться монастырскими харчами, эта ряса не сидела бы  на  мне  так
ловко, и первая встречная собака облаяла бы нас, как притворщиков.
   Он подошел вплотную к дому, поднялся на носки и заглянул в окно.
   - Ну, - сказал он, - превосходно! Здесь мы как следует  испытаем  наш
маскарад и в придачу сыграем веселую шутку с братом Кэппером.
   С этими словами он открыл дверь и вошел в дом.
   Три разбойника из "Черной стрелы" сидели за столом и с жадностью ели.
Кинжалы, воткнутые рядом с ними в стол, и мрачные,  угрожающие  взгляды,
которые они бросали на обитателей дома, говорили о том,  что  разбойники
пируют на положении захватчиков, а не званых гостей. Они с  негодованием
поглядели на двух монахов, которые с подобающим их сану смирением  вошли
в кухню. Один из них - сам Джон Кэппер, который, по-видимому, был  здесь
вожаком, - грубо велел им немедленно убираться.
   - Нищие нам не нужны! - крикнул он.
   Однако другой оказался мягче, хотя тоже, конечно, не узнал  ни  Дика,
ни Лоулесса.
   - Не гони их! - сказал он. - Мы люди сильные и берем  сами,  что  нам
надо; а они слабы и просят; но в конце концов они спасутся, а мы  погиб-
нем... Не обращайте на него внимания, отец. Подходите, выпейте  из  моей
чарки и благословите меня.
   - Вы люди легкомысленные, нечестивые и плотские, - заговорил монах. -
Святые не позволяют мне пить с вами. Но из сострадания, которое я  питаю
к грешникам, я подарю вам одну священную вещь, и ради спасения вашей ду-
ши я приказываю вам