расселину между двумя  вершинами  холма,  я  увидел  на  небе
колеблющийся отблеск костра. Я решил, что, вероятно, Бен Ганн готовит себе
на пылающем костре ужин, и в глубине души  подивился  его  неосторожности.
Если этот отблеск вижу я, его может увидеть и Сильвер из своего лагеря  на
болоте.
     Ночь становилась все темнее. Я с  трудом  находил  дорогу.  Двуглавый
холм позади и вершина Подзорной Трубы  справа  служили  мне  единственными
вехами, но очертания их все больше расплывались во мраке.  Тускло  мерцали
редкие звезды. В темноте я натыкался на кусты и сваливался в песчаные ямы.
     Вдруг стало немного светлее. Я глянул вверх. Бледное  сияние  озарило
вершину Подзорной Трубы. Внизу, сквозь  чащу  деревьев,  я  увидел  что-то
большое, серебряное и понял, что это взошла луна.
     Идти стало гораздо легче, и я ускорил шаги. По временам я даже  бежал
- так не терпелось мне поскорее добраться  до  частокола.  Но,  вступив  в
рощу, окружающую нашу крепость, я вспомнил об осторожности и пошел немного
медленнее. Печально кончились бы мои похождения, если бы  я,  принятый  по
ошибке за врага, был застрелен своими друзьями.
     Луна плыла все выше и выше. Все лесные полянки были залиты ее светом.
Но прямо перед собой между деревьями я заметил какое-то сияние, совсем  не
похожее на лунное. Оно было горячее, краснее,  а  по  временам  как  будто
становилось темнее. Очевидно, это был костер, который дымился и покрывался
золой.
     Что же там такое, черт возьми?
     Наконец я добрался до опушки.  Западный  край  частокола  был  озарен
луной. Весь остальной частокол и самый дом находились  во  мраке,  кое-где
прорезанном длинными серебристыми полосами. А  за  домом  пылал  громадный
костер. Его багряные  отсветы  ярко  выделялись  среди  нежных  и  бледных
отсветов луны. Нигде ни души. Ни звука. Только ветер шумит в ветвях.
     Я остановился, удивленный и, пожалуй, немного испуганный. Мы  никогда
не разводили больших костров. По приказанию  капитана  мы  всегда  берегли
топливо. И я стал опасаться, не случилось ли чего-нибудь с моими друзьями,
пока меня не было здесь.
     Я пробрался к восточному краю укрепления, все время держась в тени, и
перелез через частокол в том месте, где темнота была гуще всего.
     Чтобы не поднимать тревоги, я опустился на  четвереньки  и  беззвучно
пополз к углу дома. И вдруг облегченно вздохнул. Я терпеть не могу  храпа;
меня мучат люди, которые храпят во сне. Но на этот раз  громкий  и  мирный
храп моих друзей показался мне музыкой. Он успокоил меня, как  успокаивает
на море восхитительный ночной крик вахтенного: "Все в порядке!"
     Одно мне было ясно: они спят без всякой охраны. Если бы вместо меня к
ним подкрадывался сейчас Сильвер со своей шайкой, ни один из них не увидел
бы рассвета. Вероятно, думал я, все это оттого, что капитан ранен. И опять
я упрекнул себя за то, что покинул друзей  в  такой  опасности,  когда  им
некого даже поставит на страже.
     Я подошел к двери и заглянул внутрь. Там было так темно, что я ничего
не мог рассмотреть. Кроме храпа, слышался еще какой-то странный  звук:  не
то хлопанье крыльев, не то постукиванье. Вытянув вперед руки,  я  вошел  в
дом. "Я лягу на свое обычное место, - подумал я  улыбнувшись,  -  а  утром
потешусь, глядя на их удивленные лица".
     Я споткнулся о  чью-то  ногу.  Спящий  перевернулся  на  другой  бок,
простонал, но не проснулся.
     И тогда в темноте раздался внезапно резкий крик:  "Пиастры!  Пиастры!
Пиастры! Пиастры! Пиастры!" И  так  дальше,  без  передышки,  без  всякого
изменения голоса, как заведенные часы.
     Это Капитан Флинт, зеленый попугай Сильвера! Это он хлопал крыльями и
стучал клювом, долбя обломок древесной коры. Вот кто охранял спящих  лучше
всякого часового, вот кто своим однообразным, надоедливым криком возвестил
о моем появлении!
     У меня  не  было  времени  скрыться.  Услышав  резкий,  звонкий  крик
попугая, спящие проснулись  и  вскочили.  Я  услышал  голос  Сильвера.  Он
выругался и закричал:
     - Кто идет?
     Я бросился бежать, но налетел на кого-то. Оттолкнув одного, я попал в
руки другого. Тот крепко схватил меня.
     - Ну-ка, Дик, принеси сюда факел, - сказал Сильвер.
     Один разбойник выбежал из дома и вернулся с горящей головней.




                      ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. КАПИТАН СИЛЬВЕР


                           28. В ЛАГЕРЕ ВРАГОВ

     Багровый свет головни озарил внутренность дома и подтвердил все самые
худшие мои опасения. Пираты овладели блокгаузом и всеми нашими запасами. И
бочонок с коньяком, и свинина, и мешки с сухарями  находились  на  прежних
местах. К ужасу моему, я не заметил  ни  одного  пленника.  Очевидно,  все
друзья мои погибли. Сердце мое сжалось от горя. Почему я не погиб вместе с
ними!..
     Только шестеро пиратов остались в живых, и они все  были  тут,  предо
мною. Пятеро, с красными, опухшими лицами, пробудившись  от  пьяного  сна,
быстро вскочили на ноги.  Шестой  только  приподнялся  на  локте.  Он  был
мертвенно-бледен.  Голова  его  была  перевязана  окровавленной   тряпкой.
Значит, он ранен, и ранен недавно. Я  вспомнил,  что  во  время  атаки  мы
подстрелили одного из пиратов, который затем скрылся в лесу. Вероятно, это
он и был.
     Попугай сидел на плече у Долговязого Джона и чистил клювом перья. Сам
Сильвер был бледнее и угрюмее, чем  прежде.  На  нем  все  еще  красовался
нарядный кафтан, в котором он приходил к нам для  переговоров,  но  теперь
кафтан этот был перепачкан глиной и изодран шипами колючих кустов.
     - Эге, - сказал он, - да это Джим Хокинс, черт меня подери!  Зашел  в
гости, а? Заходи, заходи, я всегда рад старому другу.
     Он уселся на бочонок с бренди и стал набивать табаком свою трубку.
     - Дай-ка мне огонька, Дик, - попросил  он.  И,  закурив,  добавил:  -
Спасибо, друг. Можешь положить головню. А вы,  джентльмены,  ложитесь,  не
стесняйтесь. Вы вовсе не обязаны стоять перед мистером Хокинсом навытяжку.
Уж  он  извинит  нас,  накажи  меня  бог!  Итак,  Джим,  -  продолжал   он
затянувшись, - ты здесь. Какой приятный сюрприз для бедного старого Джона!
Я с первого взгляда увидел, что ты ловкий малый, но теперь я вижу, что  ты
прямо герой.
     Разумеется, я ни слова не сказал в ответ. Они поставили меня у  самой
стены, и я стоял прямо, стараясь как можно спокойнее  глядеть  Сильверу  в
лицо. Но в сердце моем было отчаяние.
     Сильвер невозмутимо затянулся раза два и заговорил снова.
     - Раз уж ты забрел к нам в гости, Джим, - сказал  он,  -  я  расскажу
тебе все, что у меня на уме. Ты мне всегда был по  сердцу,  потому  что  у
тебя голова на плечах. Глядя на тебя, я вспоминаю то время,  когда  я  был
такой же молодой и красивый. Я всегда хотел, чтобы ты присоединился к нам,
получил свою долю сокровищ и умер в роскоши, богатым джентльменом. И  вот,
сынок, ты пришел наконец. Капитан Смоллетт хороший  моряк,  я  это  всегда
утверждал, но уж очень требователен насчет дисциплины. Долг прежде  всего,
говорит он, - и совершенно прав. А ты убежал от  него,  ты  бросил  своего
капитана. Даже доктор недоволен тобой. "Неблагодарный негодяй"  -  называл
он тебя. Словом, к своим тебе уже нельзя воротиться, они  тебя  не  желают
принять. И если ты не  хочешь  создавать  третью  команду,  тебе  придется
присоединиться к капитану Сильверу.
     Ну, не так еще плохо: значит, мои друзья живы. И  хотя  я  готов  был
поверить  утверждению  Сильвера,  что  они  сердиты   на   меня   за   мое
дезертирство, я очень обрадовался.
     - Я уж не говорю о том, что ты в нашей власти, - продолжал Сильвер, -
ты сам это видишь. Я люблю разумные доводы. Я  никогда  не  видел  никакой
пользы в угрозах. Если тебе нравится служба у нас, становись в  наши  ряды
добровольно. Но если не нравится, Джим, ты можешь свободно  сказать:  нет.
Свободно, ничего не боясь. Видишь, я говорю с тобой начистоту, без  всякой
хитрости.
     - Вы хотите, чтобы я отвечал? - спросил я дрожащим голосом.
     В его насмешливой болтовне я чувствовал смертельную угрозу. Щеки  мои
пылали, сердце отчаянно колотилось.
     - Никто тебя не принуждает,  дружок,  -  сказал  Сильвер.  -  Обдумай
хорошенько. Торопиться нам  некуда:  ведь  в  твоем  обществе  никогда  не
соскучишься.
     - Ну что ж, - сказал я, несколько осмелев, - раз вы хотите,  чтобы  я
решил, на чью сторону мне перейти, вы должны объяснить мне, что тут у  вас
происходит. Почему вы здесь и где мои друзья?
     - Что происходит? - угрюмо повторил один из пиратов.  -  Много  бы  я
дал, чтобы понять, что тут у нас происходит.
     - Заткнись, пока тебя не спрашивают! - сердито оборвал его Сильвер  и
затем с прежней учтивостью снова обратился ко мне. - Вчера  утром,  мистер
Хокинс, - сказал он, - к нам явился  доктор  Ливси  с  белым  флагом.  "Вы
остались на мели, капитан Сильвер, - сказал он, - корабль ушел".  Пока  мы
пили ром и пели песни, мы прозевали корабль. Я этого не отрицаю. Никто  из
нас не глядел за кораблем. Мы выбежали на берег, и,  клянусь  громом,  наш
старый корабль исчез. Мы просто чуть не повалились на  месте.  "Что  ж,  -
сказал доктор, - давайте заключать договор". Мы заключили договор -  я  да
он, - и вот мы получили ваши припасы, ваше  бренди,  вашу  крепость,  ваши
дрова, которые вы так предусмотрительно нарубили, всю, так  сказать,  вашу
лодку, от салинга до кильсона [кильсон  -  брус  на  дне  корабля,  идущий
параллельно килю]. А сами они ушли. И где они теперь, я не знаю.
     Он снова спокойно затянулся.
     - А если ты думаешь, что тебя включили в договор, - продолжал  он,  -
так вот последние слова доктора. "Сколько  вас  осталось?"  -  спросил  я.
"Четверо, - ответил он. - Четверо и  один  из  них  раненый.  А  где  этот
проклятый мальчишка, не знаю и знать не желаю, - сказал он. - Нам противно
о нем вспоминать". Вот его собственные слова.
     - Это все? - спросил я.
     - Все, что тебе следует знать, сынок, - ответил Сильвер.
     - А теперь я должен выбирать?
     - Да, теперь ты должен выбирать, - сказал Сильвер.
     - Ладно, - сказал я. - Я не так глуп и знаю, на что иду.  Делайте  со
мной что хотите, мне все равно. С тех пор  как  я  встретился  с  вами,  я
привык смотреть смерти в лицо. Но прежде я хочу вам кое о чем  рассказать,
- продолжал я, все больше волнуясь. - Положение ваше скверное: корабль  вы
потеряли, сокровища вы потеряли, людей своих потеряли. Ваше дело пропащее.
И если вы хотите знать, кто виноват во всем этом,  знайте:  виноват  я,  и
больше никто. Я сидел в бочке из-под яблок в ту ночь, когда мы  подплывали
к острову, и я слышал все, что говорили вы, Джон, и ты, Дик Джонсон, и что
говорил Хендс, который теперь на дне моря. И все, что я подслушал, я в тот
же час рассказал. Это я перерезал у шхуны якорный канат, это я убил людей,
которых вы оставили на борту, это я отвел шхуну в  такое  потайное  место,
где вы никогда не найдете ее. Вы в дураках, а не  я,  и  я  боюсь  вас  не
больше, чем мухи. Можете убить меня или пощадить, как  вам  угодно.  Но  я
скажу еще кое-что, и хватит. Если вы пощадите меня, я забуду  все  прошлое
и, когда вас будут судить за пиратство, попытаюсь  спасти  вас  от  петли.
Теперь ваш черед выбирать. Моя смерть не принесет вам никакой пользы. Если
же вы оставите меня в живых, я постараюсь, чтобы вы не попали на виселицу.
     Я умолк. Я задыхался.  К  моему  изумлению,  никто  из  них  даже  не
двинулся с места. Они глядели на меня, как овцы. Не дождавшись  ответа,  я
продолжал:
     - Мне сдается, мистер Сильвер, что вы здесь самый лучший  человек.  И
если мне доведется погибнуть, расскажите доктору, что я умер не бесславною
смертью.
     - Буду иметь это в виду, - сказал Сильвер таким странным тоном, что я
не мог понять, насмехается он надо мной  или  ему  пришлось  по  душе  мое
мужество.
     - Не забудьте... - крикнул старый моряк с темным от загара лицом,  по
имени Морган, тот самый, которого я видел в таверне  Долговязого  Джона  в
Бристольском порту, - не забудьте, что это он узнал тогда Черного Пса!
     - Это еще не все, - добавил Сильвер. - Он, клянусь громом, тот  самый
мальчишка, который вытащил карту из сундука Билли Бонса.  Наконец-то  Джим
Хокинс попал нам в руки!
     - Пустить ему кровь! - крикнул Морган и выругался.
     И, выхватив нож,  он  вскочил  с  такой  легкостью,  будто  ему  было
двадцать лет.
     - На место! - крикнул Сильвер. -  Кто  ты  такой,  Том  Морган?  Быть
может, ты думаешь, что ты здесь капитан? Клянусь, я научу тебя  слушаться.
Только  посмей  мне  перечить!  За  последние  тридцать  лет  всякий,  кто
становился у меня на дороге, попадал либо на рею, либо за борт,  рыбам  на
закуску. Да! Запомни, Том Морган: не было еще человека, который остался бы
жить на земле после того, как не поладил со мной.
     Том замолк, но остальные продолжали ворчать.
     - Том верно говорит, - сказал один.
     - Довольно было надо мной командиров, - прибавил другой, - и, клянусь
виселицей, Джон Сильвер, я не позволю тебе водить меня за нос!
     - Джентльмены, кто из вас  хочет  иметь  дело  со  мной?  -  проревел
Сильвер.
     Он сидел на бочонке и теперь подался вперед. В  правой  руке  у  него
была горящая трубка.
     - Ну, чего же вам надо? Говорите прямо. Или вы онемели?  Выходи,  кто
хочет,  я  жду.  Я  не  для  того  прожил  столько  лет  на  земле,  чтобы
какой-нибудь пьяный индюк становился мне поперек  дороги.  Вы  знаете  наш
обычай. Вы считаете себя джентльменами  удачи.  Ну  что  же,  выходите,  я
готов. Пусть тот, у кого хватит духу, вынет свой кортик, и я,  хоть  и  на
костыле, увижу, какого цвета у  него  потроха,  прежде  чем  погаснет  эта
трубка!
     Никто не двинулся. Никто не ответил ни слова.
     - Вот так вы всегда, - продолжал  Сильвер,  сунув  трубку  в  рот.  -
Молодцы, нечего сказать! Не слишком-то храбры в бою. Или  вы  не  способны
понять простую человеческую речь? Ведь я здесь капитан, я выбран  вами.  Я
ваш капитан, потому что я на целую морскую милю  умнее  вас  всех.  Вы  не
хотите драться со мной, как подобает джентльменам  удачи.  Тогда,  клянусь
громом, вы должны меня слушаться! Мне по сердцу этот мальчишка. Лучше  его
я никого не видел. Он вдвое больше похож на мужчину, чем такие крысы,  как
вы. Так слушайте: кто тронет его, будет иметь дело со мной.
     Наступило долгое молчание.
     Я, выпрямившись, стоял у стены.  Сердце  мое  все  еще  стучало,  как
молот, но у меня  зародилась  надежда.  Сильвер  сидел,  скрестив  руки  и
прислонившись к стене. Он сосал трубку и был спокоен, как в церкви. Только
глаза его бегали. Он наблюдал украдкой за своей  буйной  командой.  Пираты
отошли в дальний угол и начали перешептываться. Их шипенье звучало у  меня
в ушах, словно шум реки. Иногда они оборачивались, и багряный свет головни
падал на их взволнованные лица. Однако поглядывали они не на  меня,  а  на
Сильвера.
     - Вы, кажется, собираетесь что-то сказать?  -  проговорил  Сильвер  и
плюнул далеко перед собой. - Ну что ж, говорите, я слушаю.
     - Прошу прощения, сэр, - начал один из пиратов. - Вы часто  нарушаете
наши обычаи. Но  есть  обычай,  который  даже  вам  не  нарушить.  Команда
недовольна, а между тем, разрешите сказать, у этой команды есть  такие  же
права, как и у всякой другой. Мы имеем право собраться и поговорить. Прошу
прощения, сэр, так как вы все же у нас капитан, но я хочу  воспользоваться
своим правом и уйти на совет.
     Изысканно отдав Сильверу честь, этот высокий болезненный  желтоглазый
матрос лет тридцати пяти спокойно пошел к  выходу  и  скрылся  за  дверью.
Остальные вышли вслед за ним. Каждый отдавал  Сильверу  честь  и  бормотал
что-нибудь в свое оправдание.
     - Согласно обычаю, - сказал один.
     - На матросскую сходку, - сказал Морган.
     Мы с Сильвером остались вдвоем у горящей головни.
     Повар сразу же вынул изо рта свою трубку.
     - Слушай, Джим  Хокинс,  -  проговорил  он  еле  слышным  настойчивым
шепотом, - ты на волосок от смерти и, что хуже всего, от пытки. Они  хотят
разжаловать меня. Ты видел, как я  за  тебя  заступался.  Сначала  мне  не
хотелось тебя защищать, но ты сказал несколько слов,  и  я  переменил  мои
планы. Я был в отчаянии от своих неудач, от мысли о виселице, которая  мне
угрожает. Услыхав твои слова, я сказал себе: заступись за Хокинса, Джон, и
Хокинс заступится за тебя. Ты - его последняя карта, Джон, а  он,  клянусь
громом, твоя последняя карта! Услуга за услугу, решил я. Ты  спасешь  себе
свидетеля, когда дело дойдет до суда, а он спасет твою шею.
     Я смутно начал понимать, в чем дело.
     - Вы хотите сказать, что ваша игра проиграна? - спросил я.
     - Да, клянусь дьяволом! - ответил он.  -  Раз  нет  корабля,  значит,
остается одна только виселица. Я упрям, Джим Хокинс, но, когда  я  увидел,
что в бухте уже нет корабля, я понял: игра  наша  кончена.  А  эти  пускай
совещаются, все они безмозглые трусы. Я постараюсь спасти твою  шкуру.  Но
слушай, Джим, услуга за услугу: ты спасешь Долговязого Джона от петли.
     Я был поражен. За какую жалкую соломинку хватается он, старый  пират,
атаман!
     - Я сделаю все, что могу, - сказал я.
     - Значит, по рукам! - воскликнул он. - Ты дешево отделался, да  и  я,
клянусь громом, получил надежду на спасение.
     Он проковылял к головне, горевшей возле дров, и  снова  закурил  свою
трубку.
     - Пойми меня, Джим, - продолжал он вернувшись.  -  У  меня  еще  есть
голова на плечах, и я решил перейти на сторону сквайра.  Я  знаю,  что  ты
спрятал корабль где-нибудь в безопасном месте. Как ты  это  сделал,  я  не
знаю, но я уверен, что корабль цел и невредим. Хендс и О'Брайен  оказались
глупцами. На них я никогда  не  надеялся.  Заметь:  я  у  тебя  ничего  не
спрашиваю и другим не позволю спрашивать. Я знаю правила игры  и  понимаю,
что проиграл. А  ты  такой  молодой,  такой  храбрый,  и,  если  мы  будем
держаться друг за друга, мы многого с тобой добьемся.
     Он нацедил в жестяную кружку коньяку из бочонка.
     - Не хочешь ли выпить, приятель? - спросил он.
     Я отказался.
     - А я выпью немного, Джим, - сказал он.  -  Впереди  у  меня  столько
хлопот, нужно же мне  пришпорить  себя.  Кстати  о  хлопотах.  Зачем  было
доктору отдавать мне эту карту, милый Джим?
     На лице моем выразилось такое неподдельное изумление,  что  он  понял
бесполезность дальнейших вопросов.
     - Да, он дал мне свою карту... И тут, без сомнения,  что-то  не  так.
Тут что-то кроется, Джим... плохое или хорошее.
     Он снова хлебнул коньяку и покачал  своей  большой  головой  с  видом
человека, ожидающего неминуемых бед.



                         29. ЧЕРНАЯ МЕТКА ОПЯТЬ

     Сходка пиратов продолжалась уже много  времени,  когда  один  из  них
воротился в блокгауз и, с насмешливым видом отдав Сильверу честь, попросил
разрешения взять головню.  Сильвер  изъявил  свое  согласие,  и  посланный
удалился, оставив нас обоих в темноте.
     - Приближается буря, Джим, - сказал Сильвер.
     Он стал обращаться со мной по-приятельски.
     Я подошел к ближайшей бойнице и глянул во двор. Костер почти догорел.
Света он уже не давал никакого; немудрено, что  заговорщикам  понадобилась
головня. Они собрались в кружок на склоне холма между домом и  частоколом.
Один из них держал головню. Другой стоял посередине на коленях. В  руке  у
него был открытый нож, лезвие которого поблескивало, озаренное  то  луной,
то факелом. Остальные немного согнулись, как будто глядя, что он делает. У
него в руках появилась какая-то книга. И не успел  я  подумать,  откуда  у
него такая неподходящая для разбойника вещь, как он поднялся  с  колен,  и
все гурьбой направились к дому.
     - Они идут сюда, - сказал я.
     Я стал на прежнее место. Не желая  уронить  свое  достоинство,  я  не
хотел, чтобы пираты заметили, что я наблюдаю за ними.
     - Милости просим, дружок, пусть идут! - весело сказал