была  протоптана   животными   или
индейцами; она тянулась вдоль берега пенистого  потока.  К  вечеру  достигли
самой крутой части Кордильер, и дорога, очень тяжелая и раньше, теперь стала
еще труднее. Узкая тропинка то  поднималась  на  почти  отвесные  утесы,  то
опускалась в такие глубокие бездны, куда едва проникал свет.
   Такие дороги бывают только  в  Андах.  Они  образуются  из-за  особенного
строения этих гор, в  которых  попадаются  расселины  до  двух  тысяч  футов
глубины. Их называют в Южной Америке кебрадами. Глядя на эти пропасти, можно
подумать, будто одна из гор провалилась, исчезла, оставив громадную  пустоту
на месте, которое занимала. А между тем путнику приходится спускаться в  эти
ущелья на самое дно, следуя по тропинке, которая по  капризу  природы  часто
идет по склону крутой скалы и местами так узка, что  мул  с  трудом  находит
место, где бы ступить. Не раз приходится переходить по мосту, переброшенному
над пропастью, в мрачной глубине которой шумит бурный поток;  и  мост  этот,
сделанный из веревок и лиан, раскачивается, точно гамак.
   Человек,  путешествующий  по  Европе,  среди  мирной  природы,  не  может
составить себе ни малейшего представления о диком виде здешних мест и о  тех
дорогах, по которым приходится  следовать,  чтобы  перебраться  через  Анды.
Переход через Альпы или Карпаты - совсем другое дело, и  опасности,  которые
встречаются там - сущие пустяки в сравнении с теми, которые ожидают  вас  на
перуанских дорогах, где на каждом шагу ваша жизнь  висит  на  волоске.  Мулы
скользят по узким обрывистым тропинкам, разрывают веревочные мосты и  падают
в бездны, увлекая за собой всадников, разбиваясь об острые  скалы.  Подобные
несчастья случаются постоянно; а между  тем  беспечность  испано-американцев
так велика, что даже в местах, где наиболее  часто  ездят,  мосты  и  дороги
чинятся очень  редко.  Надо  иметь  особо  настоятельную  необходимость  или
увидеть полное  разрушение  моста,  чтобы  здесь  решились  заменить  старые
веревки новыми или поправить  карниз.  Но  тропинка,  по  которой  шли  наши
путники, не была проложена человеком и  не  имела  даже  веревочных  мостов.
Иногда она исчезала перед потоком, через  который  приходилось  перебираться
вплавь с тем, чтобы потом карабкаться на утес,  который  вдруг  вырастал  на
пути и за которым так же неожиданно оказывалась  большая  река.  Снова  надо
было переправляться, не зная, какая новая, может совершенно уж непроходимая,
преграда ждет впереди.

XII. Встреча над бездной

   Изнемогая от усталости, путешественники  остановились  на  ночь  в  одном
овраге, менее других усеянном камнями, что давало возможность лечь и уснуть.
Запас оки и ульки уже весь вышел, и на ужин было  только  мясо  вигони.  Для
животных нашлась обильная пища - сочные, хотя и колючие, листья кактусов; но
дон  Пабло  напрасно   осматривал   ближайшие   окрестности,   думая   найти
какое-нибудь съедобное растение, которое заменило бы  изгнанникам  хлеб  или
картофель. Ему помог Гуапо; опытность индейца здесь оказалась полезнее  всей
учености ботаника. Он показал ему дикую агаву, мясистая сердцевина  которой,
так же как и верхняя часть корней, очень вкусна, особенно сваренная с мясом.
Эта агава во множестве растет на скалах, в самых бесплодных местах.  Толстые
листья ее при разрезе дают большое количество освежающего сока,  что  делает
их бесценными для измученного жаждой путешественника.  В  равнинах  северной
Мексики бродячие племена апачей, команчей и навахов варят агаву с  лошадиным
мясом, это и составляет их основную пищу. Одно племя  апачей  даже  называют
мескалерами (mescaleros) по назчанию этого растения, которое в той местности
называется мескаль (mescal). Во многих лесах Анд, где почва бесплодна, дикая
агава  является  единственным  растением.   Бедные   племена   индейцев   по
необходимости употребляют ее в большом количестве; и природа, кажется, с тем
и дала  это  растение  пустыне,  чтобы  человек  и  здесь  имел  возможность
существовать.
   На следующий день путешественники прошли две или три мили,  взбираясь  по
одной из тех узких тропинок, о которых мы говорили в предыдущей  главе.  Они
были уже на высоте нескольких сот ярдов  над  потоком,  который  протекал  у
подножия утеса.  Налево  возвышалась  громадная  стена  порфира,  мрачная  и
грозная, во  многих  местах  растрескавшаяся.  Тропинка  местами  суживалась
настолько, что, как мы выше говорили, мул и  лошадь  могли  идти  с  большим
трудом. А так как частые повороты среди скал не позволяют  путникам  видеть,
что находится  впереди,  то  обычно  путешественники,  приближаясь  к  таким
опасным местам, останавливаются и кричат, ожидая ответа тех,  которые  могут
ехать с противоположной стороны. Случается иногда, что предосторожность  эта
упускается, и тогда две вереницы  мулов  или  лам  встречаются.  Легко  себе
представить, как ужасны бывают последствия этой встречи.  Необходимо,  чтобы
один из вожатых развьючил своих животных и заставил бы их пятиться назад  до
тех пор, пока они не выйдут на место, где  тропинка  расширяется  настолько,
что можно разойтись, и там  он  должен  ожидать,  пока  проход  освободится.
Понятно, что дело не обходится без ссор, которые слишком часто имеют роковые
последствия.
   Мул, на котором сидела донна Исидора  с  дочерью,  шел  впереди,  за  ним
лошадь Леона, потом две ламы, одна за другой, в сопровождении Гуапо  и  дона
Пабло. Поток внизу мчался со страшным ревом. Все испытывали  головокружение,
кроме индейца, который  с  детства  привык  к  ужасам  этих  пропастей.  Они
поднялись уже на самое высокое место дороги и были  как  раз  там,  где  она
поворачивала за угол огромного утеса, который скрывал от них все, что было в
нескольких шагах впереди. Вдруг мул остановился и обнаружил такой страх, что
обе женщины воскликнули от ужаса. Дон Пабло спросил, в чем дело, но  они  не
смогли ничего объяснить; индеец подал сигнал, но не  получил  ответа,  -  ни
малейший звук не нарушил тишины пустыни. Вдруг из-за угла  утеса  показалась
голова дикого быка, а вслед за тем  и  рога  другого,  который  следовал  за
первым. Мул, понимая неизбежность гибели, дрожал всем телом,  стоя  на  краю
пропасти. Если чья-нибудь спасительная рука не  защитит  его,  он,  конечно,
должен погибнуть.
   - Господин, ваши пистолеты! - закричал индеец дону Пабло.
   И в ту же секунду что-то проскользнуло между ног лам и  лошади  и  встало
перед мулом именно в  тот  момент,  когда  бык,  опустив  голову,  готовился
очистить себе дорогу. Это был Гуапо. Бык был разъярен, пена клубилась у  его
рта, глаза метали искры. Раздался выстрел, потом как бы топот ног и  наконец
глухой шум от падения тяжелого тела на дно пропасти. Опять выстрел, опять то
же конвульсивное топанье и тот же глухой стук. Гуапо побежал за утес,  чтобы
убедиться, нет ли там еще быков, и сразу вернулся, крича  своему  господину,
что дорога свободна.

XIII. Крест в лесу

   Два дня пробирались путники, как вдруг  тропинка,  по  которой  они  шли,
отклонилась от потока и пересекла  гребень  высокой  горы.  Теперь  тропинка
видна была уже на расстоянии нескольких миль, она исчезала  где-то  в  лесу,
покрывавшем склон, по которому спускались наши беглецы.
   Тропинка эта, затерявшаяся среди кустов и  лиан,  без  сомнения,  вела  к
какому-нибудь жилищу, давно уже покинутому. Растительность  совсем  скрывала
всякие следы человека в этих местах. Приходилось  расчищать  дорогу,  что  и
делал Гуапо, действуя  своим  огромным  ножом,  который  во  всей  испанской
Америке применяется и для защиты, и для прокладывания себе пути через кусты,
которыми часто зарастают здешние дороги.
   К  сожалению,  нельзя  отрицать,  что  в  течение   последнего   столетия
испано-американцы, равно как и мексиканцы, все более регрессировали: сколько
основанных ими  учреждений,  сколько  построенных  ими  многолюдных  городов
пришли теперь в упадок и  лежат  в  развалинах,  сколько  некогда  прекрасно
возделанных полей снова заросли роскошной, но  дикой  растительностью.  Мало
того, целые провинции  отняты  у  колонизаторов  индейцами,  и  можно  легко
доказать, что будь потомки Пизарро и  Кортеса  представлены  сами  себе,  не
прошло бы и пятидесяти лет, как они были бы изгнаны из  страны,  так  трудно
завоеванной их предками. Возвращение родной земли туземцами распространялось
все больше в северных провинциях Мексики: однако появились  англо-американцы
- народ более могущественный и многочисленный; они  вмешались  и  остановили
дикарей. Но возвратимся к нашим беглецам.
   Дон Пабло  нисколько  не  удивился  тому,  что  тропинка  исчезла,  -  он
предвидел и давно ожидал этого. Но где  провести  ночь?  Приближался  вечер,
ламы изнемогали, не столько от ходьбы,  сколько  от  жары.  Наконец  путники
набрели на маленькую поляну и  остановились.  Было  еще  светло,  когда  все
поужинали. Девочка засыпала, Гуапо занялся ламами, а дон Пабло  сидел  очень
грустный  и  казался  совершенно  убитым.  Донна   Исидора,   заметив   это,
постаралась ободрить его.
   - Чего нам печалиться? - говорила она, обращаясь с улыбкой к мужу.  -  Мы
теперь в полной безопасности; солдаты вице-короля не доберутся сюда.
   - Конечно, - с горькой усмешкой ответил дон Пабло, - солдаты  не  придут.
Но мы избежали смерти только для того, чтобы испытать тысячи  мучений,  быть
может, во сто крат худших. Мы вынуждены  будем  жить  в  лесу,  как  дикари,
подвергаясь нападениям хищных зверей и индейцев,  терпеть  холод,  может,  и
умереть от него...
   - Не говори так, дон Пабло, - прервала его жена. - Я никогда не  слыхала,
чтобы индейцы этих стран были жестоки. Они не станут  причинять  зло  людям,
которые желают им только добра и  которые  настолько  слабы,  что  не  могут
вредить им, даже если бы и хотели. Что же касается голодной смерти, то можно
ли опасаться ее в этом  лесу,  где  так  много  разных  плодов  и  съедобных
кореньев? Ты ведь сам знаешь это. Будь же мужественнее,  прошу  тебя,  и  не
бойся ничего. Господь спас нас от врагов, сохранил во время опасной  дороги,
неужели он допустит, чтобы мы погибли теперь?
   Эти слова успокоили дона Пабло, оживили в нем угасавшую надежду  и  влили
новые силы в его душу. Он поблагодарил жену, затем  быстро  встал,  очевидно
под влиянием своей новой решимости, и влез на  дерево,  под  которым  сидела
донна Исидора. Несколько минут осматривал он  местность,  а  затем  радостно
вскрикнул. Конечно, донне Исидоре очень захотелось узнать  поскорее,  в  чем
дело. Но  сколько  она  ни  спрашивала,  дон  Пабло  не  отвечал  ни  слова;
поглощенный своими мыслями, он, по-видимому,  не  слыхал  вопросов  жены.  И
только когда совсем уже стемнело, он слез с дерева.
   - Неужели это тайна? - обратилась к нему жена полушутя, полусердито.
   - Нет, дорогая. Извини, что я заставил тебя ждать. Я сейчас все расскажу.
   Между  тем  Гуапо  успел  развести  костер,  так  как  они  находились  в
местности, где водились ягуары, и необходимо было  поддерживать  целую  ночь
яркий огонь, чтобы отогнать их. Дон Пабло и донна Исидора с  детьми  уселись
на толстом стволе срубленного дерева возле костра, и дон Пабло начал:
   - Ты была права,  Исидора;  Господь  помогает  нам.  Он  покидает  только
трусливых людей, которые сами себя наказывают этим; то, что я видел, оживило
во мне надежды и желание жить, потому что жизнь может еще быть прекрасна для
нас. Я осматривал эту зеленеющую долину, которая простирается во все стороны
до самого горизонта, и сквозь  густую  листву  деревьев  заметил  сверкающую
поверхность огромной реки, текущей на северо-восток. Мое сердце забилось  от
радости, потому что это может быть  только  река  Божьей  Матери  (Madre  de
Dios), существование которой подвергалось сомнению. Как я слышал,  она  была
открыта одним миссионером, жившим в этой части леса. Никто  никогда  не  мог
узнать подробностей о странах,  которые  обошел  этот  человек,  потому  что
миссия, к которой он принадлежал, была уничтожена  и  сам  он  исчез.  Но  я
вполне убежден, что это река Божьей Матери, которая впадает  в  Амазонку;  и
вот под влиянием этого убеждения в моей голове промелькнула следующая  мысль
"Мы сделаем плот, спустим его на реку, и она примчит нас к той большой реке,
в которую впадает. Там, в ее устье, мы найдем португальские поселения, город
Перу, где будем вне всякой опасности". Но после небольшого  раздумья,  мысль
эта, которая так обрадовала меня сначала, показалась мне миражом, который не
стоит преследовать. У нас нет решительно ничего, что же будем  мы  делать  в
этом португальском или каком бы то  ни  было  другом  городе,  если  даже  и
доберемся туда благополучно? Притом же надо еще  и  до  тех  пор  чем-нибудь
жить, что-нибудь есть каждое утро и вечер. Передо мной открывалась печальная
перспектива умереть с голоду в пустыне или нищенствовать на улицах  большого
города. И я невольно отвел глаза в сторону, чтобы  не  видеть  этой  ужасной
картины. Вдруг я заметил вершины нескольких хинных деревьев, розовый оттенок
которых резко выделялся среди зелени  других  растений.  Они  находились  на
склоне Сьерры. Обрадованный этим драгоценным открытием, я стал  внимательнее
всматриваться и вскоре увидел недалеко от места, где мы находимся, еще много
таких же деревьев, занимающих не менее десятины  пространства.  Тут  радость
моя стала совсем полной, потому что вы знаете - кора этого  дерева  является
прекрасным противолихорадочным средством, известным под названием хины. Наше
имущество отнято, подумал я, успокоенный; но при настойчивом труде мы  снова
приобретем его. Эта благодатная хина ждет только рук,  которые  собирали  бы
ее. Я стану каскарильеро (так называют тех, кто занимается собиранием хинной
коры в лесу). При помощи Гуапо мы наберем как  можно  больше  этой  коры,  а
когда запас будет достаточен, построим  плот,  как  я  и  раньше  думал.  Мы
появимся в порту не как нищие, вынужденные обращаться к  милосердию  других,
чтобы жить, а с богатством,  которое  затем  можно  будет  еще  и  умножить.
Оставался только вопрос о пропитании, вопрос самый  настоятельный.  Я  начал
всматриваться с еще большим вниманием, и футах в пятистах ниже  уровня  этой
лощины увидел долину, через которую течет ручей, возле него блестели  листья
бананового  дерева  и,  как  мне  показалось,  юкки.  А  это  служит  верным
признаком, что там  есть  или  по  крайней  мере  было  раньше  поселение  -
какая-нибудь покинутая ферма или разрушенная миссия. Но как бы  ни  было,  в
любом случае мы обеспечены запасом пищи  и,  главное,  тут  же,  поблизости,
растут хинные деревья.
   - О, посмотрите! - воскликнул в этот миг  Леон,  поднявшись  с  места.  -
Какой большой крест! Вон там, среди деревьев!
   Дон Пабло и его жена направились к месту, на которое указывал мальчик,  и
увидели деревянный, весь источенный червями крест, на котором все  же  можно
было еще прочитать  испанскую  надпись,  глубоко  вырезанную  на  поперечной
доске:

   Рука Божья (Brazo de Dios).

   Исидора взяла руку дона Пабло и, указывая на надпись, сказала:
   - Разве не правда, что рука Божья покровительствует нам?

XIV. Покинутая миссия

   Успокоенные  соседством  былого  жилища  человека,  наши  путешественники
уснули спокойно. По всей вероятности, здесь был некогда возделанный участок,
на котором,  конечно,  сохранились  еще  растения,  необходимые  для  жизни.
Наверняка, в этом огромном лесу есть много  деревьев,  плоды  которых  могут
служить пищей, много растений, корни которых съедобны. Но  надо  их  искать;
может пройти несколько дней, пока набредешь на них;  к  тому  же  во  многих
местах лес совершенно непроходим, и пробиваться  сквозь  него  можно  только
вдоль течения реки. Даже охотиться невозможно в этом лесу - так  непроглядны
его чащи. Впрочем, ни дон Пабло, ни Гуапо не имели охотничьих ружей, так что
если бы даже животное и попалось им, они не смогли бы его убить.
   Крест  был  добрым  предзнаменованием,  верным  знаком,  что   неподалеку
существовала миссия. И чуть только рассвело, дон Пабло снова вскарабкался на
вершину дерева, которое служило ему для наблюдений накануне, потому что,  не
имея компаса, в этом лесу крайне трудно попасть туда, куда хочешь,  и  часто
бывает, что, побродив несколько часов, путник оказывается  вечером  там  же,
откуда вышел утром.
   Внимательно осмотрев расположение долины, дон Пабло и Леон навьючили лам,
оседлали мула и лошадь; Гуапо ножом стал прорубать дорогу среди  кустов.  Но
недолго пришлось ему трудиться: едва сделал он небольшую просеку в чаще, как
заметил след тропинки, которая вскоре стала расширяться; не прошло  и  часа,
как радостные крики наших путников возвестили, что они нашли место,  которое
искали. Перед ними, на берегу ручья, возвышались огромные платаны и бананы с
широкими, шелковистыми листьями,  с  огромными  кистями  плодов,  каждая  из
которых весила не менее двух  пудов;  было  чем  прокормить  сотни  человек.
Немного дальше от берега, где почва была  не  так  влажна,  росло  не  менее
драгоценное растение, футов пятнадцать высотой и толщиной с кулак; это  была
юкка, из корня которой делают кассаву, то есть маниаковую муку -  она  имеет
для жителей  Южной  Америки  такое  же  значение,  как  пшеничная  мука  для
европейцев.
   Не только хлеб и бананы нашли здесь наши путешественники, но и  множество
плодов: манго, гуайяву, апельсины, сулейник, так старательно возделываемый в
Перу, сладкие лимоны. Сахарный тростник раскинул свои шелковистые  листья  и
покачивал желтыми колосьями. Здесь же было и кофейное дерево со зрелыми  уже
плодами, и какао, из которого приготовляют шоколад. А  это  что  за  дерево,
похожее на апельсин? Это один из видов падуба - парагвайский чай, называемый
туземцами трава-матэ. С радостью путешественники стали осматривать долину  и
среди множества вьющихся растений и громадных трав находили на  каждом  шагу
все новые сокровища вплоть до коки, этого любимого растения Гуапо, который с
восхищением глядел на него.
   Очевидно, какой-то добрый  монах  посадил  все  эти  деревья,  с  любовью
выращивал их, мечтая основать  на  месте  пустыни  цветущую  колонию.  Затем
наступили черные дни - быть может, бунт Хуана  Сантоса,  быть  может,  более
позднее восстание Тупака Амару. Дикари выместили на священнике  всю  ярость,
которую возбуждали в них белые, и миссия была предана огню. Не  осталось  ни
следа строений, и если бы не разумное сочетание на  маленьком  клочке  земли
полезных растений, что придавало ему вид сада, - место  это  можно  было  бы
принять за обычную поляну в громадном первобытном лесу.
   Когда первые порывы радости улеглись,  семья  принялась  совещаться,  как
быть дальше. Совещание было непродолжительно: решили прежде всего  построить
дом посреди сада и пока жить в нем.
   Лам пришлось забить. Как ни сожалел  об  этом  Гуапо,  который  очень  их
любил, но он знал, что эти животные не смогут жить в долине, где стоит такая
жара. Мясо их, не очень вкусное, но до тех пор, пока можно  будет  раздобыть
другое, и оно имело свою ценность; шерсть и кожа лам также могли  сгодиться,
- словом, решили забить их.

XV. Гуако и коралловая змея

   Гуапо взял на себя эту печальную задачу. Забив животных, он  снял  с  них
шкуру, разрезал мясо на узкие полосы  и  развесил  на  деревьях,  чтобы  оно
просушилось на солнце. Это было необходимо, чтобы сохранить мясо; иначе  оно
тотчас испортилось бы, так как у наших путешественников не было соли;  да  и
вообще испано-американцы едят мясо в основном сушеным. Несмотря на  огромные
запасы соли, которые находятся в их стране, во многих местах  испытывают  ее
сильную нехватку вследствие плохого развития торговли.
   Сушеное мясо называется  тасахо  у  мексиканцев  и  чарки  в  Перу;  мясо
баранов, приготовленное таким образом, называется чалопа; а так как  лама  -
один из видов баранов, то Гуапо п