Встречался здесь и дикий индиго; наши путешественники не раз  видели  эти
листья, узкие у основания и широкие на вершине, из которых получается краска
индиго. Все эти краски и еще очень много других  применяются  индейцами  для
традиционного раскрашивания тела.
   Среди диких племен встречаются лица, так любящие подобного рода украшения
и с такой страстью занимающиеся ими, что при всей своей обычной  беспечности
и лени соглашаются работать по целому месяцу в  миссиях,  лишь  бы  получить
кусок  краски;  миссионеры  часто  злоупотребляют  этой  странной  фантазией
туземцев.
   Впрочем, индейцы раскрашивают себе  тело  не  из  одного  только  желания
выглядеть поярче. Часто  они  применяют  это  средство  и  для  того,  чтобы
защитить себя от москитов, которые являются истинным бичом в этих странах.
   - А это марима - рубаха-дерево, - воскликнул Гуапо  и  так  объяснил  его
применение: дерево это достигает пятидесяти  футов  в  высоту  при  диаметре
почти в пять футов.  Когда  индейцы  встречают  дерево,  достигшее  подобных
размеров, они его срубают, разрезают на бревна аршина  в  полтора  длины,  и
затем снимают кору; но не делают  при  этом  продольных  разрезов,  так  что
получают цилиндры. Кора маримы красная, тонкая,  волокнистая  и  походит  на
грубую ткань. С каждой стороны полученного  цилиндра  делают  по  отверстию,
чтобы продеть в них руки, и рубаха готова.  Индейцы  носят  такие  рубахи  в
дождливое время года.  Это  послужило  основанием  для  рассказов  испанских
миссионеров, что в лесах Южной Америки растет вполне готовая одежда.
   Дон Пабло показал детям еще много различных деревьев,  полезных  человеку
своими плодами или листьями, корнями, корой или древесиной. Там был хеве, из
которого добывают каучук; курбарил, дающий ярко-красную  краску;  коричневый
лавр, один из видов лаврового дерева, но  не  тот,  из  которого  производят
корицу; пуксири, дающий бразильские  мускатные  орехи;  большое  дерево,  на
котором растут бобы-тонка, применяемые  для  того,  чтобы  придать  приятный
запах нюхательному табаку.
   Но из всех разнообразных деревьев, которые встречались путешественникам в
этот день, ни одно не произвело на  них  такого  сильного  впечатления,  как
ювия, или высокая бертоллеция. Ствол ее не особенно  толст,  не  более  двух
футов в диаметре; но в высоту она достигает  девяноста  футов,  а  ветвиться
начинает  на  высоте  шестидесяти  футов  от  земли.  Горизонтальные   ветви
опускаются очень грациозно, как  ветви  некоторых  пальм;  у  основания  они
обнажены, а на концах имеют пучки серебристо-белых листьев, почти в  полтора
фута длиной. Ювия начинает цвести только с  пятнадцати  лет.  Но  что  более
всего поразило дона Пабло и  его  семью,  так  это  сферические  плоды  ювии
величиной с голову; каждый плод состоит из  двух  десятков  тех  треугольных
орехов, которые известны под названием американских; их привозят и в Европу.
XLII. Праздник в лесу

   Так как предшествующую ночь  наши  путешественники  спали  мало,  то  они
остановились в этот день раньше обычного,  воспользовавшись  чудным  уголком
земли, чтобы причалить к нему. Местность была открытая, и после густой чащи,
которая все время покрывала берега реки, вид этот особенно радовал глаз, тем
более, что здесь можно было немного и походить, а этого давно  уже  хотелось
всей семье. Наскоро пообедав, отправились гулять.
   Но не успели сделать и нескольких  сот  шагов,  как  вдруг  с  удивлением
услышали шум самых разнообразных голосов, будто все лесные  звери  собрались
вместе и разговаривали между  собой.  Чтобы  узнать,  что  это  могло  быть,
путешественники направились в ту сторону, откуда шел шум,  пробрались  через
несколько не  особенно  густых  кустарников  и  наконец  очутились  на  краю
открытой поляны, посреди которой возвышалась громадная ювия, покрытая своими
большими очень вкусными орехами, из которых многие уже созрели и попадали на
землю.
   Вокруг дерева расположилось множество животных самых разнообразных  пород
-  птиц  и  четвероногих,  которые,  казалось,  все  были  очень  заняты   и
представляли собой в высшей степени странное собрание.
   Во-первых, тут были паки, агути и морские свинки -  три  вида  из  породы
грызунов. Паки по величине немного больше зайцев, на которых очень  походят;
только уши их значительно короче; шерсть у паки на спине темно-бурого цвета,
а на груди беловатая. На боках  -  белые  пятна,  расположенные  правильными
продольными полосами. Усы - длинные и белые,  как  у  кошек,  а  хвост  едва
приметен. Агути очень походят на паки, но меньше ростом, шерсть их темная, с
красновато-бурым оттенком, и не имеет  пятен,  как  у  паки.  Эти  два  вида
животных встречаются почти во всех  местах  тропической  Америки,  где  они,
наряду с шиншиллами и пушанами, о которых мы говорили в начале  этой  книги,
занимают  такое  же  место,  какое  кролики  и  зайцы  в  северных  странах.
Европейцы, поселившиеся здесь первыми, сохранили за ними даже это название и
охотятся, как и  на  зайцев.  Мясо  паки  и  агути  очень  вкусно  и  охотно
употребляется как туземцами, так и чужестранцами.
   Кроме морских свинок, которые присоединялись к паки и агути,  возле  ювии
находилось еще несколько различных видов  обезьян,  среди  которых  особенно
замечателен так называемый  саки-капуцин  (Brachyurus  chiropotes),  большая
обезьяна почти в четыре фута ростом, совершенно покрытая серой шерстью.  Она
живет  на  деревьях,  хотя  довольно  часто  спускается  на  землю  и  резко
отличается от других, родственных ей обезьян своей головой. Во всей  Америке
нет другой обезьяны, голова которой имела бы такое сходство с  человеческой;
на лбу у нее растет клок волос в виде  хохолка;  она  имеет  усы  и  длинную
бороду, которая спускается ей на грудь.
   Возле ювии была всего одна пара таких обезьян, потому что эта  порода  не
живет стадами, как другие. Самка была немного  ниже  ростом,  чем  самец,  и
бороду имела покороче. Но оба капуцина,  по-видимому,  очень  дорожили  этим
украшением, которое отличает их от других пород и является для них предметом
особой заботы.  Самец  подносил  время  от  времени  руку  к  своей  бороде,
совершенно с таким видом, как это делают  некоторые  щеголи.  Неподалеку  от
дерева находилось маленькое озеро, и капуцины часто отправлялись к  нему  на
водопой; но они пили не губами или языком, как другие животные,  а  набирали
воду горстью и подносили ко рту (вследствие чего их и  называют  chiropotes,
то есть пьющие из руки), при чем особенно заботились они  о  том,  чтобы  не
пролить ни одной капли на свои драгоценные бороды. В  некоторых  местностях,
где встречаются эти обезьяны, их называют еще пьяницами  за  их  обыкновение
пить очень часто.
   Несколько  поодаль,  составляя  отдельную  группу,  расположились  другие
обезьяны; длинные хвосты их, обнаженные к концу, позволяли им  цепляться  за
ветви деревьев подобно маримондам. Это были  ревуны,  тот  их  вид,  который
называется гуарибами. Шерсть у них совершенно черного цвета, только на руках
- желтого, вследствие чего некоторые натуралисты  и  называют  этих  обезьян
желторукими ревунами (stentor Flavimanus). Они расположились кругом,  и  тот
из них, который казался вожаком стада, по-видимому, держал  какую-то  важную
речь.  Звуки,  которые  он  издавал  с  невероятной  быстротой,   были   так
разнообразны по своей интонации, что можно было подумать, будто в одно время
с ним говорили и все его слушатели. Иногда это происходило на самом деле, но
и тогда поднимался такой шум, что его, наверно, можно было слышать  чуть  ли
не за милю. Гуарибы, подобно другим  ревунам,  имеют  очень  сильный  голос,
благодаря особого рода костяному барабанчику,  помещенному  у  основания  их
языка, из-за чего они кажутся зобатыми.
   Были и другие виды обезьян вокруг ювии: тамарины, игрунки, черные коаиты,
принадлежащие к семейству цепкохвостых. Из птиц там было много попугаев,  ар
и других, питавшихся  плодами.  Наконец,  высоко  над  деревом  парил  орел,
выжидая удобный случай, чтобы схватить  агути  или  какое-нибудь  другое  из
мелких животных, которые составляют обычную его еду.
   Наши  путешественники,  скрытые  в  кустарниках,  с  живейшим   интересом
наблюдали это необыкновенное собрание. Прежде всего им  бросилось  в  глаза,
что ни одно из этих столь разнообразных животных не приближалось к основанию
дерева,  возле  которого  они  собрались.  Наоборот,  все  расположились  на
некотором расстоянии от дерева. Прежде чем путешественники смогли понять это
странное явление, один из деревянистых плодов ювии упал, и стук его  падения
показал, как велика была его тяжесть.  После  этого  осторожность  животных,
державшихся поодаль, не нуждалась уже  в  объяснениях.  Конечно,  достаточно
было одного из этих шаров, падающих с высоты в шестьдесят футов, чтобы убить
животного. Индейцы, которые, приходят собирать эти плоды, когда они созреют,
надевают себе на голову нечто вроде деревянного шлема, который прикрывает их
до плеч. И действительно,  сбор  орехов  ювии,  когда  они  созреют,  нельзя
назвать детской забавой.
   Все собрание приветствовало падение орехов с неистовой радостью. Но  надо
было еще разбить каждый орех. Деревянистая оболочка, покрывавшая зерна, была
почти в два дюйма толщиной; нужна пила, чтобы раскрыть эту  оболочку,  столь
же твердую, как и толстую. Леон спросил Гуапо, смогут ли  обезьяны  и  птицы
разбить орех.
   - А вот увидите, - ответил индеец.
   И все члены семьи внимательно стали смотреть за действиями сидевших возле
дерева.
   К их изумлению, ни обезьяны,  ни  птицы  не  двинулись  с  мест,  которые
занимали, и, по-видимому, не имели ни малейшего намерения принимать  участие
в этой работе. На орехи набросились грызуны: паки, агути  и  морские  свинки
принялись грызть своими острыми зубами оболочки  орехов.  Скоро  им  удалось
прогрызть отверстия в коре, и треугольные  зерна,  из  которых  каждое  было
заключено в свою отдельную твердую оболочку, рассыпались по земле.  Тут  все
набросились на них, и те,  что  были  попроворнее,  захватили  лучшую  часть
добычи, забывая об агути и свинках, которые поработали для  всех.  Обезьяны,
положим, тоже принимали участие в работе; когда падал  орех,  одна  из  них,
отправленная другими, шла за ним и с выражением величайшего  ужаса  на  лице
катила его перед собой со всей поспешностью, на какую только была  способна.
Как только она  выходила  из  опасной  зоны,  к  ней  тотчас  присоединялись
несколько ее подруг; схватив орех, они бросали его о камень и повторяли этот
прием  несколько  раз.  Если  скорлупа  была  не  очень  толстой,   то   она
разбивалась; но чаще обезьяны ничего не  могли  поделать  и  вынуждены  были
предоставлять работу грызунам, у которых потом отнимали  зерна.  К  счастью,
урожай был так обилен, что каждый мог получить свою долю.
   Но вдруг раздался ужасный рев, который  покрыл  крики  всего  собрания  и
сразу положил конец веселому пиршеству. Это ревел ягуар!  Уже  слышно  было,
как трещали кустарники, через которые пробирался общий враг.
   В один миг поляна опустела. Морские свинки бросились в озеро и исчезли  в
воде; паки и  агути  укрылись  в  своих  норах;  обезьяны  вскарабкались  на
верхушки самых высоких деревьев, птицы улетели.  У  подножия  ювии  остались
только разбитые скорлупы пустых орехов.
   Путешественники, в свою очередь, поспешили к месту  ночлега  и  торопливо
развели большой огонь, который заботливо поддерживали до самого утра,  чтобы
держать ягуара в отдалении; грозный его рев то и дело будил их всю ночь.

XLIII. Черепахи

   На следующий вечер наши беглецы  остановились  для  ночлега  на  песчаной
косе, которая тянулась вдоль одного берега реки на несколько миль. Песок был
сухой и очень мелкий, так что мог служить хорошим матрацем. Но поблизости не
было деревьев, что не позволяло поддерживать  в  течение  всей  ночи  огонь,
который отпугивал бы зверей. Поэтому мужчины  решили  бодрствовать  со  всей
внимательностью и серьезностью.
   Леон, как обычно, должен  был  дежурить  в  первые  часы  ночи,  наименее
тягостные, а главное - наименее опасные. Он устроил себе что-то вроде  стула
из кучи песка и твердо решил не спать. Первый час  прошел  легко,  но  затем
веки его начали постепенно становиться тяжелее, и он почувствовал,  что  им,
против его воли, овладевает такая же непреодолимая потребность уснуть, как и
в ночь приключения с вампиром. Тщетно  применял  он  все  средства,  которые
помогли ему тогда; вопреки своему  твердому  решению,  он  уснул.  Прошло  с
полчаса, как вдруг он соскользнул с кучи песка, на которой сидел, и упал  на
бок. Мгновенно проснувшись от этого падения,  мальчик  протер  глаза,  ругая
себя за сонливость, и быстро осмотрелся вокруг, чтобы убедиться, не угрожает
ли что-либо спящим. Прежде всего он повернулся к лесу, но в той  стороне  не
было видно ничего страшного. Тогда Леон перевел взгляд в сторону реки и  тут
при свете тлевших головешек, на которых готовили ужин, увидел пару блестящих
глаз, устремленных прямо на него, возле них - другую пару, там - еще, еще, и
наконец перед ним оказалось множество сверкавших глаз,  очень  маленьких  и,
казалось, принадлежавших змеям. Когда  свет  костра  совсем  затухал,  Леону
казалось, что он даже видит их. Тревога бедного мальчика была  тем  сильнее,
что он боялся малейшим шумом вызвать нападение всех этих змей. Тем не  менее
он встал и, начиная лучше различать все, что его окружало, заметил, что  эти
странные головы были  прикреплены  к  каким-то  широким  туловищам  овальной
формы, которыми весь  берег  был  буквально  усеян.  Их  черный  цвет  резко
выделялся на белом песке и образовывал блестевшую линию, в  которой,  как  в
зеркале, отражался лунный свет.
   Леон никогда не видел ничего подобного  и  не  знал,  как  объяснить  это
странное явление; поэтому он начал серьезно беспокоиться и разбудил Гуапо  и
всех остальных. Шум, который он поднял, испугал  всю  толпу  посетителей,  и
слышно было, как сотни их быстро погрузились в реку.
   - Черепахи! - сказал Гуапо с обычным лаконизмом.
   - Черепахи? - воскликнул дон Пабло,  который  понял,  что  хотел  сказать
индеец.
   - Да, господин. Вероятно, они явились сюда, чтобы положить свои яйца, как
делают это каждый год.
   Дон  Пабло  успокоил  всю  семью,  объяснив,  что   черепахи   совершенно
безобидные создания. Но все испытали такую  тревогу,  что  она  рассеяла  их
сонливость, нечего было и думать о том, чтобы снова уснуть.  Поэтому  все  с
интересом стали слушать удивительные рассказы дона Пабло  о  черепахах.  Вот
что он говорил:
   - Это большие черепахи, которые в тропической Америке  называются  аррау,
каждый год собираются из всей реки и образуют большие армии,  подобные  той,
которую мы увидели. Каждое из этих многочисленных стад избирает себе  место,
удобное для кладки яиц, какой-нибудь остров или песчаную  мель.  Но  прежде,
чем класть яйца, черепахи  в  течение  нескольких  дней  осматривают  место,
причем высовывают для этого только головы над  водой.  Этот  предварительный
осмотр производится ими с величайшим  вниманием.  Когда  они  убедятся,  что
выбранное место действительно удачное, то все являются туда ночью, и  каждая
черепаха роет в песке кривыми когтями своих задних лап яму чуть больше  фута
в глубину и в три фута диаметром. В эту яму она кладет свои яйца, количество
которых достигает порой ста двадцати штук. Яйца белые, скорлупа у них  очень
твердая. Величиной они немного больше голубиных  и  меньше  куриных.  Уложив
яйца, черепаха прикрывает их песком, старательно выравнивает его,  чтобы  не
было заметно это драгоценное сокровище и  не  досталось  коршунам,  ягуарам,
другим хищным зверям. Когда дело окончено, черепахи снова погружаются в воду
и направляются каждая туда, откуда она приплыла. Заботу же о яйцах берет  на
себя  солнце.  Приблизительно  через  шесть  недель  из  них   вылупливаются
маленькие черепахи, величиной с дюйм в диаметре; они выползают  на  песок  и
тотчас лезут в воду. Сначала они живут в прудах и  озерах,  дно  которых  не
очень глубоко, часто очень далеко от места своего появления на свет. Что  же
касается того, каким образом находят они эти озера, сами ли добираются туда,
или мать приводит их, как это делают крокодилы  и  аллигаторы,  это  еще  не
исследовано. Крокодилам это легче сделать, потому что  каждая  самка  кладет
свои яйца в каком-нибудь отдельном месте, куда и приходит  к  тому  времени,
когда появляются детеныши. Тогда она сзывает их криком и ведет к пруду,  где
они и остаются до тех пор, пока не  подрастут.  Но  каким  образом  черепаха
узнает своих детей среди миллионов вылупившихся из яиц  в  одном  и  том  же
месте и в ту же минуту отправляющихся в воду? Правда, часто встречают старую
черепаху в сопровождении сотни маленьких; но ее ли это дети, или  она  взяла
их случайно  из  общего  приплода?  Кажется  невозможным,  чтобы  она  могла
различить тех, которые принадлежат  именно  ей  среди  этого  беспорядочного
смешения; но тем не менее ею вполне может руководить  материнский  инстинкт,
который и не позволяет допустить ошибки.
   Несмотря на все старания черепахи, яйца  ее  часто  гибнут;  миллионы  их
уничтожаются ежегодно множеством ее врагов, среди которых самым ожесточенным
является человек.
   Когда индейцы обнаруживают хоть одно из мест, куда черепахи  кладут  свои
яйца, они собираются там целым племенем и,  как  только  животные  удалятся,
выбирают все яйца до единого.
   Они собирают их не только для еды, но и для того,  чтобы  сделать  масло.
Приготовляется оно следующим образом: кладут  яйца  в  большое  корыто,  где
разбивают их маленькой деревянной лопаткой. В течение  нескольких  минут  их
взбалтывают, а потом  оставляют  на  солнце,  пока  маслянистые  частицы  не
всплывут на поверхность. Тогда это масло снимают и некоторое время  кипятят,
после  чего  сливают  в  кувшины  и  несут   на   рынок.   Черепашье   масло
светло-желтого  цвета;  некоторые  находят,  что  оно   не   уступает   даже
оливковому. Качество его зависит главным образом от времени,  в  какое  были
собраны яйца; если они  окажутся  уже  засиженными,  то  масло  будет  иметь
неприятный запах.
   Количество яиц, уничтоженных таким  образом,  невероятно;  а  сколько  их
кладут черепахи, и представить себе невозможно.  Известно,  что  на  берегах
Ориноко было собрано в один  год  только  в  трех  местах  по  меньшей  мере
тридцать три миллиона яиц.  Общее  количество  этих  яиц,  используемых  для
приготовления масла, насчитывает сто миллионов. Теперь вообразите, что  было
бы, если бы никто не уничтожал их? Представьте, что из  этих  ста  миллионов
яиц вылупилось бы  столько  же  черепах,  которые,  достигнув  определенного
возраста, весят шестьдесят - семьдесят фунтов и размножаются с поразительной
быстротой? Помножьте это количество на  среднее  число  лет,  которые  живет
черепаха, и вы увидите, что через несколько лет все реки были бы  совершенно
запружены этими животными, которых было бы так же трудно  исчислить,  как  и
песчинок на берегах Ориноко.
   Но природа сама поставила заслон такому чрезмерному размножению  черепах,
создав им  множество  врагов  -  например,  ягуаров,  крокодилов,  журавлей,
коршунов, которые питаются ими и их яйцами.
   У карапы, или черепахи аррау, желтые лапы; спина - темно-зеленого  цвета,
а брюшко - оранжевого. В реках Южной Америки много других видов черепах,  но
их самки кладут яйца не в одном месте и потому сбор этих яиц не бывает столь
обилен, их собирают только для личных нужд, но не пускают на продажу.  Белок
их не свертывается во время варки, и едят только желток,  который,  говорят,
так  же  вкусен,  как  и  в  курином  яйце.  Мясо  различных  видов  черепах
употребляется в пищу индейцами, которые варят его на яичном масле,  а  потом
дают ему остыть в другом сосуде, в кото