ром оно прекрасно сохраняется.
   Все эти подробности, сообщенные доном Пабло, совершенно успокоили  семью,
испуганную криком Леона. И когда рассказ был окончен, все снова улеглись  на
песке и уснули, оставив индейца на страже до рассвета.

XLIV. Битва

   Когда наши путешественники проснулись, они увидели, что Гуапо  возится  с
котелком. Оказалось, что он нашел яйца черепах и теперь варил их на завтрак.
Кроме того, тут же лежало около полудюжины черепах,  опрокинутых  на  спину;
индеец собирался приготовить их впрок, чтобы взять с собой в путешествие.
   Черепашье стадо уже ушло, что не всегда случается. Часто многие из них не
успевают закончить свою работу до наступления дня. И  бедные  матери  бывают
обычно так поглощены своей работой, что не замечают даже  приближения  самых
страшных своих врагов.
   В это утро на берегу не осталось ни одной запоздавшей.  Но  на  некотором
расстоянии путешественники заметили несколько черепах, опрокинутых на спину,
подобно тем, которых поймал Гуапо. Любопытство взяло  верх,  путешественники
направились к ним  и  тут  с  удивлением  увидели,  что  некоторые  из  этих
опрокинутых черепах были внутри пустыми, все мясо  их  было  съедено.  Гуапо
объяснил, что это дело ягуара. Вообще ягуар хорошо  знает,  что  опрокинутая
черепаха не в состоянии снова стать на ноги и, следовательно,  не  сможет  и
уйти. Обыкновенно он переворачивает на спину всех этих животных, сколько  бы
ни нашел, рассчитывая, что возвратится после  и  доест  тех,  которых  не  в
состоянии пожрать сразу. Но чаще всего ему это не удается, потому что другие
животные пользуются его добычей. Индеец знал это  и  стал  искать  уцелевших
опрокинутых черепах; найдя больше дюжины, он  принес  их  к  месту  ночлега,
чтобы приготовить прекрасные колбасы; ему уже начинала надоедать конина,  да
к тому же она и заканчивалась.
   Подойдя к месту своего  ночлега,  путешественники  заметили  издалека  на
берегу реки двух черноватых  животных,  которых  тоже  приняли  за  черепах.
Действительно, одно из них было черепахой и  притом  самой  крупной  породы,
потому что она была больше трех футов диаметром. Но другим животным оказался
маленький аллигатор, вступивший с черепахой в странную борьбу. Крокодил, как
и кайман, уничтожает много черепах, пока они находятся еще в таком возрасте,
что не  могут  защищаться;  черепахи  же  в  отместку  истребляют  маленьких
крокодилов всех пород, которых пожирают без всякого милосердия, лишь  только
представляется малейшая возможность. Хотя, конечно, это делается не  столько
из жажды мести, сколько из желания полакомиться, потому  что  оба  эти  вида
пресмыкающихся пожирают без разбора все, что им попадается, а  старые  самцы
доходят даже до того, что пожирают и собственных детей.
   Черепаха,  которая  боролась  с  кайманом,  принадлежала  к  виду   самых
плотоядных, вследствие этого она, наверное, и  получила  название  свирепой.
Эта черепаха пожирает рыб, ест маленьких ракообразных, одним  словом  -  все
живое, что только может поймать.  Обыкновенно  она  прячется  в  воде  среди
корней ирисов и кувшинок и из этого убежища высовывает голову, бросается  на
рыбу, которая плывет мимо, и хватает ее так крепко, что жертва уже не  может
ускользнуть. Когда свирепая черепаха захватывает что-либо в свои челюсти, то
вырвать это можно, только отрубив ей голову; не раз видели, что  она  ломает
толстые палки так легко, как будто это простая камышинка.
   По этому поводу  рассказывают,  что  какой-то  вор  забрался  в  кладовую
гостиницы. Ему попалась под руку огромная корзина, наполненная  всевозможной
провизией. Довольный находкой, он запустил в нее руку. И в тот же миг пальцы
его были так крепко стиснуты черепахой, что он не мог их  вырвать,  несмотря
на все усилия. Слуги, пробужденные шумом этой борьбы, сбежались  и  скрутили
бедного вора.
   К числу именно таких кусающихся черепах принадлежала и та,  которую  наши
путешественники увидели борющейся с кайманом. Черепаха была, как мы сказали,
огромной величины. Между тем кайман достигал едва ли пяти футов в  длину,  а
весил чуть больше, чем его противник. Весьма вероятно, что они боролись не с
тем, чтобы пожрать один другого. Наверняка, черепаха заметила, что аллигатор
разыскивает яйца, которые она положила где-нибудь  рядом,  поэтому  она  так
обозлилась и решила отомстить.
   Борьба продолжалась уже  довольно  долго,  судя  по  отпечаткам,  которые
виднелись на песке вокруг двух противников, но ослепленные яростью борцы  не
обращали никакого внимания на приближение посторонних. Кайман  прилагал  все
усилия, чтобы схватить черепаху за голову; та же при каждой подобной попытке
противника мгновенно пряталась под броню, а минуту спустя с быстротой молнии
снова высовывала голову со страшными челюстями,  нападала  на  аллигатора  и
почти каждый раз наносила ему раны под горлом. Но, видя, что так она  ничего
не добьется, черепаха  стала  пытаться  схватить  каймана  за  хвост,  чтобы
оторвать его. Маленький аллигатор догадался  об  этом  намерении.  Изо  всех
движений,  которые  он  может  совершить  на   суше,   труднее   всего   ему
поворачиваться на сто восемьдесят градусов. Поэтому-то  черепахе  и  удалось
добиться цели: поднявшись во весь рост, она повалилась на хвост  аллигатора,
за который крепко ухватилась и не выпускала уже из челюстей.
   Аллигатор,  не  в  состоянии  освободиться  от  врага,  пытался  хотя  бы
опрокинуть его на спину и с этой целью  отчаянно  действовал  своим  могучим
хвостом. Черепаха изо всех сил старалась удержаться на своих широких лапах и
сохранить равновесие. Потому что если она окажется  на  спине,  -  жизни  ее
конец. Время от времени аллигатор в изнеможении останавливался на  несколько
мгновений, и черепаха  пользовалась  этим,  чтобы  понемногу  отгрызать  ему
хвост; боль вызывала у крокодила слезы, которые никогда не  выкатываются  из
глаз, а только усиливают их блеск. Наконец, отчаявшись, аллигатор рванулся к
реке; черепаха всеми силами старалась не дать ему добраться  туда,  понимая,
что в воде преимущество будет  на  стороне  противника.  Все  же  аллигатору
удалось броситься в реку, увлекая за собой и свирепого  противника,  который
исчез вместе с ним, не разжимая челюстей.
   Никто из присутствующих  так  и  не  узнал,  кто  же  вышел  победителем;
вероятнее всего, что ни один, ни другой не остался жив в  этой  ожесточенной
борьбе.

XLV. Два храбрых коршуна

   Часть реки, в  которой  находились  теперь  наши  путешественники,  была,
по-видимому, любимым местом всевозможных  видов  чешуйчатых  пресмыкающихся.
Среди множества  черепах  различных  пород  они  имели  возможность  увидеть
расписную черепаху - прекрасное животное, броня которого имеет яркий цвет  и
действительно кажется рисунком на эмали. Не раз попадался и черный крокодил.
Но как ни  велико  это  громадное  пресмыкающееся,  а  оно  достигает  почти
двадцати футов в длину, все же оно не может считать себя полным  хозяином  в
реке; у крокодила много сильных врагов, особенно среди птиц, от  которых  он
вынужден бежать, мгновенно погружаясь  в  воду,  чтобы  не  подвергаться  их
нападениям.
   Однажды плот наших путешественников плыл у берега по  небольшой  песчаной
отмели. Вдруг дон Пабло заметил на расстоянии приблизительно в двести  ярдов
крокодила, который направлялся к воде. По всей вероятности,  он  только  что
пробудился от спячки, все его тело было покрыто засохшей грязью,  в  которой
он провел лето.
   В тот же миг на поверхности белого песка промелькнули две тени. Это  были
тени двух огромных коршунов, которые  описывали  в  воздухе  широкие  круги,
вытянув шеи к земле и нацеливаясь на крокодила.
   Увидя  их,  пресмыкающееся  сразу  остановилось   и,   очевидно,   сильно
испугалось, прижавшись к земле. Эти коршуны были из породы царей-грифов.
   Каждый раз, когда  птицы  поднимались  вверх,  крокодил  торопливо  делал
несколько шагов к берегу, а как только  те  начинали  спускаться,  он  снова
останавливался, стараясь скрыться в песке. Крокодил был уже не более  чем  в
ста ярдах от реки, как вдруг оба коршуна спустились на землю и уселись прямо
напротив него. Через несколько минут один из них сделал несколько прыжков  и
так приблизился к крокодилу, что тот раскрыл уже свою страшную пасть,  чтобы
схватить врага. Но гриф взмахнул крыльями и в тот же миг оказался вне всякой
опасности. Между тем приблизился и второй гриф, но уже с другой  стороны.  И
вот оба коршуна начали поочередно нападать на  крокодила,  стараясь  клюнуть
его в глаз. Наконец,  в  ту  минуту,  когда  крокодил  отбивался  от  одного
коршуна, другому удалось вонзить свой  острый  клюв  в  глаз  чудовищу.  Оно
заревело от боли и в  бешенстве  начало  со  страшной  силой  бить  хвостом.
Коршуны ограничились только тем, что отскочили  на  несколько  футов,  чтобы
избежать зубов и когтей противника. Но как  только  первый  взрыв  бешенства
прошел, они снова принялись за дело, стараясь  совершенно  ослепить  жертву.
Напрасно крокодил показывал  противникам  свою  угрожающую  пасть,  напрасно
мотал головой то вправо, то влево; он то и дело чувствовал удары клюва возле
своего  единственного  теперь  глаза.  Очень  медленное  течение   позволяло
путешественникам следить за всеми подробностями этой борьбы. Долго  еще  они
могли видеть, как тело гигантской ящерицы извивается на  песке  между  двумя
коршунами, но головой крокодил уже повернулся не к  реке,  в  которой  искал
спасение. Несчастный порывался в лес, которого, конечно же, совсем не видел;
он был к тому времени уже ослеплен.
   Гуапо объяснил, что коршуны не оставляют крокодила до тех  пор,  пока  не
выклюют ему глаз - это все, что  им  нужно.  А  после  чудовище  становилось
добычей ягуаров или, быть может,  других,  более  слабых  хищников,  которым
теперь уже нечего было бояться незрячего великана.
   Долго еще рассказывал индеец разные истории о крокодилах и утверждал, что
каждый год в реках Южной Америки многих людей пожирают эти чудовища, которые
поглощают жертв больше, чем акулы. Говорят, что  в  одних  местах  крокодилы
свирепее, чем в других; но, быть может, это объясняется тем,  что  в  разных
реках, а иногда даже в разных местах одной реки  живут  различные  их  виды.
Существует настоящий крокодил  со  сплюснутой  мордой  и  большими  внешними
клыками, и есть кайман, с более широкой мордой, которая походит  немного  на
голову щуки. Оба эти вида часто встречаются  в  одной  реке,  где,  впрочем,
живут отдельными стадами. Крокодил смелее  аллигатора  и  чаще  нападает  на
человека. Так или иначе в каждой деревне  по  течению  Амазонки  есть  много
калек, изувеченных крокодилами; и никто не вынудит туземца переплыть реку, в
которой водятся эти страшные животные.
   В конце рассказа Гуапо прибавил, что нет иного средства  спастись,  когда
попадешься в зубы этому чудовищу, как изо всех сил  воткнуть  ему  пальцы  в
глаза.  Крокодил  тотчас  выпускает  добычу,  поскольку  всякое   нападение,
угрожающее его глазам, приводит его в ужас. Но легко понять, что нужно иметь
необыкновенное присутствие духа, чтобы применить этот прием,  особенно  если
вспомнить, что чудовище в это время не только  рвет  жертву  своими  острыми
зубами, но еще  и  увлекает  в  глубину  реки,  где  человек  быстро  теряет
сознание. И тем не менее не раз случалось, что индейцам, даже  их  женщинам,
удавалось таким способом вырваться из ужасной пасти крокодила.

XLVI. Гапо

   Путешественники приближались к Амазонке, и приток  ее,  по  которому  они
плыли, начал делиться на множество рукавов, которые вливались в великую реку
отдельными устьями. Иногда наши беглецы бывали в сильном замешательстве,  не
зная, куда направить плот, потому что не всегда  главное  русло  оказывалось
наиболее широким, и можно было попасть в один из боковых рукавов,  а  там  и
вовсе оказаться в каком-нибудь глухом заливе,  из  которого  потом  было  бы
очень трудно выбраться. В высшей степени странный ландшафт имела  местность,
в которой они теперь находились и  которая  называлась  Гапо.  Эта  обширная
территория тянется по обоим берегам Амазонки и  некоторых  из  ее  притоков.
Каждый год она в течение нескольких месяцев наводняется и представляет в это
время в высшей степени удивительное зрелище затопленного леса на просторе  в
несколько тысяч акров.
   Деревья, растущие в этом месте, сохраняют свою зелень и над  поверхностью
разлившихся вод; они принадлежат к различным породам, большая часть  которых
не встречается в других  местах.  На  них  ютится  множество  птиц,  которым
наводнение не мешает здесь жить.  Уверяют  даже,  что  существуют  некоторые
племена индейцев, которые тоже живут  в  этих  лесах;  они  устраивают  себе
жилища  на  деревьях  и  переходят  с  ветки  на  ветку  почти  с  таким  же
проворством, как и обезьяны. Правда это или нет -  неизвестно;  но  в  любом
случае в этих рассказах нет  ничего  невозможного,  потому  что  живут  ведь
гуарани  в  устьях  Ориноко  на  вершинах  пальм-мавриций  все  время,  пока
продолжается наводнение. Они устраивают площадки на этих деревьях  и  ставят
на них что-то вроде шалашей. В  шалашах  устраиваются  маленькие  очаги,  на
которых готовится пища. С места на  место  гуарани  переезжают  в  челноках,
которые служат и для рыбной ловли.
   Мавриция - одна из самых прекрасных пальм, какие только  существуют;  она
достигает более ста футов  высоты  и  встречается  обычно  рощами;  а  часто
образует и громадные пальмовые леса,  которые  тянутся  по  берегам  рек  на
несколько тысяч миль.  Листья  ее  не  перисты,  как  у  большинства  видов,
описанных уже нами, а распускаются веером на  вершине  длинного  стебля  или
ствола. Веер, поддерживаемый этим громадным  стеблем,  имеет  до  пятнадцати
футов в диаметре. Одного из этих листьев достаточно, чтобы составить  весьма
серьезную ношу для человека.
   На вершине ствола мавриции, похожего на  величественную  колонну,  бывает
около двадцати этих блестящих, вечнозеленых листьев. Подумайте, какую чудную
картину должен представлять целый лес этих пальм.
   Но мавриция не только красива, она и очень  полезна:  ее  листья,  плоды,
ствол -  все  находит  применение  в  домашнем  хозяйстве  индейцев.  Стебли
листьев, гибкие и легкие, когда их высушат,  разрезают  на  планки  толщиной
около дюйма и делают из них коробочки, клетки, решетки, перегородки, а часто
и стены; между тем как кора мавриции идет на изготовление корзинок и решеток
для окон. Из кожицы листьев делают  разного  рода  веревки,  для  гамаков  и
других нужд; плоды этой пальмы дают прекрасный напиток. Они очень  вкусны  и
напоминают яблоки, а по виду похожи на сосновые шишки; снаружи они красны, а
внутри желты.
   Из сердцевины ствола можно приготовить крупу, похожую на  саго.  А  самый
ствол идет на изготовление легких челноков, в которых  индейцы  отправляются
на рыбную ловлю.
   Хотя в то время, когда наши путешественники проезжали эту местность,  она
не была еще вся под водой, все же река уже начала  выходить  из  берегов.  И
трудно было найти место для ночлега; пришлось несколько раз провести ночь на
плоту, который  в  таких  случаях  крепко  привязывали  к  дереву.  Медленно
продвигались путешественники в лабиринте рек и дельт,  поднимаясь  иногда  в
самую глубь какого-нибудь залива, чтобы найти твердую землю,  где  бы  можно
было хоть немного отдохнуть. Запас провизии подходил к концу, а  возможности
пополнить его не было почти никакой; не  попадалось  ни  одного  пекари,  ни
одной морской свинки; хотя эти животные и прекрасно плавают, но ни  одно  из
них не появляется на берегах реки, пока она не войдет в свое русло. Время от
времени Гуапо убивал из своего сарбакана какого-нибудь попугая, или ару, или
другую птицу. Но этого было, конечно, мало. Крик обезьян-ревунов  раздавался
часто; но они не показывались,  несмотря  на  все  желание  путешественников
увидеть их. Ни один из членов семьи теперь уже не  побрезговал  бы  кусочком
жареной обезьяны.
   Однажды вечером вошли в самую глубину одной бухты, где можно  было  выйти
на берег. Бухта была немного шире плота, и на обоих берегах  ее  возвышались
громадные деревья. Во  многих  местах  колючая  яцитара,  одно  из  вьющихся
растений, обвивала ветви и даже перебрасывалась через залив на другой берег.
Надо было очень старательно избегать прикосновения этой лианы,  потому  что,
если бы  она  зацепила  кого-нибудь  своими  крючкообразными  колючками,  то
стащила бы его с плота или изодрала бы в клочки одежду.

XLVII. Косматые саки

   Путешественники готовили свой скудный ужин, как вдруг услышали рев  стада
обезьян, который донесся к ним из леса.  Это  явление  очень  обыкновенно  в
местностях Амазонки, особенно перед восходом или заходом  солнца  или  перед
грозой, поэтому семья и не  обратила  бы  на  него  внимания,  если  бы  рев
постепенно не приближался. Но теперь Гуапо начал надеяться,  что  с  помощью
своих стрел сможет удачно поохотиться. Он думал, что когда обезьяны подойдут
к бухте, им придется возвратиться назад, потому что, как ни узок был  залив,
все же обезьяны не смогли бы перепрыгнуть через него.
   Действительно, через полчаса стадо ревунов появилось на высоких деревьях,
которые окаймляли берег, футах в ста от того места, где был  привязан  плот.
Стадо состояло из довольно крупных животных, хотя и  с  худощавыми  формами,
что вообще характеризует цепкохвостых обезьян;  это  были  не  маримонды,  а
настоящие ревуны, что слышно было по их ужасному крику. Существует несколько
видов ревунов, и тех, которые появились теперь, Гуапо назвал косматыми саки.
Шерсть их была красновато-бурой  на  спине,  а  на  передней  части  немного
светлее.  Густая  и  пушистая  шерсть  придает  саки  некоторое  сходство  с
медведем, почему натуралисты и  дали  им  название  обезьян-медведей  (simia
ursina). Саки имеет почти три фута длины, не считая при этом хвост,  который
у него гораздо длиннее тела.
   Стадо состояло приблизительно из полусотни  обезьян.  Увидев  залив,  они
остановились на вершине самого высокого дерева. Одна из  обезьян,  больше  и
сильнее других, была, по-видимому, вожаком стада, в котором находилось много
самок; это видно  было  по  детенышам,  которых  они  несли  на  спине,  как
индейские, да и вообще все дикие женщины носят своих детей.  Маленький  саки
держался руками за шею матери, а ногами охватывал ее стан, кроме того, своим
хвостом он цеплялся за основание материнского хвоста так сильно, что  трудно
было отцепить его, - предосторожность необходимая, чтобы не упасть во  время
прыжков матери с дерева на дерево.
   Обезьяны, видимо, не рассчитывали,  что  встретят  такое  препятствие,  и
потому приуныли.  Однако  можно  ведь  перебраться  через  залив  и  вплавь,
подумаете, быть может, вы. Но  эти  странные  создания,  которые  всю  жизнь
проводят на берегах рек, на деревьях, ветви которых касаются воды, боятся ее
как огня. Кошка не так  боится  замочить  свою  лапу,  как  обезьяна  кончик
пальца, при этом кошка умеет плавать, а обезьяна нет. Не удивительно ли, что
из всех животных только то, которое более всех походит на человека,  лишено,
как и он, природной способности плавать, способности,  которой  одарены  все
другие животные?
   По всем жестам и  действиям  саки  видно  было,  что  залив  на  пути  не
предусматривался их маршрутом. Стадо собралось на совещание,  чтобы  решить,
что делать. Вожак уселся на самой высокой ветке и обратился к стаду с речью,
которую произносил  пронзительным  громким  голосом  и  сопровождал  многими
быстрыми  жестами  и  мимикой;  по  всей  видимости,  речь  эта  была  очень
красноречива. Некоторые натуралисты сравнивали эти речи с грохотом  колес  и
скрипом худо смазанной телеги. Наши путешественники были вполне  согласны  с
таким сравнением.
   Все собрание слушало с полнейшим вниманием, и хранило  строгие  приличия.
Иногда какой-нибудь