, кроме неизбежного минимума. Девушки чистенькие, молодые, симпатичные - Дрис набирал их в Марокко, на окраинах Мелильи, иногда попадались из Европы, с Полуострова, и обновлял каждые полгода.
     Пунктуальные - так сказать, отличительная черта заведения - выплаты представителям закона и соответствующим властям, чтобы те жили сами и давали жить другим. Бесплатные рюмки и стаканчики заместителю комиссара полиции и инспекторам в штатском. Образцовое заведение, все лицензии в полном порядке. Почти без проблем. Ничего такого, чего Тереса не знала бы наизусть и не хранила бы, умноженное до бесконечности, в своей еще свежей памяти о Мексике. Вся разница лишь в том, что здесь, хоть народ не отличался особой учтивостью, и манеры были похуже, никто не хватался за пистолет, а улаживал все ловко и аккуратно. И даже - к этому ей долго пришлось привыкать - были люди, которые совсем не брали взяток. Вы ошибаетесь, сеньорита. Или грубее, но очень по-испански; сделайте мне одолжение и засуньте это себе в задницу Что, разумеется, иногда осложняло жизнь. Но часто и облегчало.
     Весьма успокаивало, что не нужно бояться полиции.
     Во всяком случае, постоянно.
     Ахмед вернулся со своим веником и совком, зашел за стойку и принялся болтать с тремя свободными девушками. Дзинннь. С того столика, где гости разбили два стакана, доносились смех, тосты, звон бокалов. Ахмед, подмигнув, успокоил Тересу. Там все в порядке.
     Счет у них получится солидный, удостоверилась она, глянув на свой листок. Деловые люди - испанцы и марокканцы, отмечают какое-то соглашение; пиджаки на спинках стульев, воротнички рубашек расстегнуты, галстуки в карманах. Четверо мужчин средних лет и четыре девушки. Шампанское - якобы "Моэ-э-Шандон" - быстро исчезало из ведерок со льдом; пять бутылок, и наверняка до закрытия заведения они закажут еще одну. Девушки - две арабки, еврейка и испанка - были молоды и хорошо знали свое дело. Дрис никогда не спал со своими кадрами - в своем гнезде даже птицы не гадят, говорил он, - но иногда присылал друзей в качестве, так сказать, трудовых инспекторов. Товар высшего качества, хвастался он потом. В моих заведениях товар только высшего качества. Если же отчет инспектора был отрицательным, Дрис никогда не бил провинившуюся - просто выгонял ее, и все. Контракт аннулирован. Уж чего-чего, а девушек в Мелилье хватало, благодаря нелегальной иммиграции, кризису и так далее. Попадались такие, кто мечтал уехать на Полуостров, сделаться моделью и пробиться на телевидение, однако большинство довольствовалось разрешением работать и легальным проживанием.
     Прошло чуть меньше полугода с того вечера, когда Тереса разговаривала с доном Эпифанио Варгасом в часовне святого Мальверде в Кульякане, штат Синалоа; с того дня, когда зазвонил телефон и она бросилась бежать - и не переставала бежать, пока не оказалась в городе, названия которого прежде не слышала никогда.
     Но об этом она вспоминала, лишь заглядывая в календарь. В Мелилье время - во всяком случае, большая его часть - словно застыло для нее. Может, прошло шесть месяцев, а может, шесть лет. Так было предначертано ей (как, впрочем, могло быть предначертано и что угодно другое), когда только что прилетев в Мадрид с одной небольшой сумкой в руках - весь ее багаж - и остановившись в пансионе на площади Аточи, она встретилась с человеком, имя которого ей назвал дон Эпифанио Варгас. К разочарованию Тересы, ей ничего не могли предложить там, в Мадриде. Если она хочет попасть в тихое место, подальше от неприятных встреч, и получить работу, чтобы как-то прожить, пока не выправит бумаги касательно своего двойного гражданства - наличие отца-испанца, которого она едва знала, впервые в жизни должно было сослужить ей службу, - ей придется ехать дальше. Человек, с которым она встретилась в кофейне "Небраска" на Гран-Виа, молодой, торопливый и немногословный, предоставил ей всего две возможности выбора - Галисию и юг Испании. Орел или решка, да или нет. Тереса спросила, часто ли идет дождь в Галисии, и молодой человек, слегка улыбнувшись - совсем чуть-чуть, ровно столько, сколько заслуживал этот вопрос, ответил, что да. Там просто ливмя льет, сказал он. Тогда Тереса решила, что поедет на юг; молодой человек достал мобильный телефон, ушел к другому столику и несколько минут с кем-то разговаривал. Потом вернулся и записал на бумажной салфетке имя, номер телефона и название города. Туда есть прямые авиарейсы из Мадрида, пояснил он, отдавая ей салфетку. Или из Малаги. До нее можно добраться поездом или автобусом. Из Малаги и Альмерии также есть пароходы. И заметив во взгляде Тересы недоумение (почему пароходы, почему самолеты?), улыбнулся во второй - и последний - раз и объяснил, что место, куда направляется она, - тоже Испания, но находится на севере Африки, в шестидесяти или семидесяти километрах от побережья Андалусии, недалеко от Гибралтарского пролива. Сеута и Мелилья, сказал он, - испанские города на марокканском побережье. По
том положил на стол конверт с деньгами, заплатил по счету, встал и пожелал ей удачи. Так он и сказал: удачи. А когда он уже уходил и Тереса в порыве благодарности решила назвать ему свое имя, он перебил ее, сказав, что не хочет его знать и ему совершенно все равно, как ее зовут. Помогая ей, он просто оказывает услугу своим друзьям в Мексике, которым кое-чем обязан. А еще пожелал, чтобы оставленные им деньги пошли ей на пользу. А когда они кончатся и ей понадобится еще, прибавил он вполне нейтрально, без всякого видимого намерения обидеть, она всегда может воспользоваться тем, что ей дала природа. Это, сказал он вместо прощания - и казалось, он жалеет, что природа не дала и ему того же самого, - ваше большое женское преимущество.

***

     - Она не представляла из себя ничего особенного, - сказал Дрис Ларби. - Ни красавица, ни уродина. Ни слишком умна, ни слишком глупа. Но насчет цифр соображала хорошо... Я это быстро понял и поставил ее на кассу... - И, вспомнив заданный мною вопрос, мотнул головой; - А проституткой она не была никогда.
     Во всяком случае, у меня. Она приехала по рекомендации друзей, так что я предоставил ей возможность выбирать. Сама, сказал, решай, где хочешь быть - по ту или по эту сторону стойки... Она предпочла остаться по эту - сначала как официантка. Конечно, зарабатывала поменьше, но ей было хорошо.
     Мы прогуливались между кварталом, прилегающим к ипподрому, и кварталом Реаль, по ведущим к морю прямым улицам с колониальными особняками. Вечер был мягким, нежарким, цветы на окнах приятно пахли, - Ну, может, только изредка. Всего пару раз или чуть больше. Я не знаю. - Дрис Ларби пожал плечами. - Она это решала сама. Вы меня понимаете?.. Иногда бывала с кем-то, с кем сама хотела, но не за деньги.
     - А как же вечеринки? - спросил Сеспедес.
     Риф неловко отвел глаза в сторону. Затем повернулся ко мне, прежде снова взглянув на Сеспедеса с выражением человека, сожалеющего о том, что нечто сугубо свое разглашается в присутствии постороннего.
     Однако Сеспедесу было все равно, - Вечеринки, - настойчиво повторил он.
     Дрис Ларби вновь посмотрел на меня, теребя бороду.
     - Это совсем другое дело, - поразмыслив с минуту, сказал он наконец. - Иногда я устраивал вечеринки по ту сторону границы...
     Сеспедес лукаво усмехнулся;
     - Твои знаменитые вечеринки...
     - Ну да. Вы же знаете. - Риф пристально посмотрел на него, будто пытаясь вспомнить, что на самом деле может быть известно этому человеку, потом опять неловко отвел взгляд, - Люди оттуда.
     - Оттуда - это из Марокко, - пояснил мне Сеспедес. - Он имеет в виду важных людей - политиков или полицейских начальников. - Его лисья усмешка стала еще хитрее. - Мой друг Дрис всегда имеет дело с хорошими партнерами.
     Риф неохотно улыбнулся, закуривая очень легкую сигарету, А я подумал: интересно, сколько компромата на него и его партнеров покоится в секретных архивах Сеспедеса? Видимо, достаточно, раз он удостаивает нас привилегии беседовать.
     - Она бывала на этих вечеринках? - спросил я.
     Ларби сделал жест, который можно было истолковать двояко.
     - Не знаю. Возможно, бывала на некоторых. И... Ей лучше знать. - Искоса глядя на Сеспедеса, он, похоже, поразмыслил над чем-то и в конце концов кивнул; - Ну, в общем-то, под конец она участвовала пару раз. Я в это не вмешивался - дело там было не в том, чтобы зарабатывать деньги на девочках: речь шла о другом, А девочки - это уж просто в дополнение. Что-то вроде подарка. Но я никогда не приказывал Тересе бывать там... Она бывала потому, что сама хотела. Даже просила об этом, - Почему?
     - Понятия не имею. Я же вам сказал; ей лучше знать.
     - Она тогда уже появлялась с тем галисийцем? - спросил Сеспедес.
     - Да, - Говорят, хлопотала за него.
     Дрис Ларби посмотрел на него. Потом на меня. Потом снова на него. За что вы так со мной, говорили его Глаза.
     - Не знаю, о чем вы говорите, дон Мануэль.
     Бывший правительственный уполномоченный злорадно посмеивался, подняв брови. С видом человека, который откровенно забавляется происходящим.
     - Абделькадер Чаиб, - уточнил он. - Полковник.
     Королевская жандармерия... Это тебе говорит о чем-нибудь?
     - Нет, клянусь вам. Я не знаю его.
     - Не знаешь?.. Перестань, Дрис. Я же сказал: этот сеньор - мой друг.
     Мы прошли несколько шагов молча; я мысленно переписывал набело услышанное. Риф курил, как будто не слишком довольный тем, как он рассказал нам это.
     - Пока она была у меня, она не вмешивалась ни во что, - сказал он вдруг. - И у меня с ней ничего не было. То есть, я с ней не спал.
     И движением подбородка указал на Сеспедеса, как бы призывая его в свидетели. Всем известно, что он никогда не путается с девушками, которых нанимает. И потом, он уже сказал: Тереса замечательно умела вести счета. Остальные девушки уважали ее. Мексиканка - так они ее называли. Мексиканка то, Мексиканка се.
     Видно было, что у нее хороший характер; хоть и без всякого образования, благодаря своей речи - это вообще свойственно латиноамериканцам с их богатым словарным запасом, бесконечными "вы" и "пожалуйста", отчего все они кажутся чуть ли не академиками филологии, - она выглядела человеком воспитанным.
     Правда, весьма скрытным во всем, что касалось ее дел и ее жизни. Дрис Ларби знал, что на родине у нее были проблемы, но какие, он никогда не спрашивал. К чему?
     В свою очередь, Тереса тоже не заводила разговоров о Мексике; когда кто-нибудь затрагивал тему, она отвечала парой слов - первое, что приходило в голову, - и уклонялась от нее. Серьезно относилась к работе, жила одна и никогда не давала клиентам повода усомниться в предъявляемых счетах. Подруг у нее тоже не было.
     Она занималась своими делами и не лезла в чужие.
     - Все шло хорошо месяцев эдак., не знаю.., шесть или восемь. До того самого вечера, когда здесь появились эти двое галисийцев. - Повернувшись к Сеспедесу, он кивнул на меня. - Он уже видел Вейгу?.. Ну, этому, можно сказать, не слишком-то повезло. Но другому повезло еще меньше.
     - Сантьяго Фистерра, - сказал я.
     - Да, он самый. Как сейчас его вижу: здоровенный, смуглый, с большой татуировкой на руке, вот тут. - Он неодобрительно покачал головой. - Скользкий тип, как и все галисийцы. От таких никогда не знаешь, чего ожидать... Они мотались туда-сюда через пролив на "Фантоме", сеньор Сеспедес знает, о чем я говорю, правда?.. "Уинстон" из Гибралтара и марокканский шоколад ... Тогда Фистерра еще не занимался кокаином, хотя очень скоро начал... В общем, - он снова потеребил бороду и сердито сплюнул прямо на тротуар, - однажды вечером эти двое появились в "Джамиле", и в результате я остался без Мексиканки.

***

     Двое новых клиентов. Тереса взглянула на часы у кассы.
     До закрытия оставалось меньше пятнадцати минут.
     Она ощутила на себе вопросительный взгляд Ахмеда и, не поднимая головы, кивнула. Пусть быстренько пропустят по стаканчику, пока не зажегся свет и всех не попросили на улицу. Она продолжала считать, подводя итог вечера. Вряд ли эти двое сильно изменят картину.
     По паре виски, не больше, судя по их внешнему виду Немного поболтают с уже начавшими украдкой зевать девушками и, возможно, договорятся с одной-двумя встретиться попозже в городе. Например, в пансионе "Агадир", в полуквартале отсюда. А может, если они на машине, - молниеносный бросок в соснячок у забора казармы Иностранного легиона, В любом случае, это не ее дело. Свидания в особую тетрадь записывал Ахмед.
     Вновь прибывшие облокотились на стойку, рядом с пивными кранами; к ним подошли Фатима и Шейла, две девушки, болтавшие с Ахмедом, а сам он уже подавал две порции якобы "Шиваса" двенадцатилетней выдержки, с большим количеством льда и без воды. Девушки заказали по маленькой бутылке шампанского; клиенты не возражали. Компания, разбившая два стакана, продолжала смеяться и поднимать тосты в своем углу - после того, как не моргнув глазом заплатила по счету Мужчине в конце стойки, похоже, никак не удавалось прийти к соглашению со своими собеседницами: они о чем-то спорили, и сквозь музыку доносились их тихие голоса. На пустом танцполе, оживляемом лишь унылым вращением лампочек на потолке, теперь понапрасну пела Эбигайль. "Я хочу лизать твои раны, - говорилось в песне. - И слушать твое молчание", Тереса подождала конца первого куплета - она знала наизусть все записи, имевшиеся в "Джамиле", - и снова взглянула на часы у кассы. Еще один день позади. Точно такой же, как вчерашний понедельник и завтрашняя среда.
     - Пора закрывать, - сказала она.
     Подняв голову, она встретила спокойную улыбку.
     Светлые глаза - должно быть, зеленые или голубые, подумала она спустя мгновение, - иронически смотрели на нее, - Так быстро? - спросил смуглый мужчина.
     - Мы закрываемся, - повторила она.
     И вернулась к своим расчетам. Тереса не заискивала перед клиентами, и менее всего - когда приходило время закрывать. За полгода она усвоила, что это хороший способ расставлять все на свои места и избегать недоразумений. Ахмед уже зажигал свет, поэтому легкий намек на очарование, придаваемый заведению полумраком, сразу исчез: потертый фальшивый бархат стульев, пятна на стенах, черные пятна от непогашенных окурков на полу Даже специфический запах, какой бывает в закрытых помещениях, казалось, усилился. Мужчины из-за столика, где разбились два стакана, сняли пиджаки со спинок стульев и, быстренько договорившись со спутницами, вышли дожидаться их на улице. Тот, что сидел в конце стойки, уже ушел - один, недовольно ворча насчет цены, названной за продолжение вечера с участием обеих дам, - Да я лучше сам себя ублажу, - бормотал он, выходя. Девушки собирали свои вещи. Фатима и Шейла, так и не прикоснувшись к бутылочкам шампанского, медлили, надеясь завязать более близкое знакомство с вновь прибывшими, но мужчин это, похоже, не интересовало, Под взглядом Тересы Фатима и Шейла присоединились к остальным девушкам. Тереса положила счет на прилавок - перед смуглым. Он был в рубашке цвета хаки, типа военной, рукава закатаны до локтей; и когда он протянул деньги, Тереса увидела татуировку на все его правое предплечье; распятый Христос, а вокруг - волны, парусник, якорь, штурвал, морской конек... Второй парень был светловолос, светлокож, худощав. Почти мальчишка. Лет, наверное, чуть больше двадцати. А смуглому, прикинула она, немного за тридцать.
     - Ну, допить-то мы можем?
     Тереса снова встретилась с ним глазами и при зажженном свете увидела - они у него зеленые. Очень даже ничего. А еще она заметила, что они, вроде бы такие спокойные, улыбаются, даже когда перестают улыбаться губы. У мужчины были сильные руки, небритый подбородок и взлохмаченные волосы. Почти красивый, подумала Тереса. Или даже без "почти". А еще ей показалось, что от него пахнет чистым потом и солью, хотя она стояла слишком далеко, чтобы ощущать его запах. Ей это просто показалось.
     - Конечно, - сказала она.

***

     Зеленые глаза, татуировка на правом предплечье, худой светловолосый приятель. Мимолетный разговор у стойки бара. Тереса Мендоса вдали от Синалоа. Одна: то самое слово, от которого происходит слово "одиночество". Дни, похожие друг на друга до того, что просто перестаешь их различать. Неожиданное приходит внезапно - без грохота, без каких-либо признаков, возвещающих о его приближении, совсем незаметно, тихонько, точно так же, как могло бы пройти мимо. Как улыбка или взгляд. Как сама жизнь и сама - эта уж точно приходит всегда - смерть. Может, поэтому следующим вечером Тереса надеялась снова увидеть его; однако он не пришел. Всякий раз, как входил очередной клиент, она поднимала голову, надеясь, что это он. Но это был не он.
     После закрытия она дошла до соседнего пляжа, закурила сигарету - иногда она добавляла в них гашиш - и стала смотреть на огни мола и марокканский порт Надор по ту сторону темного пятна воды. Она частенько так делала, а потом шла вдоль берега, пока не ловила такси, и оно довозило ее до дома - квартирки в районе Полигона: небольшая гостиная, спальня, кухня и ванная. Ее сдавал ей сам Дрис Ларби, удерживая квартплату из жалованья. А Дрис - неплохой человек, подумала она. Вполне разумно обращается с девушками, старается поддерживать со всеми хорошие отношения, а сердится, лишь когда обстоятельства не оставляют ему другого выхода. Я не проститутка, сказала она ему напрямик в первый день, когда он назначил ей встречу в "Джамиле", чтобы объяснить, какую работу может ей предложить. Я рад, только и ответил риф. Поначалу он принял ее как нечто неизбежное, от чего не ожидал ни выгод, ни проблем: он должен ее устроить, чтобы отплатить услугой за услугу, он просто друг друга одного из друзей, а, собственно, ее личность не играла здесь никакой роли. Он выделял ее из прочих - почему, ей было неизвестно; но существовала некая цепочка, соединявшая Дриса Ларби через человека из кофейни "Небраска" с доном Эпифанио Варгасом. Именно поэтому риф позволил ей остаться по эту сторону стойки: сперва официанткой, напарницей Ахмеда, а позже - управляющей, с того самого дня, когда она обнаружила ошибку в счетах и за полминуты привела все в порядок. Тогда Дрис поинтересовался, есть ли у нее образование. Тереса ответила: только начальное, - а он, задумчиво глядя на нее, сказал: слушай, Мексиканка, да ты просто рождена складывать и вычитать. Мне пришлось заниматься такой работой на родине, ответила она. Когда я была помоложе. Тогда Дрис сказал, что со следующего дня она будет получать жалованье управляющей, Тереса начала исполнять новые обязанности, и больше разговоров на эту тему не было.
     Она долго, пока не докурила сигарету, сидела на пляже, заглядевшись на далекие огни, словно рассыпанные по спокойной черной воде. Потом, очнувшись, вздрогнула, будто предрассветный холодок проник под застегнутую доверху куртку несмотря на поднятый ворот. Черт возьми. Там, в Кульякане, Блондин Давила много раз говорил, что она не создана жить одна.
     Ни за что, мотал он головой. Не такая ты девчонка. Тебе нужен мужчина, который бы держал тебя под уздцы и вел, куда надо. А ты была бы такой, как есть: милой и нежной. Хорошенькой. Мягкой. С тобой надо обходиться, как с королевой, или вовсе не быть с тобой.
     Ведь ты даже "энчиладас"  не приготовишь; да и зачем, если есть рестораны? А еще, милая, тебе нравится вот это. Тебе нравится то, что я с тобой делаю, и как я это делаю, и ты скажешь, - он смеялся, шепча это, проклятый Блондин, щекоча губами ее живот, - ты скажешь: ох, вот беда-то, когда меня сцапают и выпишут мне билет в одну сторону. Ба-баах. Так что иди-ка сюда, смугляночка моя. Сюда, поближе, еще ближе, и обними меня покрепче и не отпускай, потому что в один прекрасный день я умру, и тогда меня уже никто не обнимет.
     Как же мне жалко тебя, детка, как же плохо тебе будет тогда без меня. Ведь ты будешь совсем одна. Я хочу сказать; когда меня уже не будет, и ты будешь вспоминать меня и тосковать по всему этому.., вот этому.., и будешь знать, что никто никогда не будет делать этого с тобой так, как делал я.
     Со