лота. Они напоминали подружек кульяканских наркомафиози. И, некоторым образом, ее саму Поняв это, Тереса подумала: слишком много прошло времени, слишком многое произошло. Там было и несколько испанцев из Атунары, однако большинство - все-таки льянито; британцы с испанскими фамилиями, англичане, мальтийцы и прочий народ из всех уголков Средиземноморья. Как сказал Лобато, подмигнув Сантьяго, лучшие образцы всех фирм.
     - Так значит, мексиканка.
     - Ну да.
     - Далеко ж тебя занесло.
     - В жизни всякое бывает.
     Не вытерев с губ пивную пену, репортер усмехнулся:
     - Звучит, как строчка из песни Хосе Альфредо.
     - Ты знаешь Хосе Альфредо?
     - Немножко.
     И Лобато принялся напевать "Пришел как-то пьяный в бар", одновременно делая знак официанту подойти.
     - Повторить то же самое мне и моим друзьям, - сказал он. - А также господам за тем столом и их дамам.

     ...Спросил пять порций текилы,
     а бармен ему сказал:
     - Текила кончилась, милый.

     Тереса спела вместе с ним пару куплетов, и под конец оба рассмеялись. Симпатичный, подумала она. И не хитрит. Хитрить с Сантьяго и этими парнями вредно для здоровья. Лобато смотрел на нее внимательно, как бы оценивая. Смотрел глазами человека, знающего, что почем.
     - Мексиканка и галисиец. Стоит жить, чтобы увидеть такое.
     Что ж, это хорошо. Он не задает вопросов, но дает повод другим рассказать что-нибудь. Чтобы все шло ровно и гладко.
     - Мой папа был испанцем.
     - Откуда?
     - Не знаю. Да и никогда не знала.
     Лобато не спросил, правда ли это. Давая понять, что с семейными делами покончено, он отхлебнул пива и кивком указал на Сантьяго:
     - Говорят, ты ходишь с ним на катере.
     - Кто говорит?
     - Люди говорят. Здесь ведь не бывает секретов.
     Пятнадцать километров воды - совсем немного.
     - Интервью окончено. - Сантьяго забрал у Лобато полупустой стакан и поставил перед ним новый, присланный с соседнего стола: на сей раз угощали заезжие блондины.
     Репортер пожал плечами:
     - Красивая у тебя девушка. И этот акцент...
     - Мне нравится.
     Тереса уютно свернулась клубочком под рукой Сантьяго. Куки, хозяин "Берналя", поставил на прилавок заказанные порции: креветки под чесночным соусом, мясо, нашпигованное салом, фрикадельки, помидоры, приправленные оливковым маслом. Тереса обожала ужинать вот так, очень по-испански, в каком-нибудь ресторанчике или баре, у стойки, где подавали и колбасы и ветчину, и только что приготовленные блюда. Она быстро расправилась с нашпигованным мясом и подобрала хлебом весь соус. Ей хотелось есть, а о фигуре она не беспокоилась: худощавая от природы, она пока могла позволять себе некоторые излишества. Как говорили в Кульякане, наедаться по самые уши. Заметив на полке у Куки бутылку "Куэрво", она попросила текилы. В Испании были не в ходу высокие узенькие кабальито, столь популярные в Мексике, поэтому она всегда заказывала текилу в маленьких стаканчиках для дегустации вин: они больше всех других были похожи на кабальито.
     Разница заключалась только в объеме.
     В зал вошли новые посетители. Сантьяго и Лобато, облокотившись на стойку, обсуждали преимущества резиновых лодок типа "Зодиак" при движении на больших скоростях в плохую погоду; Куки время от времени тоже вставлял реплики. Жесткие корпуса сильно страдали во время преследования, и Сантьяго уже давно вынашивал идею приобрести катер с полужестким корпусом и двумя-тремя моторами - на таком можно ходить в непогоду до побережья восточной Андалусии и мыса Гата. Проблема сводилась к отсутствию средств: их требовалось немало, да и риск велик.
     Даже если предположить, что потом, на воде, полужесткий корпус оправдает все ожидания.
     Вдруг разговор оборвался. Сидевшие за столом гибралтарцы тоже замолчали и воззрились на группу, которая только что расположилась в самом конце стойки, рядом со старым плакатом, извещавшим о последней перед гражданской войной корриде: Ла-Линеа, 19, 20 и 21 июля 1936 года. Четверо молодых мужчин. Один блондин в очках, двое высокие, атлетического сложения, в спортивных рубашках, коротко стриженные, Четвертый, довольно симпатичный, был одет в безупречно выглаженную голубую рубашку и джинсы, такие чистые, словно только что из магазина.
     - Ну вот, опять мне везет, - притворно вздохнул Лобато. - Опять я между ахейцами и троянцами.
     Извинившись перед собеседниками, он подмигнул гибралтарцам и пошел здороваться с вновь прибывшими, задержавшись чуть дольше возле мужчины в голубой рубашке. Вернувшись к стойке, он тихонько рассмеялся:
     - Эти четверо - таможенники из береговой охраны.
     Сантьяго оглядел их, что называется, с профессиональным интересом. Заметив, что за ними наблюдают, один из высоких чуть наклонил голову, как бы в знак приветствия, а Сантьяго на пару сантиметров приподнял свой стакан с пивом. Что в равной мере могло сойти за ответ или не считаться таковым. Кодексы и правила игры, в которую играли все присутствующие: охотники и дичь на нейтральной территории. Куки невозмутимо подавал мансанилью  и закуски. Подобные встречи происходили ежедневно.
     - Вот этот красавчик, - продолжал пояснять Лобато, - пилот птицы.
     Под "птицей" подразумевался "БО-105", вертолет таможенников, специально приспособленный для поиска и охоты в море. Тереса не раз видела, как он кружит, выслеживая катера контрабандистов. Летал он как следует, совсем низко. Сильно рискуя. Она присмотрелась к летчику: тридцать с небольшим, темноволосый, с бронзовой кожей. Мог бы сойти за мексиканца. Приятные манеры, симпатичный. Кажется, немного застенчивый.
     - Мне сказали, прошлой ночью в него стреляли сигнальной ракетой и попали в лопасть. - Лобато пристально взглянул на Сантьяго. - Случайно, не ты?
     - Я вчера не выходил в море.
     - Тогда наверняка кто-то из этих.
     - Наверняка.
     Лобато посмотрел на гибралтарцев, которые теперь разговаривали и смеялись преувеличенно громко.
     - Завтра сделаю восемьдесят кило, - хвалился один. - Как пить дать.
     Другой, тот самый Тоби Парронди, который приехал вместе с журналистом, велел Куки угостить господ таможенников выпивкой за его счет.
     - Потому что у меня сегодня день рождения, - не скрывая насмешки, сказал он, - и мне будет очень приятно их угостить.
     Четверо в конце стойки от угощения отказались, хотя один поднял два разведенных пальца - знак победы - и сказал: поздравляем. Блондин в очках, шепнул Лобато, - это капитан катера "Эйч-Джей". Тоже галисиец. Из Ла-Коруньи.
     - В общем, насчет воздуха ты понял, - повернувшись к Сантьяго, закончил репортер. - Ремонт и целая неделя чистого неба, без всяких стервятников над головой. Так что имей в виду.
     - Да у меня ничего нет на эти дни.
     - Даже табака?
     - Даже табака.
     - Жаль.
     Тереса продолжала разглядывать летчика. Весь такой воспитанный, тихоня. Эта идеально отутюженная рубашка, блестящие, гладко зачесанные волосы... Трудно соотнести его с вертолетом - ужасом контрабандистов. Наверное, подумала она, с ним такая же история, как в фильме, который они с Сантьяго смотрели, жуя семечки, в летнем кино в Ла-Линеа: про доктора Джекилла и мистера Хайда.
     Лобато заметил ее взгляд, и его улыбка стала заметнее.
     - Он хороший парень. Из Касереса. В него швыряют такими штуками, что и представить себе трудно.
     Один раз швырнули веслом, одну лопасть перебило, и он не разбился только чудом. А когда приземлился на берегу, ребятишки забросали его камнями... Временами Атунара становится похожей на Вьетнам. Конечно, в море-то все иначе.
     - Да, - подтвердил Сантьяго между двумя глотками пива. - Там этим сукиным детям и карты в руки.

***

     Так они заполняли свободное время. А иногда ездили в Гибралтар - за покупками или по делам в банк, или гуляли по пляжу великолепными вечерами долгого андалусского лета, глядя, как на вздымающейся в отдалении Скале понемногу зажигаются огоньки, а ближе, в бухте, на судах с разноцветными флагами - Тереса уже научилась различать некоторые, - тоже загораются огни. Небольшой домик Сантьяго стоял в десятке метров от воды, в устье реки Пальмонес, среди немногочисленных рыбацких домиков, расположенных как раз посередине между Альхесирасом и Гибралтаром.
     Тересе нравились эти места. Песчаные пляжи, тихие воды реки, красные и синие патеры на берегу - все это немного напоминало ей Альтату в Синалоа. Завтракали они с Сантьяго - кофе и хлеб, поджаренный на растительном масле, - в "Эль Эспигоне" или "Эстрелье дель Map", а по воскресеньям угощались креветками у "Вилли". Время от времени, между рейсами с грузом через пролив, они брали джип "чероки" Сантьяго и отправлялись в Севилью - пообедать в "Бесерре", или останавливались в придорожных ресторанчиках, чтобы полакомиться иберийской ветчиной и мясными рулетами А бывало, объезжали Коста-дель-Соль до самой Малаги или, наоборот, через Тарифу и Кадис до Санлукара-де-Баррамеда и устья Гвадалквивира: вино "Барбадильо", лангусты, дискотеки, кофейни на террасах, рестораны, бары и караоке, пока Сантьяго не открывал бумажник и, прикинув, не говорил: ну, все, хватит, запас исчерпан, поехали обратно - заработать еще, потому что даром нам никто ничего не даст. Нередко они проводили целые дни на Скале, на причале Марина-Шеппард. Там, перепачканные машинным маслом, обгоревшие на солнце, одолеваемые мухами, они разбирали и собирали головастик с "Фантома" - многие прежде загадочные слова, технические термины, больше не были тайной для Тересы, - потом ради проверки гоняли катер по бухте, причем за ними изблизи наблюдали вертолет, таможенные "Эйч-Джей" и хайнекены, которым, возможно, предстояло этой же ночью снова играть с ними в кошки-мышки к югу от мыса Пунта-Эуропа. А в конце каждого из этих спокойных дней, закончив работу в порту и на причале, они шли в "Олд Рок" выпить что-нибудь за облюбованным столиком, под картиной, изображавшей гибель английского адмирала по фамилии Нельсон.
     Вот так, в эту счастливую пору - впервые в жизни Тереса сознавала, что счастлива, - она приучилась к делу. Мексиканская девчонка, которая чуть больше года назад, в Кульякане, бросилась бежать, теперь стала женщиной, закаленной ночными рейсами и опасностями, разбиралась в управлении судном, ремесле судового механика, ветрах и течениях, умела определять курс и назначение судов по количеству, цвету и расположению их огней. Она изучала испанские и английские навигационные карты Гибралтарского пролива, сравнивая их с собственными наблюдениями, пока не вызубрила наизусть глубины, конфигурацию берега и так далее - то, что в их с Сантьяго ночных экспедициях означало разницу между успехом и провалом. Она забирала табак с гибралтарских складов, чтобы выгрузить его в миле от них, в Атунаре, и гашиш на марокканском побережье, чтобы позже выгружать его в бухточках и на пляжах от Таррагоны до Эстепоны. С разводным ключом и отверткой в руках она проверяла насосы и цилиндры; научилась зачищать электроды, менять масло, разбирать свечи и знала теперь такие вещи, которые прежде и во сне ей не снились. Например, что потребление головастиком горючего в час, как у и всякого двухтактного двигателя, подсчитывается путем умножения максимальной мощности на 0,4: правило, весьма полезное в море, когда горючее расходуется с бешеной скоростью, а заправочных станций поблизости, естественно, нет. Еще Тереса научилась направлять Сантьяго ударами по плечам, чтобы ему не приходилось оглядываться на вражеские катера или вертолет во время стремительного бегства, когда он вел "Фантом" на опасных скоростях, и даже умела сама управлять катером на скорости больше тридцати узлов, прибавлять газ или уменьшать его при волнении на море, чтобы не повреждать корпус больше неизбежного, регулировать высоту мотора в зависимости от обстоятельств. Умела прятаться у берега в безлунные ночи, идти в непосредственной близости от сейнера или крупного судна, чтобы скрыться в тени его сигнала на экранах радаров. А еще уходить от преследования: пользоваться коротким
радиусом поворота "Фантома", чтобы уклониться от столкновения с более мощными, но менее маневренными "Эйч-Джей", держаться за кормой того, кто за тобой охотится, подрезать его под самым носом или сзади, пользуясь преимуществами бензина перед медленнее сгорающим дизельным топливом противника. Учась всему этому, она переходила от страха к радости, от победы к провалу и заново узнала то, что уже знала раньше: бывает, проигрываешь, бывает, выигрываешь, а бывает, и перестаешь выигрывать. Ей приходилось перегружать двадцатикилограммовые тюки на рыбачьи суда и передавать их черным теням, по пояс в воде приближавшимся под шум прибоя с пустынных пляжей; доводилось в ночи, в луче прожектора преследователей, сбрасывать товар в море. Однажды - единственный до тех пор случай, - когда они имели дело с не слишком надежными людьми, ей пришлось делать все самой, пока Сантьяго наблюдал из темноты, сидя на корме, со спрятанным под одеждой "узи", - не на случай появления таможенников или жандармов (это было бы против правил игры), а чтобы обезопасить себя от тех самых людей, которым они передавали груз: французов, имевших дурную славу и еще более дурные привычки.
     А потом, на рассвете того же дня, когда "Фантом", разгрузившись, держал курс на Скалу, Тереса сама с огромным облегчением выбросила "узи" в море.
     Сейчас еще не пришло время перевести дух, хотя катер был пуст и они шли назад, в Гибралтар. 4.40 утра - всего два часа прошло с тех пор, как они загрузили на марокканском берегу триста килограммов гашишной смолы: вполне достаточно времени, чтобы преодолеть девять миль, отделяющих Аль-Марсу от Кала-Аренас и без проблем выгрузить товар, доставленный с другого берега. Но, как учит старая пословица, пока гроза не миновала, бойся грома небесного. И как бы в подтверждение, чуть не доходя до Пунта-Карнеро, когда они только что вошли в сектор красного луча маяка, а по ту сторону Альхесирасской бухты уже виднелась освещенная громада Скалы, Сантьяго, подняв голову, вдруг выругался. А мгновением позже сквозь тарахтение головастика Тереса уловила другой рокочущий звук; сначала он быстро приблизился с одного борта, потом как бы завис над кормой, и через несколько секунд луч прожектора, ударив буквально над головой, выхватил катер из темноты, ослепляя их.
     - Птица, - пробормотал Сантьяго. - Будь она трижды проклята.
     Лопасти винта вертолета создавали воздушный вихрь над "Фантомом", вздымая вокруг воду и пену, Сантьяго двинул триммер, нажал на акселератор, стрелка скакнула с двух с половиной тысяч оборотов на четыре тысячи, и катер помчался, подпрыгивая на волнах. Черт побери. Конус света следовал за ними, скользя с борта на борт, потом на корму, высвечивая, как белую завесу, пенную воду, взбитую двумя с половиной сотнями лошадиных сил, работавших во всю мочь.
     Среди толчков, ударов и пены, крепко цепляясь за что попало, чтобы не вылететь за борт, Тереса сделала то, что должна была сделать: забыть о вертолете, представлявшем лишь относительную угрозу (он летел, прикинула она, метрах в четырех над водой и примерно с той же, что и они, скоростью - где-то около сорока узлов), и заняться другой. Вне всякого сомнения, эта угроза приближалась и представляла гораздо большую опасность, поскольку они подошли слишком близко к земле. А именно - катер таможенников. Ведомый своим радаром и светом прожектора, он наверняка уже несся к ним, чтобы отсечь от берега или, наоборот, прижать к нему. К камням отмели Ла-Кабрита, находившимся сейчас где-то впереди, слева по курсу.
     Тереса прижала лицо к резиновому конусу "Фуруно", больно ударяясь об него лбом и носом, когда катер в очередной раз подпрыгивал, и застучала по кнопке, чтобы сузить радиус обзора до полумили. Господи боженька. Если занимаешься этим делом, нужно быть в ладах с господом богом, а иначе и не суйся, подумала она.
     Ей казалось, что изображение на экране радара меняется невероятно долго: целую вечность она ждала, даже не дыша Господи боженька, вытащи нас из передряги. В эту черную ночь своей беды она вспомнила даже о святом Мальверде. Они шли без груза, поэтому тюрьма им, в принципе, не грозила, но таможенники шутить не любили, хоть и могли в какой-нибудь таверне в Кампаменто поздравить тебя с днем рождения. В такой час и в таком месте с них вполне сталось бы воспользоваться любым предлогом, чтобы захватить катер или, как бы случайно, ударить его бортом "Эйч-Джей" и потопить.
     Слепящий свет прожектора, падавший на экран, не давал как следует разглядеть, что на нем происходит. Она заметила, что Сантьяго еще прибавил оборотов, хотя при том волнении, которое поднимал западный ветер, они и так уже шли на пределе. Галисиец не сдавался и вовсе не собирался облегчать работу представителям закона. "Фантом" сделал очередной скачок, длиннее прежних - только бы мотор не сгорел, подумала она, представив, как винт вращается в пустоте, - и когда его днище очередной раз ударилось о поверхность воды, Тереса, изо всех сил вцепившись во что-то обеими руками, стукаясь лицом о резиновый край конуса радара, наконец увидела на экране, среди бесчисленных мелких сигналов от волн, черное, вытянутое в длину зловещее пятно, быстро приближавшееся справа, на расстоянии менее пятисот метров.
     - Пять градусов!.. - крикнула она, тряся Сантьяго за правое плечо. - Три кабельтовых! .
     Она выкрикнула ему это прямо в ухо, чтобы он услышал ее сквозь рев мотора. Сантьяго глянул вправо - заведомо бесполезно, - щурясь от ослепительного света прожектора вертолета, продолжавшего висеть у них над самой кормой, и рванул к себе конус радара, чтобы самому увидеть экран. Извилистая черная линия берега с каждой разверткой антенны угрожающе приближалась спереди, слева, и до нее оставалось метров триста.
     Тереса взглянула прямо по курсу. Маяк на мысе Пунта-Карнеро по-прежнему мигал красными вспышками. Если им не удастся сменить курс, оказавшись в секторе белого луча, они уже не смогут уклониться от камней Ла-Кабриты. Наверное, Сантьяго подумал о том же - в то же мгновение он сбросил скорость и крутанул штурвал вправо, затем снова дал газ и сделал несколько зигзагов, каждый раз забирая мористее и бросая взгляды поочередно то на экран радара, то на прожектор вертолета, который при каждом рывке "Фантома" оказывался чуть впереди, на миг теряясь из виду, но тут же снова зависал над ним, цепко держа его в луче света. Тот ли это, в голубой рубашке, или кто другой, с восхищением подумала Тереса, но этому парню наверху сам черт не брат. Это уж точно. Мастер. Не каждый умеет летать на вертолете ночью, да еще над самой водой. Наверное, этот пилот так же хорош в своем деле, как некогда был хорош в своем Блондин Давила. А может, даже лучше.
     Будь у них на борту ракеты, она пальнула бы в него.
     Чтобы увидеть, как вертолет, объятый пламенем, падает в воду. Плюх.
     Теперь сигнал таможенного катера на экране радара стал еще ближе, и расстояние неумолимо сокращалось. Будь море спокойно, за "Фантомом", несущимся на максимальной скорости, было бы не угнаться, однако при таком волнении преимущество оказывалось на стороне преследователей. Тереса, прикрывая ладонью глаза от бьющего сверху яркого света, всматривалась туда, где вот-вот должен был появиться мавр. Крепко держась за все, что попадалось под руку, наклоняя голову всякий раз, когда целый шквал пены обрушивался на нос катера, она ощущала, как каждый прыжок на волнах отдастся болью в почках. Временами она видела профиль Сантьяго, напряженное лицо со скатывающимися каплями соленой воды, ослепленные глаза, вглядывающиеся в ночь. Руки, стиснувшие штурвал "Фантома", ведя его маленькими ловкими бросками, выжимая максимум из пятисот дополнительных оборотов усиленного мотора, из градуса наклона консоли и плоского дна. Во время самых длинных прыжков казалось, что катер летит, как будто винт его лишь изредка касается воды, но потом днище с грохотом ударялось об нее, треща так, словно готово развалиться на куски.
     - Вот он!
     И это действительно был он: призрачная тень меж двух водяных