овилось некое молчаливое взаимопонимание, как между двумя сообщниками, связанными прошлым и настоящим. Его характерный синалоанский выговор, манера одеваться, вести себя, носить свои обманчиво тяжелые девяносто с лишним килограммов, его вечные сапоги из кожи игуаны и его индейское лицо с густыми черными усами - уже достаточно долго прожив в Испании, Поте Гальвес выглядел так, словно только что вышел из какой-нибудь кульяканской таверны - значили для Тересы больше, чем она готова была признать. В действительности бывший наемный киллер Бэтмена Гуэмеса был последней ниточкой, связывавшей ее с родной землей. Общая ностальгия, не требующая аргументов. Воспоминания - хорошие и плохие.
     Что-то до боли родное, проскальзывающее в слове, жесте, взгляде. Тереса одалживала ему кассеты и компакт-диски с мексиканской музыкой - Хосе Альфредо, Чавела, Висенте, "Лос Туканес", "Лос Тигрес" и даже замечательные записи Лупиты Д'Алессио: "Я стану твой подругой, я стану тем, что захочешь, я стану тем, что попросишь", - и, проходя под окном комнаты, которую занимал Поте Гальвес в конце дома, всякий раз слышала эти песни. А иногда она сидела в салоне, читая или слушая музыку, и синалоанец задерживался на мгновение на почтительном расстоянии, в дверях или в коридоре, прислушиваясь или глядя на нее бесстрастным, пристальным взглядом, который у него равнялся улыбке. Они никогда не говорили о Кульякане, о событиях, заставивших пересечься их пути. О покойном Коте Фьерросе, уже давно ставшем частью фундамента коттеджа в Нуэва-Андалусия. Лишь однажды обменялись несколькими словами обо всем этом. В сочельник Тереса отпустила прислугу - горничную, кухарку, садовника и двух доверенных телохранителей-марокканцев, обычно стоявших на посту у дверей дома и в саду, - и, надев передник, сама приготовила чилорио , фаршированного краба, запеченного на решетке, и кукурузные тортильи и сказала киллеру: приглашаю тебя поужинать по-нашему, Крапчатый, в конце концов, Рождество - это Рождество, давай, иди скорее, а то остынет И они сидели в столовой с зажженными свечами в серебряных канделябрах - по одной на каждом углу стола, - с текилой, пивом и красным вином, молча, слушая музыку Тересы и другую, типично кульяканскую, крутую, которую Поте Гальвесу иногда присылали с родины. "Педро, Инее и их проклятый серый фургончик", "Травка", "Медальон на шее", "Баллада о Херардо", "Быстрая "Сессна", "Двадцать женщин в черном". "Они ведь знают - я из Синалоа, - тихонько подпевали они вместе, - не стоит мне бедою угрожать". А когда под конец Хосе Альфредо запел "Балладу о белом коне", любимую песню Поте Гальвеса, он слушал ее, опустив голову и время от
времени кивая, будто соглашаясь с певцом, она сказала: далеко же нас, черт возьми, занесло, Крапчатый; и он ответил: чистая правда, хозяйка, только уж лучше слишком далеко, чем слишком близко. Некоторое время он сидел задумчиво, глядя на свою тарелку, потом поднял глаза:
     - Вы никогда не думали вернуться, донья?
     Тереса посмотрела на него так пристально, что киллер неловко заерзал на стуле и отвел взгляд. Открыл было рот - может, чтобы извиниться, - но Тереса с легкой, словно откуда-то из дальнего далека, улыбкой пододвинула ему бокал вина.
     - Ты же знаешь, мы не можем вернуться, - сказала она.
     Поте Гальвес поскреб ногтями висок - Ну, однако, я-то нет, конечно. А у вас есть средства. У вас есть связи и деньги... Уж наверняка, захоти вы, устроили бы все наилучшим образом.
     - А что ты будешь делать, если я надумаю вернуться?
     Киллер снова уставился в свою тарелку, нахмурившись, будто такая мысль раньше не приходила ему в голову.
     - Ну, однако, не знаю, хозяйка, - не сразу произнес он. - Отсюда до Синалоа куда как далеко, а до возвращения мне, скажу я вам, еще дальше. Но вы...
     - Забудь об этом, - покачала головой Тереса, окутанная сигаретным дымом. - Мне совсем не хочется проводить остаток жизни, окопавшись в Чапультепеке и все время оглядываясь через плечо.
     - Это уж точно. Но жалко-то как, а? Ведь дома-то до чего хорошо...
     - Кто ж спорит..
     - Это все правительство, хозяйка Не будь правительства с политиками, да не будь еще этих гринго за Рио-Браво, ох, как бы там жилось... И даже не надо бы ничего, ну, вот ничегошеньки из всего этого, верно?..
     Прожили бы на одних помидорах.

***

     А еще были книги. Тереса продолжала читать - много, все больше. С течением времени крепло ее убеждение в том, что мир и жизнь легче понять через книгу. Теперь у нее было много книг, расставленных по размеру и сериям на дубовых полках, занимавших все стены библиотеки; она выходила на юг, в сад, в ней стояли очень удобные кожаные кресла, было хорошее освещение, и Тереса сидела там и читала вечерами или в холодные дни. В солнечные же дни она выходила в сад, устраивалась в одном из шезлонгов под навесом у бассейна - там была решетка-гриль, на которой по воскресеньям Поте Гальвес готовил сильно, как принято в Мексике, пережаренное мясо - и часами жадно поглощала страницу за страницей. Она всегда читала одновременно две-три книги - что-то историческое (ее зачаровывала история Мексики эпохи прибытия испанцев, Кортес и все связанное с этим), любовный роман или что-либо приключенческое, связанное с раскрытием тайн, плюс какую-нибудь из "трудных" книг: на них уходило немало времени, и не все ей удавалось понять до конца, однако, закончив читать такую книгу, она всегда испытывала ощущение, что в ней, где-то глубоко внутри, поселилось нечто новое, иное. Вот так она и читала - все вперемешку. Знаменитая книга, которую ей рекомендовали буквально все, "Сто лет одиночества", показалась скучноватой (ей больше нравился "Педро Парамо"), зато она получила большое удовольствие от детективов Агаты Кристи и историй о Шерлоке Холмсе и не меньшее от таких "трудных" книг, как, например, "Преступление и наказание", "Красное и черное" или "Будденброки" - истории молодой девушки из богатой семьи и самой этой семьи, жившей в Германии по меньшей мере век назад. Она прочла также старинную книгу, повествующую о Троянской войне и о странствиях воина Одиссея, и там ей попалась фраза, которая произвела на нее сильное впечатление: Для побежденных одно лишь спасенье - спасенья не ждать ниоткуда.
     Книги. Проходя мимо набитых книгами полок и прикасаясь к корешку "Графа Монте-Кристо", Тереса всякий раз думала о Пати О'Фаррелл. Как раз накануне вечером они говорили по телефону. Они разговаривали каждый день, хотя, бывало, по несколько дней не виделись. Как жизнь, Лейтенант, как дела, Мексиканка. К тому времени Пати уже отказывалась от какой бы то ни было деятельности, непосредственно связанной с бизнесом. Она только получала причитающиеся ей суммы и тратила их: кокаин, алкоголь, девочки, путешествия, одежда. Она уезжала в Париж или в Майами и проводила там время в свое удовольствие и в своем духе; делами она не интересовалась. Чего ради, говорила она, ведь ты управляешь всем как бог. Она по-прежнему попадала в неприятные истории, небольшие конфликты, которые легко улаживались с помощью ее знакомых, ее денег и вмешательства Тео. Проблема заключалась в том, что нос и здоровье у нее буквально разваливались на куски. Больше грамма кокаина в день, тахикардия, проблемы с зубами. Темные круги под глазами. Ей слышались странные шумы, она плохо спала, включала музыку и через несколько минут выключала ее, забиралась в ванну или в бассейн и тут же, охваченная тревогой, выскакивала обратно. Кроме того, она любила пустить пыль в глаза и была неосторожна. Болтлива.
     Она болтала слишком много и с кем угодно. А когда Тереса упрекала ее, тщательно выбирая слова, Пати отмахивалась, слов при этом особо не выбирая: мое здоровье, моя щель, моя жизнь и моя доля в деле - мои, говорила она; ведь я же не сую нос в твои шашни с Тео и в то, как ты распоряжаешься этими чертовыми финансами. Одним словом, надеяться было уже не на что, и Тересе никак не удавалось найти выход из своего внутреннего конфликта; ей не помогали даже всегда разумные советы Языкова, с которым она по-прежнему виделась время от времени. Это плохо кончится, сказал ей как-то раз человек из Солнцево. Да. Единственное, чего я тебе желаю, Теса, - не слишком запачкаться.
     Когда этот конец наступит. И еще: чтобы тебе не пришлось принимать решения.

***

     - Звонил сеньор Альхарафе, хозяйка. Говорит, дело уже сделано.
     - Спасибо, Крапчатый.
     Она прошла через сад; телохранитель следовал за ней на расстоянии. Делом, о котором шла речь, было получение очередного платежа от итальянцев: перевод должен был поступить на счет в банке на острове Гран-Кайман, а пятнадцать процентов - отмыться в одном из банков Цюриха. Значит, все в порядке. Еще одна хорошая новость. Воздушный мост продолжал регулярно действовать, бомбардировки тюками кокаина, прикрепленными к плотикам, с самолетов, летящих на малой высоте, - техническое новшество, введенное доктором Рамосом, - давали великолепные результаты, а новый маршрут, открытый совместно с колумбийцами через Гаити, Доминиканскую республику и Ямайку, оказался на удивление рентабельным. Заказы на кокаиновую основу для европейских подпольных лабораторий росли, и "Трансер Нага" благодаря Тео только что получила хороший канал для отмывания долларов через лотерею в Пуэрто-Рико. Интересно, сколько еще продлится эта полоса везения, подумала Тереса. Ее рабочие отношения с Тео были отличными, а те, другие, личные - у Тересы язык не повернулся бы назвать их взаимным чувством, - протекали в разумном русле.
     Она не принимала его в своем доме в Гуадальмине: они встречались обычно в гостиницах - почти всегда во время деловых поездок - или в старинном доме на улице Анча в Марбелье, который он заново отделал.
     Никто из них не вкладывал в эту игру больше необходимого. Тео был любезен, воспитан, хорош в постели.
     Они вместе несколько раз путешествовали по Испании, и также Франции и Италии - Париж показался Тересе скучным, Рим разочаровал, но зато совершенно очаровала Венеция, - однако оба сознавали, что их отношения развиваются в ограниченном, заранее размеченном пространстве. Тем не менее присутствие этого мужчины порождало особенные, насыщенные, яркие моменты, и они складывались для Тересы в нечто вроде мысленного альбома, подобно фотографиям, способным примирить ее с некоторыми вещами и сторонами собственной жизни. Наслаждение, к которому он тщательно и внимательно подводил Тересу.
     Закатный свет, льющийся сквозь ветви римских пиний и растекающийся по камням Колизея. Старинный замок на берегу очень широкой реки в зеленых берегах, носящей имя Луара, с маленьким ресторанчиком, где она впервые отведала "фуа-гра" и вино под названием "Шато Марго". И тот рассвет, когда Тереса подошла к окну и увидела Венецианский залив, похожий на пластину полированного серебра: она медленно накалялась багрянцем, - и заснеженные гондолы, покачивающиеся у белого причала напротив гостиницы. Черт побери. Потом Тео, обнаженный, как и она, подошел и обнял ее сзади, и они стояли вместе, любуясь пейзажем. Чтобы иметь возможность жить так, шепнул он ей на ухо, лучше не умирать. И Тереса рассмеялась. С Тео она часто смеялась - ее забавляли его взгляд на жизнь, его корректные шутки, его изящный юмор. Он был образован, начитан (рекомендовал и дарил ей книги, которые почти всегда ей очень нравились), много путешествовал, умел общаться с официантами, с портье дорогих отелей, политиками, банкирами. Порода и воспитание проглядывали в его манерах, в красивых движениях рук, в смуглом и худом профиле испанского орла. И в постели он нравился ей, потому что хорошо делал свое дело и обладал холодным умом. Однако временами он становился неловок и докучлив, иногда принимался говорить о своей жене и дочерях, о супружеских проблемах, одиночестве и тому подобных вещах. В таких случаях Тереса тут же переставала прислушиваться к его словам. Странно, до чего же бывает сильно в некоторых мужчинах стремление что-то установить, объяснить, определить, оправдаться, отчитаться в том, о чем его никто не спрашивает. Ни одной женщине это не нужно. Но вообще Тео хорошо соображал, что к чему. Никто из них ни разу не сказал другому "Я тебя люблю" - ни этих слов, ни других подобных. Тереса просто не могла этого сделать, а в Тео говорила его всегдашняя осторожность во всем, вплоть до мельчайших деталей. Они знали, как надо себя вести.
     Как сказали бы в Синалоа: свиньи, но не скоты.

Глава 14

Останутся лишние шляпы

     То, что удача приходит и уходит, - истинная правда.
     После хорошего периода год начался плохо, а к весне все стало еще хуже. Помимо невезения, были и другие проблемы. Самолет "Скаймастер 337", совершая ночной рейс с двумя сотнями килограммов кокаина на борту, разбился неподалеку от Табернаса; летчик, поляк Карасек, погиб. Происшествие насторожило испанские власти, и они усилили воздушное наблюдение.
     Вскоре внутренние разборки между марокканскими контрабандистами, армией и Королевской жандармерией осложнили отношения с людьми из Эр-Рифа. Несколько надувных лодок было захвачено при неясных обстоятельствах по обе стороны Гибралтарского пролива, и Тересе пришлось отправиться в Марокко, чтобы как-то нормализовать ситуацию. Полковник Абделькадер Чаиб после смерти старого короля Хассана II утратил былое влияние, а для того, чтобы наладить надежное сотрудничество с новыми сильными людьми от гашиша, потребовалось определенное время и много денег. В Испании усилилось давление судебных инстанций, подстрекаемых прессой и общественностью; несколько легендарных галисийских amos da farina потерпели крах, и даже у мощного клана Корбейра возникли проблемы. А в начале весны одна из операций "Трансер Нага" закончилась неожиданным провалом: в открытом море на полпути между Азорскими островами и мысом Сан-Висенте торговое судно "Аурелио Кармона" взяли на абордаж таможенники. В трюмах обнаружили бобины промышленного льна в металлических оболочках, выложенных изнутри алюминиевыми и свинцовыми пластинами, чтобы ни рентгеновские, ни лазерные лучи не обнаружили внутри кокаин - общим весом пять тонн. Не может быть, сказала Тереса, узнав об этом. Во-первых, у них не могло быть этой информации. Во-вторых, мы уже которую неделю следим за этим чертовым "Петрелем" (так называлось абордажное судно таможенников), а он никуда не отлучался с места стоянки. Для этого у нас есть там человек, и мы ему платим. И тогда доктор Рамос, покуривая свою трубочку так спокойно, словно он потерял не пять тонн, а жестянку с табаком, ответил: потому "Петрель" и не выходил из порта, шеф. Они оставили его спокойно стоять у стенки, чтобы усыпить наше внимание, а сами потихоньку вышли в море со своим абордажным снаряжением и "Зодиаками" на буксире, который предоставил торговый флот. Этим парням известно, что у нас есть крот в таможенной службе наблюдения, вот они и отплатили нам той же монетой.
     Тересу встревожил случай с "Аурелио Кармоной".
     Не из-за потери груза: колонки потерь выстраивались рядом с колонками прибылей и считались плановыми расходами. Было очевидно, что кто-то донес, и таможенники владеют полезной для себя информацией.
     Нам здорово влупили, призналась себе Тереса. Потенциальными доносчиками, насколько она себе представляла, могли быть либо галисийцы, либо колумбийцы, либо ее собственные люди. Соперничество с кланом Корбейра продолжалось, хоть и без зрелищных стычек - они просто аккуратно ставили друг другу подножки и придерживались выжидательной тактики: давай, мол, действуй, а я подожду; я не буду делать ничего, чтобы тебя подставить, но уж если оступишься, то прости-прощай. Информация могла просочиться от них - начиная с общих поставщиков. Если же это колумбийцы, тут мало что можно предпринять - разве только сообщить им о случившемся, чтобы они сами навели порядок в своих рядах. И третий, последний вариант: утечка имела место в самой "Трансер Нага". Во избежание дальнейших неприятностей следовало принять новые меры предосторожности: ограничить доступ к важной информации и подбросить ложную, отслеживая движение которой, можно будет понять, откуда исходит опасность. Как говорят в Испании, узнать птицу по ее дерьму.

***

     - Ты подумала на Патрисию? - спросил Тео.
     - Придержи язык, парень. Не пори чепухи.
     Этот разговор происходил в "Ла-Альморайме" - бывшем монастыре в двух шагах от Альхесираса. Живописно расположенный среди густых рощ пробкового дуба, он уже давно превратился в небольшую гостиницу с рестораном, который специализировался на блюдах из дичи. Время от времени Тереса и Тео приезжали сюда на пару дней, занимали по-деревенски простую и строго обставленную комнату, окнами выходящую на старинную обитель. Сейчас, поужинав запеченной оленьей ногой и грушами в красном вине, они курили, попивая коньяк и текилу. Ночь была теплой и приятной для этого времени года, и через распахнутое окно слышалось пение сверчков и журчание старого фонтана.
     - Я же не говорю, что она сливает кому-то информацию, - возразил Тео. - Я говорю только, что она стала не в меру болтливой. И неосторожной. Плюс к тому - общается с людьми, которых мы не контролируем.
     Тереса посмотрела в окна, лунный свет сочится сквозь виноградные листья, беленые стены, тронутые временем каменные арки. Еще одно место, напоминающее Мексику.
     - От всего этого до захвата купца путь долгий, - сказала она. - А кроме того, кому она может об этом рассказать?
     Тео некоторое время внимательно смотрел на Тересу.
     - А никого особенного и не требуется, - произнес он наконец. - Ты же видела, как она ведет себя в последнее время: какие-то бредни, бессмысленные фантазии, параноидальные заносы, капризы. И все время болтает. Словечко тут, словечко там - вполне достаточно, чтобы кто-нибудь сделал определенные выводы. У нас сейчас черная полоса-закон наступает на пятки, люди подводят. Даже Томас Пестанья начал держать дистанцию - так, на всякий случай. А этот старый лис чует беду за милю, как ревматик приближение дождя.
     Пока еще нам кое-как удается заставлять его плясать под свою дудку, но если пойдут скандалы, а на него станут чересчур давить, в конце концов он сбежит, как крыса с тонущего корабля.
     - Он выдержит. Мы слишком много о нем знаем.
     - Знать не всегда бывает достаточно, - покачал головой Тео. - В лучшем случае это может нейтрализовать его, но продолжать вряд ли заставит... У него полно собственных проблем. Если на него слишком навалятся, он может испугаться. А всех полицейских и всех судей купить невозможно. - Он пристально взглянул на нее. - Даже мы этого не можем.
     - Так что же, по-твоему, я должна взять Пати за холку и трясти, пока не расскажет, что и кому она говорила, а что нет?
     - Нет. Я только советую тебе держать ее в стороне.
     Она имеет то, что хочет, а нам совершенно ни к чему, чтобы она по-прежнему была в курсе всех дел.
     - Это не правда.
     - Ну, почти всех. Она шатается по офису, как по собственной квартире. - Тео многозначительно постучал указательным пальцем по кончику носа. - Теряет контроль над собой. Уже давно. И ты тоже... Я имею в виду - контроль над ней.
     Его тон, подумала Тереса. Не нравится мне его тон.
     Мой контроль - мое дело.
     - Она по-прежнему мой компаньон, - жестко ответила она. - И твоя хозяйка.
     По губам адвоката скользнула усмешка; он посмотрел на Тересу так, словно пытался понять, всерьез ли она сказала это, но промолчал. Любопытные у вас отношения, заметил он однажды Странные Отношения, замешанные на дружбе, которой больше нет. Если ты обязана ей чем-то, ты уже с лихвой расплатилась. Что же касается ее...
     - Она по-прежнему влюблена в тебя, - в конце концов произнес Тео после затянувшегося молчания, тихонько покачивая коньяк в огромном бокале. - Вся проблема в этом.
     Он проговорил эти слова тихо, медленно, чуть отделял одно от другого. Не смей, подумала Тереса. Не смей лезть в это. Только не ты.
     - Странно, что это говоришь ты, - ответила она. - Ведь это она познакомила нас. Она привела тебя в дело.
     Тео сжал губы, отвел глаза, потом снова устремил их на Те