не будучи услышанной рыцарями, ее голос был тихий и немного дрожал.
     - Да благословит вас Бог,- сказала она с жаром.- Да благословит вас Бог и сохранит, так как вы мне дороже всего света, и это так же верно, как то, что я жива.
     Жильберт понял силу ее любви, как никогда еще не понимал, и однако ее прикосновение не обладало более тем беззаконным могуществом, которое волновало его, и тень его матери не светилась более в ее глазах. Он поднял свою склоненную голову. Здесь у подножия рождественского алтаря в святую ночь она попробовала довершить жертву собой и своей любовью. Жильберт ответил ей очень серьезно.
     - Государыня, я буду стремиться от всего сердца исполнить вашу волю, даже до смерти.
     С этой минуты он сдержал свое слово. Он встал, снова преклонил перед ней колено, устремив свой взгляд в печальные глаза королевы, и удалился, чтобы дать место другим рыцарям, в то время как возгласы продолжали разноситься среди холодной ночи. Он направился к своей палатке. Дунстан зажег новый факел и ожидал его. Но вокруг него собрались бароны и пожимали один за другим его руки, приглашая его на другой день на свой праздник. Никто его не ревновал, как это было, когда он спас жизнь королевы в Никее, теперь все чувствовали, что он не был куртизаном, и что его единственной заботой было спасение армии и ее чести.
     Тем временем пришел сэр Арнольд Курбойль и приблизился, прочищая себе дорогу среди рыцарей, окружавших молодого человека. Когда он был перед ним, то также протянул ему руку.
     - Жильберт Вард,- спросил он,- узнаете ли вы меня?
     - Да, я узнал вас, сударь,- ответил молодой рыцарь ясным голосом, чтобы все могли слышать.- Но я не хочу брать вашей руки.
     Наступило молчание, и рыцари переглядывались между собой, ничего не понимая, в то время как Дунстан поднял свой факел, так что свет упал вполне на лицо Арнольда.
     - Тогда возьмите мою перчатку! - воскликнул он.
     Он снял шелковую перчатку и легко бросил ее в лицо Жильберту. Но Дунстан живо поймал ее в воздухе, и факел слегка задрожал в его правой руке. Жильберт был бледнее своего врага, но он сдержал свой гнев, не схватился за рукоятку меча, а сложил руки под плащом из боязни, что они выскользнут против его воли.
     - Сударь,- сказал он.- Я не хочу с вами драться в данный момент, хотя вы изменнически убили моего отца, похитили у меня мое родовое право; я не хочу с вами драться теперь, так как взял крест и хочу сохранить обет креста, что будет, то будет.
     - Трус! - воскликнул сэр Арнольд Курбойль презрительным тоном, желая уйти. Жильберт подошел к нему, схватил за руки и спокойно удержал его, не причиняя ему боли, но так, что он был парализован в своих движениях и обязан выслушать, что ему скажут.
     - Вы называете меня трусом, сэр Арнольд Курбойль. Как мне вас бояться, если я могу вас сдавить своими руками до смерти? Но я вас отпущу, и эти добрые люди рассудят, трус ли я, так как не хочу с вами драться до тех пор, пока не исполню обета.
     - Хорошо сказано! - воскликнул старый граф Бурбонский.
     - Хорошо сказано и хорошо сделано! - воскликнули многие другие.
     А граф Савойский, из благородной линии которого никто не знал страха и не должен был никогда его знать, обратился к своему младшему брату Монферрату.
     - Я никогда не видел человека более храброго, чем этот английский рыцарь, ни человека более прямого и мягкого; у него лицо предводителя людей.
     Жильберт разжал свои руки, сэр Арнольд бросил бешеный взгляд направо и налево и вышел из толпы. Все дали ему дорогу, чтобы не прикасаться к нему. Некоторые подошли к Жильберту и расспросили его о чужестранном рыцаре.
     - Господа,- ответил он,- это сэр Арнольд Курбойль, мой отчим. Когда он убил моего отца, то женился на матери и украл у меня земли. Я дрался с ним, когда был еще ребенком, и он оставил меня умирать в лесу. Я думаю, что он приехал из Англии с целью найти случай отделаться от меня; но если я буду жив, я верну свое наследство. Теперь, если, по вашему мнению, я правильно действовал относительно него, я распрощаюсь с вами. Благодарю за вашу любезность и за ваше доброе отношение ко мне.
     Он пожелал доброй ночи и удалился, оставив их в убеждении, что он хорошо сделал, но что на его месте у них, может быть, не хватило бы столько сдержанности и терпения. Они не знали, чего ему стоило это терпение, тем не менее смутно чувствовали, что он храбрее их.
     Жильберт был очень утомлен; он более двух месяцев не ложился на постель в палатке, но он не мог заснуть, беспокоясь о том, что отец Беатрисы может ее потребовать у королевы и увести из Эфеса морем; это - дорога, по которой он должен был следовать из Англии.
     На заре Дунстан, греясь перед огнем, рассказал Альрику, что произошло ночью. Глупое лицо саксонца не изменялось, но он сделался задумчив и хранил молчание некоторое время, вспоминая, как много лет тому назад леди Года приказала его побить за то, что он не держал, как следует лошадь сэра Арнольда.
     Вскоре нормандская служанка Беатрисы, закутанная в коричневый плащ с капюшоном, который на половину покрывал ее лицо, приблизилась к обоим мужчинам. Она сказала им, что ее хозяйка знает о прибытии сэра Арнольда и просит сэра Жильберта в его интересе прийти к реке в полдень, когда все будут обедать в лагере, и что она постарается встретить его там.

VIII

     Жильберт пришел к реке рано и долго ожидал; он сел на большой камень, чтобы погреться на солнце, так как воздух был свежий, и дул северный ветер. Наконец он заметил двух закутанных женщин, которые шли по берегу реки. Одна из них, маленького роста, прихрамывала и опиралась на руку спутницы, и пока они шли, ветер раздувал их плащи. Когда он увидел, что Беатриса хромала, и знал, что она еще не поправилась после своего падения, он подумал, что она могла быть убитой, и почувствовал, как его сердце замерло. Он взял ее очень нежно за руку, так как она казалась ему такой хрупкой и болезненной, что он почти боялся ее трогать, но все-таки он не хотел покинуть ее пальцев так же, как и она не думала отнимать своих. Служанка спустилась к самой воде в некотором расстоянии, они же сели на большой камень, рука в руку, как двое детей с любовью смотрят друг на друга. Внезапно лицо молодой девушки просветлело, как от счастливой мысли; ее глаза смеялись, а голос был так весел, как щебетание птички при восходе солнца.
     Жильберт давно ее не видал. Для такого человека все женщины, особенно избранница его сердца, становятся идеальными существами, настолько далекими от материальных идей, чтобы иметь реальное осуществление, и настолько возвышенными, что делаются духовными существами. Даже в тот век рыцарь делал из своей дамы божество, а из своей преданности к ней - религию, так что обыкновенный смысл любви исчезал в аскетическом стремлении искать душевное спасение во всем, особенно в презрении к земным наслаждениям. Некоторые женщины, в роде Анны Ош, свободно предавались подобному культу. Между Беатрисой и Жильбертом существовали другие чувства.
     - Я горжусь вами! - воскликнула она.- Я так рада видеть вас.
     - Гордиться мной? - спросил он, грустно улыбаясь.- Я не могу этого сказать о себе. Благодаря моей ошибке вы могли умереть в Никее.
     - Но я жива,- ответила она весело,- и благодаря вам, хотя не могу еще хорошо ходить.
     - Я должен был бы пропустить королеву и думать только о вас.
     Он находил горькое удовлетворение сказать громко то, что так долго скрывал в своем сердце, и все это исповедать Беатрисе. Но она отказалась слушать его.
     - Это было бы не по-рыцарски и даже не честно,- сказала она.- Я не хотела, чтобы вы действовали так, потому что вас порицали бы все рыцари. И тогда я не услышала бы никогда того, что я слышала вчера и сегодня ночью - лучшие слова, какие только достигали моих ушей. Возгласы великой армии, благословляющей человека за храброе действие и благородное поведение.
     - Я ничего не сделал, или так мало,- ответил Жильберт, упорно унижая себя в глазах молодой девушки.
     Но она улыбалась и живо положила свою затянутую в перчатку руку на его губы.
     - Я не хотела бы, чтобы кто-нибудь другой насмехался над вами, как я это делаю! - воскликнула она.
     Он взглянул на нее, и отпечаток серьезной меланхолии, которая сделалась его природным выражением, немного смягчился.
     - Я часто думал о вас и спрашивал себя, похвалите ли вы меня,- сказал он.
     - Вот что! - сказала она со смехом.- А теперь, потому что я горжусь вами, вы отговариваетесь, что ничего не сделали. Это - плохая похвала моему хорошему мнению и моему суждению.
     Он тоже рассмеялся. С начала мира женщины так возражали храбрым мужчинам, слишком скромным в отношении к себе; и с тех пор, как первая женщина нашла эту увертку, она никогда не упускала случая польстить тщеславию мужчины. Эта игра стара, как свет. Но любви не надо новостей, так как она сама всегда молода, и ночные звезды не менее прекрасны в наших глазах, потому что мужчины знают ?нежное? влияние ?Плеяды? во времена Иова. Запах скошенного сена не менее нежен, потому что все мужчины любят его. Древность превосходна даже в любви, которая всегда молода.
     - Говорите, что хотите,- ответил тотчас же Жильберт.- Мы - вместе, и мне этого довольно.
     - В самом деле, остальное не важно,- сказала Беатриса.- Не будем более думать, что я два месяца вас не видела и что была больна, или, по крайней мере, наполовину калека. Пусть все будет забыто!
     Он посмотрел на нее, ничего не понимая, потому что, пока она говорила, ее брови были несколько приподняты с выражением наполовину грустным, наполовину смеющимся.
     - Я хотел бы видеть вас чаще,- сказал Жильберт. Легкий смех, как щебетание птички, раздосадовал Жильберта.
     - Поистине я говорю искренно,- заметил он.
     - А когда вы серьезны, вы делаете тяжелые дела,- заметила Беатриса.
     И внезапно грусть потушила ее веселость. Она прибавила печальным тоном:
     - О Жильберт, я хотела бы возвратиться в Англию и снова увидеть нас, какими мы были.
     - Я - тоже.
     - О, нет! Вы говорите это, чтобы сделать мне удовольствие, но вы сами ошибаетесь, вы об этом не думаете. Вы теперь великий человек. Вы теперь - сэр Жильберт Вард, проводник Аквитании. Вы, вы один проводили армию, и вся честь будет вам. Разве вы захотите вернуться к старым временам, когда мы были маленькими мальчиком и девочкой? Разве вы этого захотели бы, если бы могли?
     - Я хотел бы этого, если бы мог.
     Он говорил это серьезным тоном, и она поняла, что не все его мысли посвящены ей. В течение нескольких минут она сидела, молча и опустив глаза, дергая пальцы своей перчатки и вздыхая; затем, не поднимая глаз, она сказала своим нежным голосом:
     - Жильберт, что мы друг для друга? Брат и сестра?
     Он вздрогнул снова, сбившись с пути, и вообразил, что она поставила между ними церковные законы, которые, как он теперь знал, не есть неизменные препятствия.
     - Вы мне такая же сестра, как ваша служанка,- ответил с большим жаром Жильберт, как никогда еще не говорил.
     - Я не то хотела сказать вам,- ответила она печальным тоном.
     - Тогда я не понимаю.
     - Если вы не понимаете, как могу я объяснить вам, что я думаю?
     Она бросила на него взгляд и отвернула тотчас голову, так как покраснела от своей смелости.
     - А, вы хотите сказать, что я люблю вас, как можно любить сестру? - спросил Жильберт с откровенностью вполне честного человека, который не умеет прибегать к околичностям. Молодая девушка еще более покраснела и ответила ?да? медленным кивком головы, не поднимая глаз.
     - Беатриса?
     - Что?
     Она не хотела повернуться к нему.
     - Что я сделал такого, что вы можете говорить такие вещи?
     - Вот что,- ответила она тоном сожаления.- Вы исполнили великие дела, но не ради меня.
     - Не говорил ли я, что думал о вас ежедневно, надеясь дождаться похвалы моим действиям?
     - Да, но вы могли сделать что-нибудь большее, чем это. Это большая разница,- ответила она.
     - Что?
     Он наклонился к ней с беспокойным видом, дожидаясь ответа.
     - Вы могли попробовать увидеть меня.
     - Но я никогда не был в лагере. Я был всегда на один день расстояния во главе армии,- возразил Жильберт.
     - Не всегда же вы сражались. Бывали дни и ночи, когда вы могли вернуться. Я встретила бы вас где-нибудь. Я целыми часами скакала на лошади, чтобы увидеть вас. Но вы никогда не пытались видеть меня Наконец, я сама прислала за вами, чтобы с вами поговорить, и вы не совсем довольны быть со мною здесь.
     - Я не думал, что имел право покинуть мою службу и возвратиться даже ради вас.
     - Вы не могли бы сдержать себя, если бы имели сильное желание быть со мной.
     Жильберт долго на нее смотрел, и черты его лица сделались суровы, потому что он был оскорблен.
     - Действительно ли вы думаете, что я вас не люблю? - спросил он холодно и слегка сдержанно.
     - Вы никогда мне этого не говорили,- ответила она.- Вы сделали слишком мало, чтобы заставить меня поверять этому со времени нашего общего детства. Вы никогда не попробовали меня увидеть, когда вам это ничего не стоило. Вы не довольны и теперь, что находитесь здесь.
     Она старалась говорить тоже холодным тоном, но невольно дрожала.
     Жильберт был очень удивлен и захвачен врасплох; он медленно повторял:
     - Я никогда вам не говорил этого? Никогда я не заставлял вас верить этому? О Беатриса!..
     Он вспомнил проведенные им бессонные ночи, обвиняя себя, что допустил вмешаться мысли о королеве между ним и молодой девушкой, которая не знала о его любви... о часах без отдыха, когда он печально обвинял себя, о жестоких мучениях. Как она могла все это знать?
     Теперь она была серьезна, хотя начала разговор; почти смеясь. Но если сердце Жильберта не изменилось, он далеко был унесен от нее деятельностью своей жизни, принужден скрывать все свои личные чувства и жить один или с чужими. Правда, что с виду он казался едва счастлив видеть ее, и все выражение счастья исчезло из голоса Беатрисы, как только они обменялись первыми словами.
     Он чувствовал себя в дурном настроении и ясно понял, что совершил какую-то большую ошибку, которую трудно будет исправить. Она же, со своей стороны, вспоминала, с какой смелостью тогда боролась с королевой за свою любовь, тогда как теперь почти не чувствовала любви.
     Жильберт, стремившийся всегда встретиться лицом к лицу с опасностью, чувствовал себя в отчаянии и отказывался найти средство для выхода из затруднения. Та, которую он любил, ускользала от него, и хотя он любил ее по-своему, но действительно был привязан к ней всем сердцем и не хотел ее терять. Не раздумывая, он внезапно схватил ее в свои объятия; ее лицо было совеем близко от него, его глаза возле ее глаз, их дыхание смешивалось. Она не боялась, но ее веки опустились, и она сделалась совсем белая. Он покрыл поцелуями ее бледный рот, ее темные веки и вьющиеся волосы.
     - Если я вас убью, вы будете знать, что я вас люблю,- сказал он.
     И он обнял ее еще сильнее, и он стал ее так крепко целовать, что ей стало больно, но отрадно.
     Она продолжала лежать в его объятиях очень спокойно, затем медленно подняла голову; их глаза встретились, и вдруг как будто между ними упала завеса. Тогда он снова ее обнял, поцелуи его были тихие и нежные.
     - Я вас почти потерял,- шепнул он ей на ухо.
     Нормандская служанка сидела неподвижно на берегу реки, ожидая, что ее позовут. Через некоторое время они принялись разговаривать, их голоса раздавались в унисон, как их сердца. Жильберт рассказал, что произошло ночью, но Беатриса уже знала о приезде ее отца.
     - Он приехал за мной, Жильберт, и я уже разговаривала с ним. Случилась ужасная вещь... Говорил он вам?
     - Он мне ничего не сказал, исключая, что я трус.
     И он презрительно засмеялся.
     - Я думаю, что он наполовину обезумел от горя.
     Она остановилась и положила свою руку на руку Жильберта.
     - Его жена умерла, ваша мать умерла вместе с ребенком, которого она ему подарила.
     Глаза Жильберта затуманились, и она в его объятиях почувствовала, как рука молодого человека дрогнула, а вены надулись.
     - Расскажите,- просил он Беатрису,- расскажите мне все.
     - Она сгорела,- продолжала молодая девушка голосом, полным ужаса.- Она заставляла моего отца притеснять своих слуг, пока они не взбунтовались; тогда она приказала повесить предводителя, который их защищал. Все владельцы и рабы поднялись против нее и сожгли замок, и ваша мать с ребенком умерли там. Мой отец избежал этого. Теперь я снова - его единственная дочь, и он хочет меня опять взять к себе.
     Жильберт опустил голову на грудь. Сначала он ничего не говорил, потому что видел лицо своей матери, но не таким, каким оно было в минуту разлуки, а тем, какое он любил, не зная, чем она была. Несмотря на то, что с тех пор произошло, он видел ее, какой она была для него в детстве, и он питал к ней сострадание. Он чувствовал, что рука Беатрисы пожимает с симпатией его руку, и вернулся к ужасной истине.
     - Я предпочитаю видеть ее мертвой,- сказал он с горечью, подымая голову.- Не будем более говорить о ней. Она была моя мать.
     Долго он сидел, устремив глаза на реку; им овладела мысль об его одиночестве. Но нежный голос прервал его размышлении, и слова Беатрисы ответили на его мысль.
     - Мы не одни, вы и я,- ответила она. И две маленькие ручки робко обхватили его шею, затем любящее симпатичное лицо поднялось к его лицу.- Не дайте меня увезти,- умоляла она.
     Рука Жильберта прижала голову Беатрисы к своей груди, и он еще раз поцеловал ее волосы.
     - Он не возьмет вас,- сказал молодой человек,- никто не удалит вас от меня; никто не встанет между вами и мной.
     Глаза Беатрисы, казалось, черпали из его глаз радость произносимых им слов.
     - Обещайте мне,- сказала она, хорошо зная, что он пообещает ей вселенную.
     - Обещаю вам от всего сердца.
     - Клянетесь вашей рыцарской честью?
     Она улыбнулась на свою настойчивость.
     - Моею честью и словом.
     - Равно и словом любви?
     Она засмеялась почти совсем счастливая.
     - Безусловной правдой истинной любви,- ответил он.
     - Тогда я в безопасности,- сказала она, пряча свое лицо в его плаще.- Я довольна, что пришла, и очень рада за свою смелость послать за вами, так как это - лучший день в моей жизни. Так вы не будете ждать, Жильберт, чтобы я за вами прислала и в другой раз? Вы попробуете меня видеть... по своему желанию?
     Она снова встревожилась. В его глазах показалось выражение опасения и печали.
     - Я попробую, да, конечно, я это сделаю,- сказал он с жаром.
     - Каждый раз, как попытаетесь, вы будете иметь успех,- ответила она, еще теснее прижимаясь к нему.- Теперь, когда все известно, я хотела бы иметь возможность закрыть глаза и отдыхать так всегда.
     - Отдыхайте, моя дорогая, отдыхайте!
     Прошло мгновение, и в тихом воздухе раздался отдаленный звук трубы. Инстинкт солдата заставил вздрогнуть Жильберта, который прислушивался, удерживая дыхание, но все еще прижимая к себе молодую девушку.
     - Что это такое? - спросила она, немного пугаясь.
     - Это ничего,- сказал он,- это рождественский банкет, и, может быть, король пьет за здоровье королевы, а она за его.
     - А, может быть, в душе она пьет...- но Беатриса остановилась и принялась смеяться. ?Я ему этого не скажу! Зачем мне интересоваться этим?? -решила она мысленно.
     Она думала, что если королева втайне пила за чье-нибудь здоровье, то это могло быть лишь за здоровье проводника Аквитании, и она еще крепче прижалась к нему.

IX

     Целый месяц армия стояла в лагере, вблизи приятной реки Меандры, и ежедневно в полдень Жильберт и Беатриса имели свидание все на том же месте. Она более не видела своего отца и думала, что он уехал. Королева знала, что влюбленные видятся, но не препятствовала этому, хотя жестоко страдала от их счастья. Некоторые историки написали много скверных вещей об Элеоноре, так как это была властная и высокомерная женщина, не верившая ни в Бог