нать. Я пришел от ее высочества герцогини Гасконской.
     - Герцогини Гасконской? - спросил Жильберт, который не привык к титулам.
     Рыцарь выпрямился, как будто встал на цыпочки, а его рука поднялась с эфеса меча широким жестом к усам.
     - От герцогини Гасконской, сударь,- повторил он.- Некоторые лица называют так ее величество королеву Франции, конечно, не намереваясь ее оскорбить.
     Жильберт невольно улыбнулся, но глаза гасконца сразу загорелись.
     - Вы надо мной насмехаетесь? - спросил он, кладя руку на меч и немного выдвигая правую ногу, как будто он намеревался стрелять.
     -- Нет, сударь,- сказал Жильберт,- простите, что я улыбнулся, любуясь вашей гасконской преданностью.
     Гасконец сразу усмирился и тоже улыбнулся несколько раз, сделав движение своей длинной рукой.
     - Я пришел от герцогини Гасконской,- сказал он, настаивая на этом титуле,- чтобы выразить вам ее королевскую благодарность за услугу, оказанную вами на днях. Ее величество очень занята советом, иначе она прислала бы меня ранее.
     - Я почтительно тронут ее посольством,- ответил несколько холодно Жильберт,- и прошу вас, сударь принять мою благодарность за труд, взятый на себя.
     - Сударь, я вполне в вашем распоряжении,- возразил рыцарь, все еще держа руку у сердца.- Но вместе со словами герцогиня посылает вам чрез меня более вещественное доказательство ее благодарности.
     Он повернулся и взял из рук сопровождавшего его солдата тяжелый кожаный мешок, который предложил Гильберту. Когда он приблизился к молодому человеку, тот отступил на шаг. Ему предложили денег за поступок, который мог стоить жизни Беатрисы!.. Он чувствовал, что с ним делается дурно, как будто это была цена крови, полученная Иудой. Его лицо страшно побледнело, несмотря на загар, и он нервно сложил руки.
     - Нет,- сказал он,- прошу вас! Не надо денег, достаточно благодарности.
     Рыцарь посмотрел на него сначала с удивлением, предполагая, что он только будет отказываться из церемонии.
     - Поистине,- ответил он.- Я по приказанию герцогини подношу этот подарок, как выражение ее благодарности.
     - А я умоляю вас вашим рыцарством поблагодарить ее величество с возможным почтением за то, чего я не могу принять,- произнес Жильберт суровым голосом.- Она не моя государыня, сударь, чтобы я считал ее моей поддержкой в этой войне. Богу угодно было, чтобы я спас жизнь даме, но я не возьму ее золота. Я не намерен быть неучтивым ни относительно ее величества, ни относительно вас.
     При виде, что он говорит серьезно, выражение гасконца изменилось, и веселая улыбка осветила его бледное лицо, так как он встретил человека по сердцу. Он отбросил в сторону солдата тяжелый мешок, который со звоном упал на пол, прежде чем солдат подхватил его. Затем, обернувшись к Жильберту, он протянул ему руку с меньшей церемонией и дружелюбнее, чем прежде.
     - Имей вы немного акцента, и это можно было бы принять за гасконца.
     Жильберт улыбнувшись пожал ему руку, так как очевидно было, что рыцарь намерен сказать ему самую лестную любезность.
     - Сударь,- ответил англичанин,- я вижу, что мы с вами одного мнения относительно этого вопроса. Прошу вас устроить, чтобы королева не обиделась ответом, кото-рый вы передадите ей от моего имени. Я полагаюсь на вашу учтивость и ловкость относительно выбора слов, какие вы найдете лучшими, так как я беден на комплименты.
     - Герцогиня Гасконская будет лучшего о вас мнения, сударь, когда выслушает меня,- сказал гасконец.
     После этого он сделал широкий жест и поклон, на которые Жильберт отвечал с серьезным видом, и распростившись направился к двери. Но затем внезапно, забыв свои приемы и повинуясь сердечному влечению, он обернулся и возвратился еще раз пожать руку Жильберта.
     - Если бы вы имели наш выговор...- сказал он.
     Его нервная фигура исчезла через секунду, и Жильберт остался один. Он спрашивал себя, не намерена ли была королева его оскорбить, однако он не мог этому поверить. Вскоре он вспомнил все случившееся, и ему пришло в голову, не стало ли ей стыдно, что она выказала в минуту опасности свое сердечное чувство, и теперь с целью прикрыть его, она хотела ему доказать свой взгляд на него, как на честного человека, которого она должна была вознаградить материально.
     Странная вещь, эта мысль ему настолько же понравилась, как рассердило предложение золота. Было бы лучше, раздумывал он, чтобы королева действовала так и помогла бы ему считать ее существом из другой сферы. После этого, думал он, будет невозможно и вне вопроса, чтобы ее взгляд или жест могли заставить его испытать дрожь, которая пробегала бы с головы до ног, как огненная река. Рука, протянувшаяся, чтобы заплатить за собственную жизнь деньгами, должна быть так же холодна и нечувствительна, как камень.
     Он понурил голову и протянул свои длинные руки, как будто очнувшись от долгого сновидения. Движения причиняли ему страдания, и он чувствовал боль во всех членах. Но эта боль доставляла ему удовольствие, так как согласовалась со странным состоянием его сердца, и он повторил движение еще раз, чтобы сильнее чувствовать физические страдания.

V

     Рыцарь, называвшийся Гастоном де Кастиньяком, верно исполнил поручение Жильберта, прибегнув к витиеватым выражениям, каких англичанин наверно не нашел бы, чтобы выразить безусловный отказ самым лестным образом. Королева приказала ему возвратить мешок с золотом казначею, не снимая свинцовой печати. Когда Элеонора осталась одна, так как дамы собрались во внешней части палатки, то долго сидела неподвижно не изменяя положения, склонив голову и спрятав лицо в свои белые руки.
     Случилось так, как думал Жильберт. Поддаваясь тому же великодушному движению, которое побудило ее просить прощения у Беатрисы, она исполнила самое трудное для нее в дикой надежде, что оскорбляя человека, который внушил ей такое сильное чувство, она оттолкнет его навсегда. Прими он эти деньги, Элеонора наверно презирала бы его, а презрение должно убить любовь; но так как он отказал ей, то, должно быть, рассердился на нее, а поэтому или покинет армию, чтобы присоединиться к немцам во время окончания похода, или, по крайней мере, будет ее избегать. Теперь, когда дело сделано, и он презрительно отнесся к деньгам, а это Элеонора поняла вопреки витиеватой речи своего рыцаря, она почувствовала стыд, что обращалась с бедным рыцарем, как со слугой. Она стала тревожиться уверенностью, что он должен считать ее неблагодарной, и захотела его видеть. Однако заботясь о Беатрисе и собственной чести, она не послала за ним, но позвала одну из своих горничных и послала ее отыскать Анну Ош, которая была знаменосицей в дамском отряде и остановила свою лошадь, не падая с нее. Королева вполне доверяла благоразумию Анны, мужественные мысли которой соединялись с женскою нежностью.
     - Я послала за вами, чтобы задать вам вопрос,- сказала королева,- или, по крайней мере, чтобы спросить вашего совета.
     Анна Ош поклонилась, и когда Элеонора указала на складной стул возле себя, она села и стала ожидать, устремив неопределенно глаза на одну из перегородок палатки.
     - Вы видели этого молодого англичанина, остановившего лошадь,- начала она.- Я хочу его вознаградить и послала ему пятьсот золотых, от которых он отказался.
     Черные глаза быстро взглянули на лицо королевы, а затем снова отвернулись, ни одна черта лица Анны не шевельнулась. Последовало молчание, так как она не отвечала.
     - Что же мне теперь делать? - спросила Элеонора после длинной паузы.
     - Государыня,- ответила, задумчиво улыбаясь, смуглая дама,- я думаю, что, если вы прежде всего предложили ему золото, то теперь, хотя ему предложили бы королевство, он откажется, так как это благородный человек.
     - Вы знаете его? - спросила почти желчно королева, и ее глаза сделались жестоки.
     - Я его видела много раз,- ответила Анна,- но не разговаривала с ним. Мы говорили о нем с дамами, потому что он не походит на других рыцарей, живет один в лагере и часто во время похода едет верхом отдельно от других. Говорят, что этот англичанин беден, но наверно он честен.
     - Что говорит о нем Беатриса Курбойль? - спросила Элеонора все еще желчным тоном.
     - Беатриса? - заметила Анна.- Бедная молодая девушка моя приятельница! Я никогда не слышала, чтобы она говорила об этом дворянине!
     - Неправда ли, она очень молчаливая? - спросила Элеонора.
     - О, нет! - возразила Анна.- Иногда она бывала печальна и рассказывала мне, как ее отец женился на второй жене, которая не была к ней добра. Вспоминая о своем детстве, она говорит, как будто была девушкой знатного рода. Но вот и все.
     - Она никогда не называла имени своей мачехи и не говорила об этом англичанине?
     - Никогда, государыня, я в этом уверена. Но часто она бывает весела и остроумна, она заставляет нас смеяться даже когда мы, истомленные и усталые после целого дня похода, ожидаем наших горничных. Иногда она поет старые, очень странные нормандские песни времен герцога Вильгельма, и ее голос приятен. Она декламирует также песенки саксонских невольников, которые мы не можем понять.
     - Я никогда не слышала ни ее смеха, ни песен,- задумчиво ответила королева.
     - Она очень серьезно держится с вашим величеством, я это заметила,- произнесла Анна,- может быть, это английский обычай.
     - Я так думаю,- ответила Элеонора. В это время королева думала о Жильберте и спрашивала себя, бывает ли он когда-нибудь весел.
     - Но вернемся к вопросу: что я должна сделать? - продолжала она холодно, равнодушно, но ее глаза наблюдали за Анной.- Что сделали бы вы сами? - прибавила она, видя, что благородная дама не отвечает.
     - Прежде всего, я не послала бы ему денег,- ответила Анна Ош,- но что уж сделано, того не переделать. Ваше величество можете ему предложить только почести а не богатство.
     - Он даже не рыцарь.
     - Тогда дайте ему рыцарство, а также почести. Ваше величество сделали же своими рыцарями, например Гастона Кастиньяка... Ведь мода на получение рыцарства от одной церкви прошла.
     - Я слышала, он говорил, будто желает добиться рыцарства от своей собственной государыни или вовсе не получать. Он даже не хочет поместить на своем щите девиз, как это делают многие, с целью показать во время сражения, что происходят из хорошего рода.
     - Дайте ему тогда... девиз, который будет непрестанной честью для его дома и воспоминанием об отважном подвиге, совершенном из любви к королеве.
     - А потом?.. И это все?..
     - Потом! Если он человек, каким он кажется, назначьте его для какого-нибудь большого дела и прикажите ему еще раз рискнуть жизнью, на этот раз ради святого креста и любви к вашему величеству.
     - Хорошо! Ваши советы всегда прекрасны! Что я могла бы ему приказать для испытания?
     - Государыня, немцам изменили проводники греческого императора, а у нас других нет, так что и мы в свою очередь подвергнемся погибели, следуя за ними. Если бы вашему величеству было угодно приказать, чтобы этот англичанин выбрал людей, которым доверяет, и чтобы он все время шел впереди нас, пока мы не доберемся до Сирии, извещал бы нас и таким образом подвергался бы самой сильной опасности.
     - Действительно, это была бы почтенная роль,- сказала королева бледнея, не заботясь, что глаза дамы устремлены на нее.- Он ни в каком случае не доживет до конца,- прибавила она тихим голосом.
     - Лучше умереть за крест, чем жить или умереть ради любви к какой бы то ни было женщине,- сказала Анна Ош, и в нежном выражении, с каким она произнесла эти слова, слышалась пламенная вера.
     Королева бросила на нее испытующий взгляд, спрашивая себя, в какой степени Анна Ош угадала ее чувства к Жильберту.
     - А какой девиз помещу я на щите? - спросила она, меняя разговор с целью избежать, что касалось ее так близко.
     - Крест,- ответила Анна.- Отчего не дать бы ему ваш собственный крест Аквитании?
     Но королева ее не слушала, а как бы во сне видела Жильберта, скакавшего на верную смерть с гурьбой храбрецов, попавших в ловушку страшных сельджуков, которые пронзили его белую грудь, так что он упал мертвым на землю. Королева вздрогнула и как бы очнулась.
     - Что вы говорили? - спросила она.- Я думала совершенно о другом.
     - Я сказала, что ваше величество можете ему дать девизом крест аквитанский,- отвечала Анна Ош. Ее спокойные черные глаза следили за королевой не с подозрением, но с глубоким женским сочувствием. Она также любила пламенно, и на восьмой день после свадьбы ее муж отправился с другими рыцарями против мавров в южные горы, а его принесли домой через короткое время на щитах бездыханным трупом. Поэтому она взяла крест, не как другие дамы по легкомыслию, а искренно, желая найти смерть на поле битвы в надежде будущей жизни.
     - Да,- сказала королева.- Он получит аквитанский крест. Найдите мне какого-нибудь рыцаря или оруженосца, который умел бы рисовать, и пошлите за англичанином.
     - Государыня,- отвечала Анна Ош.- Я сама умею рисовать и с вашего позволения нарисую этот девиз на ваших глазах.
     В те времена не было редкостью, чтобы французские дамы знали живопись лучше мужчин, и Элеонора с радостью приказала двум пажам принести ей щит Жильберта.
     Но когда пришли пажи за щитом, то Альрик, лежавший в тени пред палаткой, жуя траву и мечтая об Англии, отказал им дать его. Он послал Дунстана спросить у Жильберта, как ему поступить.
     Жильберт вышел сам на порог своей палатки и заговорил с молодыми людьми.
     - Мы ничего не знаем, кроме того, что нам приказано принести щит королеве,- ответили они.
     - Возьмите его и скажите от меня королеве, что я перед ней извиняюсь за старомодность моего щита с округленными наплечниками, так как он принадлежал еще моему отцу. Вы прибавите, что она может его взять, но я не продам его и ничего не возьму взамен.
     Оба пажа посмотрели на него со странным выражением, как бы сомневаясь, что он в здравом уме. Но когда они удалились, то паж, который нес щит, сказал своему спутнику, что ради собственного интереса он предпочитает не исполнять поручения англичанина. Другой же стоял за то, что лучше сказать правду, потому что они могут призвать в качестве свидетелей слуг Жильберта.
     - А если нас обвинят во лжи, мы будем избиты.
     - Нас также побьют, если мы скажем что-нибудь неприятное для королевы,- возразил первый.
     - Эта песенка отзывает палкой,- прибавил фыркнув другой.
     И он расхохотался на свою шутку, но несколько нервно.
     - Ты будешь говорить за нас,- заключил его спутник,- так как ты смелый.
     Таким образом они пришли к королеве и положили к ее ногам щит, не произнеся ни слова.
     - Видели ли вы дворянина, которому принадлежит щит? - спросила Элеонора.
     - Да, государыня,- ответили они быстро.
     - Не сказал ли он вам что-нибудь? - спросила она.- Не даль ли вам поручения?
     - Он сказал, государыня...- ответил один и внезапно остановился.
     - Да, государыня, он сказал, чтобы мы попросили ваше величество...
     Но смелость другого пажа исчезла, и он также замолчал.
     - Что такое? - спросила Элеонора, нахмурив брови.- Говорите же!
     - Если вам угодно, ваше величество,- сказал первый,- дворянин сказал, что это щит его отца.
     - И он извиняется, что щит старомодный,- прибавил другой.
     - И что он не хочет его продавать,- сказал в заключение первый, более смелый из двух.
     Затем он попятился и его спутник тоже; они, казалось, пробовали спрятаться один позади другого, так как в глазах королевы блеснул гнев, а ее губы грозно сжались над крепко стиснутыми блестящими зубами. Но через минуту она успокоилась, и, достав из своего кошеля деньги, она дала по золотой монете каждому пажу.
     - Вы честные мальчики, что исполнили подобное поручение,- сказала она,- но если вы изменили его дорогой, то получите столько ударов, сколько в греческом пезете французских денье, а я сомневаюсь, чтобы кто-либо знал это.
     - Мы говорим правду государыня,- сказали они в один голос,- и смиренно благодарим ваше величество.
     Она отпустила их и долго задумчиво глядела на положенный к ее ногам щит, в то время как Анна Ош ожидала в молчании. Глаза Элеоноры горели, а ее руки были холодны и дрожали бы, но она их крепко сжимала.
     - Эти слова не достойны рыцаря,- сказала она с горечью. Но Анна хранила молчание, и королева повернула глаза к ней.- Вы ничего не говорите? Разве вы находите это рыцарски? Не правда ли, с его стороны это дурно?
     - Государыня,- ответила Анна Ош,- так как вы хотели заплатить ему за вашу жизнь, которую он спас, то естественно он думал, что вы хотите купить его доспехи.
     Несколько времени она ничего не говорила, и доносившийся извне шепот женских голосов, дружно болтавших и смеявшихся, раздавался среди молчания, как пение птиц на заре. Наконец королева заговорила, но сама с собою.
     - Он имеет право,- сказала она с горечью, понурив голову и вздыхая.- Нарисуйте, Анна, на его щите золотой крест Аквитании на лазурном фоне за хранимую им верность.
     Она встала и начала медленно ходить по палатке, кидая, время от времени взгляд на Анну. Придворная дама послала за красками и за маленькой жаровней с горящими углями, на которой помещался, покоясь на железном треугольнике, маленький медный горшочек, содержавший в себе растопленный воск, смешанный с камедью. Она нагрела кисточку в горячем воске и взяла дорогую синюю краску, которую наложила очень ловко во всю длину щита. Охлаждаясь, камедь сделала ее твердой, а с помощью линейки и циркуля Анна разметила крест с его равными поперечниками, сплошь покрытыми цветами. Окончив, она покрыла крест небольшим количеством гуммиарабика, наложила толстый золотой лист, который нажала остроконечным стальным инструментом, сильно дыша на каждый только что положенный лист и сглаживая его заячьей лапкой. Когда все было раскрашено и высушено, она взяла кусок мягкой кожи, обвернула вокруг указательного пальца и тщательно положила на поверхность, чтобы снять излишний лист, оставшийся вне покрытой гуммиарабиком части. Она научилась этому искусству у итальянца, приехавшего в Ош, чтобы украсить часовню в доме ее отца.
     Долго сидела королева, прежде чем все было окончено, но ее глаза следили за кистью и пальцами придворной дамы. Обе женщины не разговаривали.
     - Прекрасный щит,- сказала Элеонора, когда была окончена работа.- Анна, должна ли я послать ему щит, или дворянин сам придет за ним? Как поступили бы вы на моем месте?
     - Государыня, я послала бы за англичанином,- ответила Анна.- Из рук вашего величества он не может отказаться от почести.
     Элеонора не ответила, но через минуту она встала, обернулась и произнесла вполголоса точно про себя, проведя рукою по лбу.
     - Пошлите за ним и оставьте меня одну, пока он не придет, но останьтесь здесь, когда он придет,- прибавила она.
     Анна поклонилась и вышла. Старомодный громадный щит стоял на своем остроконечном крае, прислоненный к столу. Элеонора смотрела на него; теперь, когда она была одна, ее черты лица выражали волнение, а глаза затуманились. Она приподняла щит обеими руками, удивляясь его тяжести, затем, отодвинув занавеску, поставила его на алтарь, отделенный от другой части палатки и образующий маленькую часовню, какие бывают во многих королевских апартаментах. Затем она встала на колени у налоя и сложила руки для молитвы.
     Она была великодушна и обладала справедливым сердцем. Конечно, она заслуживала снисхождения и делала все возможное, чтобы победить свою любовь, как по причине своей королевской чести, так и ради юной больной, которая казалась ей такой ничтожной соперницей, но любившей Жильберта Варда так же, как она, но с меньшим эгоизмом. Таким образом, преклонив колено, она считала себя достигшей того важного момента своего существования, когда она должна была навсегда принести жертву, как ни велика для нее эта жертва.
     Она намеревалась послать Жильберта впереди армии, и ставка за его смерть была сто против одного. Дать ему умереть было актом жертвоприношения. Смерть в славе, смерть из любви к Христу,