н
был,  по  закону  племени,  так  сделать,  но  Нао  почувствовал  жалость  к
покинутому товарищу, который делил с ним все опасности их трудного похода  и
к тому же был слабее его.
   - Нао пойдет отыскивать Гава! - сказал он наконец. - Сын Тополя останется
следить за огнем. Нам должен смачивать водой кору, когда она нагреется.  Нам
не должен отлучаться от огня!
   - Нам будет сторожить огонь, как собственную  жизнь!  -  ответил  молодой
воин.
   И прибавил с гордостью:
   - Нам умеет питать огонь! Его научила этому мать, когда он был маленький,
как волчонок.
   - Хорошо. Если Нао не вернется к тому  времени,  когда  солнце  будет  на
высоте тополей, пусть Нам укроется у  мамонтов;  если  Нао  не  вернется  на
склоне дня, пусть Нам пойдет один в землю уламров.
   Нао ушел; сердце его сжималось от тоски, несколько раз он оборачивался  и
смотрел туда, где находилась клетка с огнем, слабый свет которого, казалось,
все еще мигал ему издали!

   VI
   Поиски Гава
   Чтобы отыскать следы Гава, надо было вернуться к лагерю кзаммов. Нао  шел
медленно. Его плечо горело под ивовыми листьями, которыми он покрыл рану;  в
голове шумело; он чувствовал боль в том месте, где  пришелся  удар  палицей.
Нао был грустен; даже после завоевания огня  ему  предстояло  перенести  еще
много трудностей. Вскоре он очутился у того поворота, откуда  он  со  своими
молодыми товарищами в первый раз увидел привал кзаммов. Тогда красное  пламя
костра смешивалось с лунным светом,  теперь  становище  было  темным,  угли,
разбросанные  Нао,  погасли,  ночь  посеребрила  неподвижные  тела  людей  и
предметы; слышны были только стоны раненых.
   Нао вскоре убедился, что преследователи еще не вернулись. Тогда он  смело
двинулся к становищу кзаммов. Стоны раненых прекратились, казалось, там были
только одни трупы; Нао, не задерживаясь, пошел дальше и вскоре напал на след
Гава. Сначала по нему легко было идти: его сопровождали следы кзаммов  почти
по прямой линии; затем след свернул  в  кусты  и  затерялся  в  болоте.  Нао
отыскал его снова, у излучины берега, теперь  след  был  совсем  сырой,  как
будто Гава и кзаммов окунули в воде.
   У рощи из смоковниц кзаммы, должно быть, разделились на несколько  групп.
Нао избрал наиболее удобный путь и прошел еще три или четыре тысячи  локтей,
но вскоре он  должен  был  остановиться.  Густые  тучи  поглотили  луну.  До
рассвета было еще далеко. Сын Леопарда сел  у  подножия  старой  смоковницы.
Звери закончили свою охоту, дневные животные еще спали, спрятавшись в земле,
в кустарниках, в дуплах деревьев, среди древесных веток.
   Нао отдыхал, пока  вершины  деревьев  не  окрасились  холодной  белизной.
Тяжелый осенний рассвет  коснулся  хилых  листьев  и  покинутых  гнезд.  Ему
предшествовал легкий ветерок, который казался дыханием смоковницы. Нао встал
против света, еще бледного, как белый  пепел  костра,  съел  кусок  вяленого
мяса, наклонился над землей, отыскивая след, и снова отправился в путь. След
тянулся на тысячи локтей; Гав, выйдя из лесу,  пересек  песчаную  равнину  с
редкой травой и малорослыми деревцами, свернул  по  краю  болота,  где  гнил
красный тростник, поднялся на  холм,  прошел  среди  бугров  и  остановился,
наконец, на берегу реки, которую, конечно, переплыл. Нао,  в  свою  очередь,
переплыл реку и после долгой  ходьбы  обнаружил,  что  следы  кзаммов  стали
сближаться. Гава могли окружить. Тогда вождь подумал,  что,  пожалуй,  лучше
предоставить беглеца его судьбе, дабы не  рисковать  из-за  одного  человека
своей жизнью, жизнью  Нама  и  огня.  Но  преследование  увлекало  его,  ему
хотелось довести начатое дело до конца.
   Кроме двух отрядов кзаммов, замыслы которых  Нао  уже  постиг,  следовало
опасаться третьего отряда, того, что преследовал Нама. Уверенный в  быстроте
своих ног и в своей хитрости, сын Леопарда без колебаний направился по следу
Гава, останавливаясь лишь затем, чтоб ознакомиться с местностью.
   Земля становилась твердой, сквозь тонкий слой наносов  проступал  гранит,
показалась скала с крутыми откосами. Нао решил взобраться на  нее.  Судя  по
свежести следов, люди были недалеко, с вершины  скалы  можно  будет  увидеть
Гава или его преследователей. Уламр скользнул в кустарник  и  вскоре  достиг
вершины скалы. Взобравшись на нее, он вскрикнул:  на  узкой  полосе  красной
земли, которая, казалось, была залита кровью, показался Гав.
   Позади него, на расстоянии тысячи локтей,  бежали  в  беспорядке  люди  с
большими торсами  и  короткими  ногами,  с  севера  наступал  другой  отряд.
Несмотря на длительность погони, сын Сайги не казался изнуренным. В  течение
ночи Гав бежал не очень быстро,  и  только  там,  где  нужно  было  избежать
ловушки или же поддразнить врага, он несся с быстротой оленя.
   К несчастью, уловки кзаммов сбили его с пути; он не знал, где  находится,
на западной или южной стороне того холма, где он должен  был  соединиться  с
вождем.
   Нао следил за ходом борьбы. Гав бежал к сосновому бору, на северо-восток.
Первый отряд следовал за ним врассыпную,  отрезая  ему  отступление.  Второй
отряд, тот, что двигался с севера, повернул, чтобы достичь леса одновременно
с беглецом. Однако положение было не  безнадежное.  Быстрый  Гав  легко  мог
опередить кзаммов, и если Нао соединится  с  ним,  уламры  смогут  вернуться
вместе к Большой реке.
   Одним взглядом вождь определил наиболее удобный путь: это была местность,
заросшая кустарником; здесь он будет  невидим  и  сможет  быстро  достигнуть
леса.
   Нао  уже  решил  спуститься  с  холма,  как  вдруг  новое  обстоятельство
задержало его: показался  третий  отряд  преследователей,  на  этот  раз  на
северо-западе. Теперь Гав мог избежать ловушки только в том случае, если  он
со всей скоростью  повернет  на  запад.  Но,  по-видимому,  он  не  сознавал
опасности и продолжал бежать по прямой линии.
   Еще раз Нао колебался между необходимостью сохранить огонь, Нама и себя и
соблазном спасти Гава, и еще раз желание помочь товарищу одержало  верх  над
благоразумием. Сын Леопарда окинул внимательным взглядом окрестность,  желая
запечатлеть в памяти все ее приметы, затем спустился с холма.
   Он двинулся под прикрытием кустарника на запад. Затем свернул  в  высокую
траву и, превосходя в беге  и  кзаммов  и  Гава,  скоро  очутился  у  опушки
соснового бора.
   Теперь ему необходимо было дать знать Гаву о своем присутствии. Он трижды
крикнул, подражая оленю, - это был сигнал, знакомый уламрам. В обычное время
Гав услыхал бы зов вождя, но теперь он  устал,  внимание  его  было  всецело
обращено на преследователей, поэтому зов не дошел до него.
   Тогда Нао решил больше не скрываться; он покинул траву и с боевым  криком
уламров появился на равнине. Продолжительный вой, повторенный всеми отрядами
кзаммов, был ему ответом. Гав на мгновение остановился от  удивления,  затем
во весь опор помчался к  сыну  Леопарда.  Нао  бежал  теперь  в  единственно
возможном направлении - к западу,  но  третий  отряд  кзаммов,  заметив  его
маневр, пустился ему наперерез.
   Таким образом, беглецы оказались окруженными с трех сторон: севера, юга и
востока, дорогу на запад преграждала высокая скала,  взобраться  на  которую
было чрезвычайно трудно. И тем не менее Нао направил свой бег прямо к скале.
Кзаммы, считая себя уже победителями, громкими криками подгоняли друг друга.
Некоторые из них были уже в пятидесяти локтях от уламров и на ходу  заносили
копья, готовясь метнуть их в противника. Но Нао, увлекая за собой  товарища,
вдруг неожиданно нырнул в кустарник и скрылся в узкой расщелине. Этот проход
он заранее заметил, когда осматривал местность с вершины скалы.
   Кзаммы завыли  от  бешенства.  Часть  их  проникла  в  ущелье,  остальные
побежали в обход.
   Между тем Нао и Гав вихрем неслись по ущелью. Они с  легкостью  могли  бы
опередить погоню, если бы почва не была такой неровной. Это сильно замедлило
их бег, и когда они, наконец, покинули расщелину,  то  оказалось,  что  трое
кзаммов,  бежавших  в  обход  скалы,  успели  их  обогнать  и  отрезали   им
отступление на север.
   Нао хотел было повернуть на юг, но оттуда  уже  явственно  доносился  шум
приближающейся погони. Всякое колебание становилось смертельным.
   Тогда он бросился прямо на приближающихся кзаммов с топором в одной руке,
с палицей в другой, в то время как Гав схватил свою рогатину.
   Боясь упустить  уламров,  кзаммы  окружили  их  цепью.  Нао  наскочил  на
стоявшего слева от него противника. Это был молодой воин, ловкий  и  гибкий.
Он поднял топор, чтобы отбить нападение, но удар палицей выбил  из  его  рук
оружие; второй удар уложил его на месте.
   Двое других людоедов накинулись на Гава, рассчитывая быстро разделаться с
ним и затем соединенными силами напасть на Нао. Гав  метнул  копье  и  ранил
одного из нападающих, но, прежде чем он успел воспользоваться рогатиной, его
самого ударили в грудь. Сын Сайги отскочил в сторону и тем спасся от второго
удара, который был бы смертельным.
   Кзаммы погнались за ним. Один напал  на  него  спереди,  другой  старался
ударить его в спину. Ему грозила гибель. Но в это время к нему подоспел Нао.
Огромная палица ударила с таким шумом, будто свалилось целое дерево; один из
врагов повалился на землю, другой  отступил  к  северу,  откуда  приближался
целый отряд его сородичей. Но было  уже  поздно:  уламрам  удалось  избежать
окружения; они кинулись на запад, где путь был свободен.  С  каждым  прыжком
увеличивалось расстояние, отделявшее их от противника. К  тому  времени  как
солнце поднялось на середину неба, они  опередили  кзаммов  на  шесть  тысяч
локтей. Уламры надеялись, что враг прекратит преследование, но  каждый  раз,
оглядываясь назад с какого-либо холма, они видели за собой остервенелую стаю
бегущих врагов.
   Гав заметно слабел. Его рана  не  переставала  сочиться  кровью.  Сначала
текла только тоненькая струйка; несмотря на отчаянный бег,  рана,  казалось,
закрылась, но затем, после нескольких неловких  движений,  красная  жидкость
начала бить ключом. Когда на пути попадались молодые тополя,  Нао  делал  из
листьев кашицу и залеплял ею рану, но кровь не останавливалась.  Мало-помалу
скорость  Гава  становилась  равной  скорости  кзаммов,  а  затем  он   стал
отставать. Кзаммы настигали беглецов. И сын Леопарда думал о том,  что  если
Гав не наберется  сил,  их  настигнут  раньше,  чем  они  добегут  до  стада
мамонтов. Гав все больше терял силы, он уже с  трудом  взбирался  на  холмы,
ноги его  дрожали,  лицо  приняло  пепельный  оттенок,  сердце  слабело.  Он
шатался. А кзаммы все приближались.
   - Если Гав не может  больше  бежать,  -  сказал  Нао  глухим  голосом,  -
пожиратели людей настигнут нас раньше, чем мы доберемся до реки.
   - Глаза Гава больше не видят, сверчки трещат в его  ушах,  -  пробормотал
молодой воин. - Пусть сын Леопарда один продолжает путь. Гав умрет за огонь.
   - Нет, Гав не умрет!
   И, вскинув Гава себе на спину, Нао двинулся дальше.
   Вначале  его  необычайное  мужество  и  невероятная  сила   мышц   давали
возможность сохранять расстояние, отделявшее их от кзаммов. Когда дорога шла
вниз, Нао делал прыжки, увлекаемый тяжестью ноши, но на подъемах его дыхание
учащалось, ноги тяжелели. Не будь его раны, которая тупо болела и  жгла,  не
будь удара палицей в голову, от которого еще  шумело  в  ушах,  он  мог  бы,
пожалуй, даже с Гавом на плечах, опередить пожирателей людей с их  короткими
ногами, утомленных долгой погоней. Но теперь это было выше его сил. Ни  одно
животное ни в степи, ни в лесу не могло бы выдержать столь изнурительного  и
долгого испытания.
   Расстояние, отделявшее их от кзаммов, становилось все  меньше  и  меньше.
Нао слышал их шаги, он знал, насколько они приблизились:  пятьсот  локтей...
затем четыреста... затем двести...
   Тогда сын  Леопарда  положил  Гава  на  землю;  его  глаза  блуждали,  он
колебался. Наконец сказал:
   - Гав, сын Сайги, Нао не может больше нести тебя и скрыть от  пожирателей
людей.
   Гав выпрямился и ответил:
   - Нао должен покинуть Гава и спасти огонь.
   Кзаммы, приблизившись на шестьдесят локтей, подняли дротики,  готовясь  к
бою. Нао решил бежать лишь в самом крайнем случае.  Он  встретил  неприятеля
лицом к лицу. Просвистели первые дротики; большая часть их  упала,  даже  не
достигнув уламров; один  только,  задев  ногу  Гава,  причинил  ранение,  но
совершенно незначительное. В ответ Нао поразил палицей ближайшего из кзаммов
и пронзил дротиком живот другого.
   Эта  двойная  неудача  внесла  смятение   в   ряды   нападающих.   Кзаммы
остановились, дожидаясь подкрепления.
   Эта передышка была для уламров очень  благоприятна.  Царапина,  казалось,
вывела Гава из оцепенения. Он схватил дротик и начал им размахивать, ожидая,
когда враг приблизится. Нао, увидев это, спросил:
   - Гав снова обрел силы? Пусть он бежит! Нао задержит погоню!
   Молодой воин колебался, но вождь повторил резким тоном:
   - Беги!
   Гав пустился в путь; бег его, вначале неуверенный, постепенно  становился
тверже. Нао медленно отступал,  держа  в  каждой  руке  по  дротику.  Кзаммы
колебались. Наконец их  предводитель  дал  знак  к  наступлению.  Засвистели
дротики, кзаммы бросились на Нао. Ему удалось ранить еще двух дикарей, после
чего он повернулся и побежал.
   Преследование  возобновилось.  Гав  то  бежал  с  прежней  быстротой,  то
останавливался, тяжело дыша. Нао  тащил  его  за  руку.  Преимущество  снова
оказалось на стороне кзаммов. Они бежали, не  торопясь,  уверенные  в  своей
выносливости. Нао не мог больше  тащить  своего  товарища.  От  усталости  и
лихорадки разболелась рана, в голове шумело, и, кроме всего, он ушиб ногу  о
камень.
   - Пусть лучше Гав умрет, - не  переставая,  повторял  сын  Сайги.  -  Нао
скажет уламрам, что он хорошо сражался.
   Вождь, мрачный, ничего не отвечал. Он прислушивался к топоту  противника.
Враг был опять на расстоянии не более двухсот локтей. Дорога шла в гору.
   Сын Леопарда, собрав последние силы, взобрался на вершину  холма.  Бросив
оттуда взгляд на запад, тяжело дыша от усталости, он крикнул радостно:
   - Большая река... Мамонты!
   Действительно, за холмом протекала река, она отсвечивала  среди  тополей,
ясеней, ольхи, на берегу ее паслось стадо мамонтов; они лакомились корнями и
молодыми  побегами.   Почувствовав   прилив   новых   сил,   Нао   с   такой
стремительностью кинулся вперед, увлекая за собой Гава,  что  выиграл  более
ста локтей. Это был последний порыв. Кзаммы локоть  за  локтем  наверстывали
потерянное расстояние. До  мамонтов  оставалось  еще  не  менее  двух  тысяч
локтей, а кзаммы бежали уже по пятам. Они сохраняли свой ровный, размеренный
шаг, рассчитывая тем вернее настигнуть уламров, чем больше они будут теснить
их к мамонтам. Они знали, что эти животные, несмотря  на  их  миролюбие,  не
выносят  возле  себя  ничьего  присутствия,  следовательно,   они   отбросят
беглецов. Уламры уже слышали за своей спиной жаркое дыхание преследователей,
а надо было еще  пробежать  не  меньше  тысячи  локтей!..  Тогда  Нао  издал
протяжный крик, из платанового леса вышел человек, затем  показался  мамонт.
Огромное животное подняло хобот и, громко трубя, устремилось с тремя другими
мамонтами  прямо  на  сына  Леопарда.   Испуганные   и   довольные,   кзаммы
остановились: теперь оставалось только подождать отступления уламров,  затем
окружить их и уничтожить. Между тем Нао  пробежал  еще  сто  локтей,  затем,
повернув к кзаммам свое осунувшееся лицо, торжествующе воскликнул:
   - Уламры заключили союз с мамонтами! Нао смеется над пожирателями людей!
   В то время как он это говорил, мамонты подошли  к  нему  вплотную,  и,  к
бесконечному изумлению кзаммов, самый большой мамонт положил хобот на  плечо
уламра. Нао продолжал:
   - Нао завладел огнем! Он убил четырех воинов на стоянке,  четверых  -  во
время преследования!
   Кзаммы ответили яростными воплями, но, так как мамонты шли прямо на  них,
они поспешно отступили. Они считали мамонтов непобедимыми.

   VII
   Жизнь у мамонтов
   Нам хорошо охранял огонь. Пламя ярко горело в  своей  клетке,  когда  Нао
снова увидел его. И хотя усталость вождя дошла до пределов, хотя рана кусала
его тело, как  волк,  а  в  голове  лихорадочно  шумело,  сын  Леопарда  был
счастлив. В его широкой груди бурлила молодость. Он снова увидел перед собой
родные места: весеннее  болото,  острые,  как  стрелы,  тростники,  стройные
тополя, ясень и ольху, одетые в свои весенние, зеленые покровы.  Он  слышал,
как  перекликаются  цапли,  чирки,  синицы,  вяхири,  как  падает   веселый,
животворящий дождь. И в воде, и в траве, и в  чаще  деревьев  сыну  Леопарда
мерещился образ стройной Гаммлы. Вся человеческая радость заключалась в этом
гибком теле, в этих тонких руках, в округлом животе дочери Фаума.
   Помечтав у огня, Нао нарвал нежных трав  и  побегов,  чтобы  поднести  их
вожаку мамонтов. Он понимал, что союз с гигантами будет прочным только в том
случае, если его возобновлять каждый день.  Затем  он  выбрал  местечко  для
отдыха в самой середине громадного стада и  растянулся  там,  приказав  Наму
стать на стражу.
   - Если мамонты покинут пастбища, - сказал Нам, - я разбужу сына Леопарда.
   - Пастбище обильно и велико, - ответил Нао, - мамонты будут пастись здесь
до вечера.
   И он заснул сном глубоким, как смерть.
   Когда он проснулся, солнце уже склонилось над саванной.
   Облака, цвета сурика, громоздились и потихоньку  вбирали  в  себя  желтый
диск солнца, похожий на огромный цветок водяной лилии. Нао почувствовал боль
в суставах ног, по телу пробежала лихорадка, но шум в ушах уменьшился и боль
в плече утихла. Он встал, посмотрел сперва на огонь, затем спросил у стража:
   - Кзаммы вернулись?
   - Они не уходили. Они ждут на  берегу  реки,  возле  острова  с  высокими
тополями.
   - Хорошо! - сказал сын Леопарда. - У них не будет  огня  в  долгие  сырые
ночи, они потеряют мужество и вернутся в свою орду. Пусть Нам идет спать.
   В то время как Нам растянулся во мху, на листьях, Нао  следил  за  Гавом,
метавшимся в бреду. Молодой воин был очень слаб, тело его горело; он  тяжело
дышал, но рана больше не кровоточила, и Нао понял, что опасность не угрожает
жизни его молодого товарища.
   Сын Леопарда наклонился над огнем, ему страстно хотелось развести большой
костер, но он понимал, что это может не понравиться мамонтам.
   Пришлось отложить это до других, лучших дней. Прежде всего надо  добиться
у вожака мамонтов разрешения провести ночь под защитой  стада.  Нао  глазами
отыскал гиганта, который, как всегда, был  один,  чтобы  лучше  и  спокойнее
наблюдать за стадом и окрестностями.
   Мамонт  бродил  среди  низкорослых  деревьев,   верхушки   которых   едва
возвышались над землей. Сын Леопарда нарвал корней  съедобного  папоротника,
собрал болотных бобов и направился к вожаку мамонтов;  при  его  приближении
животное перестало обгладывать  деревья,  медленно  подняло  свой  волосатый
хобот и даже сделало несколько шагов по направлению к Нао. Видя  в  руках  у
него пишу, мамонт выразил удовольствие. Уламр протянул корм и сказал:
   - Вождь мамонтов! Кзаммы стерегут уламров на берегу реки, уламры  сильнее
кзаммов, но их трое, а кзаммов много.  Они  нас  убьют,  если  мы  уйдем  от
мамонтов.
   Мамонт, сытый после хорошей дневной  пищи,  медленно  поедал  принесенные
лакомства. Кончив, он посмотрел на заходящее солнце, лег на  землю  и  обвил
своим хоботом тело человека. Нао решил, что дружба установлена и что сам он,
Гав и Нам могут оставаться под защитой мамонтов  до  полного  выздоровления.
Быть может, гигант даже позволит им разжечь огонь и попробовать приятных  на
вкус жареных корней, каштанов и мяса?
   Тем временем солнце засверкало на западе и облило багрянцем  великолепные
облака. Это был вечер, красный, как цветок индийского тростника, желтый, как
лютики, фиолетовый, ка