этому  он  стремился
схватить противника за горло, и это ему почти удалось. Но могучая лапа  льва
подмяла  его  под  себя,  острые  когти   вонзились   в   живот,   вспарывая
внутренности, алая кровь обагрила траву, невероятный рев потряс  саванну.  В
этот момент подоспела тигрица. Колеблясь, она вдыхала  запах  теплого  мяса,
мяса своего самца, и призывно мяукала,
   Услышав ее голос, тигр встал, волна новой отваги захлестнула его мозг, он
хотел броситься на противника, но волочащиеся внутренности помешали  ему.  И
он остался на месте, силы покинули его, и только в глазах еще горела  жизнь.
Тигрица инстинктом поняла, как мало осталось жизни  в  том,  кто  так  долго
разделял с  ней  добычу,  охранял  молодое  потомство,  защищал  их  род  от
многочисленных  напастей.  Она  вспомнила  общность  их  борьбы,   радостей,
страданий, и смутная нежность  поколебала  ее  крепкие  нервы.  Но  инстинкт
самосохранения взял верх: убедившись, что  перед  ней  было  животное  более
сильное, чем тигр, она, бросив прощальный взгляд на своего самца,  с  глухим
стоном убежала в лес. Лев-великан  не  преследовал  ее,  он  уже  испробовал
превосходство своих мускулов;  теперь  он  спокойно  вдыхал  ночной  воздух,
воздух приключений, любви и добычи. Тигр больше  его  не  беспокоил;  он  не
спешил прикончить его, ибо был осторожен, и даже будучи победителем,  боялся
ненужных ранений.
   Настал час заката;  красный,  медлительный  и  коварный  свет  пронизывал
глубину лесов. Дневные животные замолкали. Изредка слышался вой волков,  лай
собак, смех гиен, вздох хищника, волнующий зов лягушек.  Солнце  умирало  за
океаном деревьев. На востоке поднялась огромная луна. Бизон исчез  во  время
борьбы; лев-великан остался в  одиночестве.  Бесчисленная  добыча  наполняла
заросли и долины, и, тем не менее, ему всегда угрожал  голод,  присущий  ему
запах выдавал его больше, чем его  шаги,  дрожание  земли,  листвы  и  трав.
Острый и зловещий, этот запах был ощутим всюду, даже на поверхности воды; он
был ужасом слабых. Учуяв его, животные мгновенно прятались и убегали.  Земля
становилась пустынной, добыча исчезала, казалось, будто лев был один в целом
мире.
   С приближением ночи лев почувствовал голод. Изгнанный из  своих  владений
наводнением; он немало переплыл рек и потоков, бродя по незнакомым местам. И
вот новая победа - над  тигром.  Он  расширил  ноздри,  стремясь  уловить  в
ветерке запах местных обитателей. Но вблизи никого  не  было.  Всего  только
несколько мелких животных, спрятавшихся в траве, несколько воробьиных гнезд,
да две цапли на осокорях, но птицы были начеку, и поймать  их  было  трудно,
даже если бы он взобрался на дерево. К тому же  после  нескольких  неудачных
падений он теперь взбирался только на деревья с толстыми ветвями.
   Голод заставил его повернуться в сторону того теплого запаха, который шел
из внутренностей побежденного тигра; он подошел к жертве,  обнюхал  ее:  она
была отвратительна, как отрава. С внезапной свирепостью он прыгнул на тигра,
сломал ему позвоночник и, бросив труп, пошел дальше в саванну.
   Очертания камней, в которых спрятались уламры, привлекли его внимание. Но
камни  находились  против  ветра,  и  лев,  не  обладая  острым  чутьем,  не
догадывался о присутствии людей. И только подойдя ближе,  он  понял,  что  в
камнях скрывается добыча. От жадности у него захватило дыхание.
   Уламры уже давно с трепетом следили за могучим зверем.  Они  видели  все,
что произошло после бегства оленя, и вот теперь страшный хищник бродил около
их убежища; его морда тыкалась во все щели; его глаза метали зеленые  искры,
все его существо  дышало  прожорливостью.  Найдя  отверстие,  через  которое
пролезали люди, лев наклонился, пытаясь просунуть в  него  голову  и  плечи.
Напор был так силен, что уламры усомнились в прочности убежища.  При  каждом
новом толчке Нам и Гав съеживались со вздохом отчаяния.  Гнев  охватил  Нао,
гнев  разумного  существа  против  слепого  инстинкта  и   его   чрезмерного
могущества. Нао еще больше рассвирепел, когда увидел, что зверь  начал  рыть
землю. Хотя лев-великан и не был из породы землероек, - все же он умел  рыть
ямы и опрокидывать препятствия.  Нао  присел  на  корточки  и  ударил  зверя
рогатиной по голове; лев дико заревел и отошел от входа. Его  глаза,  хорошо
видящие в темноте, ясно различали людей.  Они  были  совсем  близко,  и  это
обстоятельство еще сильнее раздражало голодного зверя.
   Он еще раз обошел камни, пробуя входы, и опять  вернулся  к  тому,  через
который пролезали люди. И снова принялся рыть землю. Новый удар прервал  его
занятия и заставил его отойти. Он осознал, что вход в убежище недоступен, но
все же решил не терять из виду добычу, надеясь, что, будучи близко, она  все
равно никуда от него не уйдет. Он бросил последний взгляд на камни,  понюхал
воздух и, казалось, совсем позабыв о существовании людей, направился к лесу.
   Радость охватила  уламров:  их  убежище  оказалось  неприступным!  Они  в
упоении вдыхали ночь; это был один из тех моментов, когда  чувства  особенно
обостряются и в их мускулы вливается непобедимая сила.
   Столько чувств порождала первобытная красота в этих  темных  сердцах!  Не
умея выразить словами своих ощущений, не подозревая  даже  о  том,  что  ими
можно поделиться, они просто смеялись, глядя друг на друга, -  заразительная
веселость, освещающая только человеческие лица. Уламры не  сомневались,  что
лев-великан еще вернется, но, не имея точного понятия о времени, они ощущали
настоящее во всей  его  полноте.  Промежуток  между  сумерками  и  рассветом
казался им бесконечным.
   Нао, как всегда, первым стал на стражу. Ему не спалось. В  его  сознании,
возбужденном зрелищем схватки между тигром и львом-великаном, слагался новый
опыт, возникали новые понятия и образы. Уламры уже многое знали о мире.  Они
знали о круговращении солнца и  луны,  о  чередовании  темноты  и  света,  о
последовательности холодных и теплых времен, о течении рек и потоков. Знали,
что человек рождается, стареет и умирает. Они различали наружность, привычки
и силу бесчисленных животных, наблюдали, как растут деревья и  травы.  Умели
делать палицу, топор, скребок и дротик и знали, как надо  ими  пользоваться;
знали о направлении ветров и движении облаков, о причудах дождя и жестокости
молний. Наконец, они знали огонь - самое страшное и самое приятное  во  всем
мире. Огонь, который один мог победить саванну и лес со всеми их  мамонтами,
носорогами, львами, зубрами и бизонами.
   Жизнь огня всегда очаровывала Нао. Огню, как и животным, нужна добыча: он
питается ветками, сухими травами,  птичьим  пометом;  он  способен  расти  и
порождать другие огни, но он может и умереть. Рост его беспределен, и  в  то
же время его можно приостановить, каждая его часть в отдельности может  жить
самостоятельно. Он убывает, как только его лишают пищи: делается  маленьким,
как пчела, как муха, но может возродиться от одной былинки и стать обширным,
как болото. Огонь - это животное, и в то же время он не похож ни на одно  из
них. У него нет ни ног, ни туловища, но он  быстрее  антилопы,  у  него  нет
крыльев, но он летает в облаках; нет пасти, но он  дышит,  ревет,  рычит;  у
него нет ни рук, ни ногтей, но он овладевает  всем  миром.  Нао  любил  его,
ненавидел и боялся. Будучи ребенком, он много раз претерпевал его укусы.  Он
знал, что огонь никому не отдает предпочтения и готов пожрать даже тех,  кто
его питает; он хитрее гиены и кровожадней, чем пантера, но присутствие его -
прекрасно, он смягчает жесткость холодных ночей, дает отдых усталым и делает
людей сильными.
   В полумраке, среди базальтовых камней, Нао со сладким  замиранием  сердца
представлял себе  очаг  своего  кочевья  и  огни,  освещающие  лицо  Гаммлы.
Восходившая луна напоминала ему пламя. Откуда появляется луна и почему  она,
как солнце, никогда не угасает? Правда, она иногда уменьшается. Бывают ночи,
когда она превращается в слабый огонек, вроде того, что бежит вдоль  веточки
или сучка. Затем она снова оживает. Без  сомнения,  какие-то  люди-невидимки
следят за ней и питают ее... Сегодня она во всей  своей  силе.  Вечером  она
была большой и мутной, затем, поднимаясь выше,  стала  меньше,  но  свет  от
этого не уменьшился, а  сделался  ярче.  Вероятно,  люди-невидимки  дали  ей
сегодня много сухого дерева.
   Пока сын Леопарда  занимается  размышлениями,  ночные  животные  один  за
другим выходят на охоту. Их тени скользят по траве. Нао различает землероек,
тушканчиков,  агути,  каменную  куницу,  ласку.  Вот   идет   сохатый,   Нао
рассматривает его тонкие сухие ноги, его туловище цвета земли и дуба,  рога,
которые он закидывает на спину. Следом за сохатым появляются волки с тонкими
мордами, быстрыми ногами. Живот у них белесый, спина  и  бока  рыжеватые,  а
вдоль хребта черная  полоска;  сильные  мускулы  вздувают  затылок,  походка
крадущаяся, взгляд предательский. Они  учуяли  сохатого,  но  чуткие  ноздри
давно уже предупредили его об их приближении. Он ускорил свой бег,  стараясь
выиграть расстояние. Волки преследуют его по саванне,  вплоть  до  зарослей.
Гнаться за ним дальше - бесполезно. Волки медленно возвращаются, обманутые в
своих ожиданиях. Некоторые из них урчат и воют. Затем их носы снова начинают
исследовать воздух. Поблизости нет никого, кроме  мертвого  тигра  и  людей,
спрятавшихся среди камней. Но люди -  слишком  опасные  противники,  а  мясо
тигра отвратительно на вкус. Тем не менее стая подходит к нему ближе,  минуя
убежище человека.
   Сначала волки бродили вокруг  мертвого  тигра  с  большой  осторожностью.
Затем наиболее нетерпеливые из них стали обнюхивать его  тело,  полуоткрытую
пасть, откуда еще так недавно вырывалось горячее дыхание, и лизать кровь его
ран. Однако ни один не решился попробовать это терпкое мясо, полное  отравы,
которое могли переваривать только желудки гиены и ястреба.
   Внезапно раздавшиеся стоны и смех привели  волков  в  замешательство.  На
поляне, освещенные луной,  появились  шесть  гиен.  Они  двигались  скачущей
походкой, - кривоногие,  с  сильной  грудью  и  короткими  мордами.  Они  то
припадали к земле, то скакали, как саранча, испуская ужасное зловоние. Силой
своих челюстей они  могли  состязаться  с  тигром.  Они  редко  подвергались
нападению: животные, питавшиеся падалью, были  слабее  их,  крупные  хищники
брезговали их зловонием. Хотя гиены и знали свое превосходство над  волками,
они все же колебались: то подходили, то отступали, издавая время от  времени
пронзительные крики.  Наконец,  пошли  на  приступ  всем  стадом.  Волки  не
испугались, но и не оказали сопротивления. Уверенные в своей ловкости, они с
завыванием кружились около гиен, пускаясь на хитрости, довольные,  казалось,
тем, что доставляют им беспокойство. Не обращая внимания на выходки  волков,
гиены с угрюмым ворчанием накинулись на тигра.  Конечно,  они  предпочли  бы
этому свежему трупу гнилое, кишащее червями мясо, но  последняя  их  трапеза
была  слишком  скудной,  а  присутствие  волков  еще  больше  возбуждало  их
жадность. Сначала они отведали внутренностей,  раздирая  бока  тигра  своими
несокрушимыми зубами, вырвали сердце,  легкие,  печенку,  затем  -  шершавый
язык, который в предсмертной агонии вывалился наружу. Это было  наслаждением
- наполнять живое тело мертвечиной, знать, что оно насыщается и что не  надо
больше бродить с пустым желудком, думая о добыче. Голодные волки с  завистью
наблюдали их пиршество. Обманутые  в  своих  ожиданиях,  они  направились  к
валунам, под которыми скрывались люди. Один из волков даже просунул голову в
отверстие пещеры, но Нао с презрением ткнул его рогатиной, удар  пришелся  в
плечо, животное заскакало на трех лапах, оглашая  воздух  жалобным  воем.  В
ответ ему завыла вся стая. Силуэты зверей резче обозначились при свете луны,
глаза засверкали, на губах показалась пена, тонкие ноги скребли землю. Голод
становился нестерпимым, но, зная, что за камнями скрываются существа  хитрые
и сильные,  которых  трудно  одолеть,  волки  сняли  осаду  и  собрались  на
охотничий совет. Некоторые уселись  в  выжидательной  позе,  вытянув  морды,
другие взволнованно терлись друг о  друга.  Старики  требовали  внимания,  в
особенности один -  большой  волк  светлой  масти,  с  желтыми  зубами;  его
слушали, на него смотрели, его обнюхивали с уважением.
   Нао  не  сомневался,  что  у  волков  есть  свой  язык,  что  они   могут
договариваться о том, как устроить засаду, вести преследование, как окружать
добычу и делить ее между собой. Он рассматривал их с любопытством,  стараясь
разгадать их планы и намерения.
   Часть волков переплыла реку. Остальные  разбрелись  по  зарослям.  Слышно
было только, как остервенело трудились над тигром гиены.
   Яркая луна бледнила  звезды;  мелкие  стали  совсем  невидимыми,  крупные
потускнели, утопая  в  волнах  лунного  света.  Оцепенение  охватило  лес  и
саванну. Лишь изредка филин бороздил  голубой  воздух,  бесшумный  на  своих
мягких крыльях. С  болота  доносилось  кваканье  древесных  лягушек.  Летали
летучие мыши.
   Волчий вой возобновился. Он слышался одновременно  у  реки  и  в  глубине
зарослей. Нао догадался, что волки окружили  добычу.  На  равнине  появилось
животное, похожее на лошадь, но только с очень узкой грудью и  с  коричневой
полосой вдоль позвоночника. Это был джигетай. За ним гнались три волка.  Они
бежали медленнее джигетая и  как  будто  вовсе  не  торопились,  то  и  дело
перекликаясь с волками, сидевшими в  засаде.  Вскоре  высыпала  и  остальная
стая. Джигетай был окружен со  всех  сторон.  Он  остановился,  весь  дрожа,
выбирая дорогу для отступления. Пробраться можно было только на  север,  где
маячил всего-навсего один волк. Затравленный зверь избрал этот путь. Волк  с
кажущимся безучастием смотрел на его приближение, но  едва  джигетай  сделал
движение, чтобы обойти его стороной, волк испустил страшный  вой.  На  холме
появились еще три волка.
   Джигетай остановился с протяжным стоном. Вокруг  него  была  смерть.  Его
легкому  телу  негде  было  развернуться,  чтобы  избежать  противника.  Его
хитрость, его быстрые ноги, его сила -  все  сразу  ослабело.  Он  оглянулся
вокруг и жалобно заржал, как бы умоляя о пощаде. Волки ответили ему  злобным
подвыванием, еще теснее сжимая свой круг. Их глаза  грозили  смертью.  Волки
старались сбить с толку джигетая, боясь его  крепких  копыт;  те,  что  были
впереди, делали вид, будто хотят напасть на него. Но это была хитрость,  они
хотели отвлечь его внимание. Круг сузился  до  нескольких  локтей.  Джигетай
решил сделать последнюю попытку. Со  всех  ног  он  ринулся  на  противника.
Опрокинул ближайшего волка, отбросил второго. Путь был свободен.  Перед  ним
открывался опьяняющий простор саванны. Но в  это  мгновение  сбоку  на  него
бросился матерый самец. За ним - еще несколько хищников. В отчаянии джигетай
пустил в дело копыта. Один из нападающих отлетел в  сторону  с  переломанной
челюстью, но остальные успели уже вцепиться в горло джигетая. Хлынула кровь.
Захрустели кости. Джигетай упал под грудой пожиравших его живьем врагов. Нао
видел, как тело джигетая, трепеща и стеная, боролось со смертью. С радостным
рычанием волки терзали теплое  мясо  и  пили  теплую  кровь,  наполняя  свои
ненасытные желудки. Старые волки с опаской поглядывали в сторону  гиен.  Без
сомнения, нежное мясо джигетая было привлекательней ядовитых останков тигра,
но гиены понимали, что волки будут драться  до  последнего  издыхания  и  не
отдадут добычу, доставшуюся  им  с  таким  трудом,  поэтому  они  безропотно
довольствовались своей участью.
   Луна поднялась высоко. Нао лег спать, вместо него на стражу встал Гав.  В
наступившей тишине слышался отдаленный  шум  водопада.  И  вдруг  все  вновь
всполошилось. В  чаще  раздался  рев.  Затрещал  кустарник,  волки  и  гиены
испуганно подняли  свои  окровавленные  морды.  Гав,  высунув  голову  из-за
камней, напряг слух, зрение и обоняние...
   Чей-то  предсмертный  крик,  короткое  рычание.  Раздвинулись  ветки,   и
лев-великан вышел из леса, держа в пасти лань. Рядом  с  ним  подобострастно
кралась уже покорная прирученная тигрица. Оба направлялись к убежищу  людей.
Испуганный Гав разбудил Нао. Уламры долго следили за хищниками:  лев-великан
разрывал  добычу  привычным  широким  взмахом,  но  тигрица  боялась  к  ней
прикоснуться, бросая косые взгляды на победителя ее самца. Нао почувствовал,
как сильный страх сжал его грудь и остановил дыхание.

   V
   Под валунами
   Вплоть до рассвета лев-великан и тигрица оставались  на  прежних  местах.
Они дремали возле остова лани, освещенные  первым  солнечным  лучом.  И  три
человека, укрывшиеся под защитой камней, не могли отвести  глаз  от  ужасных
соседей. Счастливая радость спускалась на лес, на саванну и реку. Цапли вели
своих детенышей на рыбную ловлю, перламутром отсвечивали нырцы, погружаясь в
воду; всюду, в траве, в ветвях, порхали птички, внезапный отсвет оповещал  о
том,   что   пролетел   зимородок,   сойка   расстилала   в   воздухе   свое
серебристо-голубое с  рыжим  платье,  насмешница-сорока,  болтая  на  ветке,
раскачивала свой хвост. Вороны долго каркали на скелетах джигетая  и  тигра,
пока, разочарованные, не улетели к останкам лани. Там им  преградили  дорогу
два  жирных  пепельных  ястреба.   Не   осмеливаясь   в   присутствии   льва
воспользоваться его добычей, они  подолгу  кружились  над  ней,  прежде  чем
оторвать от нее кусочек мяса, после чего немедленно взмывали и  застывали  в
воздухе, пока промелькнувшая в листве белка не заставила их  сделать  резкое
движение в ее сторону.
   Кругом не было видно никого из млекопитающих - запах льва удерживал их  в
надежных логовах.
   Нао полагал, что лев-великан вернулся в эти  места,  чтобы  отомстить  за
удары рогатиной. Молодой уламр пожалел об этом бесполезном поступке.  Он  не
сомневался, что звери умеют сговариваться и что каждый  из  них  по  очереди
будет сторожить людское убежище.  В  его  уме  промелькнули  воспоминания  о
рассказах, в которых говорилось о хитрости и упорстве животных, оскорбленных
человеком. Временами, в порыве гнева, он вскакивал, хватая палицу или топор.
Но осторожность брала верх; несмотря  на  победу  над  серым  медведем,  Нао
признавал свою слабость.  Хитрость,  к  которой  он  прибегнул  в  полумраке
пещеры, к  сожалению,  была  неприменима  по  отношению  к  льву-великану  и
тигрице. Тем не менее он не предвидел иного конца, кроме  схватки.  Придется
или умереть с голоду под камнями, или выждать момента, когда  тигрица  будет
одна. Мог ли он рассчитывать на Нама и Гава?
   Нао съежился будто от холода, увидев устремленные на него  глаза  молодых
воинов. Он почувствовал необходимость подбодрить их:
   -  Нам  и  Гав  избежали  зубов  медведя:  они   ускользнут   от   когтей
льва-великана!
   Молодые уламры повернули головы в сторону страшной пары.
   Нао ответил на их мысли:
   - Лев-великан и тигрица не всегда  будут  вместе.  Голод  разъединит  их.
Когда лев уйдет в лес, мы сразимся с тигрицей. Нам и  Гав  должны  слушаться
моих приказаний.
   Слова  вождя  наполняли  надеждой  сердца  молодых  воинов,  сама  смерть
казалась им менее страшной, если они будут сражаться бок о бок с Нао.
   Сын Тополя воскликнул:
   - Нам будет подчиняться Нао до самой смерти!
   Другой воин поднял обе руки:
   - Гав ничего не боится с Нао!
   Вождь посмотрел на них с нежностью. Они почувствовали прилив новых сил и,
не умея выразить свои чувства словами, издали воинственный крик,  размахивая
топорами. От их крика звери проснулись и вздрогнули.  Уламры  закричали  еще
громче в знак вызова; звери ответили рычанием.  И  снова  наступила  тишина.
Солнце повернуло к лесу. Пользуясь сном  хищников,  мелкие  животные  тайком
пробирались к реке; ястребы  смело  клевали  остатки  лани.  Венчики  цветов
тянулись к солнцу. Земл