в своих  логовах,  приходилось  туго:  потребности  увеличивались,  а
запасы уменьшались.
   Уламры не страдали от голода. Долгий путь, полный опасностей, изощрил  их
инстинкт, ловкость и предусмотрительность. Они издали определяли добычу  или
врага, научились предугадывать ветер, дождь, наводнение. Каждое их  движение
соответствовало цели  и  сберегало  силы.  С  одного  взгляда  они  находили
наилучший путь отступления, верное убежище, подходящее место для битвы. Они,
избирали направление с точностью, почти  равной  точности  перелетных  птиц.
Через озера, болота, леса и горы  они  с  каждым  днем  все  ближе  и  ближе
продвигались к стране уламров. Они надеялись  еще  до  полнолуния  прийти  к
своему племени. Однажды они попали в холмистую местность.  В  желтом  низком
небе тучи, цвета охры, глины и мертвых листьев, наползали одна на другую, их
пелена, казалось, грозила навсегда покрыть землю.
   Нао избрал для ночлега длинное ущелье, он узнал его: когда-то в  возрасте
Гава он проходил по нему с отрядом охотников  своего  племени.  Ущелье  это,
расположенное  среди  известковых  скал,   заканчивалось   крутым   спуском,
загроможденным обломками.
   Уламры прошли без приключений почти  две  трети  ущелья.  В  полдень  они
устроили привал на полукруглой площадке, окруженной  отвесно  поднимающимися
скалами. Здесь был слышен шум подземного потока, вода с  грохотом  падала  в
бездну; две темные дыры зияли в скале, - то были входы в известковые пещеры.
   Насытившись, Нао направился к одной из пещер и долго  ее  осматривал.  Он
вспомнил, что Фаум показывал  своим  воинам,  как  через  эту  пещеру  можно
попасть на кратчайшую  дорогу  к  долине.  Склон,  заваленный  камнями,  был
неудобен для передвижения большого отряда, но три человека могли свободно по
нему пройти. Нао выбрал эту дорогу. Он углубился в пещеру и шел  по  ней  до
тех пор, пока слабый свет не возвестил о близком выходе. Когда он  вернулся,
Нам сказал ему:
   - Большой медведь в ущелье!..
   Гортанный рев прервал его. Среди камней Нао увидел Гава, притаившегося  в
позе воина, подстерегающего  врага.  У  входа  на  площадку  показались  два
чудовищных животных. Необычайно  густая  шерсть  цвета  дуба  могла  отлично
защитить их  от  холодов  надвигающейся  зимы,  от  острых  скал  и  колючих
растений. Одно из животных напоминало зубра, только ноги были короче,  более
мускулистые и более гибкие, лоб выпуклый, как  камень,  изъеденный  лишаями;
огромная пасть легко могла захватить голову человека и раздавить  ее  единым
движением челюстей. Это самец. У  самки  лоб  плоский,  морда  покороче.  По
строению  груди  и  медленности  движений  они  напоминали  людей  с  синими
волосами.
   - Да, - прошептал Нао, - это медведи-великаны!
   При всей их силе эти  животные  опасны  только  тогда,  когда  они  очень
разъярены или очень голодны. Они не особенно гонятся за мясом.
   Медведи зарычали. Самец поднял голову, свирепо раскачивая ею.
   - Он ранен, - заметил Нао.
   Сквозь шерсть текла кровь. Уламры испугались: не нанесена ли рана оружием
человека?  Тогда  медведь  станет  мстить.  А  уж  если  он  первый  поведет
наступление, то не прекратит  его,  пока  не  победит.  Нет  существа  более
упрямого, чем большой медведь! Со своей густой шерстью и твердой кожей он не
боится ни копья, ни топора, ни палицы. Он  может  распороть  живот  человеку
одним ударом лапы, задушить его в своих объятиях, раздробить челюстями.
   - Откуда они сюда попали? - спросил Нао.
   - Они прошли вот здесь, между этими деревьями, - сказал Гав, указывая  на
несколько сосен, выросших на твердой  скале.  -  Самец  спустился  с  правой
стороны, а самка с левой.
   Случайно или сознательно, но медведям уже  преградили  выход  из  ущелья.
Схватка казалась неизбежной. Это чувствовалось и по свирепому рычанию  самца
и  по  поведению  самки,  злобно  глядевшей  на   уламров.   Медведи   долго
принюхивались, чтобы лучше определить расстояние, отделявшее  их  от  врага,
притаившегося среди камней.
   Когда медведи двинулись на людей, уламры уже были в глубине пещеры. Нам и
Гав шли впереди; все трое спешили, насколько позволяла  неровность  почвы  и
извилины прохода. Двинувшиеся за ними  в  пещеру  медведи  потратили  немало
времени,  пока  нашли   следы   уламров.   Полные   недоверия,   они   часто
останавливались. Они не боялись людей и  животных,  но  долголетний  опыт  и
природная осторожность научили их опасаться неизвестного. В их памяти прочно
укоренились воспоминания о камнях, скатывающихся с гор, о внезапных трещинах
в земле, о глубоких пропастях, лавинах, осыпях, обвалах.
   Ни мамонт, ни лев, ни тигр никогда не покушались на  их  жизнь,  но  силы
природы не раз наказывали их: медведи помнили снежные обвалы, горные  осыпи,
помнили и вешний поток, в котором они  едва  не  утонули,  и  острые  камни,
падавшие на них с высоты и наносившие им жестокие раны.
   А сегодня утром впервые на них напали люди. Это было  на  вершине  скалы,
куда могли взобраться лишь ящерицы и насекомые. Три двуногих существа стояли
на гребне утеса. При виде медведей они закричали и метнули дротики. Один  из
них ранил самца. Обезумев от бешенства  и  боли,  зверь  кинулся  на  скалу,
забыв, что она для него недоступна. Но вскоре он пришел в себя и  вместе  со
своей самкой стал отыскивать более удобный путь в обход скалы.
   Дорогой он выдернул из раны дротик и обнюхал его,  -  это  родило  в  нем
смутные воспоминания. Ему уже приходилось встречать людей, но вид их вызывал
у него не больше интереса, чем вид волков или  гиен.  Люди  обычно  поспешно
уступали ему дорогу, и он ничего не знал ни об их хитрости, ни об  их  силе.
Тем  больше  встревожило  его   утреннее   нападение:   оно   нарушило   его
представление о людях, в его мозгу  возникло  нечто  новое,  неизвестное,  а
всякая неизвестность пугала медведя. Он стал бродить  по  ущельям,  ощупывая
скалы, внимательно принюхивался к различным запахам. Наконец  он  устал.  Не
будь раны, он сохранил бы обо всем этом лишь смутное  воспоминание,  которое
спит в глубине  существа  и  пробуждается  лишь  при  повторении  однородных
событий. Но боль вызывала по временам образы трех странных существ, стоявших
на вершине утеса, и воспоминание об остром дротике.  Тогда  медведь  начинал
рычать, зализывая рану. Но вскоре и  боль  перестала  служить  напоминанием.
Медведь начал было думать о пище, а найти ее  было  нелегко,  как  вдруг  он
снова почуял запах человека.
   Ярость наполнила его сердце. Он позвал свою самку,  которая  искала  пищу
поодаль, - кормиться на одном участке было трудно - и, напав на след врагов,
решил им отомстить.
   В сумраке пещеры Нао трудно было что-либо различить.  Вскоре  послышались
тяжелые шаги и могучее дыхание: медведи приближались.  Животным  легче  было
сохранить равновесие. Уламры же поминутно спотыкались о камни, проваливались
в ямы, ударялись о выступы стен, и нужно было еще нести  оружие,  припасы  и
клетки с огнем, с которыми Нао ни за что не хотел расставаться.
   Огонь горел очень слабо, почти совсем не  освещая  дороги,  его  бледный,
красный отсвет терялся где-то в высоте, едва были видны очертания  стен.  Но
зато он отчетливо освещал фигуры беглецов.
   - Скорее, скорей! - кричал вождь.
   Но Нам и Гав и без того бежали со всей быстротой, на какую были способны,
и не их вина была, что звери приближались. Ярость  медведей  усиливалась  по
мере того, как сокращалось расстояние, отделявшее их от людей; они рычали по
очереди. Их громовые голоса грозным эхом отдавались под  сводами  подземного
хода. Вскоре они очутились  всего  в  нескольких  шагах  от  уламров.  Земля
колебалась под  ногами  Нао,  вот-вот  огромная  тяжесть  обрушится  на  его
спину...
   Он повернулся лицом к опасности, быстро наклонив клетку, направил  слабый
огонек на качающуюся тушу.  Медведь  остановился.  Удивление  пробудило  его
осторожность. Пристально рассматривая маленькое пламя, он стал глухо взывать
к своей самке; затем, охваченный яростью, бросился на человека. Нао отступил
и изо всех сил бросил в медведя клеткой. Она угодила в  морду  зверя,  огонь
опалил веко, зверь застонал и пока, ошеломленный, успел  сообразить,  что  с
ним произошло,  Нао  удалось  выгадать  несколько  десятков  шагов.  Впереди
показалась полоска тусклого света. Уламры теперь видели  землю  под  ногами;
они бежали быстрей и уверенней, не спотыкаясь, но и  медведи  тоже  ускорили
шаги.
   Сын Леопарда подумал о том, что на открытом месте  опасность  возрастает.
Медведь снова стал их догонять.
   Жгучая боль в веке только распалила его гнев. Он забыл  об  осторожности;
кровь прилила к голове, дыхание стало еще тяжелее, зверь яростно,  отрывисто
рычал. Теперь уже ничто не могло его остановить.
   Нао хотел было уж повернуться и принять бой, но в это время Нам, бежавший
впереди, окликнул его. Вождь  увидел  большой  выступ,  который  загораживал
проход, оставляя только узенькую щель. Нам был уже по ту сторону  щели,  Гав
только что влез в нее. Только три шага отделяли уламра от зверя, когда  Нао,
в свою очередь, скользнул в отверстие, задевая его стенки плечами. Медведь с
разбегу налетел на скалу, но в узкую дыру  пролезла  только  его  морда.  Он
обнажил жернова и пилы своих зубов, издавая ужасающий рев. Но Нао больше  не
боялся  его.  Уламры   очутились   внезапно   за   совершенно   непроходимым
заграждением. Камень, более могучий, чем сотня мамонтов, более  долговечный,
чем жизнь тысячи поколений, остановил медведя так же уверенно, как смерть.
   Сын Леопарда засмеялся:
   - Теперь Нао  сильнее  медведя-великана.  У  Нао  есть  палица,  топор  и
дротики. Он может ранить медведя, а медведь не может причинить Нао вреда.
   Нао размахнулся палицей, но медведь успел спрятать голову.  Гнев  его  не
утих, он раздувал его бока, стучал в висках, толкал его на  неосмотрительные
поступки; однако зверь не поддался ему.  Двукратный  опыт  подсказывал,  что
человек - опасный враг и, чтобы  уничтожить  его,  мало  одной  силы,  нужны
хитрость и осмотрительность. Он выследит и нападет на него врасплох.
   Медведица,  еще  не  наученная  горьким  опытом,  рычала  сзади;  она  не
пострадала  от  встречи  с  человеком   и   не   извлекла   из   нее   урока
предусмотрительности.
   Рев самца призывал ее к осторожности; она остановилась, предполагая,  что
на пути встретились какие-нибудь неодолимые препятствия, она не  могла  себе
представить, что опасность исходила от столь тщедушных существ, как те,  что
спрятались там, за уступом скалы.

   IX
   Скала
   Нао хотел сразиться с хищником. Злоба шевелилась в его сердце. Пронизывая
глазами мрак, он держал наготове острое копье.
   Но медведь оставался невидимым, самка ушла. Вождь успокоился. Он  подумал
о том, что день на исходе и что надо успеть засветло спуститься в долину.  С
досадой в сердце пошел он к выходу из пещеры. Подземный ход расширился, и  с
каждым шагом в нем становилось светлей. Наконец уламры выбрались на  вольный
воздух и радостными криками приветствовали осенние тучи,  плывшие  по  небу,
крутой спуск с горы и открывшуюся перед  ними  равнину.  Местность  была  им
знакома. Они еще в детстве исходили эти леса, саванны,  холмы,  перебирались
через болота, делали остановки на берегу реки или под отвесом скал. Еще  два
дня ходьбы - и они придут к Большому  болоту,  на  берегах  которого  уламры
собирались после войн и охотничьих походов.
   Нам  смеялся,  как  ребенок,  Гав  радостно  протягивал  руки,   а   Нао,
взволнованный воспоминаниями, чуть слышно прошептал:
   - Мы скоро увидим племя!
   Все трое уже чувствовали его близость, она  слышалась  в  осенних  шумах,
просвечивала в блеске вод, весь облик местности здесь был иной,  не  похожий
на земли, оставшиеся позади, на юго-востоке.
   Уламры вспоминали теперь только о счастливых днях, проведенных  со  своим
племенем. Нам и Гав, которым часто приходилось испытывать на себе жестокости
старших соплеменников, сносить тумаки злого Фаума, чувствовали теперь себя в
полнейшей безопасности. Они с гордостью поглядывали  на  маленькие  огоньки,
которые им удалось, несмотря на страдания, борьбу и  усталость,  донести  до
своего племени.
   Нао жалел, что ему пришлось пожертвовать своей клеткой. Но разве не с ним
камни, которые содержат в себе огонь и разве он  не  знает  тайны,  как  его
извлекать? А все же он предпочел бы  сохранить,  как  и  его  товарищи,  эту
маленькую сверкающую жизнь, которую с таким трудом отвоевал у кзаммов.
   Спуск  был  трудный.  Осенью  обвалов  и  трещин  стало  больше.   Уламры
спускались с помощью копий и топоров.  Наконец  последнее  препятствие  было
пройдено, и они вышли на равнину: перед ними была  ровная,  хорошо  знакомая
дорога. Окрыленные надеждой, они не обращали больше внимания  на  окружающие
их опасности.
   Они  шли  до  сумерек.  Нао  отыскивал  удобную  излучину   реки,   чтобы
расположиться на ночлег.  День  тяжело  умирал,  в  глубине  туч  разливался
красноватый свет, зловещий и мрачный; выли волки, жалобно лаяли собаки,  они
бродили  стаями  по  опушке  леса.  Их  многочисленность  удивила   уламров.
Очевидно, их привлекло сюда, в места, богатые добычей,  переселение  больших
стад травоядных. Но, по-видимому, они уже исчерпали свои  запасы.  Их  крики
возвещали о голоде. Отряд прибавил шагу, зная, что волки и собаки в  большом
количестве опасны.
   Под конец животные разбились на две огромные стаи: справа - собаки, слева
- волки. Обе стаи охотились за одной  и  той  же  добычей,  и  потому  часто
останавливались на одних и тех же местах. В таких случаях они ощетинивались,
рычали, угрожая друг другу. Волки были крупнее и сильнее  собак,  но  собаки
были многочисленнее. По мере того  как  ночь  поглощала  сумерки,  глаза  их
светились ярче. Уламры видели множество маленьких зеленых огоньков,  которые
перемещались, как светляки.
   На вой и  лай  уламры  отвечали  иногда  протяжным  воинственным  криком,
который заставлял животных держаться  на  значительном  расстоянии.  Но  чем
больше темнело, тем звери напирали все сильнее и сильнее. Уже явственно  был
слышен мягкий шум  их  лап.  Впереди  шли  собаки.  Некоторые  из  них  даже
опередили людей. Они то пытались преградить им дорогу,  то  с  пронзительным
лаем отбегали в сторону.
   Волки, обеспокоенные тем, что собаки  могут  перехватить  у  них  добычу,
двинулись на них сомкнутой стаей.
   Столкновение становилось  неизбежным.  Собаки  тоже  сгрудились  в  кучу,
уверенные в своей силе и в своей многочисленности.  В  последнем  сумеречном
свете обе стаи смешались в мертвой схватке.
   Но не  все  хищники  принимали  в  ней  участие:  часть  волков  и  собак
продолжали бежать за уламрами, образуя две длинные очереди.
   Это упорное преследование в конце концов не на шутку обеспокоило людей. В
темный вечер, среди такого количества врагов, они чувствовали себя далеко не
безопасно.
   Забежав вперед, огромный пес, ростом с доброго волка, оскалив  сверкающие
зубы, прыгнул на Гава. Молодой воин метнул дротик; собака с  протяжным  воем
упала на землю. Уламр прикончил ее ударом палицы. На жалобной вой  сбежались
остальные собаки; стадное чувство было развито у них сильнее, чем у  волков,
и когда одна из них оказывалась в опасности, вся  стая  иногда  осмеливалась
нападать даже на крупных хищников. Нао боялся, как бы этого не произошло и в
данном случае.
   Он подозвал Нама и Гава, втроем они представляли более внушительную силу.
Собаки,  слегка  озадаченные  отпором,  окружили  их   возбужденно   рычащей
сворой...
   Стоит только одной из них броситься на людей, все остальные последуют  за
нею, и вмиг человеческие кости забелеют на равнине.
   Нао метнул дротик; одна из собак упала с пронзенной грудью. Вождь схватил
ее за задние лапы и, размахнувшись, бросил в стаю волков.
   Запах крови возбудил животных, волки с жадностью набросились на нежданную
добычу. Тогда собаки, позабыв о людях, кинулись на волков.
   Воспользовавшись  этим,  уламры  пустились  бежать.  Туман  возвестил   о
близости реки, Нао различал уже вдали ее сверкание.  Два  или  три  раза  он
останавливался, чтобы  оглядеть  местность.  Наконец,  указав  на  сероватую
массу, возвышающуюся над берегом, он сказал:
   - Нао, Нам и Гав смеются над собаками и волками!
   Сероватая масса оказалась крутой скалой, высотою в пять человеческих тел.
На нее можно было взобраться  лишь  с  одной  стороны.  Нао  давно  уже  был
известен этот утес, и он быстро на него вскарабкался. Нам и Гав  последовали
за ним. Они очутились на площадке, заросшей  кустарником,  где  легко  могли
разместиться тридцать человек.
   Там, внизу, на равнине, волки и собаки продолжали истреблять друг  друга.
Дикий вой, протяжные стоны наполняли  влажный  воздух;  уламры  наслаждались
своей безопасностью.
   Они развели костер; дрова затрещали, огонь показал  свои  красные  языки;
рыжеватый дым и яркий свет разлились над водою.
   У подножия утеса в обе стороны тянулись заросли камышей и кустов. Деревья
росли только вдалеке, на расстоянии двадцати полетов дротика.
   Костер, зажженный уламрами, растревожил все животное царство.
   Над осиной со зловещим  криком  взлетели  две  совы;  закружилось  облако
обезумевших ушанов; скворцы перелетели на другой берег  реки;  взволнованные
утки спрятались в тень; как перламутровые и серебристые стрелы,  выпрыгивали
из воды длинные рыбы.
   В рыжем  отсвете  огня  показался  коренастый  кабан,  он  остановился  и
заревел; пробежал дрожащий олень,  откинув  назад  свои  ветвистые  рога;  в
зарослях ясеня мелькнула  голова  рыси  с  треугольными  ушами  и  свирепыми
глазами медного цвета.
   Люди знали свою силу; они ели  не  спеша  жареное  мясо,  радуясь  жизни,
согретые огнем. Племя близко! Не пройдет и двух вечеров, как они увидят воды
Большого болота. Нам и Гав будут приняты как  воины.  Уламры  узнают  об  их
храбрости, хитрости и выносливости. Их будут бояться. Нао получит  Гаммлу  и
сделается вторым предводителем после Фаума.
   Кровь молодых воинов бурлила надеждой, и, если мысль была коротка,  силен
был их инстинкт, полный точных и глубоких навыков. Они  не  верили,  что  их
существование когда-либо окончится. Смерть - это скорее страшная сказка, чем
действительность.  Они  боятся  ее  только  в  опасные  моменты,  затем  она
удаляется, исчезает в  глубине  их  сил.  Если  жизнь  и  бывает  страшна  в
неустанной  борьбе  против  животных,  голода,  холода,  страшных  болезней,
стихийных бедствий, то, едва только это проходит и появляется пища  и  кров,
она снова становится свежа и прекрасна, как река.
   Страшный рев раздался вокруг в темноте. Кабан пустился в бегство, прыгнул
в  заросли  олень,  конвульсивно  прижав  к  затылку  рога;  задвигались   и
затрепетали десятки других животных.
   На опушке леса  появилась  какая-то  покачивающаяся  тень,  в  каждом  ее
движении чувствовалась сила. Еще раз Нао довелось  увидеть  льва-великана...
Звери  разбежались.  Хищник  знал  быстроту,   бдительность,   острый   нюх,
осторожность, изворотливость тех, кого он должен был настичь. Край этот, где
его род почти вымер, беден и суров; жить здесь становится все труднее. Голод
постоянно грызет его желудок.
   Несмотря на высоту и неприступность скалы, Нао вздрогнул от страха,  хотя
и старался уверить себя, что огонь защитит его от страшного зверя.
   Он схватил палицу и дротик. Нам и Гав тоже приготовились к бою; все трое,
прижавшись к скале, были невидимы. Лев остановился и, весь  подобравшись  на
своих  мускульных  лапах,  рассматривал  этот  странный   свет,   нарушавший
привычную темноту ночи; он понимал, что это не дневной и не сумеречный свет.
В его мозгу проносились смутные образы пожара, охватившего саванну;  дерева,
зажженного  молнией;  разведенных  людьми  костров,  с  которыми   ему   уже
приходилось встречаться; это было давно, в местах, отк