из моих рук он перешел бы только в  ваши  руки!  Но
это мечты, которым не нужно предаваться, - продолжал, вздыхая,  Корнели-
ус, - другие глаза увидят, как он будет отцветать. А главное, Роза, пока
его не увидит председатель, не показывайте его никому.  Черный  тюльпан!
Боже мой, если бы кто-нибудь увидел черный тюльпан, он украл бы его.
   - О!
   - Не говорили ли вы мне сами, что вы опасаетесь этого со стороны  ва-
шего поклонника Якоба? Ведь крадут и один флорин, почему же  не  украсть
сто тысяч флоринов?
   - Я буду оберегать его, будьте спокойны.
   - А что если он распустился, пока вы здесь?
   - Капризный цветок способен на это, - сказала Роза.
   - Если вы, придя к себе, найдете его распустившимся?
   - То что же?
   - Ах, Роза, если вы его найдете распустившимся, то не забывайте,  что
нельзя терять ни минуты, нужно сейчас же предупредить председателя.
   - И предупредить вас. Да, я понимаю.
   Роза вздохнула, но без горечи, как женщина, начинающая понимать  сла-
бость человека или привыкать к ней.
   - Я возвращаюсь к тюльпану, господин ван Берле; как только он расцве-
тет, вы будете предупреждены; как только я предупрежу вас, курьер уедет.
   - Роза, Роза, я не знаю больше, с каким земным или небесным  сокрови-
щем сравнить вас!
   - Сравнивайте меня с черным тюльпаном, господин Корнелиус, и  я  буду
очень польщена, клянусь вам. Итак, простимся, господин Корнелиус.
   - Нет, скажите: до свидания, мой друг.
   - До свидания, мой друг, - сказала Роза, немного утешенная.
   - Скажите: мой любимый друг.
   - Мой друг...
   - Любимый, Роза, я вас умоляю, любимый, любимый, не правда ли?
   - Любимый, да,  любимый,  -  повторяла  Роза,  трепеща  от  безумного
счастья.
   - Ну, Роза, раз вы сказали "любимый", скажите также и "очень счастли-
вый", скажите "счастливый", потому что человек еще никогда  не  был  так
счастлив на земле, как я. Мне не хватает. Роза, только одного.
   - Чего?
   - Вашей щечки, вашей свежей щечки, вашей розовой щечки, вашей бархат-
ной щечки. О, Роза, по вашему доброму желанию, не невзначай, не  случай-
но, Роза!
   Заключенный вздохом закончил свою просьбу. Он встретил  губы  молодой
девушки, но не случайно, не невзначай. Роза убежала.
   Корнелиус задыхался от радости и счастья. Он открыл окно и с перепол-
ненным радостью сердцем созерцал безоблачное небо, луну, серебрившую обе
сливающиеся реки, которые протекали за холмами. Он наполнил свои  легкие
свежим, чистым воздухом, разум - приятными мыслями и душу -  благодарным
и восторженным чувством.
   - Бедный больной выздоровел, бедный заключенный чувствовал себя  сво-
бодным.
   Часть ночи Корнелиус оставался, насторожившись, у решетки своего  ок-
на, сконцентрировав все свои пять чувств в одно, или вернее, в два, -  в
слух и в зрение.
   Он созерцал небо, он слушал землю.
   Затем, обращая время от времени свои взоры в сторону коридора, он го-
ворил:
   - Там Роза, Роза, которая так же, как и я, бодрствует, как и я,  ждет
с минуты на минуту. Там, перед взором Розы таинственный цветок -  живет,
приоткрывается, распускается. Быть может, сейчас Роза держит своими теп-
лыми, нежными пальцами стебель тюльпана. Роза, осторожно держи этот сте-
бель. Быть может, она прижимается своими устами  к  приоткрытой  чашечке
цветка. Прикасайся к ней осторожно, Роза; Роза, твои уста пылают.
   В этот миг на юге загорелась звезда, пересекла  все  пространство  от
горизонта до крепости и упала на Левештейн.
   Корнелиус вздрогнул.
   - Ах, - сказал он, - небо посылает душу моему цветку.
   Он словно угадал; почти в тот же самый момент заключенный  услышал  в
коридоре легкие шаги, как шаги сильфиды, шорох платья, похожий на взмахи
крыльев, и хорошо знакомый голос, который говорил:
   - Корнелиус, мой друг, мой любимый друг, мой счастливый друг, скорее,
скорее!
   Корнелиус одним прыжком очутился у окошечка. На  этот  раз  его  уста
опять встретились с устами Розы, которая, целуя, шептала ему:
   - Он распустился! Он черный! Он здесь!
   - Как здесь? - воскликнул Корнелиус, отнимая свои губы от губ  девуш-
ки.
   - Да, да, большая радость стоит того, чтобы ради  нее  пойти  на  не-
большой риск. Вот он, смотрите.
   И одной рукой она подняла на уровень окошечка зажженный потайной  фо-
нарь, другой - подняла на тот же уровень чудесный тюльпан.
   Корнелиус вскрикнул, ему показалось, что он теряет сознание.
   - О, боже, о, боже! - шептал он, - эти два цветка, расцветшие у  око-
шечка моей камеры, - награда за мою невиновность и мое заключение.
   - Поцелуйте его, - сказала Роза, - я тоже только что поцеловала его.
   Корнелиус притаил дыхание и осторожно губами дотронулся до цветка;  и
никогда поцелуй женщины, даже Розы, не проникал так глубоко в его душу.
   Тюльпан был прекрасен, чудесен, великолепен; стебель его  был  восем-
надцати дюймов вышины. Он стройно вытягивался кверху между четырьмя  зе-
леными гладкими, ровными, как стрела, листками. Цветок  его  был  сплошь
черным и блестел, как янтарь.
   - Роза, - сказал, задыхаясь, Корнелиус, - нельзя терять ни одной  ми-
нуты, надо писать письмо.
   - Оно уже написано, мой любимый Корнелиус, - сказала Роза.
   - Правда?
   - Пока тюльпан распускался, я писала, так как я не хотела упустить ни
одной минуты. Просмотрите письмо и скажите, так ли оно написано.
   Корнелиус взял письмо, написанное почерком, который значительно улуч-
шился после первой записки, полученной им от Розы, и прочел:
   "Господин Председатель, черный тюльпан распустится, может быть, через
десять минут. Сейчас же, как только он расцветет, я пошлю к вам нарочно-
го, чтобы просить вас приехать за ним лично в крепость  Левештейн.  Я  -
дочь тюремщика Грифуса, почти такая же заключенная, как узники моего от-
ца. Поэтому я не смогу сама привезти вам это чудо природы. Вот почему  я
и осмеливаюсь умолять вас приехать за ним лично.
   Мое желание, чтобы его назвали Rosa Barlaensis.
   Он распустился. Он совершенно черный... Приезжайте, господин  предсе-
датель, приезжайте...
   Имею честь быть вашей покорной слугой Роза Грифус".
   - Так, так, дорогая Роза, это чудесное письмо. Я не мог  бы  написать
его с такой простотой. На съезде вы дадите все сведения, которые  у  вас
потребуют. Тогда узнают, как был выращен тюльпан, сколько бессонных  но-
чей, опасений, хлопот он причинил. Ну, а теперь, Роза, не теряйте ни се-
кунды. Курьер, курьер!
   - Как имя председателя?
   - Давайте я напишу адрес. О, он очень известный человек! Это господин
ван Систенс, бургомистр Гаарлема. Дайте, Роза, дайте! - и Корнелиус  на-
писал на письме дрожавшей рукой:
   "Мингеру Петерсу ван Систенс,  бургомистру  и  председателю  Общества
цветоводов города Гаарлема".
   - А теперь. Роза, ступайте, ступайте, - сказал Корнелиус, -  и  отда-
димся воле судьбы, которая до сих пор покровительствовала нам.


   XXIII
   Завистник

   Действительно, эти бедные молодые люди  очень  нуждались  в  покрови-
тельстве судьбы. Никогда еще им не грозила такая опасность, как  в  этот
самый момент, когда они были так уверены в своем счастье.
   Мы не сомневаемся в сообразительности наших читателей настолько, что-
бы сомневаться в том, что они узнали в лице Якоба нашего  старого  друга
или, вернее, недругаИсаака Бокстеля.
   Читатель, конечно, догадывается, что Бокстель последовал из Бюйтенго-
фа в Левештейн за предметом "своей страсти и предметом своей  ненависти:
за черным тюльпаном и за ван Берле.
   То, чего никто, кроме любителя тюльпанов и притом завистливого  люби-
теля, никогда не мог бы открыть, то, есть существования луковичек и  за-
мыслов заключенного, - было обнаружено или, во всяком случае,  предполо-
жено Бокстелем.
   Мы видели, что под именем Якоба ему больше, чем  под  именем  Исаака,
посчастливилось сдружиться с Грифусом. Пользуясь его гостеприимством,  в
продолжение уже "нескольких месяцев он спаивал старого  тюремщика  самой
лучшей водкой, какую только можно было найти на всем протяжении от Текс-
теля до Антверпена. Он усыпил его подозрения, ибо мы видели, что  старый
Грифус был недоверчив; он усыпил, говорим мы,  его  подозрения,  убедив,
что намерен жениться на Розе.
   Он льстил так же его самолюбию тюремщика, как его отцовской гордости.
Он льстил самолюбию тюремщика, обрисовывая ему в самых  мрачных  красках
ученого узника, которого Грифус держал под замком и который,  по  словам
лицемерного Якоба, вошел в сношения с дьяволом, чтобы вредить его  высо-
честву принцу Оранскому.
   Вначале он имел также успех и у Розы и не потому, чтобы он внушил  ей
симпатию к себе, - Розе всегда очень мало нравился Якоб, - но он ей  так
много говорил о своей пылкой страсти к ней и о желании жениться на  ней,
что вначале не возбудил в ней никаких подозрений.
   Мы видели, как, неосторожно выслеживая Розу в саду, он себя  выдал  и
как инстинктивные опасения Корнелиуса заставили обоих молодых людей быть
настороже.
   Но заключенного особенно встревожило -  наш  читатель,  наверно,  это
помнит - то безмерное возмущение, которое охватило Якоба, когда  он  уз-
нал, что Грифус растоптал луковичку.
   В тот момент это возмущение было тем более велико, что Бокстель  хотя
и подозревал, что у Корнелиуса должна быть вторая луковичка, но  все  же
не был уверен в этом.
   Тогда он стал подсматривать за Розой и следить за ней не только в са-
ду, но и в коридоре. Но так как там он следовал за ней впотьмах и  боси-
ком, то его никто не замечал и не слышал, за исключением того раза, ког-
да Розе показалось, что она видела нечто вроде тени на лестнице.
   Но все равно уже было поздно: Бокстель узнал из уст самого  заключен-
ного о существовании второй луковички.
   Одураченный хитростью Розы, которая притворилась, что сажает лукович-
ку в гряду, и не сомневаясь в том, что вся эта  маленькая  комедия  была
сыграна с целью заставить его выдать себя, он удвоил предосторожности  и
пустил в ход все уловки своего ума, чтобы выслеживать других,  оставаясь
незамеченным ими. Он видел, как Роза пронесла из кухни отца в свою  ком-
нату большую фаянсовую вазу.
   Он видел, как Роза усиленно мыла в воде свои белые руки,  запачканные
землей, которую она месила,  приготавливая  возможно  лучшую  почву  для
тюльпана.
   Наконец он нанял на каком-то чердаке, как раз против окна  Розы,  не-
большую комнатку. Там он был достаточно далек для того, чтобы его  можно
было обнаружить невооруженным глазом и достаточно близко, чтобы,  воору-
жившись подзорной трубой, следить за всем, что творилось в Левештейне, в
комнате Розы, как он следил в Дордрехте за всем тем, что делалось в  ла-
боратории Корнелиуса.
   Не прошло и трех дней с момента его переселения, как у  него  уже  не
оставалось никаких сомнений.
   С самого утра, с восходом солнца, фаянсовый горшок стоял на  окне,  и
Роза, подобно очаровательным женщинам Мириса и Метсю, также появлялась в
окне, обрамленная первыми зеленеющими ветвями дикого винограда  и  жимо-
лости.
   По взгляду, каким Роза смотрела на фаянсовый горшок, Бокстель мог яс-
но определить, какая в нем находится драгоценность. В  фаянсовый  горшок
была посажена вторая луковичка, то есть последняя надежда заключенного.
   Если ночи обещали быть очень холодными. Роза снимала с окна фаянсовый
горшок. Она поступала так по указаниям Корнелиуса, который опасался, как
бы луковичка не замерзла.
   Когда солнце становилось слишком жарким, "Роза С одиннадцати до  двух
часов пополудни снимала фаянсовый горшок с окна. Это опять-таки делалось
по указаниям Корнелиуса, который опасался, чтобы земля не слишком  пере-
сохла.
   Когда же стебель цветка показался из земли, то Бокстель  окончательно
убедился; он не достиг еще и дюйма вышины, как, благодаря подзорной тру-
бе, для завистника не оставалось никаких сомнений.
   У Корнелиуса было две луковички, и вторую он доверил любви и  заботам
Розы. Ведь любовь двух молодых людей, безусловно, не осталась тайной для
Бокстеля.
   Итак, надо было найти способ похитить эту луковичку у любви Корнелиу-
са и забот Розы.
   Только это была нелегкая задача.
   Роза оберегала свой тюльпан, подобно матери, оберегающей  своего  ре-
бенка; нет, еще заботливее, подобно голубке, выводящей птенцов. Роза це-
лыми днями не покидала своей комнаты, и, что еще удивительней.  Роза  не
покидала своей комнаты и вечерами.
   В продолжение семи дней Бокстель напрасно шпионил за  комнатой  Розы;
Роза не покидала ее.
   Это были те семь дней ссоры, которые сделали  Корнелиуса  таким  нес-
частным, лишив его всяких известий одновременно и о Розе и  о  тюльпане.
Но будет ли Роза вечно в ссоре с Корнелиусом? Похитить тюльпан стало  бы
тогда еще трудней, чем это сначала предполагал Исаак.
   Мы говорим похитить, так  как  Исаак  просто-напросто  решил  украсть
тюльпан. И так как его выращивание было окружено большой тайной, так как
молодые люди тщательно скрывали от всех его существование, то,  конечно,
его, Бокстеля, известного цветовода, скорее  сочтут  хозяином  тюльпана,
чем какую-то молодую  девушку,  которой  чужды  всякие  тонкости  цвето-
водства, или заключенного, осужденного за государственную измену,  кото-
рого держат под тщательным надзором и которому было бы трудно из  своего
заключения отстаивать свои права. К тому же, раз  он  будет  фактическим
владельцем тюльпана (а когда дело касается предметов домашнего обихода и
вообще  движимого  имущества,  фактическое  обладание  является  доказа-
тельством собственности), то премию, конечно, получит он, и вместо  Кор-
нелиуса увенчан будет, конечно, он, и тюльпан вместо  того,  чтобы  быть
названным  Tulipa  riigra   Barlaensis   будет   назван   Tulipa   nigra
Boxtellensis Boxtellea.
   Мингер Исаак еще не решил, какое из этих двух названий он даст черно-
му тюльпану, но так как оба они обозначали одно и то же, то этот  вопрос
был не так уж важен.
   Главное заключалось в том, чтобы украсть тюльпан.
   Но для того, чтобы Бокстель мог украсть тюльпан,  нужно  было,  чтобы
Роза выходила из своей комнаты. Поэтому Исаак, или Якоб, как  вам  будет
угодно, с истинной радостью убедился, что вечерние  свидания  возобнови-
лись.
   Первые дни отсутствия Розы он использовал для обследования  двери  ее
комнаты.
   Дверь запиралась очень крепко на два  поворота,  простым  замком,  но
ключ от него был только у Розы.
   Вначале у Бокстеля возникла мысль украсть ключ у Розы, но, помимо то-
го, что не так-то легко залезть в карман молодой девушки, даже при  бла-
гоприятном для Бокстеля исходе, Роза, обнаружив потерю ключа,  сразу  же
заказала бы другой замок и не выходила бы из комнаты, пока старый не был
бы заменен новым. Таким  образом,  преступление  Бокстеля  оказалось  бы
бесплодным.
   Лучше было испробовать другой способ.
   Он собрал все ключи, какие только мог найти, и в то время, как Роза и
Корнелиус проводили свои счастливые часы у окошечка, он перепробовал  их
все.
   Два из них вошли в замок, один из двух сделал один поворот, но  оста-
новился на втором повороте.
   Значит, приспособить этот ключ ничего не стоило.
   Бокстель покрыл его тонким слоем воска и вновь вставил в замок.  Пре-
пятствие, встреченное ключом при втором повороте, оставило след на  вос-
ке.
   Бокстелю оставалось только провести по следам воска тонким, как  лез-
вие ножа, напильником. Еще два дня работы, и ключ Бокстеля легко вошел в
замок.
   Дверь Розы без всяких усилий бесшумно открылась, и Бокстель  очутился
в комнате Розы, один, лицом к лицу с тюльпаном.
   Первое преступление Бокстеля было совершено тогда, когда  он  перелез
через забор, чтобы вырыть тюльпан, второе - когда он проник  в  сушильню
Корнелиуса, и третье, когда он с поддельным ключом проник в комнату  Ро-
зы. Мы видим, как зависть толкала Бокстеля по пути преступления.
   Итак, Бокстель очутился лицом к лицу с тюльпаном. Обычный вор схватил
бы горшок подмышку и унес бы его. Но Бокстель не был обычным  вором;  он
раздумывал. Разглядывая при помощи потайного фонаря тюльпан, он раздумы-
вал о, том, что тюльпан еще недостаточно распустился, чтобы  можно  было
быть уверенным, что он будет черного цвета, хотя все данные говорили  за
это.
   Он раздумывал о том, что если тюльпан будет не черным или если на нем
будет какое-нибудь пятнышко, то его кража окажется бесполезной.
   Он раздумывал о, том, что слух о  краже  распространится,  что  после
случившегося в саду в краже, безусловно, заподозрят его,  станут  искать
и, как бы хорошо он ни прятал тюльпан, его все же смогут найти.
   Он думал о том, что если бы ему и удалось спрятать тюльпан так, чтобы
его никто не отыскал, то все перемещения, которым подвергся  бы  цветок,
могли повредить последнему.
   Он думал о том, наконец, что лучше всего, - раз у него есть  ключ  от
комнаты Розы и он может войти туда в любой момент, - лучше всего  подож-
дать полного цветения, взять тюльпан за час до того, как он распустится,
или через час после этого и, не медля ни одной  секунды,  уехать  с  ним
прямо в Гаарлем, где раньше, чем кто-либо успеет предъявить на него пра-
ва,  тюльпан  очутится  перед  экспертами.  И  тогда,  если   кто-нибудь
предъявит свои права на тюльпан, Бокстель  обвинит  его  или  ее  в  во-
ровстве.
   Это был хорошо задуманный план и во всем достойный того, кто его  за-
думал.
   И вот, каждый вечер, в тот сладостный час, который молодые люди  про-
водили у тюремного окошечка, Бокстель входил в комнату  молодой  девушки
для того, чтобы следить за цветением черного тюльпана.
   В последний описанный нами вечер он хотел было, как и  в  предыдущие,
вечера, войти в комнату, но, как мы видели, молодые  влюбленные  обменя-
лись только несколькими словам, и  Корнелиус  отослал  Розу  следить  за
тюльпаном;
   Увидев, что Роза вернулась спустя десять минут после ухода,  Бокстель
понял, что тюльпан расцвел или с минуты на минуту расцветет.  Значит,  в
эту ночь должны произойти решительные события, и Бокстель пришел к  Гри-
фусу, принеся с собой водки вдвое больше, чем  он  приносил  обычно,  то
есть по бутылке в каждом кармане.
   Когда Грифус напьется, то Бокстель станет почти полным хозяином всего
Здания тюрьмы.
   К одиннадцати часам Грифус был мертвецки пьян.
   В два часа ночи Бокстель видел, как Роза вышла из своей комнаты и яв-
но несла в своих руках с  большой  предосторожностью  какой-то  предмет.
Этим предметом был, несомненно, черный тюльпан, который только что расц-
вел.
   Но что она собирается делать? Не собирается ли она сейчас  же  увезти
его в Гаарлем? Невероятно, чтобы девушка одна  ночью  предприняла  такое
путешествие. Не идет ли она только показать тюльпан Корнелиусу? Это воз-
можно.
   Он босиком, на цыпочках, последовал за Розой.
   Он видел, как она подошла к окошечку.
   Он слышал, как она позвала Корнелиуса.
   При свете потайного фонаря он увидел распустившийся тюльпан,  черный,
как ночь, которая его окутывала.
   Он слышал, что Роза и Корнелиус решили послать курьера в Гаарлем.
   Он видел, как уста молодых людей прильнули друг  к  другу,  затем  он
слышал, как Корнелиус отослал Розу.
   Он видел, как Роза погасила потайной фонарь и направилась  к  себе  в
комнату.
   Он видел, как она вошла в комнату.
   Затем он видел, как десять минут спустя она вышла из комнаты  и  тща-
тельно заперла ее на двойной запор.
   Почему она так старательно заперла дверь? Потому, что за этой  дверью
она заперла черный тюльпан.
   Бокстель, который наблюдал все это, спрятавшись на площадке  лестницы
этажом выше, спустился на одну ступеньку со  своего  этажа,  когда  Роза
спустилась на одну ступеньку со своего.
   Таким образом, когда Роза своей легкой  ногой  ступила  на  последнюю
ступень лестницы, Бокстель еще более легкой рукой касался замка ее  ком-
наты. И в этой руке, можно догадаться, он держал поддельный ключ,  кото-
рый открыл комнату Розы с такой же легкостью, как и ключ настоящий.
   Вот почему мы в начале этой глав