ющееся. Однако Футроз  не
имел естественной склонности ни к какой профессии, и всякая деятельность, от
науки до фабрикации мыла, равно представлялась ему  не  стоящей  внимания  в
сравнении с тем, единственно важным, что - странно сказать - было  для  него
призванием:  Футроз  безумно  любил  чтение.  Книга  заменяла  ему   друзей,
путешествие, работу, спорт, флирт  и  азарт.  Иногда  он  посещал  клуб  или
юбилейные обеды своих сверстников, выдвинувшихся на каком-либо поприще,  но,
затворясь в библиотеке, с книгой на коленях, сигарами и вином на  столике  у
покойного кресла, Футроз жил так,  как  единственно  мог  и  хотел  жить:  в
судьбах, очерченных мыслями и пером авторов.
   Его жена, Флавия Футроз, бывшая резкой противоположностью созерцательного
супруга, после многолетних попыток вызвать  в  Футрозе  брожение  самолюбия,
треск  тщеславия  или  хотя  бы  стыд   нормального   мужчины,   добровольно
остающегося ничтожеством, развелась с ним на четвертом году  после  рождения
второй дочери, став женой военного инженера Галля. Она иногда переписывалась
с Футрозом и дочерьми, сумев придать новым отношениям приличный тон,  но  не
удержав сердца детей. Девочки еще больше полюбили отца, а когда ему  удалось
вполне понятно для юных голов доказать им неизбежность  такой  развязки,  не
осуждая жену, даже оправдывая ее,  -  всех  трех  соединил  знак  равенства.
Девочки открыли, что отец чем-то похож на  них,  и  приютили  его  в  сердце
своем. Там занял он уютное, вечное место - наполовину сверстник,  наполовину
отец.
   К такому-то человеку, представляя  его  сделанным  из  железа  и  золота,
должен был явиться Тиррей Давенант. Когда девушки уезжали, он еще  некоторое
время смотрел на дверь даже после того,  как  стало  пусто  на  мостовой,  и
опомнился лишь, когда увидел фургон с ящиками.
   Вздохнув,  Кишлот  скептически  поджал  нижнюю  губу,  занявшись  уборкой
посуды, которую Давенант охотно оставил бы немытой, чтобы красовалась она  в
хрустальном ящике во веки веков.
   - Однако вы смелый оригинал, - сказал Кишлот Галерану. - Репутация  моего
кафе укрепится теперь в светских кругах. Не так, так  этак.  Не  тартинки  с
гвоздями, так рекомендательная контора.
   - Вы не правы именно потому, что правы  буквально,  -  возразил  Галеран,
набивая трубку. - Но вы не поймете меня.
   - Что говорить: я, разумеется, бестолков, -  отозвался  Кишлот,  -  а  вы
человек ученый. Действительно вы знаете их отца?
   - Да. Прежний садовник Футроза был мой приятель. Тиррей,  не  рассердился
ли ты?
   - Вначале я рассердился, - ответил Давенант, вспыхнув. - Я испугался.
   - Чего?
   - Не знаю.
   - Хорошо. А затем?
   - Рад был, конечно, что там говорить! - крикнул Кишлот. -  Прожить  жизнь
слугой тоже несладко, это уж так. Ветрогонки-то забудут сказать отцу.
   - Скорей я не был рад, - пояснил Давенант, обращаясь  к  Галерану.  -  Но
вдруг стало приятно  дышать.  И  больно.  Они  не  ветрогонки,  -  задумчиво
продолжал он, бессознательно удерживая блюдечко Элли, которое Кишлот так  же
машинально тянул у него из рук. - О!  Я  очень  хотел  бы  всего  такого!  -
вскричал Давенант. Отдав блюдечко, он встрепенулся и смахнул крошки.  -  Как
вы думаете, что теперь может быть?
   - Об этом рано говорить, - сказал Галеран.  -  Завтра  увидимся,  ты  мне
расскажешь, как ты ходил туда и что там произошло. Я должен идти.
   - Почему вы так добры ко мне?
   - На такие вопросы я не отвечаю. Сам не  могу  устроить  твою  судьбу,  а
случай был соблазнителен.
   Галеран ушел, и  Давенант  вскоре  после  того  опять  начал  обслуживать
посетителей или отваживать любопытных, заходящих подпустить колкость,  чтобы
затем выйти, пожимая плечами. Когда Кишлот запер кафе, было уже девять часов
вечера. Подметая залу, мальчик увидел забытую Галераном книгу и  взял  ее  к
себе, в свою каморку за кухней. Ввиду важности ожидающего Давенанта  события
- идти завтра к Урбану Футрозу - Кишлот  разрешил  юноше  отсутствовать  три
часа - от десяти утра до часу дня -  и  надавал  ему  столько  советов,  как
держаться, говорить, войти, уйти и так далее, что  Давенант  просто  ему  не
поверил. Кишлот нарисовал двойной образец - унижения и дерзкого вызова,  сам
не замечая, что перепутал принципы кафе "Отвращение"  с  приемами  слезливых
нищих. Давенант был рад, когда отделался от него. Не  скоро  он  заснул,  то
начиная читать в книге о дьявольском игроке Мофи, который  видел  в  зрачках
противника отражение его карт, то продолжая  носить  стаканы  с  молоком  на
заветный стол, где сидели дети Футроза. Из них двух стало  четыре,  а  потом
больше, и он был в плену этих  прекрасных  лиц,  милостиво  дозволяющих  ему
слушать свою болтовню. Сон пожалел его наконец. Давенант спал, видя  во  сне
замки и облака, и, встав утром, начал волноваться, едва протерши глаза.
   У него был старенький синий костюм, купленный за гроши на деньги  первого
жалованья, и соломенная шляпа с порыжевшей лентой.
   Он подровнял ножницами бахрому воротничка, начистил, как медь, башмаки и,
поскорее хлебнув кофе,  сумрачно  выслушал  последние  наставления  Кишлота,
желавшего, чтобы Давенант, как бы случайно, сказал Футрозу, что "Отвращение"
есть,  в  сущности,   "Приятное   разочарование"   -   небезынтересное   для
любознательных джентльменов, изучающих нравы города.
   Давенант страшно жалел, что  нет  Галерана,  который  являлся  не  раньше
полудня, - видеть этого человека  теперь  было  для  него  равно  дружескому
напутствию.
   Еще ничего не случилось,  но  кафе  "Отвращение"  с  его  посвистывающими
стенными часами и полом, бывшим  ниже  улицы  на  три  ступени,  уже  томило
Давенанта, как скучное воспоминание. Повар начал допытываться, куда это идет
слуга, одевшись,  как  в  праздник,  вместо  полотняной  куртки  и  тикового
передника. Давенант скрыл от него истину, так как повар имел насмешливый ум.
Он объяснил,  что  Кишлот  будто  бы  дал  ему  поручение.  Усомнясь,  повар
раздраженно передвинул кастрюлю и сказал:
   - Тоже... с секретами.
   Как ни подталкивал Давенант взглядом стрелки часов, ему  хватило  времени
сделать свою обычную утреннюю работу: протереть окна, развесить бумажки  для
мух, написать  меню,  и  лишь  после  того,  с  неохотой,  уступившей  явной
необходимости, часы пробили десять. Меж тем его жажда  событий  теряла  свою
ревнивую чистоту от разных замечаний Кишлота: "Хотя ты  и  нацепил  галстук,
однако поворачивайся проворнее", или: "Где твои глаза? Не  упали  ли  они  в
молоко для девочек? -" Случайно его  не  было  за  стойкой,  когда  Давенант
складывал ножи и  вилки  на  обычное  место  буфета.  Схватив  шляпу,  юноша
отправился быстрым шагом и начал бродить по  городу,  медленно  и  неуклонно
приближаясь к Якорной улице. Не  было  еще  одиннадцати  часов,  но  он  уже
разыскал дом Футроза - старинное здание из серого камня, с большими окнами и
входом  посредине  фасада.  Набравшись  решимости,  Давенант  приблизился  к
огромной двери. На его робкий звонок явилась строгая  пожилая  горничная,  с
чем-то таким в лице, что делало ее частью этой  волнующей  Давенанта  семьи.
Неловко прошел он за горничной в гостиную. Пытаясь объяснить причину  своего
посещения, Давенант сказал:
   - Вчера мне назначили.. Какое-то дело ...
   Но горничная перебила его:
   - Я уже знаю это, вас ждут. Садитесь и обождите. Я передам.
   Давенант уселся на стул. Прежде всего он начал вслушиваться, не звучит ли
где-нибудь женский смех. Ничего  такого  не  слыша,  предоставленный  самому
себе, он с любопытством осмотрелся и даже вздохнул от удовольствия: гостиная
была заманчива, как рисунок к  сказке.  Ее  стены,  обтянутые  желто-красным
шелком  турецкого  узора,  мозаики  и  небольшие  картины  развлекали  самое
натянутое внимание. Ковер цвета  настурций,  с  фигурами  прыгающих  золотых
кошек, люстра зеленого хрусталя, подвешенная к центру лепной  розетки  цвета
старого золота, бархатные портьеры, мебель красного дерева,  обитая  розовым
тисненым атласом, так сильно понравились Давенанту, что его робость исчезла.
Обстановка  согрела  и  оживила  его.  Великолепные  растения  с  блестящими
тяжелыми листьями стояли в фаянсовых вазах против трех больших окон. Рисунок
ваз изображал летучих  мышей  над  сумеречными  холмами,  Стеклянная  дверь,
ведущая на террасу, была раскрыта; за  ней  блестели  небо  и  сад.  Маятник
каминных часов мерно касался невидимой однотонной струны низкого тембра.
   Давенант засмотрелся на отрадную пестроту гостиной, не слыша,  как  вошел
Футроз. Он вскочил, лишь когда увидел владельца  дома  перед  собой.  Но  не
колоссальный денежный туз с замораживающими роговыми очками стоял перед ним,
а человек весьма успокоительной наружности - невысокий,  худой;  его  черные
волосы спускались бакенами до середины щек,  придавая  одутловатому  бритому
лицу с большим ртом и  желтым  оттенком  кожи  характерную  остроту.  Улыбка
Футроза  открывала  перламутровой  чистоты  зубы;  при  этом  на  его  щеках
появились заразительно веселые  ямочки,  родственные  ямочкам  Элли.  В  его
черных глазах  мелькала  искра  иронии.  Когда  Футроз  говорил,  эта  искра
разгоралась  и  освещала  все  лицо,  отчего   взгляд   менялся,   становясь
добродушно-серьезным. Отрывистый голос заканчивал этот облик, за исключением
не упомянутого нами серого костюма  и  манеры  дергать  иногда  левой  рукой
пуговицу жилета.
   Усадив Давенанта против себя, Футроз сказал:
   - Посмотрим, нельзя ли сделать для вас что-либо полезное. Девочки мне все
рассказали, и я готов поддержать их желание  устроить  вашу  судьбу.  Вы  не
стесняйтесь меня. Ваш хозяин, как я слышал, - занятный оригинал.  Расскажите
мне о своей жизни!
   Его  простая  манера  выказывала  несомненное  расположение,  и  Давенант
избавился от беспокойства, навеянного советами Кишлота. Но только  он  начал
говорить, как в гостиную вошло  существо  о  двух  головах:  Роэна  обнимала
сестру сзади, установясь  подбородком  в  волосы  Элли.  Заметив  Давенанта,
девушки остановились и,  задумчиво  кивая  ему,  вышли,  пятясь,  в  том  же
нераздельном положении тесного объятия. Дверь прикрылась. За  ней  раздались
возня и откровенный взрыв хохота.
   Встретив  и  проводив  дочерей  укоризненным  взглядом,   Футроз   сказал
просиявшему Давенанту:
   - Вы начали говорить. Выкладывайте свою биографию,  после  чего  займемся
обсуждением наших возможностей.
   - Видите ли, - сказал Давенант, невольно посматривая на  дверь,  -  самое
интересное для меня то, что мой отец исчез без вести одиннадцать лет  назад.
Так и осталось неизвестным, куда он девался, - жив он  или  умер.  Мне  было
тогда пять лет, и я помню, как моя мать плакала. Он вышел  вечером,  сказав,
что направляется к одному клиенту -  получить  долг.  Больше  его  никто  не
видел, и никто никогда не мог  узнать  о  его  участи,  несмотря  на  всякие
справки.
   - Следовательно, - заметил Футроз, после приличествующего молчания, - ваш
отец не заходил к клиенту, иначе  был  бы  некоторый  материал  для  решения
таинственного вопроса.
   - Да! И еще более, тот человек отсутствовал, -  он  уезжал  в  Сан-Риоль.
Никак не мог он быть у него.
   - Действительно!
   - Когда я вырос, - продолжал Давенант, вздохнув, - многое  мне  приходило
на ум. Я старался понять и читал книги о различных исчезновениях. Но  только
один раз что-то похожее на мои мысли представилось мне, очень странное.
   - Мне интересно знать, рассказывайте.
   - Это было так: я чистил башмаки, кто-то прошел за окном,  и  я  вспомнил
отца. Мне представился ночной дождь, ветер, а отец, будто бы размышляя,  как
достать денег, задумался и  очутился  в  гавани  -  далеко,  около  нефтяных
цистерн. Он стоял, смотрел на огни, на  воду,  и  вдруг  все  огни  погасли.
Почему погасли? Неизвестно: так я подумал. Стало тихо. Дунет ветер,  плеснет
вода. -И он услышал, знаете... стук барабана: солдаты вышли  из  переулка  и
прошли мимо него: "Раз-два ... Раз-два ...", - а впереди  шел  барабанщик  с
темным лицом. Барабан гремел в ночной тьме, но  нигде  не  было  огней.  Все
спали или притаились... Конечно, дико! Я знаю! - вскричал Давенант, торопясь
досказать. - Но барабан бил. Вдруг мой отец очнулся. Он пошел прочь и  видит
- это не та улица. Идет дальше - это не тот город,  а  какой-то  другой.  Он
испугался, а потом заболел и умер ... В больнице, должно  быть,  -  прибавил
Давенант, с облегчением видя, что Футроз слушает его без насмешки. -  Но  он
жив ... Я иногда чувствую это. Большей частью я знаю, что он умер.
   Сведя так удачно воображение с здравым смыслом, Давенант умолк.
   Футроз спросил:
   - Как это у вас получилось?
   - Не знаю. Но стало представляться одно за другим. Я сам удивился.
   - Вы фантазер, - заметил  Футроз,  задумчиво  рассматривая  Давенанта.  -
Одиннадцать лет - большой срок. Оставим это пока.
   Давенант рассказал свою жизнь, но умолчал о том,  что  его  отец  адвокат
Франк Давенант был  горький  пьяница  и  несчастливый  игрок;  сын  стыдился
говорить худо об отце, которого  едва  помнил.  Болезненная  мать  Давенанта
шесть лет билась с нуждой, брошенная родственниками на  произвол  судьбы,  в
отместку за то, что пренебрегла выгодной партией ради бедного юриста. Ей так
и не удалось узнать, как  кончает  она  свои  дни:  покинутой  женщиной  или
вдовой. Не умевшая раньше ничего делать, Корнелия Давенант выучилась  вязать
чулки, мастерить шляпы, клеить рамки и коробки из раковин, иногда  торговала
цветами. Жизнь она  провела  в  бедности,  умерла  в  нищете,  а  Тиррея  на
одиннадцатом году его жизни взял к себе парусный мастер Кид, бездетный сосед
Корнелии. К тому времени, как Тиррей окончил городскую школу, Кид и его жена
уехали в Лисе, где мастер получил место  начальника  мастерской  у  крупного
судовладельца. Давенанта Кид оставил в Покете, так как  немолодая  жена  его
неожиданно сделалась матерью, и чужой, да  еще  взрослый  ребенок  начал  ей
мешать. Уезжая, Киды отдали Тиррея работать харчевнику,  имевшему  несколько
развозных тележек с горячей пищей,  а  затем  Давенант  был  уступлен  своим
хозяином Кишлоту.
   Футроз,  выслушав,  проникся  сочувствием  к  юноше,  ожидающему  решения
влиятельного человека  с  достоинством  и  застенчивостью  младшего,  но  не
ищущего.
   - Вчера в вашем "Отвращении" был некто  Галеран,  -  начал  Футроз.  -  В
сущности, это он натравил девочек на вас. Кто такой Галеран?
   - Видите ли, - ответил, все еще посматривая на  дверь,  Давенант,  -  это
человек очень хороший, и он часто по-дружески разговаривает со мной,  однако
ничего мне о нем неизвестно. Не знает этого даже  Кишлот.  Галеран  приносит
мне книги. Вообще он мне нравится,
   - Разумеется,  это  вполне  объясняет  Галерана.  Оставим  его.  Так  чем
привлекает вас жизнь? Что хотели бы вы ей дать и, само собой, также взять от
нее?
   - Я взял бы от нее все, да, как говорится, - руки коротки. Но... ведь  вы
знаете больше, чем я.
   - А потому должен знать,  чего  вы  хотите!!!  Ну,  нет,  дудки,  молодой
человек! Подумайте и скажите.
   - В таком случае я сознаюсь вам, что меня привлекают путешествия. Я  хочу
больших путешествий, связанных с каким-нибудь увлекательным делом. Но что  я
говорю! - воскликнул Давенант. - Верно: это  мое  заветное  желание,  и  оно
неисполнимо, но вы хотели, чтобы я говорил откровенно.
   - Послушайте, милый мой, - сказал Футроз, прозревая в собеседнике  пылкое
сердце и горячую голову, - только то и хорошо, что вы  откровенный.  Вот  на
чем окончим мы нашу беседу: вы  возвратитесь  к  Кишлоту,  а  к  нам  будете
приходить по воскресеньям. Кроме того, вы  явитесь  для  делового  разговора
послезавтра, в те же часа.
   - Что вы надумали для меня? - спросил Давенант  с  высоты  облаков,  куда
загнал его твердый, теплый тон Футроза.
   - Законный вопрос.  Так  вот:  у  меня  есть  знакомый  в  Географическом
институте.  Несколько  экспедиций  намечено  в  этом  году,   -   экспедиций
небезопасных и долгих. Вам найдется там вспомогательная работа.
   - Это верно! - воскликнул Давенант. - Я буду переносить  инструменты  или
разбивать палатки. Однако, - добавил он великодушно, - я  очень  прошу  вас:
если вы встретите затруднения, - не хлопочите тогда.
   - Ах так?! Хорошо.
   - Но это не в таком смысле, что... - запутался опешивший Давенант, - а  в
другом ... Мне совестно.
   - Хорошо, - Футроз задумался, быстро проворчав сам  себе:  -  "Отдам  его
Старкеру. Пусть пишет под диктовку дневник".
   - Как вы сказали? - не расслышал Давенант, думая, что  Футроз  спрашивает
его.
   - Я сказал, - шутливо оборвал Футроз деловой разговор, - что я возьму вас
пинцетом за крылышки и пущу бегать по глобусу.
   Чувствуя  серьезность  обещания,  Давенант  глубоко  вздохнул,  а  Футроз
позвонил и велел горничной передать девушкам, что он хочет их видеть.
   - Вы будете нас посещать, - сказал он Давенанту, хлопая его по плечу, - и
вам надо их старательно разглядеть,  чтобы  потом  знать,  с  какой  стороны
получите удар. Это - хорошие, но очень коварные дети.
   Девушки вошли и чинно кивнули смутившемуся Тиррею.
   - Серьезный разговор кончен, - сказал им отец, - а теперь Давенант -  наш
гость. Боюсь, что он  деликатнее  вас,  а  потому  не  сумеет  вас  осадить.
Помните, что он беззащитен, и не пугайте его. Мы его  понемногу  перевернем.
Розна, я могу быть спокоен?
   - О да, папа! - грустно сказала Рой, опуская  глаза.  -  Ты  можешь  быть
совершенно спокоен. Так спокоен, как тихая вода горных озер.
   - Как энциклопедия на древнеегипетском  языке,  -  успокоила  отца  Элли,
печально гладя рукав.
   Футроз с сомнением взглянул на них и вышел.
   Язвительницы немедленно подошли к Давенанту и сели против него.
   Элли томно сказала:
   - Какая чудесная погода!
   - О да! - ласково улыбнулась Рой краснеющему Давенанту.  -  Но,  кажется,
барометр падает. Скажите, пожалуйста, какого типа автомобили вам нравятся?
   - Вы любите музыку? - спросила Элли, кусая  губы.  -  Какой  ваш  любимый
композитор?
   Продолжая дурачиться, они заметили, что Давенант удручен, и рассмеялись.
   - Вы на нас не сердитесь, - сказала Рой. - Сегодня мы почему-то никак  не
можем остановиться. Нравится вам у нас?
   - Да, - сказал Давенант, - вы угадали.
   - А мы? - нагло спросила Элли, подскакивая на стуле.
   - Мы постараемся вам понравиться, - скромно пообещала Роэна. - Вы  будете
приходить часто. Хорошо?
   - Очень хорошо, - ответил Давенант, - это  лучше  всего.  -  Подумав,  он
добавил: - Я, может быть, кажусь вам очень серьезным, но это обманчиво.  Так
я не очень серьезен.
   - Я вижу, что у нас найдется общая почва, - Элли подмигнула сестре.  -  Я
тебе говорила.
   - Что говорила?
   Они обменялись таинственными знаками и несколько успокоились.
   - Хотите, мы вам сыграем? - предложила Элли.
   - Конечно! - вскричал Давенант. Улыбка не покидала его.
   Возник спор, кому первой играть. Кончился он тем, что Роэна села к роялю,
а Элли встала с ней рядом - переворачивать листы нот.
   - Слушайте "Вальс изгнанника", - говорила Роэна в то время, как ее еще не
сильные пальцы нажимали клавиатуру. - Я основательно не  усвоила  его  пока.
Это место путается дней пять. Но ты, Роэна, упорное существо... Слышите, как
соврала? И вот, теперь изгнанник возвращается к домашнему очагу.
   - Он стоит у окна темный, как негр в полночь,  а  там,  -  Элли  закатила
глаза, - его дочь, в цветах и бриллиантах, приехала из  церкви  ...  Сказать
ли? С довольно недурным субъектом.
   - И... - подхватила Рой, приказывая взглядом перевернуть  лист.  -  Элли,
зачем дергаешь ноты?.. И изгнанник, не желая мешать счастью  дочери,  целует
оконное стекло. Все кончено. Он вернулся в свой дикий лес.
   Давенант слышал не вальс, а небесный хор.  Руки  Роэны,  вытягиваясь  при
сильных аккордах, как бы отталкивали рояль, или, мягко  опустив  локти,  она
склонялась над