Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
енькая полоска вечерней зари. Облака
двигались к западу. Значит, рассчитывать на то, что погода разгуляется, не
приходилось. Горы, которые я теперь увидел, показались мне незнакомыми. Куда
идти? Я понял свою ошибку. Я слишком увлекся кабанами и слишком мало уделил
внимания окружающей обстановке. Идти назад по следам было немыслимо. Ночь
застигла бы меня раньше, чем я успел бы пройти и половину дороги. Тут я
вспомнил, что я, как некурящий, не имею спичек. Рассчитывая к сумеркам
вернуться на бивак, я не захватил их с собой. Это была вторая крупная
ошибка. Я два раза выстрелил в воздух, но не получил ответных сигналов.
Тогда я решил спуститься в долину и, пока возможно, идти по течению воды.
Была маленькая надежда, что до темноты я успею выбраться на тропу. Не теряя
времени, я стал спускаться вниз; Леший покорно поплелся сзади.
Как бы ни был мал дождь в лесу, он всегда вымочит до последней нитки.
Каждый куст и каждое дерево собирают дождевую воду на листьях и крупными
каплями осыпают путника с головы до ног. Скоро я почувствовал, что одежда
моя стала намокать.
Через полчаса в лесу начало темнеть. Уже нельзя было отличить яму от
камня, колодник от земли. Я стал спотыкаться. Дождь усилился и пошел ровный
и частый. Пройдя еще с километр, я остановился, чтобы перевести дух. Собака
тоже вымокла. Она сильно встряхнулась и стала тихонько визжать. Я снял с нее
поводок. Леший только и ждал этого. Встряхнувшись еще раз, он побежал вперед
и тотчас скрылся с глаз. Чувство полного одиночества охватило меня. Я стал
окликать его, но напрасно. Простояв еще минуты две, я пошел в ту сторону,
куда побежала собака.
Когда идешь по тайге днем, то обходишь колодник, кусты и заросли. В
темноте же всегда, как нарочно, залезешь в самую чащу. Откуда-то берутся
сучья, которые то и дело цепляются за одежду, ползучие растения срывают
головной убор, протягиваются к лицу и опутывают ноги.
Быть в лесу, наполненном дикими зверями, без огня, во время ненастья -
жутко. Сознанье своей беспомощности заставило меня идти осторожно и
прислушиваться к каждому звуку. Нервы были напряжены до крайности. Шелест
упавшей ветки, шорох пробегающей мыши казались преувеличенными, заставляли
круто поворачивать в их сторону.
Наконец стало так темно, что в глазах уже не было нужды. Я промок до
костей, с фуражки за шею текла вода ручьями. Пробираясь ощупью в темноте, я
залез в такой бурелом, из которого и днем-то едва ли модою скоро выбраться.
Нащупывая руками опрокинутые деревья, вывороченные пни, камни и сучья, я
ухитрился как-то выйти из этого лабиринта. Я устал и сел отдохнуть, но
тотчас почувствовал, что начинаю зябнуть. Зубы выстукивали дробь; я весь
дрожал, как в лихорадке. Усталые ноги требовали отдыха, а холод заставлял
двигаться дальше.
Залезть на дерево! Эта глупая мысль всегда первой приходит в голову
заблудившемуся путнику. Я сейчас же отогнал ее прочь. Действительно, на
дереве было бы еще холоднее, и от неудобного положения стали бы затекать
ноги. Зарыться в листья! Это не спасло бы меня от дождя, но, кроме того,
легко простудиться. Как я ругал себя за то, что не взял с собой спичек. Я
мысленно дал себе слово на будущее время не отлучаться без них от бивака
даже на несколько метров.
Я стал карабкаться через бурелом и пошел куда-то под откос. Вдруг с
правой стороны послышался треск ломаемых сучьев и чье-то порывистое дыхание.
Я хотел было стрелять, но винтовка, как на грех, дульной частью зацепилась
за лианы. Я вскрикнул не своим голосом и в этот момент почувствовал, что
животное лизнуло меня по лицу... Это был Леший.
В душе моей смешались два чувства: злоба к собаке, что она меня так
напутала, и радость, что она возвратилась. Леший с минуту повертелся около
меня, тихонько повизжал и снова скрылся в темноте.
С неимоверным трудом я подвигался вперед. Каждый шаг мне стоил больших
усилий. Минут через двадцать я подошел к обрыву. Где-то глубоко внизу шумела
вода. Разыскав ощупью большой камень, я столкнул его под кручу. Камень
полетел по воздуху; я слышал, как он глубоко внизу упал в воду. Тогда я
круто свернул в сторону и пошел вправо, в обход опасного места. В это время
опять ко мне прибежал Леший. Я уже не испугался его и поймал за хвост. Он
осторожно взял зубами мою руку и стал тихонько визжать, как бы прося его не
задерживать. Я отпустил его. Отбежав немного, собака снова вернулась назад и
тогда только успокоилась, когда убедилась, что я иду за ней следом. Так
прошли мы еще с полчаса.
Вдруг в одном месте я поскользнулся и упал, больно ушибив колено о
камень. Я со стоном опустился на землю и стал потирать больную ногу. Через
минуту прибежал Леший и сел рядом со мной. В темноте я его не видел - только
ощущал его теплое дыхание. Когда боль в ноге утихла, я поднялся и пошел в ту
сторону, где было не так темно. Не успел я сделать и десяти шагов, как опять
поскользнулся, потом еще раз и еще.
Тогда я стал ощупывать землю руками.
Крик радости вырвался из моей груди. Это была тропа! Несмотря на
усталость и боль в ноге, я пошел вперед.
"Теперь не пропаду, - думал я, - тропинка куда-нибудь приведет".
Я решил идти по ней всю ночь до рассвета, но сделать это было не так-то
легко. В полной темноте я не видел дороги и ощупывал ее только ногой.
Поэтому движения мои были до крайности медленными. Там, где тропа терялась,
я садился на землю и шарил руками. Особенно трудно было разыскивать ее на
поворотах. Иногда я останавливался и ждал возвращения Лешего, и собака вновь
указывала мне потерянное направление. Часа через полтора я дошел до какой-то
речки. Вода с шумом катилась по камням. Я опустил в нее руку, чтобы узнать
направление течения. Речка бежала направо.
Перейдя вброд горный поток, я сразу попал на тропу. Я ни за что не нашел
бы ее, если бы не Леший. Собака сидела на самой дороге и ждала меня.
Заметив, что я подхожу к ней, она повертелась немного на месте и снова
побежала вперед. В темноте ничего не было видно, слышно было только, как
шумела вода в реке, шумел дождь и шумел ветер в лесу. Тропа вывела меня на
другую дорогу. Теперь явился вопрос, куда идти: вправо или влево. Обдумав
немного, я стал ждать собаку, но она долго не возвращалась. Тогда я пошел
вправо. Минут через пять появился Леший. Собака бежала мне навстречу. Я
нагнулся к ней. В это время она встряхнулась и всего меня обдала водой. Я
уже не ругался, погладил ее и пошел следом за ней.
Идти стало немного легче: тропа меньше кружила и не так была завалена
буреломом. В одном месте пришлось еще раз переходить вброд речку. Пробираясь
через нее, я поскользнулся и упал в воду, но от этого одежда моя не стала
мокрее.
Наконец я совершенно выбился из сил и сел на пень. Руки и ноги болели от
заноз и ушибов, голова отяжелела, веки закрывались сами собой. Я стал
дремать. Мне грезилось, что где-то далеко между деревьями мелькает огонь. Я
сделал над собой усилие и открыл глаза Было темно, холод и сырость
пронизывали до костей. Опасаясь, чтобы не простудиться, я вскочил и начал
топтаться на месте, но в это время опять увидел свет между деревьями. Я
решил, что это галлюцинация. Но вот огонь появился снова. Сонливость моя
разом пропала. Я бросил тропу и пошел прямо по направлению огня Когда ночью
перед глазами находится свет, то нельзя определить, близко он или далеко,
низко или высоко над землей.
Через четверть часа я подошел настолько близко к огню, что мог
рассмотреть все около него. Прежде всего я увидел, что это не наш бивак.
Меня поразило, что около костра не было людей. Уйти с бивака ночью во время
дождя они не могли. Очевидно, они спрятались за деревьями.
Мне стало жутко. Идти к огню или нет? Хорошо, если это охотники, а если я
наткнулся на табор хунхузов? Вдруг из чащи сзади меня выскочил Леший. Он
смело подбежал к огню и остановился, озираясь по сторонам. Казалось, собака
тоже была удивлена отсутствием людей. Она обошла вокруг костра, обнюхивая
землю, затем направилась к ближайшему дереву, остановилась около него и
завиляла хвостом. Значит, там был кто-нибудь из своих, иначе собака выражала
бы гнев и беспокойство. Тогда я решил подойти к огню, но спрятавшийся
опередил меня Это оказался Мурзин. Он тоже заблудился и, разведя костер,
решил ждать утра. Услышав, что по тайге кто-то идет и не зная, кто именно,
он спрятался за дерево. Его больше всего смутила та осторожность, с которой
я приближался, и в особенности то, что я не подошел прямо к огню, а
остановился в отдалении.
Тотчас мы стали сушиться. От намокшей одежды клубами повалил пар. Дым
костра относило то в одну, то в другую сторону. Это был верный признак, что
дождь скоро перестанет. Действительно, через полчаса он превратился в
изморось. С деревьев продолжали падать еще крупные капли.
Под большой елью, около которой горел огонь, было немного суше Мы
разделись и стали сушить белье. Потом мы нарубили пихтача и, прислонившись к
дереву, погрузились в глубокий сон.
К утру я немного прозяб. Проснувшись, я увидел, что костер прогорел. Небо
еще было серое, кое-где в горах лежал туман. Я разбудил казака. Мы пошли
разыскивать свой бивак. Тропа, на которой мы ночевали, пошла куда-то в
сторону, и потому пришлось ее бросить. За речкой мы нашли другую тропу. Она
привела нас к табору.
Подкрепив силы чаем с хлебом, часов в одиннадцать утра мы пошли вверх по
реке Сальной. По этой речке можно дойти до хребта Сихотэ-Алинь. Здесь он
ближе всего подходит к морю Со стороны Арзамасовки подъем на него крутой, а
с западной стороны - пологий Весь хребет покрыт густым смешанным лесом.
Перевал будет на реке Ли-Фудзин, по которой мы вышли с реки Улахе к заливу
Ольги.
После полудня вновь погода стала портиться. Опасаясь, как бы опять не
пошли затяжные дожди, я отложил осмотр Ли-Фудзина до другого, более
благоприятного случая. Действительно, ночью полил дождь, который продолжался
и весь следующий день. 21 июля я повернул назад и через двое суток
возвратился в пост Ольги.
Глава 16
В Макрушенской пещере
Река Ольга. - Ночевка около китайской фанзы - Залив Владимира. - Геология
залива. - Китайские морские промыслы. - Осьминог. - Река Хулуай
Пока я был на реке Арзамасовке, из Владивостока прибыли давно жданные
грузы. Это было как раз кстати. Окрестности залива Ольги уже были осмотрены,
и надо было двигаться дальше. 24 и 25 июля прошли в сборах. За это время
лошади отдохнули и оправились. Конское снаряжение и одежда людей были в
порядке, запасы продовольствия пополнены.
Дальнейший план работ был намечен следующим образом: Г. И. Гранатману
было поручено пройти горами между Арзамасовкой и Сибегоу (приток Тадушу), а
А. И. Мерзляков должен был обойти Арзама-совку с другой стороны. В верховьях
Тадушу мы должны были встретиться. Я с остальными людьми наметил себе путь
по побережью моря к заливу Владимира.
Мои товарищи выступили в поход 26 июля утром, а я 28-го числа после
полудня.
День выпал хороший и теплый. По небу громоздились массы кучевых облаков.
Сквозь них прорывались солнечные лучи и светлыми полосами ходили по воздуху.
Они отражались в лужах воды, играли на камнях, в листве ольшаников и
освещали то один склон горы, то другой. Издали доносились удары грома.
Залив Владимира и залив Ольги расположены рядом, на расстоянии 50
километров друг от друга. Посредине между ними проходит небольшой горный
кряж высотой в среднем около 250 метров с наивысшими точками в 450 метров,
служащий водоразделом между речкой Ольгой (13 километров) и речкой
Владимировкой (9 километров), впадающей в залив того же имени. Обе речки
текут по широким продольным долинам, отделенным от моря невысоким горным
хребтом, который начинается у мыса Шкота (залив Ольги) и тянется до мыса
Ватовского (залив Владимира). Направление этой складки можно проследить и
дальше на север.
Река Ольга состоит из двух речек одинаковой величины со множеством мелких
притоков, отчего долина ее кажется широкой размытой котловиной. Раньше
жители поста Ольги сообщались с заливом Владимира по тропе, проложенной
китайскими охотниками. Во время русско-японской войны в 1905 году в заливе
Владимира разбился крейсер "Изумруд". Для того чтобы имущество с корабля
можно было перевезти в пост Ольги, построили колесную дорогу. С того времени
между обоими заливами установилось правильное сообщение.
Гроза прошла стороной, и после полудня небо очистилось. Солнце так ярко
светило, что казалось, будто все предметы на земле сами издают свет и тепло.
День был жаркий и душный.
Сумерки спустились на землю раньше, чем мы успели дойти до перевала. День
только что кончился. С востока откуда-то издалека, из-за моря, точно синий
туман, надвигалась ночь. Яркие зарницы поминутно вспыхивали на небе и
освещали кучевые облака, столпившиеся на горизонте. В стороне шумел горный
ручей, в траве неумолкаемым гомоном трещали кузнечики.
Я уже хотел подать сигнал к остановке, как вдруг один из казаков сказал,
что видит огонь. Действительно, маленький огонек виднелся в стороне около
леса, шагах в трехстах от дороги. Мы пошли туда. Это была китайская фанза.
Собака своим лаем известила хозяев о нашем приближении. Два китайца вышли
нам навстречу. В улыбках и поклонах их были страх и покорность, заискивание
и гостеприимство. Китайцы предлагали мне лечь у них в фанзе, но ночь была
так хороша, что я отказался от их приглашения и с удовольствием расположился
у огня вместе со стрелками.
Обыкновенно после долгой стоянки первый бивак всегда бывает особенно
оживленным. Все полны сил и энергии, всего вдоволь, все чувствуют, что
наступает новая жизнь, всякому хочется что-то сделать. Опять у стрелков
появилась гармоника. Веселые голоса, шутки, смех разносились далеко по
долине.
Стояла китайская фанзочка много лет в тиши, слушая только шум воды в
ручье, и вдруг все кругом наполнилось песнями и веселым смехом. Китайцы
вышли из фанзы, тоже развели небольшой огонек в стороне, сели на корточки и
молча стали смотреть на людей, так неожиданно пришедших и нарушивших их
покой. Мало-помалу песни стрелков начали затихать. Казаки и стрелки
последний раз напились чаю и стали устраиваться на ночь.
Я спал плохо, раза два просыпался и видел китайцев, сидящих у огня. Время
от времени с поля доносилось ржание какой-то неспокойной лошади и собачий
лай. Но потом все стихло. Я завернулся в бурку и заснул крепким сном. Перед
солнечным восходом пала на землю обильная роса. Кое-где в горах еще тянулся
туман. Он словно боялся солнца и старался спрятаться в глубине лощины. Я
проснулся раньше других и стал будить команду.
Распростившись с китайцами, мы тронулись в путь. Я заплатил им за дрова и
овощи. Манзы пошли было нас провожать, но я настоял на том, чтобы они
возвратились обратно. Часов в девять утра мы перевалили через водораздел и
спустились в долину Владимировки.
На этом маршруте следует отметить весьма интересные эоловые образования в
виде гладко обточенных столбов, шарообразных глыб, покоящихся на небольших
пьедесталах, в виде выпуклостей с перетяжками, овальных углублений и т. д.
Некоторые из них поражают своей оригинальностью. Одни глыбы похожи на
зверей, другие на колонны, третьи на людей и т. д. Образования эти
заслуживают особого внимания потому еще, что вблизи нигде нет песков,
которые играли бы роль шлифовального материала. Высокий горный хребет,
служащий водоразделом между реками Ольгой и Владимировкой, спускается к морю
мысами и состоит из песчаников, конгломератов и серых вакк.
Речка Владимировка имеет вид обыкновенного горного ручья, протекающего по
болотистой долине, окаймленной сравнительно высокими горами.
К вечеру отряд наш дошел до ее устья и расположился биваком на берегу
моря.
В сумерки на западе слышны были раскаты грома. Мы стали ставить палатки,
но опасения наши оказались напрасными. Гроза опять прошла стороной. Однако
нас смутило другое явление. Как только погасла вечерняя заря, звезды начали
меркнуть, и небо стало заволакиваться не то тучами, не то туманом.
Прохладный ветерок тянул с суши на море, а мгла вверху шла в обратном
направлении. Это бризы. В августе и сентябре на берегу моря их можно
наблюдать почти ежедневно. На рассвете небо кажется серым. Туман неподвижно
лежит над землей в полгоры. Когда же солнце подымается над горизонтом
градусов на пятнадцать, он приходит в движение, начинает клубиться и снова
ползет к морю, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Сперва это
нас беспокоило. Все казалось, что будет дождь. Потом мы привыкли к этому
явлению и уже более не обращали на него внимания.
Весь следующий день был посвящен осмотру залива Владимира. Китайцы
называют его Хулуай (от слов "хулу", что означает - круглая тыква, горлянка,
и "вай" - залив или бухта).
Некоторые русские вместо Хулуай говорят Фулуай и производят его от
китайского слова "фалу", что значит пятнистый олень. Это совершенно
неправильно.
Залив Владимира (45°53' северной широты и 135°37' восточной долготы от о.
Ферро - астрономический пункт находится на мысе Орехова) представляет собой
огромный водоем глубиной до 12 метров, обставленный со всех сторон
гранитными горами высотой в среднем около 230 метров. Он значительно больше
залива Ольги и состоит из трех частей: северо-западной - большой,
юго-восточной - меньшей и средней - самой маленькой. Со стороны открытого
моря залив этот окаймлен двумя гористыми полуостровами: Валюзека и
Ватовского. Третий полуостров, Рудановского, находится в середине залива. Из
упомянутых полуостровов наибольшим будет южный - Ватовского. Видно, что они
еще недавно были под водой.
Вокруг залива Владимира, около устьев впадающих в него речек, находится
целый ряд небольших озерков с опресненной водой. Эти озера и окружающие их
болота свидетельствуют о том, что залив раньше глубже вдавался в материк.
Потом вода была оттеснена, и суша сделала кое-где захваты. Самое большое
озеро - южное. Оно величиной около 1-го квадратного километра и глубиной от
3 до 6 метров. Вследствие того что через него проходит река, оно быстро
мелеет. Два озера с соленой водой на перешейках около полуостровов - тоже
живые свидетели того недавнего прошлого, когда полуострова эти были еще
островами. Морской прибой постарался соединить их с материком.
Теперь уже можно предсказать и будущее залива Владимира. Море медленно
отступает. Со временем оно закроет вход в залив и превратит его в лагуну,
лагуна станет наполняться наносами рек, обмелеет и превратится в болото. По
низине пройдет река, и все речки, впадающие теперь в залив самостоятельно,
сделаются ее притоками.
Растительность в окрестностях залива Владимира еще более скудная, чем
около поста Ольги. Склоны гор, обращенные к морю, совершенно голые. В
долинах берега рек, как бордюром, окаймлены ольхой (Alnus hirsuta Turcz.) и
тальниками (Salix philicifolia L.). В тех местах, где деревья подвержены
влиянию морских ветров, они низкорослы и имеют жалкий вид. Во всякой
лощинке, которая защищена от ветра, развивается растительность более пышная,
чем на склонах, обращенных к морю. Таким образом, по растительности можно
судить о преобладающих ветрах в данно