Мне не хотелось оставаться одному в фанзе, и  я  пошел  вместе  с
ними.
   Старик держал себя с большим достоинством и говорил  мало,  зато  молодой
китаец оказался очень словоохотливым. Он рассказал мне, что у  них  в  тайге
есть женьшеневая плантация и что именно  туда  они  и  направляются.  Я  так
увлекся его рассказами, что потерял направление пути и без помощи  китайцев,
вероятно, не  нашел  бы  дороги  обратно.  Около  часа  мы  шли  косогорами,
перелезали через какую-то скалу, потом спустились  в  долину.  На  пути  нам
встречались каскадные горные ручьи и глубокие овраги, на дне  которых  лежал
еще снег. Наконец мы дошли до цели своего странствования. Это  был  северный
нагорный склон, поросший густым лесом.
   Читатель ошибется, если  вообразит  себе  женьшеневую  плантацию  в  виде
поляны, на которой посеяны растения. Место, где найдено было в разное  время
несколько корней женьшеня, считается удобным. Сюда переносятся и все  другие
корни. Первое, что я увидел, - это навесы  из  кедрового  корья  для  защиты
женьшеня от палящих лучей солнца. Для того чтобы не  прогревалась  земля,  с
боков были посажены папоротники и  из  соседнего  ручья  проведена  узенькая
канавка, по которой сочилась вода.
   Дойдя до места, старик опустился на колени, сложил руки ладонями  вместе,
приложил их ко лбу и дважды сделал земной  поклон.  Он  что-то  говорил  про
себя, вероятно, молился. Затем он встал, опять  приложил  руки  к  голове  и
после этого принялся за работу. Молодой китаец в  это  время  развешивал  на
дереве красные тряпицы с иероглифическими письменами.
   Женьшень! Так вот он каков!
   Нигде на земле нет другого растения, вокруг которого  сгруппировалось  бы
столько  легенд  и  сказаний.  Под  влиянием  литературы  или  под  влиянием
рассказов китайцев, не знаю почему, но я тоже  почувствовал  благоговение  к
этому невзрачному представителю аралиевых. Я встал на  колени,  чтобы  ближе
рассмотреть его. Старик объяснил это по-своему: он думал, что  я  молюсь.  С
этой минуты я совсем расположил его в свою пользу.
   Оба  китайца  занялись  работой.  Они  убирали  сухие  ветки,  упавшие  с
деревьев, пересадили два каких-то куста и полили их водой. Заметив, что воды
идет в питомник мало, они пустили ее побольше. Потом они стали полоть сорные
травы, но удаляли не все,  а  только  некоторые  из  них,  и  особенно  были
недовольны, когда поблизости находили элеутерококк.
   Предоставив им заниматься  своим  делом,  я  пошел  побродить  по  тайге.
Опасаясь заблудиться, я направился  по  течению  воды,  с  тем  чтобы  назад
вернуться, по тому же ручью. Когда я возвратился на  женьшеневую  плантацию,
китайцы уже окончили свою работу и ждали меня. К фанзе мы подошли  с  другой
стороны, из чего я заключил, что назад мы шли другой дорогой.
   Незадолго перед сумерками к фанзочке подошел отряд. Китайцы уступили  нам
немного буды, хотя у них самих ее было мало. Вечером мне  удалось  уговорить
их  провести  нас  за  Сихотэ-Алинь,  к  истокам   Вай-Фудзина.   Провожатым
согласился быть сам старик, но по своей слабости он  мог  пройти  только  до
водораздела. Дальше проводником обещал быть молодой китаец.  Ему  непременно
нужно было добраться до земледельческих фанз и купить  там  муки  и  чумизы.
Старик поставил условием, чтобы на него не кричали и не  вступали  с  ним  в
пререкания. О первом пункте не могло быть и речи, а со вторым мы все  охотно
согласились.
   Чуть только смерклось, снова появился  гнус.  Китайцы  разложили  дымокур
внутри фанзы, а мы спрятались в свои комарники.
   Успокоенные мыслью, что с помощью провожатых перейдем через Сихотэ-Алинь,
мы скоро уснули. Теперь была только одна забота: хватит ли продовольствия?
   На следующий день в восемь часов утра мы были уже готовы  к  выступлению.
Старик пошел впереди, за ним последовал  молодой  китаец  и  два  стрелка  с
топорами, затем остальные люди и  вьючные  лошади.  Старик  держал  в  руках
длинный посох. Он ничего не говорил и  только  молча  указывал  направление,
которого следовало держаться, и тот валежник,  который  следовало  убрать  с
дороги. Несмотря на постоянные задержки в пути, отряд наш подвигался  вперед
все же довольно быстро. Китайцы долго держались юго-западного направления  и
только после полудня повернули на юг.
   Ближайшие предгорья Сихотэ-Алиня  состоят  из  порфироида  и  порфирового
туфа. Горные породы на дневной поверхности распались на обломки и образовали
осыпи, покрытые мхами и заросшие кустарниками.
   В Уссурийском крае едва ли можно встретить сухие хвойные  леса,  то  есть
такие, где под деревьями земля усеяна осыпавшейся хвоей и не  растет  трава.
Здесь всюду сыро, всюду мох, папоротники и мелкие осоки.
   Сегодня первый раз приказано было сократить выдачу буды наполовину. Но  и
при этом расчете продовольствия могло хватить только на двое суток. Если  по
ту сторону Сихотэ-Алиня мы не сразу найдем жилые места,  придется  голодать.
По словам китайцев, раньше в истоках Вай-Фудзина  была  зверовая  фанза,  но
теперь они не знают, существует она или нет.
   Я хотел было остановиться и заняться охотой, но старик настаивал на  том,
чтобы  не  задерживаться  и  идти  дальше.  Помня  данное  ему  обещание,  я
подчинился его требованиям.
   Нужно отдать справедливость старику, что он вел нас очень хорошо. В одном
месте  он  остановился  и  указал  на  старую  тропу,  заросшую   травой   и
кустарником. Это был тот  старинный  путь,  по  которому  уссурийские  манзы
раньше сообщались с заливом Ольги. Этой дорогой  в  шестидесятых  годах  XIX
столетия прошли Будищев и Максимович. Передо мной сразу встали их  образы  и
сделанные ими описания. Судя по тому, насколько  этот  путь  был  протоптан,
видно было, что здесь ранее происходило большое движение. Когда  же  военный
порт  был  перенесен  из  Николаевска  во  Владивосток,  китайские  охотники
перестали ходить этой дорогой, тропа  заросла  и  совершенно  утратила  свое
значение.
   За последние дни люди сильно обносились:  на  одежде  появились  заплаты;
изорванные головные сетки уже не приносили  пользы;  лица  были  изъедены  в
кровь; на лбу и около ушей появилась экзема.
   Ограниченные запасы продовольствия заставили нас торопиться. Мы сократили
большой привал до тридцати минут и во  вторую  половину  дня  шли  до  самых
сумерек.
   Такой большой переход трудно достался старику. Как только мы остановились
на бивак, он со стоном опустился на землю и без посторонней  помощи  не  мог
уже подняться на ноги.
   У меня во фляге нашлось несколько капель рома, который  я  берег  на  тот
случай, если кто-нибудь в пути заболеет. Теперь такой  случай  представился.
Старик шел для нас, завтра ему придется идти  опять,  а  потом  возвращаться
обратно.
   Я вылил в кружку весь  ром  и  подал  ему.  В  глазах  китайца  я  прочел
выражение благодарности. Он не хотел пить один и указывал на моих спутников.
Тогда мы все сообща стали его уговаривать. После  этого  старик  выпил  ром,
забрался в свой комарник и лег спать. Я последовал его примеру.
   Прислушиваясь к жужжанию мошек и комаров, я вспомнил библейское  сказание
о казнях египетских: "Появилось множество мух, которые  нестерпимо  уязвляли
египтян". В стране, где сухо,  где  нет  москитов,  случайное  появление  их
казалось ужасной казнью, здесь же, в  Приамурском  крае,  гнус  был  обычным
явлением.
   Чуть брезжило, когда меня разбудил старик китаец.
   - Надо ходи! - сказал он лаконически.
   Закусив немного холодной кашицей, оставленной  от  вчерашнего  ужина,  мы
тронулись в путь. Теперь проводник-китаец повернул круто на восток. Сразу  с
бивака мы попали в область размытых гор, предшествовавших Сихотэ-Алиню.  Это
были невысокие холмы с пологими склонами. Множество ручьев  текло  в  разные
стороны, так что сразу трудно ориентироваться и указать то направление, куда
стремилась выйти вода.
   Чем ближе мы подходили к хребту, тем лес становился все гуще, тем  больше
он был завален колодником. Здесь мы впервые встретили тис  (Taxus  cuspidata
sieb. et Zucc.),  реликтовый  представитель  субтропической  флоры,  имевшей
когда-то распространение по всему Приамурскому краю. Он имеет красную  кору,
красноватую  древесину,  красные  ягоды  и  похож  на  ель,  но  ветви   его
расположены, как у лиственного дерева.
   Здешний  подлесок  состоит  главным  образом  из   актинидии   (Actinidia
kolomikta Maxim.), которую русские переселенцы называют почему-то  кишмишом,
жимолости Маака  (Lenicera  maakii  Rupr.),  барбариса  (Berberis  amurensis
Rupr.),   маньчжурского   орешника   (Corylus    inanshurica    Maxim.)    с
неровно-зубчатыми  листьями  и  мохового  мирта   (Chamaedaphne   culyculata
Moench.) с белыми чешуйками на листьях и  с  белыми  цветами.  Из  цветковых
растений  чаще  всего  попадались  на  глаза  бело-розовые  пионы   (Paeonia
albiflora Pall.), собираемые китайскими  знахарями  на  лекарства,  затем  -
охотский  лесной  хмель  (Artagene  ochotensis  Pall.)  с  лапчато-зубчатыми
листьями и фиолетовыми цветами и клинтонил  (Clintonia  udensis  Trautv.  et
Mey.), крупные сочные листья которой расположены розеткой.
   К сумеркам мы дошли до водораздела.  Люди  сильно  проголодались,  лошади
тоже нуждались в отдыхе. Целый день  они  шли  без  корма  и  без  привалов.
Поблизости бивака нигде травы не было. Кони так устали,  что,  когда  с  них
сняли вьюки, они легли на землю. Никто не узнал бы в них тех откормленных  и
крепких лошадей, с которыми мы вышли со станции Шмаковка.  Теперь  это  были
исхудалые животные, измученные бескормицей и гнусом.
   Китайцы поделились со стрелками жидкой похлебкой, которую они сварили  из
листьев папоротника и остатков чумизы. После такого легкого ужина, чтобы  не
мучиться голодом, все люди легли спать. И хорошо сделали, потому что  завтра
выступление было назначено еще раньше, чем сегодня.
 
 
 
 
   Глава 13
 
   Через Сихотэ-Алинь к морю
 
   Перевал Максимовича. - Насекомые и птицы. - Долина реки Вай-Фудзина и  ее
притоки. - Горал. - Светящиеся насекомые. - Птицы  в  прибрежном  районе.  -
Гостеприимство китайцев. - Деревня Фудзин и село Пермское. - Бедствия первых
переселенцев из России. - Охотники. - Ценность пантов. - Кашлев. -  Тигриная
Смерть. - Маньчжурская полевая мышь. - Конец пути
 
 
   На следующий день, 16 июня, мы снялись с бивака в пять часов утра и сразу
стали подыматься на Сихотэ-Алинь. Подъем был медленный  и  постепенный.  Наш
проводник по возможности держал прямое направление, но там, где было  круто,
он шел зигзагами.
   Чем выше мы поднимались, тем больше  иссякали  ручьи  и  наконец  пропали
совсем. Однако глухой шум под камнями указывал, что источники эти еще богаты
водой. Мало-помалу шум этот тоже  начинал  стихать.  Слышно  было,  как  под
землей бежала вода маленькими струйками, точно ее  лили  из  чайника,  потом
струйки эти превратились в капли, и затем все стихло.
   Через час мы достигли гребня. Здесь подъем сразу сделался крутым,  но  не
надолго.
   На самом перевале, у подножия большого кедра, стояла  маленькая  кумирня,
сложенная из корья. Старик китаец остановился  перед  ней  и  сделал  земной
поклон. Затем он поднялся и, указывая рукой на  восток,  сказал  только  два
слова:
   - Река Вай-Фудзин.
   Это значило, что мы были на водоразделе. После этого старик сел на  землю
и знаком дал понять, что следует отдохнуть.
   Воспользовавшись этим, я прошел немного по хребту на юг, поднялся на одну
из каменных глыб, торчащих здесь из земли во множестве, и стал смотреть.
   Прилегающая  часть  Сихотэ-Алиня   слагается   из   кварцевого   порфира.
Водораздельный хребет идет здесь от юго-запада на  северо-восток.  Наивысшие
точки его будут около 1100 метров над уровнем моря.  К  северу  Сихотэ-Алинь
немного понижается. Западный склон его пологий, восточный значительно круче.
Весь хребет покрыт густым хвойно-смешанным лесом. Гольцы находятся только на
отдельных его вершинах и местах осыпей. На старинных китайских  картах  этот
водораздел называется Сихотэ-Алинь. Местные китайцы называют его Сихота-Лин,
а чаще всего Лао-Лин, то есть старый перевал (в смысле "большой,  древний").
По гипсометрическим измерениям высота перевала, на  котором  мы  находились,
равнялась 980 метрам. Я окрестил его именем К.  И.  Максимовича,  одного  из
первых исследователей Уссурийского края.
   К востоку  от  водораздела,  насколько  хватал  глаз,  все  было  покрыто
туманом. Вершины соседних гор казались разобщенными островами. Волны  тумана
надвигались на горный хребет  и,  как  только  переходили  через  седловины,
становились опять невидимыми. К западу от  водораздела  воздух  был  чист  и
прозрачен. По словам китайцев, явление  это  обычное.  Впоследствии  я  имел
много  случаев  убедиться  в  том,  что  Сихотэ-Алинь   является   серьезной
климатической границей между прибрежным районом и бассейном правых  притоков
Уссури.
   Должно быть, я долго пробыл в отлучке, потому что в отряде подняли крик.
   Казаки согрели чай и додали моего возвращения. Не обошлось  без  курьеза.
Когда чай был разлит по кружкам, П. К. Рутковский сказал:
   - Эх! Если бы сахар был!
   - Есть, - отвечал казак Белоножкин и, пошарив у себя в  кармане,  вытащил
из него почерневший от грязи кусок сахару.
   - Где это ты, друг мой, его валял? - спросил Рутковский.
   -  Он  Сихотэ-Алинь  переваливал,  -  отвечал   находчивый   казак.   Все
рассмеялись.
   Прополоскав немного желудок горячей водицей, мы  пошли  дальше.  Спуск  с
хребта в сторону Вай-Фудзина, как я уже сказал, был крутой. Перед нами  было
глубокое ущелье, заваленное камнями и буреломом. Вода, стекающая  каскадами,
во многих  местах  выбила  множество  ям,  замаскированных  папоротниками  и
представляющих собой настоящие ловушки. Гранатман толкнул  одну  глыбу.  При
падении своем она увлекла другие камни и произвела целый обвал.
   Спускаться по таким оврагам очень тяжело. В особенности  трудно  пришлось
лошадям.  Если  графически  изобразить  наш  спуск  с  Сихотэ-Алиня,  то  он
представился бы в виде мелкой извилистой линии  по  направлению  к  востоку.
Этот спуск продолжался  часа  два.  По  дну  лощины  протекал  ручей.  Среди
зарослей его почти не было видно.  С  веселым  шумом  бежала  вода  вниз  по
долине, словно радуясь тому, что наконец-то она вырвалась  из-под  земли  на
свободу. Ниже течение ручья становилось спокойнее.
   Но вот  еще  такой  же  глубокий  овраг  подошел  справа.  Теперь  ущелье
превратилось в узкую долину, которую местное манзовское  население  называет
Синь-Квандагоу. За перевалом хвойно-смешанный  лес  начал  быстро  сменяться
лиственным. Дуб монгольский (Quercus mongolica Fisch.)  рос  преимущественно
по склонам гор с солнечной стороны.  В  долине  леса  были  разнообразнее  и
богаче. Здесь можно отметить мелколистную  липу  (Tilia  amurensis  Кою.)  -
любительницу опушек и прогалин, желтый клен (Acer ukurunduense Tr. et  Mey.)
с глубоко разрезанными бледными листьями, иву пепельную (Salix cinerca L.) -
полукуст-полудерево, крылатый бересклет (Euonymus alata Thund.), имеющий вид
кустарника с пробковыми  крыльями  по  стволу  и  по  веткам.  Из  настоящих
кустарников можно указать на таволожник иволистный (Spireae salicifolia  L.)
с ярко-золотистыми  цветами,  особый  вид  боярышника  (Crataegus  sanguinea
Pall.) с редкими и короткими иглами  и  с  белесоватыми  листьями  с  нижней
стороны, жимолость Маака (Lonicera maakii Rupr.) более  4  метров  высоты  с
многочисленными розоватыми цветами и богородскую траву (Thymus serpullum L.)
с  лежащими  по  земле   стеблями,   ланцетовидными   мелкими   листьями   и
ярко-пурпурово-фиолетовыми цветами. В стороне от  тропы  были  еще  какие-то
кустарники, хотелось мне их посмотреть, но голод  принуждал  торопиться.  На
полях наблюдателя поражало обилие цветов.  Тут  были  ирисы  (Iris  uniflora
Pall.) самых разнообразных оттенков от бледно-голубого до темно-фиолетового,
целый ряд орхидей  (Cypripedium  ventricosum  Sw.)  разных  окрасок,  желтый
курослеп (Caltha palustris  L.),  темно-фиолетовые  колокольчики  (Campanula
niomerata L.), душистый  ландыш  (Convallaria  majalis  L.),  лесная  фиалка
(Viola uniflora L.), скромный цветочек земляники (Fragaria  elatior  Ehrh.),
розовый василек  (Centaurea  monanthos  Georgi),  яркая  гвоздика  (Dianthus
barbatus L.) и красные, оранжевые и желтые лилии (Lilium dahuricum GawL).
   Этот переход от густого хвойного леса к дубовому редколесью и к полянам с
цветами был настолько резок, что невольно вызывал  возгласы  удивления.  То,
что мы видели на западе, в трех-четырех переходах от Сихотэ-Алиня, тут  было
у самого его подножия.
   Кроме того, я заметил еще  одну  особенность:  те  растения,  которые  на
западе были уже отцветшими, здесь еще вовсе не начинали цвести.
   В  бассейне  Ли-Фудзина  было  много  гнуса,  мало  чешуекрылых.   Здесь,
наоборот, всюду мелькали кирпично-красные с радужными переливами  крапивницы
(Venessa charonides), бело-желтые с  черными  и  красными  пятнами  аполлоны
(Apollo Eversmani) и большие темно-синие махаоны (Papilio Maakii). Последние
часто садились на воду и,  распластав  крылья,  предоставляли  себя  течению
реки. Можно было подумать, что бабочки эти случайно попали в воду и не могли
подняться на воздух. Я несколько раз хотел было взять  их,  но  едва  только
протягивал руку, они совершенно свободно подымались  на  воздух  и,  отлетев
немного, снова опускались на воду.
   Всюду на цветах реяли пчелы и осы, с шумом по воздуху  носились  мохнатые
шмели с черным, оранжевым и белым брюшком. Внизу, в траве, бегали  проворные
жужелицы (Carabus Canaliculatus). Этих жуков за  их  хищный  характер  можно
было бы назвать тиграми среди насекомых. По тропе ползали черные  могильщики
(Necrophorus concolor) и  трехцветные  скакуны  (Cicindela  Gemmata  Fald.).
Последние передвигались как-то порывисто, и не разберешь - прыгали  они  или
летали. На зонтичных растениях держались  преимущественно  слоники  (Sipalus
hypocrita) и зеленые клопы (Pentatoma  metalliferum),  а  около  воды  и  по
дорогам, где было посырее, с прозрачными  крыльями  и  с  большими  голубыми
глазами летали стрекозы (Libellula Sp.).
   Полюбовавшись насекомыми, я  стал  рассматривать  птиц.  Прежде  всего  я
увидел завирушек. Они прыгали под деревьями и копошились  в  старой  листве.
Когда я стал подходить к  ним,  они  отлетели  немного  в  сторону  и  вновь
опустились на траву. По берегам горных ручьев, качая хвостиками,  перебегали
с камня на камень горные трясогузки. Птички эти доверчиво подпускали к  себе
человека и только в том случае, когда я уж  очень  близко  к  ним  подходил,
улетали, не торопясь. Около шиповников  держались  свиристели.  Они  искусно
лазали по ветвям кустарников и избегали открытых пространств. В другом месте
я заметил долгохвостых синиц, шныряющих в листве деревьев и мало  обращающих
внимание на своих соседок. Рядом с ними суетились подвижные  гаички,  совсем
маленькие птички с крохотным клювом и коротким хвостиком.
   Из млекопитающих, судя по  многочисленным  следам,  здесь  обитали  дикие
козули, олени, кабаны, медведи и тигры.
   Несмотря на утомление и на недостаток продовольствия,  все  шли  довольно
бодро.  Удачный  маршрут  через  Сихотэ-Алинь,  столь  резкий   переход   от
безжизненной тайги к живому лесу и наконец тропка, на которую мы наткнулись,
действовали на всех подбадривающим образом. В сумерки  мы  дошли  до  пустой
зверовой фанзы. Около нее был небольшой огород,  на  котором  росли  брюква,
салат и лук.
   По сравнению с овощами, которые  мы  видели  на  Фудзине,  эти  огородные
растения были тоже отсталыми в росте. Одним словом, во всем, что  попадалось
нам на глаза, видна была резкая разница между западным и восточным  склонами
Сихотэ-Алиня. Очевидно, в Уссурийском крае  вегетационный  период  наступает
гораздо позже, чем в