они не
улетали, а ловко скрывались  в  кустах  и  появлялись  только  тогда,  когда
убеждались, что опасность миновала. Судя  по  тому,  что  здесь  было  много
мелких птиц,  можно  было  допустить  присутствие  малого  перепелятника.  И
действительно, одного такого ястреба я вспугнул из  травы,  что  было  очень
странно, так как ноги его совсем не приспособлены к хождению по земле.  Быть
может, эти хищники из опыта  знали,  что  вид  их,  сидящих  на  сухостойных
деревьях, пугает мелких птиц, тогда как, спрятавшись  в  траве,  они  скорее
могут рассчитывать на добычу.
   День близился к концу. Солнце клонилось на запад, от  деревьев  по  земле
протянулись длинные тени. Надо было становиться на ночь. Выбрав  место,  где
есть вода, мы стали устраивать бивак.
   Вечером я долго сидел с Б. Н. Буниным у огня. Он рассказывал мне о  своих
путешествиях, о хунхузах, об охоте и т. д. Наконец я почувствовал,  что  сон
начинает овладевать мною.
   Я лег к огню, завернулся в бурку и скоро уснул.
   На следующий день мы расстались  с  золотоискателем.  Он  пошел  назад  к
перевалу, а мы направились к реке Сыдагоу и оттуда обратно в пост Ольги.
   Двадцать шестого числа небо начало хмуриться. Порывистый ветер гнал  тучи
в густой туман. Это был плохой признак. Ночью пошел дождь с ветром,  который
не прекращался подряд трое  суток.  28  числа  разразилась  сильная  буря  с
проливным  дождем.  Вода  стекала  с  гор  стремительными   потоками;   реки
переполнились  и  вышли  из  берегов;  сообщение  поста  Ольги  с  соседними
селениями прекратилось.
   В ожидании парохода, который должен был  привезти  наши  грузы,  я  решил
отправиться в обследование реки Сандагоу и наметил такой маршрут: перевалить
через водораздел около Тазовской горы, спуститься по реке Сандагоу  и  опять
выйти на реку Вай-Фудзин. На выполнение этого маршрута  потребовалось  шесть
суток.
   Первое июля прошло в сборах. Лошадей я оставил дома на отдыхе,  из  людей
взял с собою только Загурского и Туртыгина. Вещи свои мы должны  были  нести
на себе в котомках.
   Утром после бури еще моросил  мелкий  дождь.  В  полдень  ветер  разорвал
туманную завесу, выглянуло солнце, и вдруг все ожило:  земной  мир  сделался
прекрасен. Камни, деревья, трава, дорога приняли праздничный вид;  в  кустах
запели птицы; в воздухе появились насекомые,  и  даже  шум  воды,  сбегающей
пенистыми каскадами с гор, стал ликующим и веселым.
   Через Вай-Фудзин мы переправились верхом на  лошадях  и  затем  пошли  по
почтовому тракту, соединяющему пост Ольги с селом  Владимиро-Александровским
на реке Сучане.
   Река  Сыдагоу  длиною  60  километров.  В  верхней  половине  она   течет
параллельно Вай-Фудзину, затем поворачивает  к  востоку  и  впадает  i  него
против села Пермского. Мы вышли как раз к тому  месту,  где  Сыдагоу  делает
поворот. Река эта очень каменистая и порожистая Пермцы пробовали было по ней
сплавлять лес, но он так сильно обивался о камни, что пришлось  бросить  это
дело. Нижняя часть долины, где проходит почтовый тракт, открытая  и  удобная
для земледелия, средняя - лесистая, а верхняя - голая и каменистая.
   Лес   на   реке   Сыдагоу   растет    девственный    и    величественный.
Натуралист-ботаник отметил бы здесь, кроме кедра,  ели,  даурской  березы  и
маньчжурского  ореха,  еще  сибирскую  лиственницу  (Larix  sibirica  Zba.),
растущую вместе с дубом и мелколистным кленом (Acer mono Maxim.),  "моно"  -
собственно, орочское название этого дерева; академик Максимович удержал  его
как видовое. Среди таволги, леспедецы, орешника и калины здесь  произрастали
бородавчатая боярка (Crataegus pinnatifida  Bge.)  с  серою  корою,  редкими
шипами и листьями, глубоко рассеченными,  и  пригнутый  к  земле  черемушник
(Prunus  maximoviczii  Rupr.),  перепутанный   с   колючим   элеутерококком.
Обыкновенно древесные стволы служат опорой для  ползучих  растений,  которые
стремятся вверх к солнцу; они так  сильно  вдавливают  свои  стебли  в  кору
деревьев, что образуют в ней глубокие рубцы.
   Из таких вьющихся растений можно указать  на  уже  знакомую  коломикту  и
лимонник (Schizandra chinensis Baill.) с  запахом  и  вкусом,  действительно
напоминающими лимон. В сырых  местах  росли  папоротник,  чистоуст  (Osmunda
cirmamomea L.) с красным пушком на  стеблях,  что  придает  растению  весьма
эффектный вид, и целые заросли гигантского белокопытника (Petasites palmatus
A. Gray). Листья  его  большие,  раздельнозубчатые,  сверху  бледно-зеленые,
внизу матово-бледные. Весной это самое лакомое блюдо медведей.
   Как только мы вошли в лес,  сразу  попали  на  тропинку.  После  недавних
дождей в лесу было довольно сыро. На грязи  и  на  песке  около  реки  всюду
попадались многочисленные следы кабанов, оленей, изюбров, козуль, кабарожки,
росомах, рысей и тигров. Мы несколько раз подымали с лежки зверей, но в чаще
их нельзя было стрелять. Один раз совсем близко от меня пробежал кабан.  Это
вышло так неожиданно, что, пока я снимал ружье с плеча и взводил  курок,  от
него и след простыл.
   В полдень тропа привела нас к китайской зверовой фанзе.  Множество  шкур,
сложенных в амбаре, свидетельствовало о том,  что  обитатели  ее  занимаются
охотой очень успешно. Фанза была новая, видимо недавно выстроенная. На крыше
для просушки были растянуты две оленьи шкуры, а над дымокуром  на  веревочке
висела медвежья желчь. Китайцы употребляют ее как лекарство от трахомы.  Для
этого они разбавляют сухую желчь  водою  и  тряпицей  смачивают  веки  глаз.
Медвежья желчь ценится от двух до пяти рублей, в зависимости от ее размеров.
   За день нам удалось пройти двадцать два километра.
   Лес на левом берегу кончился, и началась гарь. Горы, окаймляющие  долину,
состоят из диорита, сиенита,  кварца,  полевошпатового  порфита,  совершенно
обезлесены и сплошь покрыты осыпями. Верховья Сыдагоу представляются в  виде
небольшой горной речки, в которую справа и слева  впадает  множество  мелких
ручьев. Во время последнего наводнения вода размыла ложе реки шириной до ста
сажен. Все это пространство занесено песком и  галькой.  С  правой  стороны,
там, где кончалась каменистая отмель, сразу начинался  обрывистый  берег.  В
обрезе его видно, что почва долины состоит из такой же гальки  вперемешку  с
илом.
   В одном месте река делала изгиб, русло ее  проходило  у  противоположного
берега, а с нашей стороны вытянулась длинная коса. На ней мы и расположились
биваком; палатку поставили у края берегового обрыва лицом к реке и спиною  к
лесу, а впереди развели большой огонь.
   В этот день мне нездоровилось немного, и  потому  я  не  стал  дожидаться
ужина и лег спать. Во сне мне грезилось, будто бы я попал  в  капкан,  и  от
этого сильно болели ноги. Когда я проснулся, было уже темно.
   Осмотревшись, я понял причину своих снов. Обе собаки  лежали  у  меня  на
ногах и смотрели на людей с таким видом, точно боялись,  что  их  побьют.  Я
прогнал их. Они перебежали в другой угол палатки.
   - Вот диво! - сказал Загурский. - Не хотят собаки идти наружу.  Поведение
собак действительно было странное.  В  особенности  удивил  меня  Леший.  Он
всегда уходил в кусты и ложился где-нибудь за палаткой,  а  теперь  жался  к
людям. Наконец мы собак выгнали, но не надолго. Через  несколько  минут  они
вновь пробрались в палатку и расположились около изголовьев.
   В это время в лесу раздался  какой-то  шорох.  Собаки  подняли  головы  и
насторожили уши. Я встал на ноги. Край палатки приходился  мне  как  раз  до
подбородка. В лесу было тихо, и ничего подозрительного я не заметил. Мы сели
ужинать. Вскоре опять повторился тот же шум, но сильнее и дальше в  стороне.
Тогда мы стали смотреть втроем, но в лесу,  как  нарочно,  снова  воцарилась
тишина. Это повторилось несколько раз кряду.
   - Вероятно, мышь, - сказал Туртыгин.
   - Или, может быть, заяц, - ответил Загурский.
   Наконец все  успокоились.  После  чаю  стрелки  стали  уговариваться,  по
скольку часов они будут караулить ночью. Я отдохнул  хорошо,  спать  мне  не
хотелось и потому предложил им ложиться, а сам решил заняться дневником.
   - Пошли вон! - прогоняли стрелки собак из палатки. Собаки вышли,  немного
посидели у огня, а затем снова полезли к людям. Леший примостился в ногах  у
Туртыгина, а Альпа легла на мое место.
   Ночь была такая тихая, что даже осины замерли и не трепетали листьями.  В
сонном воздухе слышались  какие-то  неясные  звуки,  точно  кто-то  вздыхал,
шептался, где-то капала вода, чуть слышно трещали кузнечики По темному небу,
усеянному тысячами звезд, вспыхивали едва уловимые зарницы. Красные блики от
костра неровно ложились по земле, и за границей их ночная тьма казалась  еще
чернее.
   Я подложил дров в огонь и стал делать записи в дневнике. В это время  обе
собаки подняли головы и стали  глухо  ворчать.  Я  встал  со  своего  места,
осмотрелся и хотя ничего не  увидел,  но  зато  услышал  удаляющийся  шорох.
"Вероятно, барсук или енот", - подумал я и сел снова  за  работу.  Прошло  с
полчаса. Вдруг я услышал, как в стороне, слева от бивака, посыпалась галька.
Кто-то спускался с обрыва к реке. По  моим  расчетам,  это  было  от  нашего
костра метрах в пятидесяти, не более. Прикрыв рукою глаза от света,  я  стал
усиленно смотреть на реку. Собаки выражали крайний испуг. Альпа  забилась  в
самую глубь палатки. Вслед за тем я услышал, как  кто-то  осторожно  шел  по
отмели. Под давлением чьей-то ноги галька раздавалась в стороны. Это не было
копытное животное. Изюбр или олень стучат сильнее ногами; это не могло  быть
и маленькое животное, потому что вес его тела был бы недостаточен для  того,
чтобы производить такой шум. Это было крупное животное, у которого большая и
мягкая лапа. Бренчанье гальки удалялось по направлению к  реке,  и  вдруг  я
увидел на краю отмели около воды какую-то длинную тень. "Тигр!" -  мелькнуло
у меня в голове. Не спуская глаз с зверя, я потянулся за ружьем, но, как  на
грех, оно не попадалось мне под руку. Дальше  случилось  что-то  похожее  на
суматоху. Толкнув Загурского, я схватил винтовку. Стрелок спросонья  толкнул
собаку. Альпа испугалась и бросилась в  другую  сторону  и  села  на  голову
Туртыгину. В это мгновенье я выстрелил. Животное, стоявшее на отмели, издало
короткий отрывистый звук, похожий на храп, и бросилось в воду, затем  быстро
взобралось на противоположный берег и исчезло в кустах.
   Сна как не бывало. На биваке поднялся шум.  Голоса  людей  смешивались  с
лаем собак. Каждый старался рассказать, что он видел. Загурский говорил, что
видел кабана, а Туртыгин спорил и доказывал, что  это  был  медведь.  Собаки
отбегали от костра, лаяли, но тотчас же возвращались обратно.  Только  перед
рассветом они немного успокоились.
   Часа через два темное небо начало  синеть.  Можно  было  уже  рассмотреть
противоположный берег и бурелом на реке, нанесенный водою. Мы  пошли  на  то
место, где видели зверя. На песке  около  воды  были  ясно  видны  отпечатки
большой кошачьей лапы. Очевидно, тигр долго бродил около бивака с намерением
чем-нибудь поживиться, но собаки почуяли его и забились в палатку.
   Тигр (Felis  tigris  longipilis  zitz),  обитающий  в  Уссурийском  крае,
крупнее своего индийского собрата. Длина его тела  равна  2,7  -  3  метрам,
высота 1,2 - 1,5 метра при весе в 250  -  300  килограммов.  Окраска  шерсти
такая же пестрая, как и у южного тигра,  но  встречаются  иногда  экземпляры
бледно  окрашенные,  с  редкими  и  тусклыми  полосами.  Тигр   -   животное
чрезвычайно красивое. Основной цвет  его  шерсти  ржаво-желтый,  испещренный
черными полосами. На груди, шее и передних лапах они расположены реже, а  на
спине и на задних ногах выражены особенно ярко. Голова пестрая,  бакенбардов
нет, брюхо белое. Такая окраска является для тигра вполне защитной. Когда он
бежит по тайге, среди кустарников, лишенных листвы, черный, желтый  и  белый
цвета сливаются, и зверь принимает  однотонную  буро-серую  окраску.  Осенью
среди оранжево-красных виноградников и сухих желтых папоротников, в  которых
есть немало почерневших старых листьев, тигра трудно увидеть даже на близком
расстоянии.   Возможно,   .   что   при   более   тщательных   исследованиях
длинношерстный  тигр  окажется  родственником  пещерного  тигра,  обитавшего
когда-то в  Европе.  Тогда  Уссурийский  край  можно  считать  его  родиной.
Животное  это  чрезвычайно  любит  залезать  в  пещеры.  Летом   мне   часто
приходилось видеть в них тигровые следы и  перегрызенные  кости.  Тигр  мало
обращает внимания на климатические условия страны. Ему не страшны  ни  снег,
ни холод. Он держится там, где гуще заросли и  где  достаточно  есть  корма,
главным образом коз, кабанов и оленей. В Уссурийском крае он обитает в южной
части страны; на побережье моря граница его распространения доходит до  мыса
Гиляк. Затем он встречается по всей долине реки Уссури и ее  притокам  и  по
рекам Мухеню, Пихце, Анюю и Хунгари, впадающим  в  Амур  с  правой  стороны.
Одиночные экземпляры заходят еще дальше на восток и  на  север.  Если  корма
достаточно, тигр не трогает домашний скот; только крайняя  нужда  заставляет
его приближаться к селениям и нападать  на  человека.  Особенно  старательно
тигры охотятся за собаками.
   Я вспомнил Дерсу. Он говорил  мне,  что  тигр  не  боится  огня  и  смело
подходит к биваку, если  на  нем  тихо.  Сегодня  мы  имели  случай  в  этом
убедиться. За утренним чаем мы еще раз говорили о  ночной  тревоге  и  затем
стали собирать свои котомки.
   Сразу с бивака мы повернули вправо и пошли по ключику в горы. Подъем  был
продолжительный и  трудный.  Чем  выше  мы  подымались,  тем  растительность
становилась скуднее. Лесные великаны  теперь  остались  позади.  Вместо  них
появились корявый дубок, маньчжурская рябина (Sorbus ancuparia L.) с  голыми
ветками и слабо опущенными листьями, желтая береза (Betula ermanii Cham.)  с
мохнатой корой, висящей по  стволу  лохмотьями,  рододендроны  (Rhododendron
dahuri-cum L.) с  кожистыми,  иногда  зимующими  листьями  и  белая  ясеница
(Dictamnus albys L.). Туртыгин сел около  одного  куста  и  стал  закуривать
трубку. Едва он чиркнул спичку, как окружающие куст эфирные масла  вспыхнули
с  шумом  бесцветным  пламенем.  Это  понравилось  стрелкам,  и  они   стали
устраивать такие фейерверки около каждого куста.  Наконец  я  остановил  их,
прося поберечь спички. Если непривычный человек в безветренный  жаркий  день
попадет в заросли этого растения, с ним может  сделаться  дурно:  так  много
выделяется эфирного масла.
   Отсюда  начинался  подъем  на  хребет.  Я  взял  направление  по  отрогу,
покрытому  осыпями.  Интересно  наблюдать,  как   приспособляются   деревья,
растущие на камнях. Кажется, будто они сознательно ищут землю и  посылают  к
ней корни по кратчайшему  направлению.  Через  час  мы  вступили  в  область
произрастания мхов и лишайников.
   Откуда эти тайнобрачные добывают влагу? Вода в камнях не задерживается, а
между тем мхи растут пышно. На ощупь они чрезвычайно влажны. Если мох выжать
рукой, из него капает вода. Ответ на заданный вопрос нам даст туман. Он-то и
есть постоянный источник влаги. Мхи получают воду не из земли, а из воздуха.
Так как в Уссурийском крае летом и весною туманных дней несравненно  больше,
чем солнечных, то  пышное  развитие  мхов  среди  осыпей  становится  вполне
понятным.
   Но вот и мхи остались сзади. Теперь начались гольцы. Это не  значит,  что
камни, составляющие осыпи на  вершинах  гор,  голые.  Они  покрыты  лишаями,
которые тоже питаются  влагой  из  воздуха.  Смотря  по  времени  года,  они
становятся или сухими, так что легко растираются пальцами  руки  в  порошок,
или делаются мягкими и влажными. Из отмерших  лишайников  образуется  тонкий
слой почвы, на нем вырастают мхи, а затем уже травы и кустарники.
   Когда мы  поднялись  на  вершину  хребта,  утренняя  мгла  рассеялась,  и
открылся великолепный вид во все  стороны.  Внизу  протекала  река  Сыдагоу.
Сверху хорошо было видно, как она извивалась по лесу и блестела  на  солнце.
На севере высилась Тазовская гора,  которую  мы  должны  были  обогнуть.  На
юго-западе виднелся лесистый бассейн Пхусуна, на юго-востоке -  море,  а  на
западе - еще какие-то горы. Разобраться в них не всякий  сумеет.  Для  этого
нужен  большой   опыт.   Знакомые   вершины   меняют   свои   очертания   до
неузнаваемости. Например, Столовая гора, если смотреть на нее по направлению
продольной оси, кажется острым пиком. Тазовская гора служила нам  прекрасным
ориентировочным пунктом. Это дало мне возможность взять верное направление.
   В полдень я подал знак к остановке. Хотелось пить, но нигде не было воды.
Спускаться в долину  было  далеко.  Поэтому  мы  решили  перетерпеть  жажду,
отдохнуть немного и идти дальше. Стрелки растянулись в  тени  скал  и  скоро
уснули.  Вероятно,  мы  проспали   довольно   долго,   потому   что   солнце
переместилось на небе и заглянуло за камни. Я проснулся и посмотрел на часы.
Было три часа пополудни, следовало торопиться. Все знали,  что  до  воды  мы
дойдем только к сумеркам. Делать нечего, оставалось запастись терпением.
   Хребет, по  которому  мы  теперь  шли,  состоял  из  ряда  голых  вершин,
подымающихся одна над другою в восходящем  порядке.  Впереди,  километрах  в
двенадцати, перпендикулярно к нему шел другой  такой  же  хребет.  В  состав
последнего с правой стороны входила уже известная нам Тазовская  гора.  Надо
было достигнуть узла, где соединялись оба хребта, и оттуда  начать  спуск  в
долину Сандагоу.
   День, как на грех, выпал тихий, безветренный;  жара  стояла  невыносимая.
Один раз мы попробовали было спуститься с хребта за водою. Воды не нашли, но
зато на обратном подъеме так измучились, что более уже не проделывали  этого
опыта. Взбираясь на вершины, мы  каждый  раз  надеялись  по  ту  сторону  их
увидеть что-нибудь такое, что предвещало бы близость  воды,  но  каждый  раз
надежда эта сменялась разочарованием.  Впереди,  кроме  голых,  безжизненных
осыпей, ничего не было видно. Будь это не осыпи, будь скалы, все-таки  можно
было рассчитывать найти какую-нибудь щель, наполненную  дождевой  водой.  Но
что найдешь среди камней, в беспорядке наваленных друг на  друга?  Люди  шли
молча; опустив головы и высунув изо рта  длинные  языки,  тихонько  за  ними
плелись собаки.
   В горах расстояния очень обманчивы. Мы шли целый день, а  горный  хребет,
служащий водоразделом между  реками  Сандагоу  и  Сыдагоу,  как  будто  тоже
удалялся от нас. Мне очень хотелось дойти до него, но вскоре я  увидел,  что
сегодня нам это сделать не удастся. День приближался к концу; солнце  стояло
почти у самого горизонта. Нагретые за день камни  сильно  излучали  теплоту.
Только свежий ветер мог принести прохладу.
   Перед нами высилась еще одна высокая гора. Надо было ее "взять" во что бы
то ни стало. На все окрестные горы легла  вечерняя  тень,  только  одна  эта
сопка еще была озарена солнечными лучами. Последний подъем был очень труден.
Раза три мы садились и  отдыхали,  потом  опять  поднимались  и  через  силу
карабкались вверх.
   Когда мы  достигли  вершины  горы,  солнце  уже  успело  сесть.  Отблески
вечерней зари еще некоторое время играли  в  облаках,  но  они  скоро  стали
затягиваться дымкой вечернего тумана.
   Опасение, что к сумеркам мы не найдем  воды,  придало  всем  энергию.  За
горой была глубокая седловина  и  около  нее  выемка,  покрытая  низкорослой
древесной растительностью. Мы стали спускаться в эту ложбину. Чем скорее  мы
найдем воду, тем меньше завтра будем тратить усилий на обратное  восхождение
на хребет. Поэтому, спускаясь вниз, все внимательно  прислушивались.  Вскоре
наша ложбина приняла вид оврага. На дне его густо росли, трава и кустарники,
любящие влагу. От седловины мы уже спустились метров на двести, а  воды  все
еще не было видно. Вдруг ухо мое уловило  глухой  шум  под  землей.  Стрелки
сброс