бассейне Уссури.
   Дальше мы не пошли и здесь около фанзочки стали биваком. Продовольствие в
тайгу манзы завозят вьюками, начиная с августа.  В  самые  отдаленные  фанзы
соль,  мука  и  чумиза  переносятся  в   котомках.   Запасы   продовольствия
складываются в липовые долбленые кадушки, прикрытые сверху  корьем.  Запоров
нигде не делается, и кадушки прикрываются только для того, чтобы  в  них  не
залезли мыши и бурундуки.
   Чужое продовольствие в тайге трогать нельзя.  Только  в  случае  крайнего
голода можно им воспользоваться, но при непременном условии, чтобы из первых
же земледельческих фанз взятое было доставлено обратно на место. Тот, кто не
исполнит  этого  обычая,  считается  грабителем  и  подвергается   жестокому
наказанию. Действительно, кража продовольствия в зверовой  фанзе  принуждает
соболевщика раньше времени уйти из  тайги,  а  иногда  может  поставить  его
прямо-таки в безвыходное положение.
   Вечером старик китаец заявил нам, что далее он идти не может и  останется
здесь ожидать возвращения своего товарища.
   На следующий день, 17 июня, мы расстались со стариком. Я подарил ему свой
охотничий нож, а А. И. Мерзляков - кожаную сумочку. Теперь топоры  нам  были
уже не нужны. От зверовой фанзы вниз по реке шла тропинка. Чем  дальше,  тем
она  становилась  лучше.  Наконец  мы  дошли  до  того   места,   где   река
Синь-Квандагоу  сливается  с  Тудагоу.  Эта  последняя  течет   в   широтном
направлении,  под  острым  углом  к  Сихотэ-Алиню.  Она  значительно  больше
Синь-Квандагоу  и  по  справедливости  могла  бы  присвоить  себе   название
Вай-Фудзина.
   По этой реке в 1860 году спустился Будищев. По слухам, в истоках ее  есть
несколько китайских фанз, обитатели  которых  занимаются  звероловством.  От
места  слияния  упомянутых  двух  речек  начинается  Вай-Фудзин,   названная
русскими переселенцами Аввакумовкой.
   Лес кончился, и перед нами вдруг неожиданно  развернулась  величественная
горная панорама.  Возвышенности  с  левой  стороны  долины  покрыты  дубовым
редколесьем с примесью липы и черной березы. По склонам  их  в  вертикальном
направлении идут осыпи, заросшие травой и мелкой кустарниковой порослью.
   Долина Вай-Фудзина богата террасами. Террасы  эти  идут  уступами,  точно
гигантские ступени. Это так называемые "пенеплены". В древние  геологические
периоды здесь были сильные денудационные процессы (От  слова  "денудация"  -
процесс  разрушения  и  сноса  горных  пород  под  влиянием  воздуха,  воды,
ледников. (Прим. ред.)), потом произошло  поднятие  всей  горной  системы  и
затем опять размывание. Вода в реках. в одно и то же время действовала и как
пила, и как напильник.
   Против Тудагоу, справа, в Вай-Фудзин впадает порожистая речка  Танюгоуза,
а ниже ее, приблизительно на равном расстоянии друг  от  друга,  еще  четыре
небольшие речки одинаковой  величины:  Харчинкина,  Хэмутагоу,  Куандинза  и
Воротная. По первой лежит путь на  Ли-Фудзин,  к  местности  Сяень-Лаза.  На
Хэмутагоу русские переселенцы нашли христианскую  могилу  и  потому  назвали
реку Крестовой. По словам туземцев, Куандинза течет  по  весьма  извилистому
ложу; она  очень  бурлива  и  порожиста.  Долина  Воротной  реки  обставлена
высокими скалистыми горами и считается хорошим охотничьим местом.
   Между Харчинкиной падью и Синь-Квандагоу, среди скал и  осыпей,  держатся
горалы (Nemorrhaedus caudaius M-Edw.), имеющие по внешнему виду  сходство  с
козлами. Животные эти относятся к антилопам, имеют размеры: в длину около  2
метров и в высоту до 0,8 метра. Шерсть их грязно-серо-желтого цвета,  морда,
спина и хвост - темно-бурые, горло и брюхо  -  белесоватые.  На  шее  волосы
несколько длиннее и образуют небольшую гриву;  голова  украшена  небольшими,
загнутыми назад рожками. В Уссурийском крае область  распространения  горала
доходит до реки Имана включительно и в прибрежном районе - до  бухты  Терней
(река Кудяхе). Живут они небольшими табунами в таких  местах,  где  с  одной
стороны есть хвойно-смешанный лес, а с другой  -  неприступные  скалы.  День
горал проводит в лесу, а ночью спускается в долину для утоления  жажды.  При
малейшем признаке опасности он сейчас же  перебегает  на  скалистую  сторону
сопки. Зная это, охотники делятся на две группы. Одни из них заходят в  лес,
а другие караулят животных в камнях. Вследствие того что горалы привязаны  к
определенным  местам,  которые  хорошо  известны  зверопромышленникам,  надо
считать, что им грозит опасность уничтожения.
   Часов в десять утра мы увидели на тропе следы колес. Я думал,  что  скоро
мы выйдем на дорогу, но провожавший  нас  китаец  объяснил,  что  люди  сюда
заезжают только осенью и зимой на охоту  и  что  настоящая  колесная  дорога
начнется только от устья реки Эрлдагоу.
   Лошади сильно истомились: они еле передвигали ноги и  шатались.  Пришлось
сделать привал. Воспользовавшись этим, я поднялся на небольшую сопку,  чтобы
ориентироваться.
   Общее направление реки  Вай-Фудзина  юго-восточное.  В  одном  месте  она
делает излом к  югу,  но  затем  выпрямляется  вновь  и  уже  сохраняет  это
направление до самого моря. На западе ясно виднелся Сихотэ-Алинь.  Я  ожидал
увидеть громаду гор и причудливые острые вершины, но передо мной был  ровный
хребет с плоским гребнем и постепенным переходом от куполообразных вершин  к
широким седловинам. Время и вода сделали свое дело.
   Долина Вай-Фудзина будет продольная, хотя  из  направлений  ее  притоков,
текущих параллельно берегу моря и хребту  Сихотэ-Алиня,  как  будто  немного
намечается денудационный характер.
   Восточные  предгорья  Сихотэ-Алиня  слагаются  из  гранитов,  сиенитов  и
кварцевого порфира. Этот последний,  встреченный  нами  еще  по  ту  сторону
водораздела, тянулся и теперь.
   Высокие древне-черные террасы с левой стороны  Вай-Фудзина,  с  массивным
основанием (тоже из кварцевого  порфира),  оособенно  резко  выступают  близ
устья Харчинкиной пади.
   Часа через полтора я вернулся и стал будить своих  спутников.  Стрелки  и
казаки проснулись усталые; сон их не  подкрепил.  Они  обулись  и  пошли  за
конями. Лошади не убегали  от  людей,  послушно  позволили  надеть  на  себя
недоуздки и с равнодушным видом пошли за казаками.
   Китаец говорил, что если мы будем идти целый день, то к вечеру дойдем  до
земледельческих фанз. Действительно, в сумерки мы дошли  до  устья  Эрлдагоу
(вторая большая падь). Это чрезвычайно порожистая и быстрая река. Она  течет
с юго-запада к северо-востоку и на пути своем  прорезает  мощные  порфировые
пласты. Некоторые из порогов ее имеют  вид  настоящих  водопадов.  Окрестные
горы слагаются из роговика и кварцита. Отсюда до моря около 78 километров.
   На другой стороне реки, под сенью огромных вязов, стояла китайская фанза.
Мы обрадовались ей так, как будто это была первоклассная  гостиница.  Узнав,
что мы  последние  два  дня  ничего  не  ели,  гостеприимные  китайцы  стали
торопливо готовить ужин. Лепешки на бобовом масле и чумизная каша с солеными
овощами  показались  нам  вкуснее  самых  изысканных  городских   блюд.   По
молчаливому соглашению мы решили остаться  здесь  ночевать.  Китайцы  убрали
свои постели и предоставили нам большую часть канов. Последние  были  сильно
нагреты, но мы предпочли лучше мучиться от жары, чем страдать от гнуса.
   От множества сбившихся людей в фанзе стояла духота, которая увеличивалась
еще оттого, что все окна в ней были завешены одеялами. Я оделся и  вышел  на
улицу.
   Ночь была тихая, теплая, как раз такая, какую любят ночные насекомые. То,
что я увидел, так поразило меня, что я совершенно забыл про мошек и  глядел,
как очарованный. Весь воздух был наполнен мигающими синеватыми искрами.  Это
были светляки (Lusiol mongolica). Свет, испускаемый ими, был  прерывистый  и
длился каждый раз не более одной секунды. Следя за одной такой искрой, можно
было проследить полет каждого отдельного насекомого. Светляки эти появляются
не сразу, а постепенно, поодиночке. Рассказывают, что переселенцы из России,
увидев впервые такой мигающий свет, стреляли в него  из  ружей  и  в  страхе
убегали. Теперь это не были  одиночные  насекомые,  их  были  тысячи  тысяч,
миллионы. Они летали в траве, низко над землей, реяли в  кустах  и  носились
вверху над деревьями. Мигали насекомые, мерцали и звезды. Это была  какая-то
пляска света. Вдруг вспыхнула  яркая  молния  и  разом  озарила  всю  землю.
Огромный метеор с длинным хвостом пронесся по небу.  Через  мгновение  болид
рассыпался на тысячу искр и упал  где-то  за  горами.  Свет  погас.  Как  по
мановению  волшебного  жезла,  исчезли  фосфоресцирующие  насекомые.  Прошло
минуты две-три, и вдруг в  кустах  вспыхнул  один  огонек,  за  ним  другой,
десятый,  и  еще  через  полминуты  в  воздухе  опять  закружились  тысячами
светящиеся эльфы.
   Как ни прекрасна  была  эта  ночь,  как  ни  величественны  были  явления
светящихся насекомых и падающего метеора, но долго оставаться на улице  было
нельзя. Мошкара облепила мне шею, руки, лицо и набилась в волосы. Я вернулся
в фанзу и лег на кан. Усталость взяла свое, и я заснул.
   На другой день назначена была дневка. Надо было дать отдохнуть и людям  и
лошадям.  За  последние  дни  все  так  утомились,  что  нуждались  в  более
продолжительном отдыхе, чем ночной  сон.  Молодой  китаец,  провожавший  нас
через Сихотэ-Алинь, сделал необходимые  закупки  и  рано  утром  выступил  в
обратный путь.
   Вчера мы до того были утомлены, что даже не осмотрелись как следует, было
не до наблюдений. Только сегодня, после сытного завтрака,  я  решил  сделать
прогулку по окрестностям. В средней части долина  реки  Аввакумовки  шириной
около полукилометра. С правой стороны ее тянутся двойные террасы, с левой  -
скалистые сопки, состоящие  из  трахитов,  конгломератов  и  брекчий.  Около
террас можно видеть длинное болото. Это место, где раньше проходила река. Во
время какого-то большого наводнения она проложила себе новое русло.
   Из пернатых я здесь видел восточносибирских жаворонков. На побережье моря
была еще  весна,  и  потому  их  звонкое  пение  неслось  отовсюду.  Они  то
опускались к земле, то опять подымались  высоко  на  воздух.  Около  ивняков
кружился уссурийский малый дятел - действительно маленький, но так же пестро
окрашенный, как и  другие  его  сородичи.  Между  листвой  кое-где  мелькали
японские пеночки-непоседы. Они всё время были  в  движении,  одновременно  и
веселились и охотились за насекомыми. По сторонам дороги, в кустах, мелькали
зеленью овсянки. В сообществе с полевыми воробьями они клевали конский навоз
и купались в пыли. Кроме  того,  в  прибрежном  районе  водятся  уссурийский
перепел и уссурийский фазан. Первая  птица  весьма  похожа  на  куропатку  и
держится по  долинам  рек  в  местах  равнинных.  Моя  собака  выгнала  двух
перепелок. Они с криком поднялись у ней из-под самого  носа.  Отлетев  шагов
двести, перепелки опять спустились в траву. На возвратном пути я видел  двух
фазанов. Когда петух поднимается из кустарников, он сперва  взлетает  кверху
метра на три и при этом неистово кричит. Крик  его  немного  похож  на  крик
обыкновенного петуха, когда последний чего-нибудь испугается. В другом месте
собака выгнала курицу с цыплятами. По фазану  собака  редко  делает  твердую
стойку. Она ложится и начинает ползти  на  брюхе,  иногда  замедляя,  иногда
прибавляя шаг. Испуганная птица прежде всего  старается  спастись  бегством;
она хитрит, путает следы и часто возвращается назад.  Потеряв  след,  собака
начинает бросаться в стороны. Этим моментом фазан пользуется и  взлетает  на
воздух. Курица всегда подымается молча и  летит  дальше,  чем  петух.  Но  в
данном случае она вела себя иначе:  летела  лениво,  медленно  и  низко  над
землей, летела не по прямой линии, а по окружности, так что собака  едва  не
хватала ее за хвост зубами. Я сразу понял,  в  чем  дело.  У  фазанухи  были
цыплята, и она старалась отвести от них собаку.
   Я взял свою Альпу за поводок и пошел назад. Китайцы уже приготовили  обед
и ждали моего возвращения.
   Когда мы пили чай, в фанзу пришел еще какой-то китаец. За спиной  у  него
была тяжелая котомка; загорелое лицо, изношенная обувь, изорванная одежда  и
закопченный котелок свидетельствовали о том, что он совершил  длинный  путь.
Пришедший снял котомку и сел на кан. Хозяин тотчас же стал за ним ухаживать.
Прежде всего он подал ему свой кисет с табаком.
   - Кто это? - спросил я хозяина.
   - Прохожий, - отвечал он.
   - Знакомый тебе?
   - Нет, - отвечал он и затем обратился к повару с приказанием  приготовить
для путника обед.
   Пока пришедший курил табак, китайцы  расспрашивали  его  о  новостях.  Он
охотно рассказывал им то, что случилось в тех местах, откуда  он  прибыл,  и
что он видел по дороге. Оказалось, что китаец идет с Ното и держит  путь  на
реку Псухун. Вечером, во время ужина, манзы, прежде чем самим сесть за стол,
пригласили гостя. Все китайцы наперерыв старались  ему  услужить.  Едва  его
чашка опорожнялась, как тотчас ее наполняли снова. Потом гостю отвели лучшее
место на кане и дали два одеяла: одно - для подстилки, другое - под  голову,
вместо подушки. Прохожий остался в этой фанзе на  весь  следующий  день  для
отдыха.
   У местного манзовского  населения  сильно  развито  внимание  к  путнику.
Всякий прохожий может бесплатно прожить в чужой фанзе трое суток, но если он
останется дольше, то должен работать или уплачивать деньги за харчи по общей
раскладке.
   На следующий день, 19 июня, мы распрощались с гостеприимными китайцами  и
пошли дальше. Отсюда  начиналась  колесная  дорога.  Чтобы  облегчить  спины
лошадей, я нанял две подводы.
   В нижнем течении долина  Вай-Фудзина  очень  живописна.  Утесы  с  правой
стороны имеют причудливые очертания и похожи на людей, замки, минареты и  т.
д. С левой стороны опять потянулись высокие  двойные  террасы  из  глинистых
сланцев, постепенно переходящие на севере в горы.
   Здесь есть один  только  небольшой  приток  -  Касафунова  падь,  которую
местные китайцы называют Чамигоузой . Она длиной около 15 километров и имеет
направление течения сперва  на  юго-восток,  а  потом  на  юг.  Правый  край
Касафуновой долины нагорный, левый - пологий, слегка холмистый.  Долина  эта
узкая и расширяется только в среднем течении, там, где в нее  впадает  речка
Грушевая. Если идти вверх по  реке,  то  с  правой  стороны  видны  какие-то
карнизы, которые дальше переходят в широкие террасы. Окрестные горы  покрыты
лиственным редколесьем дровяного характера.
   Километрах в восемнадцати от моря видны  обнажения  известняков.  Немного
ниже Касафуновой пади в Вай-Фудзин с  правой  стороны  впадают  две  реки  -
Сандагоу и Лисягоу. Последняя берет начало с Тазовской горы, о которой  речь
будет ниже. Верховья реки Сандагоу слагаются  из  множества  горных  ручьев,
стекающих по узким распадинам. Раньше здесь были большие  леса,  изобилующие
зверем, но лесные пожары в значительной  степени  обесценили  это  охотничье
эльдорадо.
   Колесная дорога, проложенная  китайцами  по  долине  Вай-Фудзина,  дважды
проходит по реке вброд, что является большим препятствием для  сообщений  во
время наводнения. Чтобы избежать  этих  бродов,  надо  идти  по  тропе.  Она
начинается около террас, с левой стороны долина подымается в гору и идет  по
карнизу. Здесь тропа на протяжении 300 метров буквально висит над пропастью.
   Лет сорок тому назад  на  террасах  около  устья  реки  Касафуновой  жили
тазы-удэгейцы. Большей частью они вымерли от оспенной эпидемии в 1881 году.
   Удэгейцы эти на охоту ходили всегда на Тазовскую  гору,  командующую  над
всеми окрестными высотами, отчего она и получила свое настоящее название.
   По  всей  долине  Вай-Фудзина,  от  устья  Эрлдагоу  до  Тазовской  горы,
разбросаны многочисленные фанзы. Обитатели их занимаются летом земледелием и
морскими промыслами, а зимой соболеванием и охотой.
   Самым большим притоком Вай-Фудзина будет река Арзамасовка. Она впадает  в
него с левой стороны. Немного выше устья Арзамасовки, на возвышенном  месте,
расположился маленький русский поселок Веткино. В 1906 году в  деревне  этой
жило всего только 4 семьи. Жители ее были первыми переселенцами  из  России.
Какой-то особенный отпечаток носила на себе эта  деревушка.  Старенькие,  но
чистенькие домики глядели уютно; крестьяне были  веселые,  добродушные.  Они
нас приветливо встретили.
   Вечером собрались старики. Они рассказывали о том,  сколько  бедствий  им
пришлось претерпеть на чужой земле в первые годы  переселения.  Привезли  их
сюда в 1859 году и высадили в заливе Ольги, предоставив  самим  устраиваться
кто как может и кто как умеет. Сначала они поселились в одном  километре  от
бухты и образовали небольшой поселок Новинку. Скоро крестьяне заметили, что,
чем дальше от моря, тем туманов бывает  меньше.  Тогда  они  перекочевали  в
долину Вай-Фудзина. В 1906 году в Новинке жил только  один  человек.  Места,
где раньше были крестьянские дома, видны и по сие время.
   Но и на новых местах их ожидали невзгоды. По неопытности они посеяли хлеб
внизу, в долине; первым же наводнением его смыло, вторым - унесло все  сено;
тигры поели весь скот и стали нападать  на  людей.  Ружье  у  крестьян  было
только одно, да и то пистонное. Чтобы не умереть с голода,  они  нанялись  в
работники к китайцам с поденной платой 400 граммов  чумизы  в  день.  Расчет
производили раз в месяц, и чумизу ту за 68 километров должны были доставлять
на себе в котомках.
   Старики долго не могли привыкнуть к новым местам. У  них  были  еще  живы
воспоминания  о  родине;  зато  молодежь  скоро   приспособилась:   из   них
выработались великолепные стрелки и отличные  охотники.  Быстрое  течение  в
реках их уже не пугало; скоро они начали плавать по  морю.  Для  европейской
России охота на медведя в одиночку считается геройским  подвигом.  Здесь  же
каждый юноша бьет медведя один на один. Некрасов воспел крестьянина, который
убил сорок медведей, а здесь были братья Пятышкины и  Мякишевы,  из  которых
каждый в одиночку убил более семидесяти медведей.  Затем  следуют  Силины  и
Боровы, которые убили по нескольку тигров и потеряли счет  убитым  медведям.
Один раз они задумали связать медведя так, ради забавы, и  чуть  за  это  не
поплатились жизнью. Каждый из этих охотников носил на  себе  следы  тигровых
зубов и кабаньих клыков; каждый не раз видел смерть лицом к лицу.
   Фудзинские крестьяне серьезно относятся  к  охоте.  Они  не  только  бьют
зверя, но и заботятся о его сохранности. Факт этот  знаменателен.  Крестьяне
собрались и на сходе порешили не трогать самок, телят и не  бить  самцов  во
время гона. Кроме того, они сами отвели заказник,  сами  установили  границы
его и дали друг другу зарок там не охотиться.  Вновь  прибывший  элемент  из
России не пожелал с этим считаться  и  начал  хищничать.  Так  как  заказник
возник по частной инициативе и находился на казенной  земле,  то  привлекать
виновников к ответственности они не могли. Этим воспользовались  браконьеры,
и благое начинание фудзинских крестьян окончилось ничем.
   Ценность пантов в Ольгинском  районе  доходит  до  1200  рублей  пара.  В
деревне Пермской  у  крестьянина  Пятышкина  я  видел  панты  высотой  в  52
сантиметра и толщиной в 22 сантиметра (расстояние между рогами  у  основания
равнялось 8 сантиметрам); на концах они только что начали разветвляться; вес
их был 4,4 килограмма. Панты эти были проданы по очень низкой цене - за  870
рублей. По словам братьев Пятышкиных, в 1905 году  от  продажи  четырех  пар
пантов они выручили 2200 рублей.
   Во время этих рассказов в избу вошел какой-то человек. На вид  ему  было.
лет сорок пять. Он был среднего роста, сухощавый, с небольшой  бородой  и  с
длинными волосами. Вошедший поклонился, виновато улыбнулся и сел в углу.
   - Кто это? - спросил Гранатман.
   - Кашлев - Тигриная Смерть, - отвечало нес