о, в
конце концов  мы не поехали  - устали чертовски.
   В: Как случилось, что вы вместе с Полом смотрели телевизор?
   Л:  Было такое время,  когда Пол  заладил  приходить  к  нам с
гитарой.  Сначала я его впускал, а потом не выдержал и сказал: "В
следующий раз звони по телефону перед тем,  как прийти. Сейчас не
1955  год и не  стоит приходить вот так,  внезапно.  Он, конечно,
обиделся, хотя я очень вежливо это сказал. Я просто имел в  виду,
что, когда ты весь день возишься с ребенком, а тут кто-то падает,
как  снег  на  голову...  В  общем,  возвращась к тому вечеру, он
пришел с Линдой  и мы  стали смотреть  шоу.  Глядели,  глядели, а
потом у нас возникла мысль:  "А что, если взять и нагрянуть туда,
а? То-то будет смеху!" Но мы не поехали.
   В: И вы больше не видились с Полом?
   Л:  Нет.  И мне жаль,  что  так  получилось:  я  не  хотел его
обидеть.
   В:  Я спрашиваю потому,  что всегда много разговоров: нынешние
битлы - страшные враги или лучшие друзья?
   Л:  Ни то и ни другое.  Я давно уже не видел никого из битлов.
Кто-то спросил меня,  что я думаю  о последнем альбоме Пола,  и я
ответил, что, по-моему, Пол там грустный, в депрессии. Но потом я
понял, что не слышал всего альбома, а только один трэк-хит Coming
Up. Он мне показался добротной работой. Потом я слушал еще что-то
и мне показалось,  что  Пол чем-то  угнетен.  Но  я  не  слежу за
работой "Уингз".  Мне наплевать,  что  они  там  делают,  или что
Джордж  делает  на  своем  новом  альбоме,  или  Ринго.  Мне  это
неинтересно,  также,  как меня не интересует то, что делают Элтон
Джон  или Боб Дилан.  И не  потому,  что  я такой  черствый. Нет,
просто  я слишком занят своей  собственной  жизнью  и  я  не могу
следить за тем, что делают другие, будь то Битлз или мои товарищи
по колледжу, или те, с кем я был тесно связан до Битлз.
   В:  Оставляя Сoming Up в стороне,  как ты оцениваешь роль Пола
после того, как он ушел из Битлз?
   Л: Я восхищаюсь тем, как Пол начал все с  нуля, сколотил новую
группу и стал играть в маленьких танцзалах.  Именно это  он хотел
проделать с Битлз:  он  хотел,  чтобы мы  вернулись в  танцзалы и
опять делали то,  что и раньше.  А я не ...  В этом была  одна из
серьезных проблем,  наверное,  в этом все и дело,  не знаю... Но,
вобщем,  я восхищаюсь тем,  как Пол сошел со  своего пьедистала и
сейчас  он  опять на  нем.  Он сделал то,  что хотел сделать. Это
хорошо, но это не то, что я хотел сделать.
   В: А что ты думаешь о его музыке?
   Л:  The  Long and Winding  Road была его любимой  песней. Хотя
должен сознаться, что я мало следил за тем, что он делает.
   В: Ты говоришь, что не слушал работ Пола и толком не говорил с
ним с того вечера в вашей квартире...
   Л:  Да,  толком не говорил - это подходящее слово. Я толком не
говорил  с ним целых 10  лет.  Потому  что мы не были  вместе: он
делал  свое,   а  я  свое.   Да  и  некогда  ему  было  разговоры
разговаривать - ведь у него 25 детей и около 20 миллионов дисков.
Он всегда в работе.
   В:  Тогда  поговорим о вашей  совместной  работе.  Какой вклад
вносил каждый в сочинительную команду Леннон-Маккартни?
   Л:  Можно ответить так: он обеспечивал легкость, оптимизм, а я
вносил грусть, диссонанс, блюзовые интонации. Было время, когда я
думал,  что не умею сочинять приятные мелодии, что это дело Пола,
а  я вхожу в прямой  рок-н-ролл.  Но,  когда я думаю  о некоторых
своих песнях, например, In my life или из более ранних, This Boy,
то прихожу к выводу,  что они также мелодичны, как и лучшие песни
Пола. Пол много учился, играл на многих инструментах. Он, бывало,
говорил:  "Почему бы тебе не изменить это место?  Эту ноту ты уже
50 раз использовал". Потому что я хватал ноту, совал ее в песню и
был доволен. И потом моя роль часто заключалась в том, что именно
я решал,  куда пойдет дальше моя песня,  для которой у  Пола было
только начало.  Во многих  песнях средний квадрат,  то есть мост,
принадлежит мне.
   В: Например?
   Л: Возьмем Michelle. Мы с ним жили в какой-то гостинице, и вот
однажды  входит  он,  что-то  напевая.  Это  были  первые аккорды
"Мишелл"  (поет первый куплет). Он говорит: "Ну, а что дальше?" В
то  время я увлекался певицей блюзов  Ниной Симонэ,  много слушал
ее,  и вот вспомнил, как в одной песне она тянет: Это навело меня
на мысль придумать что-нибудь в этом  роде  для среднего квадрата
Мишелл (поет).
   В: А какие различия были в смысле текстов?
   Л:  Мне  всегда  было  легче  писать  тексты,  хотя  Пол  тоже
способный текстовик, только он не считает себя таковым. И поэтому
не  старается.   Вместо   того,   чтобы   принять   на  себя  всю
ответственность  он старается уклониться от  нее.  Hey Jude - вот
отличный текст.  Здесь нет моего вклада.  И  в других  его песнях
есть  отличные  строчки,  которые  показывают  его  потенциальные
возможности как текстовика. Только он редко доводит это до конца.
Но в ранние  годы  мы  не обращали внимания  на текст, достаточно
было,  чтобы песня имела хоть  какое-то  подобие темы:  она любит
тебя,  она любит его,  они все любят друг  друга.  Нам было важно
общее звучание и изюминка в песне. Да и сейчас я считаю это самым
главным,  хотя стараюсь, чтобы текст был осмысленным сам по себе,
без мелодии, взятой вне песни.
   В: Какой текст, например, вы с Полом написали вместе?
   Л:  Например, We Can Work It Out. Пол сделал первую часть, я -
средний квадрат.  Если Пол пишет:  "Мы можем все уладить" - очень
оптимистично,  то  я нетерпеливо  перебиваю  его:  "Жизнь слишком
коротка, мой друг, чтобы тратить ее на ссоры по пустякам"...
   В: Пол рассказывает, а Джон философствует.
   Л:  Именно.  Но я всегда был таким до Битлов и после  Битлз. Я
всегда  спрашивал,  почему люди совершают те или  иные поступки и
почему  общество такое,  какое оно есть.  Я не довольствуюсь тем,
что лежит на поверхности, мне нужно копнуть глубоко.
   В:  Когда ты рассказываешь о том,  как вы  вместе работали над
текстом одной песни,  например, We Can Work  It Out, то возникает
мысль,  что  ты  сотрудничал  с  Полом  теснее,  чем  это  раньше
признавал.  Разве ты не говорил,  что большинство своих  песен вы
написали порознь, хотя и ставили на них ваши имена вместе?
   Л:  Да,  но я говорил неправду (Смеется). Я это говорил, когда
был зол и мне казалось,  что мы все делали порознь. На самом деле
многие песни мы сочиняли вместе.
   В: Но многие все-таки написаны отдельно?
   Л:  Много и таких. Например, "Сержант Пеппер" - это идея Пола.
Я  вспоминаю,  что он долго с  ней носился,  а потом вдруг позвал
меня на  студию и сказал,  что пора написать несколько  песен. Он
дал срок всего 10 дней и за это время я написал  "Lucy in the Sky
with  Diamond"  и "Day  in the  life".  Мы мало общались тогда, а
потом  стали  еще  меньше  общаться.  Вот  почему  меня  все  это
раздражало.  Но теперь я понимаю, что это было просто продолжение
старой игры в соперничество.
   В: Но эта игра была вам полезна, ведь так?
   Л:  Да,  в  ранние времена.  Мы делали пластинку  за 12 часов.
Каждые  3  месяца  от  нас  требовали  сингл,  и  нам приходилось
сочинять песни для  него  или  в  автобусе  или  в  номере отеля.
Поэтому,  сотрудничество было не только музыкальное,  но и вообще
деловое.
   В:   Не  кажется   ли   тебе,   что   именно   этого  делового
сотрудничества, этой магии вам впоследствии так не хватало?
   Л:  Я никогда этого не ощущал.  Не хочу, чтобы это было понято
так,  будто  Пол был мне не  нужен.  Когда он  был рядом,  то все
получалось.  Но мне легче  говорить о том,  что я дал  ему, чем о
том, что он дал мне. И он бы сказал то же самое.
   В:  Позволь тебя перебить.  Раз мы говорим о текстах и о твоем
недовольстве Полом,  то скажи, что побудило тебя написать "How do
you Sleep",  где есть такие  слова:  "Те чудики были правы, когда
говорили,  что ты  умер"  или "Единственное,  что ты сделал, это-
вчера  (Yesterday),  а с тех пор,  как  ты  ушел,  ты  всего лишь
обычный денек (Anather Day).
   Л:  (Улыбается).  Знаешь,  на самом деле я не так уж  и злился
тогда.  Но я использовал свое  недовольство  Полом, чтобы создать
песню.  Он понял,  что она направлена  прямо против  него, да все
вокруг жужжали ему при это.  Но,  знаешь,  на его альбоме, еще до
моего,  были шпильки в мой адрес.  Он так туманно выражается, а я
всегда  говорю  прямо,   режу   правду-матку.   Итак,  он  сделал
по-своему, а я  по-своему.  А  что  касается  моего высказывания,
которое ты процитировал, то, действительно, я думал, что Пол умер
в творческом отношении, в каком-то смысле.
   В:   Вот  к  этому  мы  и  подходим:  ты  говоришь,  что  твои
послебитловские работы не хуже старых,  но если  говорить об всех
вас,  то не  имеем ли  мы  здесь случай,  когда  творческое целое
превосходит отдельные свои компоненты?
   Л:  Не знаю, устроит ли тебя такой ответ: когда Битлз играли в
Америке первый раз,  они играли как чистые ремесленники,  то есть
все  это исчезло уже давно.  В  этом  же  смысле  творческие силы
покинули нас  еще  в  середине  60-х.  Когда  мы  с  Полом начали
работать вместе,  это  было  как  начало   тесных взаимоотношений
между  двумя людьми.  Энергия  переливала  через  край.  В период
"Сержанта"  наши  отношения  вызрели  окончательно.  Продолжай мы
работать дальше  вместе  появилось бы,  наверно, много интересных
вещей, но они не были такими же.
   В: Перейдем к Ринго. Как ты оцениваешь его как музыканта?
   Л:  Он  сам по  себе  уже был звездой уже в  Ливерпуле  еще до
встречи с нами. Он был профессиональным ударником, пел, выступал,
имел большой успех.  Он  играл  в  одной  из  знаменитых  групп в
Англии,  особенно  в Ливерпуле.  Так что,  талант  Ринго  так или
иначе,  проявился бы в той или иной  сфере.  Не знаю в какой  - в
актерской ли игре,  в пении или в игре на ударных, не знаю , но в
нем всегда была какая-то творческая искра - сразу и не определишь
какая,  -  которая вселяла уверенность:  да,  этот не пропадет, с
Битлз  или без них,  но  не  пропадет.  Ринго  чертовски отличный
ударник.  Технически он  не  очень силен,  но  я  думаю,  что его
недооценивают как ударника,  точно так же, как Пола недооценивают
как   басиста.   Пол   был   одним   из   самых  изобретательских
басистов-новаторов, и половина того, что сейчас делается, создано
с его битловских  работ.  Во всем,  что касается его самого, он -
эгоманьяк,  но вот по отношению к своим талантам бас-гитариста он
был всегда  как-то  очень  робок.  Я думаю, что Пол и Ринго лучше
любого другого из рок-музыкантов.  Технически они не лучше, как и
все мы... Никто из нас не знает нот. Но как чистые музыканты, как
люди вдохновения, они не хуже других.
   В: Что ты думаешь о музыке Джорджа?
   Л: Альбом All Things Must Pass, по-моему, был отличным. Просто
он слишком длинный.
   В: Как ты относишься к тому процессу, который Джордж проиграл,
когда его обвинили, что от содрал My Sweet Lord с песни Ширлез?
   Л: Он смело пошел на это. Он знал, что делал.
   В: Ты хочешь сказать, что это был сознательный плагиат?
   Л:  Наверно. Он не такой дурак. А вообще это не имеет никакого
значения,  если  только  не  брать  денежный  аспект.  Он  мог бы
изменить пару аккордов,  и никто его бы не тронул, но он этого не
сделал и поплатился.  Наверно, он думал, что бог простит ему этот
грех.  (Ко  времени  выхода  в  свет  этого  номера  суд  признал
Харрисона  виновным  в  "подсознательном  плагиате",  но  еще  не
определил размер штрафа).
   В: Вообще ты почти не упоминаешь Джорджа в этом интервью.
   Л:  Дело в том, что меня обидела его книга I Me Mine. Так что,
и пусть послушает мою отповедь.  Он издал частным образом книгу о
своей жизни,  и там есть вопиющий  факт:  он утверждает, что я не
оказал ни малейшего  влияния на его  жизнь.  В этой книге, где он
описывает,  какое видение посетило его и вызвало  к  жизни каждую
новую  песню,  он  вспоминает всех,  даже вшивеньких гитаристов и
саксофонистов, с которыми встречался в последующие года, а меня в
книге почему-то нет.
   В: Почему?
   Л:  Потому что мои отношения с ним  были  отношениями старшего
товарища  и юного последователя.  Он  моложе  меня на 3  или на 4
года.  Это были отношения любви и ненависти, и я думаю, Джордж до
сих пор смотрит на меня осуждающе,  как на папу,  который ушел из
дома, бросив семью. Вряд ли он согласится с этим, но так чувствую
я.  Я обиделся.  Не хочу  показаться  эгоманьяком,  но,  когда мы
начинали,  он был  моим  учеником,  последователем.  Когда  Пол и
Джордж  еще ходили в  школу,  я уже был студентом художественного
колледжа.  Между школьником и студентом -  огромная пропасть, а я
уже был студентом,  имел  половые связи,  уже пил и  делал прочие
нехорошие вещи.  Когда Джордж был маленьким,  он ходил за нами по
пятам -  за мной  с  Синтией,  она  потом  стала  моей  женой. Мы
выходили из колледжа -  и он тут,  как тут, вертится у входа, как
сейчас эти ребята из "Дакоты".
   Я  помню тот день,  когда  он  зашел и попросил  помочь  ему с
Taxman.  Это одна из его  лучших песен.  Я подкинул ему несколько
строчек -  этого  он  и просил.  Он пришел  ко мне,  а ни к Полу,
потому что Пол не стал бы помогать. Мне не хотелось делать этого.
Мало,  что  ли,  у  меня  своих  забот  -  с  моими  песнями  и с
Половскими? Но я любил Джорджа и не хотел его обижать, и поэтому,
когда он пришел ко мне в тот день и сказал :"Поможешь мне  с этой
песней?",  я  прикусил язык и сказал  :"Ладно". Я пожалел его, до
этого все время были Джон и Пол,  а ему не было места, потому что
раньше он мало писал сам.  Как певцу,  мы давали ему один трэк на
каждом  альбоме.  Вы  в этом  легко  убедитесь,  прослушая первые
альбомы Битлз в английских вариантах. Песни, которые принадлежали
ему и Ринго, я отбирал из моего танцзального репертуара. Оттуда я
их сам выбирал -  те, что легче петь. В общем, я недоволен книгой
Джорджа.  Но не  пойми меня  неправильно.  Я все  еще  люблю этих
ребят. Битлов нет, но Джон, Пол, Джордж и Ринго продолжают делать
свое дело.
   В:  Все четверо битлов участвовали в записи песни,  которую ты
написал для Ринго в 1973 году. Так?
   Л:  Да,  это  была  моя  I'm  the  Greatest.  Разумеется,  это
знаменитая фраза Мухамеда Али. Она была идеальной для Ринго. Если
бы  ее произнес я ("я самый великий"),  к этому  бы  отнеслись бы
очень серьезно. А Ринго - пусть поет - это только всех позабавит.
   В: Тебе понравилось снова играть с Джорджем и Ринго?
   Л:  Да.  Не понравилось только то,  что Джордж и  Били Престон
стали все время приставать: "Давай создадим группу". Я чувствовал
себя неловко.  Джордж  радовался,  атмосфера в студии  была очень
хорошей,  но ведь  я был с Йоко,  ты  знаешь.  Просто  мы сделали
перерыв в своей работе. И они полагали, что я могу быть в мужской
группе без Йоко! Они все еще так думали...
   В:  Чтобы покончить с твоей любимой темой  -  как  насчет того
предложения, чтобы все четверо отложили в сторону личные чувства,
собрались вместе и дали грандиозный благотворительный концерт?
   Л:  Я не хочу связываться ни  с какой  благотворительностью. Я
уже и так наделал много благ.
   В: Почему не хочешь связываться?
   Л:  Потому  что это всегда  обдираловка.  В последний раз ради
денег я играл в 66-м,  на последнем концерте Битлз. Все остальные
концерты, которые мы давали с Йоко, были благотворительные, кроме
Торонто,  где был фестиваль возрождения рок-н-ролла. Так вот, все
эти  концерты  были  либо  фиаско,  либо обдираловкой. Поэтому мы
сейчас сами даем деньги тому, кому считаем нужным. Ты знаешь, что
такое "десятина"?
   В:  Это,  когда  определенный  процент  дохода  отчисляется на
благотворительные цели.
   Л: Правильно. Я делаю это честным образом. Я не хочу попасть в
сети этого бизнеса и  спасать  мир  со  сцены.  Такие  шоу всегда
оказываются неудачными и артист не может там блеснуть.
   В:  А как насчет  того Бангладешского концерта,  который давал
Джордж и другие люди, такие как Дилан?
   Л: Бангладеш - это кака.
   В:  Ты имеешь ввиду -  из-за вопросов, которые он вызвал: куда
ушли деньги?
   Л:  Да,  из-за этого?  Даже сейчас это еще не  до  конца ясно.
Спросите у матери (Йоко), она знает всю подноготную этого дела, а
все вы,  кто  читает  это интервью,  прошу вас  не присылайте нам
писем с просьбами вроде  таких:  "Приходите  и  спасите индейцев,
спасите черных  ветеранов войны".  Если я хочу  кого-то спасти, я
помогу ему посредством 10% отчисленных от наших доходов.
   В:  Но все равно это не может сравниться с тем,  что предложил
один  антепренер,  Сид Бернстайн.  Он сказал,  что если вы дадите
хотя бы один концерт, который будет транслироваться по ТВ на весь
мир -  то  за  один  только  вечер  можно  было  бы  выручить 200
млн.долларов.
   Л:  Ну,  это рекламный трюк Сида Бернстайна  с шоубизнесевским
размахом,  еврейской  слащавой  сентиментальностью,  со слезами и
припаданием на одно колено.  Это в  духе Эла Джольсона.  Я это не
принимаю.
   В:  Однако,  это  факт:  200  миллионов  для  какой-то  бедной
южно-американской страны...
   Л:  Почему люди хотят, чтобы Битлз дали Южной Америке 200 млн?
Знаешь,  Америка  отдала  уже миллиарды в такие  места.  Но толку
никакого.  Ну, съедят они это блюдо, а что дальшей? Все это ходит
по  замкнутому  кругу.  200  миллионов  съедены -  что дальше? Их
хватит всего на один день.  Деньги можно давать до бесконечности,
но это  значит сыпать их  в бездонную бочку.  Сначала Перу, затем
Гарлем, потом Англия и т.д. В таком случае нам придется посвятить
остаток своей жизни одному концертному турне по всему миру, а я к
этому не готов. Во всяком случае, в этой жизни.
   (Йоко Оно присоединяется к разговору)
   В: О вашем состоянии. "Нью-Йорк Пост" недавно писала, что ваше
состояние  свыше 150  млн.долларов,  и что вы признаете эту цифру
верной.
   Л: Мы никогда ничего не признавали.
   В: Но "Пост" утверждает, что вы признавали.
   Л: Что там она утверждает? Да, ладно, мы богаты, ну и что?
   В:  Вопрос такой:  как это согласуется  с вашими политическими
взглядами? Ведь вы считаетесь социалистами?
   Л:  В Англии у вас есть только два выбора:  или  вы за рабочее
движение,  или  вы  за  капитализм.  Либо вы  примкнете к правому
крылу-  если  принадлежите  к тому  классу,  к  которому я сейчас
принадлежу,  -  либо вы становитесь  "инстинктивным" социалистом,
которым я в свое время  был.  Это значит,  что все, что вы за то,
чтобы государство  охраняло  ваше  здоровье,  заботилось  о ваших
вставных зубах и все такое прочее. Но помимо этого, я еще работал
за деньги и хотел быть богатым.  Ну так что же? Если это парадокс
тогда я - социалист. Но я - ни то, ни другое. Я всегда чувствовал
свою вину за то, что я богат. Вот почему я терял деньги, раздавая
их  направо  и  налево  или  позволяя  так  называемым менеджерам
одурачивать меня.
   В:  Каковы бы  ни  были  твои политические взгляды,  ты хорошо
играешь роль  капиталиста,  вкладывая свои  битловские гонорары в
недвижимую собственность, в домашний скот...
   О:  Да,  мы еще  живем в капиталистическом мире,  этого нельзя
отрицать.  Я  считаю так:  чтобы выжить в этом  мире и переделать
его,  надо  сначала о себе  позаботиться.  Надо самом  выжить. Я,
бывало,  говорила себе:  ты -  единственная  социалистка  из всех
жителей этого дома  (Смеется).  У  меня  нет  ни  гроша.  Все это
принадлежит  Джону,  так  что,  я,  что  назвается,  чиста.  Но я
пользовалась его  деньгами,  поэтому лицемерие тут было, конечно.
Раньше я думала,  что деньги -  это нечто неприличное, что власть
денег внутри  системы.  В 60-е   многие ушли  в  подполье, кидали
бомбы и занимались другими актами насилия. Но это не верный путь.
Чтобы изменить  систему,  нужны деньги.  Даже,  чтобы стать мэром
города, и то нужны деньги.
   В:  В  какой степени вы  позволяете себе быть  втянутыми в эту
игру?
   О:   Есть  предел.   Он,  вероятно,  параллелен  уровню  нашей
безо