ничего не маскирую.
М. Спасибо за ежика. В таком случае поговорим немного о литературе
   - литература для тебя...
Б. Г. 	Что я читаю?
М. Что ты читаешь, что бы хотел читать и что бы хотел писать, если бы
   писал. Скажем так, ты оказываешься в ситуации Дилана и на два года
   вырубаешься из жизни...
Б. Г. 	Я не рискую даже играть в такие игры, но скажу по поводу литературы.
       Первое, что я читаю давно, долго и не вижу никаких причин к тому,
	чтобы это ослабевало - это та литература, которая в СССР не принята
	из-за полного незнакомства с ней. Это "Fantasy" Дж. Р. Толкина, т. е.
	саму трилогию и все, что с ней связано и до и после и вокруг.
       Трилогию я перечитывал раз одиннадцать. Два раза переводил ее на
	русский язык в устном чтении и для меня это КНИГА. Скажем так,
	музыка Beatles меня сцементировала и схватила в фокус в одном плане,
	а Толкин сцементировал все в многоплановости. До этого был Булгаков,
	был Аксенов, были братья Стругацкие, но все это без начала и конца,
	вот Булгаков хоть более или менее ценное. Но я в нем до конца не
	могу разобраться чисто в моральном плане. А все остальное было
	полностью бессистемно. Ни у кого нет цельного стержня, а если есть,
	то так глубоко спрятан, что самому автору не видно. А Толкин
	сконструировал реальность целиком. И такая реальность подошла не
	только мне, а еще миллионам людей по всему свету - его реальность
	оказалась настолько близка, нужна и необходима для повседневной
	жизни, причем не как бегство, а как дополнение и необходимое
	расширение понятия, что такое жизнь вообще. И то, что описано
	Толкином для меня и сегодня наиболее реальное из того, что я вижу
	вокруг. Мы знаем, живя здесь и налагая самим себе шоры на глаза,
	лишь ту реальность, которую мы называем Реальностью с большой буквы.
       И все? И отгораживая себя от этого, что было и от того, что будет,
	даже по временной шкале, хотя о временной нам надо поговорить особо,
	я скажу пару штук по поводу времени - мы отгораживаем себя от своей
	жизни "до" и "после". Т. е. отгораживаем себя от свого бессмертия,
	что сразу же дает нам значительный минус в том, как мы живем... Т. е.
	сразу становимся калеками. Но плюс ко всему этому существуют те
	миры, в которых существуем мы и которые мы знаем, не отдавая себе
	отчета в том, что мы знаем... А в конечном итоге, как уже многие
	говорили, встает вопрос о том, зачем здесь человек вообще? А ведь
	человек - это единственное существо в том мире, который мы знаем,
	способное служить задаче об'единения и наведения мостов...
	Просветлить весь космос и искупить всю ВСЕЛЕННУЮ, все, что
	существует, что движется и дышит - как в буддизме Бодхисатва не
	будет спокоен, пока не просветлит последней травки. Здесь то же
	мамое, но здесь мы мало того, что просветляем, мы должны спасти их
	всех, мы должны навести мосты, мы их В о с с о е д и н я е м, т. е.
	задача человека - это БОГОСОТВОРЧЕСТВО, ВОССОЕДИНЕНИЕ и
	БОГОСОТВОРЧЕСТВО! Тем, что мы делаем искренне и прямо, мы продолжаем
	дело начатое и дело, всегда продолжающееся, и мы вкладываем в это
	свое дело. Толкин велик тем, что этот мир, существующий уже в своем
	потенциале, описал и дал ему реальную форму, причем такую, что
	тысячи и сотни людей в это поверили и приняли этот мир к себе.
       Знаешь, есть у него один замечательный рассказ, у нас он печатался в
        "Химии и жизни", в котором он делает эту свою мысль совершенно
	прозрачной. Суть рассказа в том, что некий художник пишет всю жизнь
	картину - одно дерево, у него даже времени не хватает дописать
	последний листок на этом дереве. Он все в основном набросал и в
	итоге проходит ряд испытаний, несложно понять, что это смерть,
	бессмертие и посмертие. И потом он вдруг попадает в ту местность, в
	которой он писал эту картину, он видит дерево и он видит - о,
	господи! - вот то, что я делаю, вот оно стоит, настоящее! Он
	попадает туда, куда он сам придумал, и это оказывается живое место:
	тем, что он сделал это место, осуществил, он из разряда потенции
	перевел его в разряд существующих...
М. А это, по-твоему, не бегство?
Б. Г. 	В такой же степени, в которой один человек из привычного жития-бытия
	в своей Испании вдруг садится на корабль и открывает Новый Свет.
       Только другое дело, что континент этот существовал еще до Колумба и
	тем, что мы вторглись в Новый Свет, мы причинили огромный вред и
	континету и самим себе, а Толкин воплотил ту плоскость бытия,
	которая до этого воплощена не была. Это не бегство, это открытие
	новых земель, в которых будут жить и существовать те же самые люди.
       Я говорю все это очень грубо, естественно, все это не так просто и
	азбучно, и тут есть масса своих задвижек и сложностей. Но общая идея
	именно такова. Т. е. мы не бежим от мира, мы прибавляем к нему, мы
	расширяем мир. И поэтому, вернувшись к тому, что я читаю "Fantasy"
	потому, что именно так я узнаю про мир, такое огромное количество
	вещей, которое так бы я не узнал, или узнал слишком поздно. Общаясь
	с реальностью, мы имеем дело не с миром, а с определенным описанием
	этого мира, которому научены с детства и которое постоянно в себе
	поддерживаем. Чтение "Fantasy" - один из методов смены этого
	описания, так же как рок-н-ролл - другой метод подобной смены.
       Вероятно, описание полезно не только менять, но и расширять до тех
	пор, пока оно не будет включать в себя все известные описания. Но
	это, конечно, идеал, может быть не достижимый для нас. Но ценность
        той же литературы "Fantasy" в том, что она............
        ........... .описание мира, которое мы можем продолжить и
	довести до реальной консистенции. Рок-н-ролл учит другим
	закономерностям, которые тоже существуют, видны и которые нормальные
	люди, квадратные, как ты говоришь, с трудом замечают. Интересно
	попытаться воссоединить все это! А что до проблемы времени... Подход
	ко времени - штука много определяющая. Одно время я ходил и говорил,
	что время - это просто психологическая характеристика, которая
	отделяет человека от всех остальных, она присуща только человеку и
	никому другому. Можно сказать, что время отделяет человека от всего
	остального, не дает ему с этим воссоединиться. Время - это та
	клетка, в которой мы существуем, которую нам навязали в ТОМ
	описании, которому нас научили, и время является стенками этой
	клетки. Ясно одно - концепция времени, которая для нас привычна, не
	то, чтобы не верна, но она страшно ограничивает нашу способность к
	мировосприятию, миропониманию, действию в этом мире. Поэтому для
	того, чтобы научиться что-либо делать необходимо прежде всего
	подумать, вернее позволить измениться естественным образом своему
	отношению ко времени и вообще представить - а существует ли время
	как таковое?! Для себя я уверен, что вопрос этот крайне смутный и
	то, что мы понимаем его не совсем адекватно - это факт. И другое его
	понимание дает гораздо больше возможностей для действий.
М. Не имеет смысла говорить, что нет ни прошлого, ни будущего?
Б. Г. 	Естественно! Все эти слова не имеют смысла - прошлое, будущее, все
	остальное! И в этом смысле как раз то, чем занимался "Аквариум",
	связано со временем в том плане, что мы всегда опаздывали. Но с
	самим временем это никак не связано! Просто нам дана какая-то
	определенная программа, которую мы должны выполнить. А мы
	опаздывали, отставали от этой программы, не в смысле времени, а в
	смысле насыщенности каких-то единиц жизни. Т. е. в смысле работы
	жизнь у нас была насыщена гораздо меньше, чем это должно было бы
	быть. В переводе на время это означает, что мы отставали по графику...
М. Т. е. ты сейчас должен был бы сделать не "День Серебра", а нечто
   совершенно иное?
Б. Г. 	Нет, в данном случае именно "День Серебра", это определенное
	завершение самого "Аквариума", с выпуском этого альбома мы
	преодолеваем много провалов во времени, восполняем то, что не успели
	сделать в общем курсе до "Дня Серебра". Т. е. мы начали дистанцию
	вовремя, хотя может и нет, не знаю, но шли по ней все время с
	опазданием, которое то сокращалось, то увеличивалось, и множество
	вещей в течение этого марафона мы сделать не успели, хотя на финиш
	пришли вовремя!
М. А что не успели?
Б. Г. 	Не успели сделать два альбома, а может и три...
М. А что бы это были за альбомы?
Б. Г. 	Все существующие песни и несуществующие, которые были бы написаны для
	этого. Был бы еще один акустический альбом, т. е. не остался бы
	неохваченным период, который я назвал бы периодом "Highway 61",
        "Revisited" и "Blonde on Blonde" - вот это мы не записали, хотя
	должны были и были наметки к этому и часть вещей была записана, а
	потом стерта. Мы не записали регги-альбом, хотя все для этого было и
	первая сторона "Электричества" - ублюдочная попытка на этот самый
	альбом. Мог бы получиться целый альбом и гораздо более
	проработанный, чем "Электричество"...
М. И этого уже не будет?
Б. Г. 	Нет, безусловно!
М. Вышла совсем другая струя?
Б. Г. 	Безусловно... Потом не было панковского альбома, который тоже должен
	был быть... Я тут хочу сделать врезку по поводу рок-н-ролла как
	такового и советского рок-н-ролла в частности. Вот пусть бы наши
	рок-н-роллы смогли вобрать в себя все это. Беда в том, что мы всегда
	очень разрознены. Я говорил по поводу со-и воссоединения, так как
	мы ни черта не воссоединяемся. Рок, то, что мы называем роком,
	должно вбирать всю остальную культуру и существовать как продолжение
	всего этого дела. А мы существуем как бы в стороне и то, что
	пытаемся делать, очень наивно...
М. И только ты пытаешься делать?
Б. Г. 	Ну, Майк пытается что-то делать...
М. Но Майк на другом уровне.
Б. Г. 	Да, но это иное дело. Беда в том, что на фиг нам решать проблемы,
	которые сейчас решают наши группы, а где гуманизм?
М. Вот к чему ты пришел, к самому главному. Ведь это единственная проблема
   искусства...
Б. Г.   Да, но и нет. На самом деле проблем в искусстве больше. Гуманизм же -
        только одна секция, выделенная из ВСЕЛЕННОЙ. Это отношение любви ко
	всему сущему, а не только к людям.
М. Т. е. любовь - это прежде всего?
Б. Г. 	Так любовь - это единственный метод, это не существительное, и
	повторю - это метод, это прилагательное. А по поводу подхода к року
        - маленькое отступление в историю... Возьмем институт бардов -
        Ирландия, Уэльс, Британия, до христианства, в первые века
	христианства, до XIII века. В XIII-XVI веках в Уэльсе, Ирландии
	христианство было упразднено, но существовал слой людей, т. н.
	общественный слой "аэс дана" /у нас подобное называют бардами/, т. е.
	людей, без которых общественная жизнь не могла бы функционировать
	вообще! И эти люди, эти самые барды шлялись по стране, любой дом,
	куда они приходили, считал честью принять их, впрочем их нельзя было
	не принять. Не потому, что бард мог наложить проклятье на дом - об
	этом никто и не думал. Если бард приходил, то просто в голову не
	укладывалось, что его можно не принять. При дворах всегда были
	барды. Допустим, приходит вечером компания бардов к какому-нибудь
	военачальнику или принцу - принимают, кормят, поят, сколко бы их ни
	было. Но потом, как расплата - бард должен спеть! Тут надо
	рассказать, как он это делал. Обучение барда занимало порядка 16-20
	лет /по разным источникам/. Бард должен был владеть несколькими
	языками - английским, уэльским, ирландским, греческим, латынью,
	еврейским, еще каким-нибудь, должен был знать мифологические системы
	всего этого, т. е. он знал всю мифологию и использовал все это,
	причем надо учитывать и сложнейшее построение тех песен, которые он
	пел. У нас сейчас простейшего ритма никто симпровизировать не может
	больше, чем 20 секунд. То, что Пушкин писал про итальянского
	импровизатора - так это сейчас звучит как фантастика! Но если
	сравнить это с тем, что делали барды, то... У них с этим делом было
	гораздо сложнее! Их песни импровизировались на несколько часов, и
	это было не просто повествование, это были шарады, загадки, которые
	несли какой-то тайный смысл. И когда пение кончалось, то барды с
	этим принцем или военачальником очень долго, порою до зари выясняли,
	что имелось в виду под тем или иным намеком, представляешь, какой
	это уровень владения культурой! То, что есть сейчас - я вижу в этом
	возможность и намек на необходимость возврашения. Культуру у нас
	никто не бережет, культура у нас сохраняется в форме мертвых
	источников, в форме книг, картин, всего этого. Она перестала быть
	живой. То, что мы называем эстрадной музыкой, музыкой развлечения,
	имеет такое же отношение к настоящей музыке, к этой магии, как 3-х
        рублевая блядь к Джульетте. Даже горазжо дальше. Эстрадная музыка -
        это продажа. Продажа того, о чем сам продающий даже не имеет
	понятия, что является святотатством вдвойне и втройне. Т. е. то, что
	сейчас происходит... эта вещь должна навести на себя проклятье! Вот,
	отчасти, мое представление о той музыке, которой мы занимаемся! И
	то, что мы имеем невероятную наглось делать это, не имея
	представления ни о своей собственной культуре, ни о культуре других
	стран, т. е. обладая лишь какими-то начатками, оперируя только тем,
	что муза нам внушает и - несмотря на все это - мы обладаем
	достаточной силой и энергетический процесс протекает довольно
	активно. В наших песнях мы составляем слова и звуки практически по
	наитию, не зная ничего, а значит мы можем совершить вещи жуткие,
	страшные, ведь мы ничего не знаем, не владеем культурой! И
	ответственность наша настолько велика, что никто не в состоянии даже
	представить всех ее размеров!
М. Поэтому-то мне и страшно за наш рок-н-ролл!
Б. Г. 	Так мне страшно не только за наш рок-н-ролл, мне страшно за культуру
	в о о б щ е! Вот Вознесенский в этой статье /" Прорабы духа" - А. М. /
        - он, вроде бы, попал туда, куда и я сейчас попадаю. Бывают же такие
	совпадения...
М. Говоря об этой музыке, постоянно приходится повторять, что в руках
   кумулятивный заряд такой силы, что таким зарядом надо пользоваться
   столь осторожно и умело...
Б. Г. 	А на это тебе отвечают, что "все ничего не знают, а пользуются этим"
	скажем, "Beatles", у которых культурный запас - можно смело сказать
        - был меньше, чем сейчас есть у нас. Но никто не знает, что у них
	было.
М. Мы сами по себе другие, другая страна, другие социальные и культурные
   корни...
Б. Г. 	Тут дело в том, что каждый просто отвечает сам за себя. Никто не в
	состоянии узнать, что делает другой. Опять же как в Евангелии, когда
	Господь позвал Петра и заметил, что Иоанн тоже идет, тогда Господь
	говорит: - А этот-то что? - Тот отвечает: - Я с тобой. - То, что
	делает другой - не твое дело... - У всех разговор только с Богом, у
	всех ответственность лишь перед Богом - и ни перед кем больше, а мы
	все время подменяем это, мы все время отвечаем перед кем-то другим:
	перед женой, перед начальником на работе, перед кем-то еще и поэтому
	постоянно проигрываем. Т. е. речь идет не о компромиссах, а просто о
	полном невежестве. Мы даже до компромиссов не доросли. Вот что у нас
	получается с рок-н-роллом.
М. Т. е. рок-н-ролл становится похож на те странные игры, которые
   становятся жестокими, но все равно остаются играми? Это все идет
   совсем не туда и не к тому, чего бы хотелось?
Б. Г. 	Я тебя прекрасно понимаю, но возьмем рок-н-ролл начала - Чака Бэрри,
	Литл Ричарда, Карла Перкинса, молодого Элвиса и всех прочих, ведь
	это тоже были игры, развлекуха в полный рост. А там мы все
	воспринимаем, как Богом данное, как золотые памятники!
М. Ну видишь, тогда не было декаданса, усталости...
Б. Г. 	Был и декаданс, все это было, только нам сейчас ничего этого не
	видно. Просто нет точек отсчета начала. В 1955 году Элвис спел
	что-то лишь потому, что Мадди Уотерс играл это еще в 1949-ом, а до
	него еще кто-то играл. Я прослушал Уоттерса конца 40-х годов. Там
	был такой ритм-энд-блюз, кто-нибудь сечас смог бы так сыграть!! Не
	ритм-энд-рок, что-то иное, ломовое по напору, то, что сейчас эти
	ребята порою играют в Штатах...
М. Мы опять перешли на Штаты, давай ближе к нашей реальности...
Б. Г. 	Я опять хочу сказать, что никаких географических и временных границ
	не вижу. Бытующие у нас концепции пространства-времени настолько
	неверны, что просто глупы.
М. Ложные изначально?...........
Б. Г.   ... от "Кино" или Майк или кто-то еще, я сравниваю не с тем, что
	делает Дэвид /Боуи - А. М. /, Ино, Бирн, Хендрикс. Я не вижу его
	смерти, всех этих временных штучек. Для меня это реально сейчас, а
	не в прошедшем, поэтому меня не устраивает многое из того, что ты
	говоришь, ведь говорил все в прошедшем времени, было и прошло,
	отзвуки века рока... А для меня все это не проходит, это реально в
	данный момент, так кипит, как в 67-м. Реально во мне: я выхожу на
	улицу, я вижу деревья, солнце, людей, я не вижу, что мир изменился,
	все ЭТО продолжается. Ты въезжаешь в настоящую реальность, она
	никуда не девается, она не подвластна времени и музыка времени не
	подвластна! Настоящее никуда не уходит, ни в пространстве, ни во
	времени! Рукописи не горят, они существуют постоянно и постоянно
	пишутся, все это имеет самое непосредственное отношение к идее
	" Аквариума"... Могу сказать еще, почему все это существовало. Только
	потому, что мне хотелось услышать здесь на Руси. И поскольку я этого
	не слышал, мне приходилось писать самому... Я же ходил и у всех
	спрашивал: - Где русский Дилан? - Окуджава, Высоцкий - все это не
	то, это не имеет никакого отношения к Дилану, это не рок-н-ролл.
       Дилан - это звук со всем остальным, звук другой, качественный! Где
	на Руси это? Нету, нету! Пришлось делать самим. "Все братья - 	сестры",
        как раз ход в ту сторону...
М. Завтра, завтра... давай завтра и подробно!

   ДЕНЬ ВТОРОЙ...

   Вместо кухни на Софье Перовской - кухня на Марата, где живет мама.
Вместо вечера - день. Б. Г. сегодня улыбается. Времени не так уж много,
вечером у Б. Г. концерт, а у меня еще и поезд. Вчера мы слишком много витали
в облаках, что же, продолжим свой джаз на земле...
М. Сегодня Борис Викторович будет рассказывать о себе. Боря, ты коренной
   ленинградец?
Б. Г. 	Да, родился и вырос здесь в Снигиревке /родильный дом на улице
	Маяковского, в центре Ленинграда /, где родились мой сын и моя мать
	и большая часть моих родственников и знакомых.
М. Ленинград - единственный город, где бы ты мог жить?
Б. Г. 	Из тех, которые я знаю - да!
М. А ты ведь британец...
Б. Г. 	Я не британец! У меня есть какая-то внечувственная связь с этой
	страной, но поскольку я там не был, то говорить об этой вещи я не
	могу, хотя мне было бы интересно пожить там в каком-нибудь из
	маленьких местечек. У меня есть по этому поводу любопытные мысли, но
	реальная обстановка для работы у меня только здесь. Этот город меня
	питает, дает мне темы и все, что нужно.
М. Ты родился и был обычным дворовым мальчиком...
Б. Г.   Да как дворовым? Все-таки читал книжки, начал читать еще до школы...
М. Мама и папа кто?
Б. Г. 	Отец был научным сотрудником, изобретателем. Мама кончила университет
	и долго работала художником в Доме моделей, потом ушла в социологи.
М. Ты пошел в школу... Сначала в детский сад?
Б. Г.   Без детского сада, я был домашним ребенком.
М. Читал дома книжки...
Б. Г.   Да, испортил себе зрение, почти минус пять!
М. ...Ходишь без очков...
Б. Г.   А на хрена они мне? Все, что хочу, и так видно!
М. Хороший ответ! А школа?
Б. Г. 	В школе я был обычным школьником, только изумлял классную
	руководительницу тем, что писал какие-то рассказы и гордо их
	зачитывал.
М. Мне говорили, что ты окончил одну из самых престижных мамтематических
   школ?
Б. Г. 	Это я с 8-го, 9 - 10-й класс учился в самой лучшей традиционной
	математической школе, где наводил много джаза.
М. Но занимался и математикой?
Б. Г. 	Да, но вполсилы.
М. Это уже после 65-го года?
Б. Г. 	Это 69 - 71. Тогда я начал и музыкой занима