ись, опамятовались, лишно пить перес тали, в себя  прихо-
дить стали.
 
   ГРОМКА МОДА
 
   Сидел я на угоре над рекой, песню плел, река  мимо  бежала,  журчала,
мне помогала. Мы с рекой в ладу, в согласье живем.  Песню  плету,  узоры
песенны выплетаю.
   Вдруг вывернулся пароходишко прогулочный: городских гуляк  возит  для
проветриванья. Пароходишко свистком скрипучим,  визжачим  меня  с  песни
сбил, я на тот час песню потерял.
   Я рассердился, бечевкой размахнулся, свисток сорвал, тряпкой  укутал,
его и не слышно.
   Прихожу домой, а у нас франтиха-модница в  гостях  сидит.  Из  городу
приперлась, чай пьет. Гостья локти расставила и с особенным модным фасо-
ном чашку в двух перстах едва держит и чай выфыркиват.
   От своей нарядности вся приважничалась. И зовет меня:
   - Присядь со мной рядышком, песенной выдумщик! - От сижанки я на  но-
гах постою. С ней, модницей-франтихой, рядом не очень  сядешь  така  она
широка. Кофта вся в оборках, рукава пузырями и с кружевами, кружева  на-
топорщены, то ли на трахмале, то ли на  густом  клею  держатся.  А  юбка
двадцать три метра в подоле. Эка модность никудышна, не по моему ндраву.
Я сзаду подошел и под кофтенны оборки, в юбошны складки свисток визжачий
прицепил, тряпицу сдернул, сам отскочил. У модницы как засвистело.
   - Извините, мне недосужно боле в гостях сидеть, у меня в середке  ка-
ко-то расстройство, я к фершалу побегу.
   Бежит франтиха по деревне, пыль разметат, кур пу-гат,  а  свисток  на
ходу еще звонче вывизгиват. Собаки за франтихой с лаем пустились, ее бе-
жать подгоняют, мимо фершала прогнали.
   Модница-франтиха до самого городу юбкой по дороге шмыгала, пыль стол-
бом вздымала!
   В городу шагу сбавила, ради важности двадцатитрехметровой юбкой  вер-
тит, а свисток враскачку да с дребезгом завизжал. Во  всех  домах  отда-
лось! Городски франтихи-модницы в окна выпялились! - Что оно тако? Отку-
дова экой фасон! И как про-зыватся?
   Модница в свистячей-визжачей юбке  идет  вперевалку,  губки  бантиком
сложила и чуть-чуть выговорила:
   - Это сама нова загранична мода и прозывается  "музыкально  гулянье".
Что тут в городу повелось!
   Модницы широки юбки напялили и под юбки гра-нофоны приладили, под юб-
ки девчонок услужающих посадили. Девчонки гранофонны ручки вертят, плас-
тинки гранофонны перевертывают, гранофоны все в разноголосицу. У которых
под юбкой девчонки на гармони играют-нажаривают, а  у  которых  в  бубны
бьют. У кого услужающей девчонки нету али гранофон не припасен, те взяли
будильники, и на долгий звон завели, и под юбки дюжинами привесили.
   Протопопиха малой колокол с соборной  колокольни  стащила,  подвесила
под юбку, идет, каблуками вызваниват, пнет в колокол - он и  откликнется
из-под подолу. Очень звонко, громко!
   Жители городски едва не оглохли от екого музыкального гулянья.
   Начальство скоропалительно собралось и особым указом, строгим  прика-
зом громку моду запретило.
   Все угомонились. Во всех концах  стихло.  Только  у  модницы-франтихи
свистит и свистит без передыху! Модница и  так  и  сяк  старается  свист
унять: на тумбу сядет - свистит, к забору прижмет себя - свистит!
   Модница ко мне в Уйму рванулась. А по берегу нельзя - в кутузку забе-
рут, она в лодку скочила и во всей модной нарядности часов пять  веслами
шлепала. Ко мне добралась уж на ночь глядя. Добралась  и  давай  упросом
просить помочь ей против свисту. Как не помогчи, я завсегда  помочь  го-
тов. - Скидывай, кума, юбку, я перестрою на нову моду. Модница юбку сня-
ла. Я свисток отцепил, в тряпку укутал, его опять не слышно. От  юбки  я
двадцать два с половиной метра отхватил, на портянки нам, мужикам, фран-
тихе оставил полметра.
   На другой день франтиха нову моду завела.  По  городу  в  узкой  юбке
молчком пошла, юбка вся как рукав, модница ногами чуть переставлят, щеки
надула напоказ, мол, коли юбкой узка, так с лица широка.
   Городски модницы сейчас же увидали. Как им отстать?
   В узки юбки ноги кое-как втолкнули, ногами засеменили.  А  не  знали,
что щеки надо надуть - полные рты воды набрали: им и тошно, и дых  спер-
ло, и перешепнуться нельзя, ведь рты-то водой полны.
   На модниц сам полицмейстер наскочил, саблей забренчал, ногами  засту-
чал:
   - По какому случаю ходите да молчите, како дело умышляете?
   Модницы фыркнули на полицмейстера, его водой всего обмочили.
   - Мы из-за тебя из себя воду выпустили, из-за тебя модный фасон поте-
ряли! Коли громку моду нельзя носить, так тихомолком ходить нельзя  зап-
ретить!
   Полицмейстера модницы оглушили,, ум отбили, а ума и было-то мало. Вы-
шел новый приказ:
   - Моду, окромя громкой, каку хошь одевайте, только ртов не  открывай-
те.
   Ты думаешь, я все это выдумал, что такого и не было? Посмотри на ста-
ропрежних картинках, в прежних журналах, увидишь, каки широки юбки носи-
ли. Под юбками малы ребятишки хороводы водили. На других картинках  юбки
шириной с рукав, по ровному месту шли, а как приступка - и ни  с  места!
На лестницы модниц на руках подымали.
 
   МОДНИЦА
 
   Приходит в магазин модница. Вся гнется, ковыляет-ся - нарядну походку
выделыват. Руки раскинула, пальчики растопырила.
   Говорить почала, и голосок тоже вывертыват, то сквозь нос, то  сквозь
зубы, то голос как на каблуки вздынет.
   Модница хочет  показать,  что  всегда  по-иностранному  разговариват,
по-русскому только понимат, и то не в  большу  силу,  и  вся  она  почти
иностранка. А сама модница только по-русскому выворачиват, а  ежели  ру-
гаться хватится, так всяко носово и горлово придыханье в сторону кинет и
своим настоящим голосом как в барабан ударит! Кого хошь переругат, да не
то что одного - весь рынок переругивала! Так вот пришла модница,  фасон-
ность и ногами, и
   руками, и всем телом проделала, головой по-особенному мотнула, глаза-
ми сначала под лоб завела, потом кругом повела и завыговаривала:
   - Ах, ах, ах! Надобно мне-ка материи на платье! И  самой  модной-раз-
модной! Чтобы ни у кого не было модней мого! Чтобы была сама распоследня
мода!
   Приказчик кренделем изогнулся, руки фертом растопырил,  ноги  колесом
закрутил и тоже в нос да с завы ванием залопотал под стать моднице:
   - Да-с, у нас для вас есть в аккурат то, что вам же лательно-с!
   Дернул приказчик с верхней полки кусок материи, весь пыльной, о  при-
лавок шлепнул - пыль тучей поднялась.  А  приказчик  развернул  материю,
моднице опомниться не дает:
   - Вот-с, как раз для вас, пожалте-с, сорт особенной поол-коо-тьер-с!
   Модница от пыли платочком заотмахивалась, даже нос заткнула, на мате-
рию и прямо и сбоку поглядела, руками пощупала, ей и не очень  нравится,
а коли модная материя, то что будешь делать? - А отчего эки пятна на ма-
терии? - Это цвет ле-жаа-нтьин-с! К вашей личности особенно очень подхо-
дящий. Извольте примерить, к себе приставить.  Ах,  как  пристало!  Даже
убирать неохота, так к вам подошло!
   Модница очень довольна, что сыскала особенну модну материю.
   - А кака отделка к этому поол-коо-тьеру цвета ле-жаа-нтьин?
   Приказчик вытащил из-за прилавка обрывки старых кружев, которыми пыль
вытирали. Голос выгнул так, что и сам поверил своему уменью говорить  на
иностранный манер: - Для этой материи и только для вас, другим и не  по-
казывам, вот-с, извольте-с, отделка-с, проо-ваас-дуу-р! И что бы вы  ду-
мали?
   Купила-таки модница материю полкотер цвета ле-жантин с  отделкой  про
вас, дур...
 
   СЛАДКО ЖИТЬЕ
 
   Посереди зимы это было. И снег, и мороз, и сугробы  -  все  на  своем
месте. Мороз не так, чтобы большой, не на сто градусов, врать не буду, а
всего на пятьдесят. Я лесом брел. От жоны ушел. Моя  жона  говорлива,  к
ней постоянно гости с разговорами, с новостями, с пересудами - я и  ушел
в лес, от бабьего гомону голову проветрить.
   Иду, снегом поскрипываю, а мороз по лесу посту киват. Гляжу - пчелы!
   Ох ты - пчелы? И живы, и летают! Покажется это пчелка, холоду  хватит
да в туман и спрячет себя.
   Кабы я от кума шел, ну, тогда дело просто - с пива хмельного в глазах
всяка удивительность место находит. Кабы я из  полицейской  кутузки  был
выпущен, тогда бы и память, и пониманье были бы отшиблены. А я в настоя-
щем полном своем виде, во всем порядке.
   Я к ним, к пчелкам, и шагнул. В туман стукнулся. От  тумана  на  меня
сладким теплом пахнуло-дохнуло. Нюхнул - пахнет медом,  пряниками,  лам-
пасьем хорошим.
   Я шагнул в туман, а он подается, а не раздается, в себя не пущат. Хо-
тел напролом проскочить, напором взять, а туман  тугой  -  держится  ти-
хо-тихо, а вытолкнул меня вобратно на холод.
   А пчелки трудящи шмыгают в тумане, похоже, зовут к себе в гости.  На-
до, думаю, пчелкам слово сказать, а туман сладостью  конфетной  мне  рот
набил. Я прожевал - оченно даже приятно. К чаю это подходяще. Стал топо-
ром туман рубить.
   Прорубил ход в сладком тумане, протолкал себя на ту сторону. И  попал
на сладки воды, на те самы, которы в нашей холодности хранили себя.
   Стою в ласковом тепле. Вижу, озерко лежит в зеленой травке, на травке
цветочки разны покачиваются, леденцовыми колокольчиками позванивают.
   Берег озерка усыпан разноцветным лампасьем. Озерко гладку волну взды-
мет на берег, новы пригоршни лам-пасья кинет, у  берега  пена  спенится,
сахаром на берегу останется.
   Пчелки кругами носятся, золоты узоры ткут, на воду чуть присядут и  с
медовым грузом к берегу. На берегу мед ровными  стопками.  Кажна  стопка
тройке воз, если мерить на увоз.
   Хлебнул воду для испытания. Вода теплая, сладкая. И все  место  из-за
тумана никакому полицейскому не пронюхать. Спрятано хорошо.
   А кругом дела делаются. От моего прихода тепла  прибавилось.  Мед  на
берегу заподтаивал и потек на воду, с сахарной пеной тестом замесился  и
готовым пряником двинулся.
   Я посторонился, туман раздвинулся. Пряники широ-чащи, длиннящи двину-
лись по моим следам. Пчелки трудящи, работящи на пряниках  медом-сахаром
письменно-печатно узорочье вывели. Лампасье под  пряники  для  колесного
ходу рассыпалось и к нам в деревню, к моему двору, вместях  с  пряниками
прикатилось.
   Надо сладко добро от захватчиков спрятать и по дороге прикрыть. Я ту-
ман прихватил за край и растянул занавеской на весь путь пряникам, прик-
рыл и с той и с другой стороны. Через туман не видно  пряников  самоиду-
щих, скрозь туман без особой сноровки не проскочишь. Дело хороше, большо
и никому не известно.
   Будь пряники ростом с воротину, просто бы их по поветям под навесами,
по амбарам спрятать от жадных глаз, от грабительских лап. Пряники  шири-
ной с улицу!
   А пряники идут и идут. Мы их на ребро да к дому. Пряники во всю  сте-
ну. Мы домы пряниками обставили, Крыши  пряниками  накрыли.  В  пряниках
окошки прорубили. У пряничных домов углы, обоконники и  крыши  лампасьем
леденцовым разноцветным облепили. Даже издали глядеть сладко.
   Туман по показанной ему дороге тянется от сладкого озера и у  нас  на
задворках вьется, в сладки кучи скла-дыватся.
   Пряники без устали самоходно себя месят, пекут, к нам себя катят, ку-
чами складываются.
   Народ у нас артельный, на помощь пришли, пряники  к  себе  растащили.
Дома, сидя за чаем, угощаются, потчуются.
   К нам коли хороший человек поколотится, мы пряничны ворота отворим, с
поклоном принимам, угощам, пряниками накормим, с собой запас дадим.
   Поколотится урядник, поп, чиновник, мы скрозь окошки кричим:
   - Милости просим, заходите, гостите, для вас самовар ставим, на  стол
собирам, рюмки наливам, только ворота  пряничны  не  отворяются.  Уж  не
стесняйте себя церемонией, поешьте пряники, проешьте дыру в  меру  своей
вышины, ширины и в избу зайдите, гостями будете.
   Поп, урядник, чиновник на пряничны ворота набрасывались, животы наби-
вали пряниками, пряники ломали, в карманы клали, а к нам ходу  ни  прож-
рать, ни проломать не могли. Без них у нас и стало сладко житье.
 
   ПРЯНИКИ
 
   Пряники беспрерывно прибавляются. У нас в Уйме места уйма, а от  пря-
ников тесно стало. Надо в город везти, хорошему простому народу  в  уго-
щенье, а остальным в продажу.
   По зимней ровной дороге мы крупного лампасья  насыпали,  на  лампасье
пряник на пряник поставили вышиной на аршин выше домов, шириной только с
полулицы - для проходу половину улицы оставили. Для сохранности  пряники
туманом накрыли.
   На что полицмейстер, кажется, страшно его не было никого, а и тот  от
пряничного ходу со всей своей тройкой свернул в переулок узенькой  и  до
конца торгового дня из переулка вывернуться не мог.
   О своем товаре мы не кричали, не объявляли, и так всем ведомо  стало:
пряничной дух всех с места скинул, все на рынок за пряниками прибежали.
   Простому хорошему народу мы пряники так давали, кто  сколько  мог  на
себе унести. Чиновничьему люду пряники продавали. Цена нашим пряникам та
же, что и лавочным, только мера друга. В лавках цена за фунт, а у нас за
ту же цену бери махову сажень. Махова сажень два аршина с лишним, а то и
три. Бери сажень в вышину и в ширину.
   По первости чиновники фыркали:
   - Много навезено, задешево продавают, значит,  нестоящий  товар!  Нам
угодно того, чего мало али вовсе нету, и что втридорога стоит, и нам  за
полцены давают.
   Носом повертели, не утерпели, поели, попробовали - отстать не  могут.
Пряники - еда заманчива! Все ели одинаково, а действие было разно. Прос-
той народ ел, сытел, в тело входил, голову подымал, на ногах крепче сто-
ял. Чиновники, полицейски, попы, богатей едят с жадностью,  их  корежит,
распират. Не по нутру им пришлись пряники, а народ хвалит, облизывается.
   Хорошему народу мы давали пряники со всей узор-ностыо, со всей печат-
ностыо - и в этом-то и вся сытость пряников была.
   Остальным от тех же пряников и больши куски отворачивали,  а  на  них
пусто место али точка.
   Полицейским не спится, на месте не сидится, надо им вызнать,  с  чего
повелось, откуда завелось.
   Полицейски тихим обходом дело начали, ко мне тонкими лисами  подъеха-
ли:
   - Малина, ты мун^ик справной, хорошо живешь, помалу не  пьешь.  Скажи
на милость, откудова в Уйме пряников така уйма?
   Спрашивают особым секретным голосом. Я им в том же виде отвечаю:
   - Ежели скажу да покажу, то ваше начальство и у  нас,  мужиков,  и  у
вас, полицейских, все себе отберет. Я покажу только вам по секрету, при-
ходите ко мне в сутемки - сыты будете.
   Были у меня бочки сорокаведерны припасены для медового запасу.  Бочки
я толсто медом смазал.
   В потемень полицейски заявились.  Я  их  со  всей  настоящей  обходи-
тельностью угощал пряниками, накормил до раздутья. И по одному к  бочкам
подводил. Бочки без днищ да на боку в потемках очень схожи  с  потаенным
ходом.
   Полицейски в бочки сунулись, в мед влипли,  я  днища  заколотил,  для
воздуха в бочках дырки просверлил. На бочках надпись вывел:  "Переверты-
вать". Кто идет, тот и пнет. За околицу выпинали скоро. На дороге  бочки
не застаивались: всегда было кому  пнуть,  перевернуть.  От  полицейских
всем миром избавились! По большим дорогам больше начальство ехало. Бочки
поперек дороги выкатились.
   Начальство увидало, медвежьей болезнью заболело, так уж положено было
большому начальству той болезнью болеть.
   - Ой-ой, бонба! Кати ее под гору, кати на реку! В деревне и в  городу
теперь у нас тишина, спокой. Никто в морду не бьет,  никого  не  грабят,
никого в кутузку не тянут.
   Губернатор и полицмейстер приказами кричат: -  Это  беспорядок  -  во
всем городе порядок!
 
   ЦАРЬ В ПОХОД СОБРАЛСЯ
 
   А пряников у нас горы. По всей деревне задворки пряниками загружены.
   Мы едим, надо дать и другим. Стали посылать по железной дороге в раз-
ны города. Пряники грузили на платформы, туманом легонько прикрывали  их
для сохран ности. Узорность и письменность на пряниках тех туманом скры-
вали от полицейских глаз.
   Покатили наши пряники писаны-печатаны по селам, деревням, по городиш-
кам, городам. Дошла весть о пря никах до чиновников, до важных начальни-
ков, до ми иистеров, до царской подворотни и до самого царя.
   Все перепугались, даже пьянствовать остановились. Царь выкрикиват:
   - Как так, из голодной губернии в урожайно место сытость идет? Запре-
тить, прекратить! Царица заверещала:
   - Дайте мне пряника самоходного, я таких в глаза не видала, на  зубах
не жевала. Ни жить, ни быть не могу - давайте пряника скореича! Министе-
ры духу-смелости набрали и прокричали: - Ваше царьско, пряники-то печат-
ны! - Как так печатны? Кто дозволил? Царь заскакал, всем министерам, ге-
нералам по зубам надавал. Власть свою показал. Утишился и всем по  царс-
кой награде привесил. Дух перевел и заговорил:
   - Я своим царьским словом приказал: учить - обучайте, а  понимать  не
дозволяйте. Я грамоту дозволяю - понимать запрещаю!
   - Ваше царьско, по твоему указу в тот край политиков ссылали. Кабы их
на тройках прокатили, оно бы ничего, а они пешком шли и каждым шагом на-
роду пониманье несли.
   Царь схватил бутылку с казенной водкой, о донышко  ладошкой  хлопнул,
пробку умеючи вышиб, одним духом водку выпил и царско слово сказал:
   - Заботясь неизменно о благе своем, приказываю пряники писаны-печатны
опечатать и впредь запретить! Министеры разными  голосами  рапортуют:  -
Ваше царьско, дозвольте доложить, архангельскому народу нельзя запретить
- из веков своевольны. Дойдут пряники писаны-печатны  до  глухих  углов,
тогда трудно будет нам. Надо особых людей послать для уничтожения  слад-
кого житья и теплых вод, а народ к голоду повернуть. С сытым народом  да
с грамотным нам не справиться.
   Царь ногами дрыгнул, кулаком по короне стукнул: - Я умне всех! Сам  в
Уйму поеду, сам распорядок наведу, сам хорошо житье прикончу!
   Царь распетушился, на цыпочки вызнялся, чтобы показать свое  высочай-
шество, да не вышло. Ни росту, ни дородства не хватало.
   Два усердных солдата от всего старанья царя штыками за опояску подце-
пили и вызняли высоко, показали далеко. И... крик поднялся!
   Вопят, голосят царица с царевятами, министеры с генералами.
   - Что вы, полоумны, делаете? Разве можно всему цароду показывать нас-
тоящу царску видимость! Народу показывать можно  только  золоту  корону,
что под короной, то не показывается, про то не говорится! Царь  в  поход
собрался.
   - Еду! - кричит, - в Уйму, вот моя царьска воля! Вытащили трон запас-
ной, поставили на розвальни, дровни узки оказались. Трон веревками  при-
вязали.
   Стали царя обряжать, одевать, надо царску видимость сделать. На  царя
навертели, накрутили всяко хламье-старье - под низом не видно, а вид со-
лидно. Поверх тряпья ватный пиджак с царскими знаками натянули, на  ноги
ватны штаны с лампасами, валенки со шпорами.  Сапоги  с  калошами  рядом
поставили.
   Трудно было на царя корону надеть. Корона велика, голова мала.
   На голову волчью шапку с лисьим хвостом напялили, пуховым платком об-
вязали и корону нахлобучили. Чтобы корону ветром не сдуло,  ее  золотыми
веревками к царю привязали.
   Под троном печку устроили для тепла и для варки обеда. Царю без  еды,
без выпивки часу не прожить.
   Трубу от печки в обе стороны вывели для пуска дыма и искр из-под царя
для всенародного устрашения. Царь, мол, с жаром!
   Все снарядили. В розвальни тройку запрягли. По царскому указу  в  уп-
ряжку еще паровоз прибавили. На паровоз  погонялыцика  верхом  посадили.
Все в полной парадности - едет сам царь! В колокола зазвонили,  в  трубы
затрубили. Народ палками согнали, плетками били.  Народ  от  боли  орет.
Царь думат - его чествуют.
   На трон царь вскарабкался, корону залихватски сдвинул набекрень,  пе-
чать для царских указов в валенки сунул, шубу на плечи накинул  второпях
левой стороной кверху. Царица со страху руками плеснула, в снег ухнулась
и ногами дрыгат. Министеры и все царски прихвостни от испугу закричали:
   - Ай, царь шубу падел шиворот-навыворот, задом наперед! Быть царю би-
ту!
   От крику кони сбесились, кабы не паровоз, унесли бы царя и с  печкой,
и