абитым  ртом,  не  отрываясь  от
тарелки. - Помнишь, Зинаида?
   -  Да-да,  помню,  -  поспешно  кивнула  Черноморец  и  наморщила  лоб,
обдумывая, на какие рельсы перевести  не  совсем  удачно  начатую  беседу,
ничего не придумала и сказала: - Анна, между прочим, тоже вкусно готовит.
   - Да уж как придется, - застеснялась Анна Матвеевна.
   - Лизавета Митрофановна по субботам пекла пироги с  орехами.  А  каждую
среду у нас был рыбный  день,  причем  рыба  готовилась  в  разных  видах:
тушеная, жареная, вареная, печеная. - Ватников низко склонился к тарелке с
салатом и что-то поддел на вилку: - Что э-это?
   У Анны Матвеевны похолодели руки. Черноморец  перегнулась  через  стол,
рассматривая, что он там выудил, и облегченно рассмеялась:  -  Да  это  же
кусочек лука зеленого! Только он, наверное, вялый, потому такой темный.
   - Лизавета Митрофановна всегда готовила только из свежих продуктов, - в
голосе Ватникова прозвучал укор.
   - Да я тоже, это я так, случайно, - Табачкова готова  была  провалиться
сквозь землю. Хотя, если разобраться, ничего страшного не  случилось.  Она
откашлялась и приняла независимый вид. Пусть не  ерундит,  салат  вкусный,
свежий. Ишь ты, гурман, гастроном лысый. Ешь, что дают, и спасибо  говори,
так нет...
   - Ничего-ничего, -  Ватников  примирительно  заклевал  вилкой,  а  Анна
Матвеевна облегченно вздохнула. - Так вот, - продолжал он, облизывая губы,
- я очень уважал  жареную  барабульку.  Лизавета  Митрофановна  жарила  ее
бесподобно.
   - Да где ее нынче возьмешь? - недовольно буркнула Черноморец.
   - Это верно, - согласился Ватников. - Нет больше барабульки,  вывелась.
Лизаветы тоже нет. - И  печально  замолчал.  Разговор  не  клеился.  Тогда
Черноморец,  спасая  положение,  напрягла  память  и  стала  пересказывать
последнюю, поразившую ее воображение информацию от Смурой.
   - Пишут, вроде братья по разуму кличут нас радиосигналами, а мы  ничего
им пока сказать не можем, - объявила она, уплетая шпроты.
   Ватников нахмурился.
   - Чепуха. По последним данным, никакие это не сигналы, а радиоизлучения
звезд.
   - Да? - разочарованно удивилась Черноморец. - А  то  еще  пишут,  будто
ученые дельфиньему языку обучаются.
   - Тоже вранье, - снова с компетентным видом опроверг ее слова Ватников.
- Да, дельфины высшие существа, но не умней обезьян и собак, - он облизнул
губы и опять зацокал вилкой.
   - Жаль, - вздохнула Черноморец.
   - Жаль, - сказала Табачкова. Ее уже начинал  раздражать  этот  человек,
слишком  увлеченный  салатом.  -  А  видели  последнюю  передачу  "В  мире
животных"? - обрадовалась она пришедшей на ум новой теме. - Оказывается, у
нас в Крыму есть такие утки, пеганки называются,  так  вот,  живут  они  в
норах с лисицами.
   Ватников недоверчиво хмыкнул.
   - Ну и зануда ты, Михаил! - взорвалась Черноморец. - И чего это тебе ни
во что не верится? Ни в умных дельфинов, ни  в  сигналы  со  звезд,  ни  в
дружелюбных лисиц?
   - Да потому что чудеса - это мистика, тот же самый опиум.
   Хотелось Анне Матвеевне рассказать о  голосах,  но  сдержалась.  И  тут
Ватников остановил на ней взгляд своих каре-желтых глаз.
   - Читали последний номер "Огонька"?
   - Нет, - покачала она головой и  зарделась  от  своего  невежества.  То
есть, сам факт непрочтения ею журнала она не  считала  невежеством,  но  в
глазах Михаила Данилыча увидела именно такую оценку своему ответу.
   - А последний номер "Здоровья"?
   - Нет, - опять покачала головой Табачкова и еще пуще зарделась, так как
в каре-желтых глазах теперь ясно обозначилось: "О  чем  же  тогда  с  вами
толковать?"
   - Мда, - произнес Михаил Данилыч и, как показалось Анне Матвеевне,  тут
же потерял к ней всякий интерес.
   - Она прочтет, - поспешила на выручку подруге Черноморец.
   - А вы читали... - начал было опять Ватников, но она резко перебила:
   - Нет, не читала!
   Черноморец неодобрительно  чихнула.  Ватников  минуту  сидел  недвижно,
затем достал из пиджака очки, нацепил на  нос  и  так  посмотрел  на  Анну
Матвеевну, будто перед ним существо из мифического летающего объекта.
   - Мда, - снова резюмировал он.  Снял  очки,  в  тишине  доел  тресковый
салат, встал  и  вежливо  поклонился  хозяйке.  При  этом  Анне  Матвеевне
показалось, что морковка на правой щеке мелко завибрировала.
   - Бла-го-да-рю, - раздельно сказал он.
   - Что же ты, Михаил Данилыч, - всполошилась Черноморец. - Иль неласково
тебя встретили?
   - Нет-нет, бла-го-да-рю, - Ватников вышел в прихожую.
   - Вот так, - развела руками Черноморец, чуть не плача с досады.
   Анна Матвеевна тихонько прыснула в кулачок и пошла за  гостем.  "Уходи,
уходи поскорей", - беззвучно приговаривала она, холодея от страха -  вдруг
сейчас откроется дверь и войдет Сашенька? А у нее в доме чужой  дядька!  И
впрямь подумает, что она сватовство затеяла. - "Да быстрей же, быстрей!" -
торопило все ее существо. Она подала уходящему шляпу. Его блестящая голова
теперь уже не  казалась  ей  хрупкой,  беззащитной.  Наоборот,  она  почти
физически ощутила ее ничем не прошибаемую чугунность. - "Никто,  никто  не
нужен мне. Сама буду хозяйкой себе, сама! И как могла Зинаида  представить
такое, что кто-нибудь может заменить Сашеньку?"
   - Ах, да не туда суете руку, - не вытерпела она  его  возни  с  рукавом
пальто, подскочила и помогла одеться.
   - Бла-го-да-рю, - почти угрожающе сказал  Ватников,  метнув  в  сторону
родственницы-свахи гневный взгляд.
   Анна Матвеевна увидела траурное лицо Черноморец и расхохоталась.


   - Как попасть в Сердоликовою бухту?
   - А когда цветет тамариск?
   -  Правда,  что  в  древнем  Херсонесе   похоронена   Поликаста,   дочь
Гиппократа?
   - Говорят, севастопольские артисты готовят представление  на  раскопках
античного театра. И ли это слухи?
   - Ай-петринские мустанги - поэтический вымысел или правда?
   - Не край, а легенда Где купить защитные очки?
   - Сколько дней сражался аджимушкайский гарнизон?
   - Интересно, как оказалась в Старом Крыму авантюристка де ля Мотт,  что
украла ожерелье Марии Антуанетты?
   - В пещерном городе Чуфут-Кале жарят караимские пирожки?
   - В каких магазинах продают кораллы?
   - В вашем дельфинарии нет зеленого дельфина?
   Все. Довольно. Устала. Не экскурсия, а вечер вопросов и  ответов.  Весь
обратный путь исполняла роль справочного бюро. Да и  как  будешь  молчать,
когда в каждом камне - история, на каждом повороте  -  легенда.  Уже  язык
отваливался, когда вспомнила о парном погребении в пещере Мурза-Коба,  что
в долине Черной речки. Десять тысяч лет пролежала здесь "в  обнимку"  пара
кроманьонцев. Когда Герасимов восстановил по черепам их облик, все  ахнули
- они были прекрасны, эти влюбленные древнекаменного века...
   - Счастливчики, - вздохнула девчонка в голубом ватнике. -  Столько  лет
вместе!
   Все рассмеялись. А чего, спрашивается?


   Тишина давила на перепонки сильней, чем  шквал  голосов.  Вновь  пришло
уныние. Она неприкаянно слонялась по дому, и уже ничто не веселило глаз  -
ни блеск дерева, ни яркость тканей. Разве что длинные вечера у  телевизора
несколько отвлекали от грустных дум.
   Опять безжалостно надвинулось прошлое,  и  трудно  было  защититься  от
него. Оно упрямо  заполняло  собою  каждую  свободную  от  домашних  забот
минуту, промежутки между приготовлением еды и часами у телевизора,  стояло
у кровати в изголовье, только и выжидая удобного мига, чтобы своими тенями
взять в плен. Минуты, когда она бессильно подчинялась ему, казались  ярче,
значительней настоящего. Она опять была заботливой женой и матерью,  опять
крутилась в колесе семейных хлопот, успевая  краем  глаза  поглядывать  на
Сашенькины полотна.
   Когда, а какой час стала  ненужной?  Память  металась  в  поисках  того
черного дня и не находила его. Ведь не грызла она, не пилила, не  донимала
Сашеньку за промахи. Правда, и не угождала. Знать бы, как  долго  пришлось
ему маскировать свою неприязнь к ней? Ведь не мог он так сразу, ни с  того
ни с сего решиться на разрыв.  Видимо,  его  неудовольствия  накапливались
день за днем. "Опять ноют чужие зубы?"... Конечно, и  это  было  одной  из
причин ухода.
   Какое, однако, бесплодное,  мучительное  занятие  -  рыскать  в  дебрях
прошлого. Вон, вон из квартиры!
   Купила полкило ассорти и поехала к Смурой, но не  застала  ее  дома.  А
когда грустная и усталая вернулась домой, то на лестничной площадке своего
этажа встретила Аленушкина. Оба расплылись в улыбке, протянули друг  Другу
руки и заговорили разом:
   - А я полчаса уже стою, трезвоню. Может, думаю, прилегли отдохнуть,  не
слышите.
   - Куда это вы запропастились?
   - Это вы запропастились! Несколько раз приходил,  а  вас  носит  где-то
нелегкая.
   - Правда, приходили? Ой, да что же мы стоим!
   Они вошли в квартиру. Анна Матвеевна распахнула дверь  в  преображенную
комнату, и Аленушкин ахнул, принеся ей тем самым краткое удовольствие.
   - Уж не заблудились ли мы? Здесь и в самом деле ваш дом?
   - По вашему совету, Вениамин  Сергеевич,  -  сказала  она,  не  находя,
однако, в своем голосе звучащего ранее торжества. В нем  скорее  слышалась
усталость. - С вашей помощью.
   - Ну, милейшая, за такой срок... Не ожидал от вас этакой прыти.
   Анна Матвеевна подошла к серванту, сняла с вазы парик и нахлобучила  на
голову.
   - Нравится?
   Аленушкин обошел ее со всех сторон.
   - Нет, - честно признался он. - Хоть и делает вас лет на десять моложе,
а не идет. Уж  поверьте  моему  вкусу.  В  нем  вы  не  вы,  Снимите  его,
пожалуйста.
   - Нет уж, - взъерошилась она. - Думаете,  буду  теперь  всякому  вашему
совету следовать?
   - А я и не настаиваю, - заверил Аленушкин. - Ну, а что ваши голоса?
   - Представьте, улетели. Тихо, аж уши позакладывало. И тоска, тоска... -
Она стянула парик и забросила на шкаф.
   - Неужели так быстро по своим пришельцам  соскучились?  -  он  вышел  в
прихожую, зашуршал плащом и принес термос в фиалках.  -  Идемте  лучше  на
кухню. Выпьем чашку-две, сразу взбодритесь.
   - Даже к Брамсу равнодушной  стала,  -  жаловалась  Анна  Матвеевна  на
кухне, прихлебывая кофе. - Все из  рук  валится.  Ведь  как  день  у  меня
проходит? В пустых заботах-хлопотах. Уход за одной полировкой чего стоит -
как магнитом,  проклятая,  пыль  притягивает,  по  нескольку  раз  в  день
вытирать приходится. Были бы  внуки  поблизости,  все  бы  забросила,  ими
занялась. А так...
   - Вот что  посоветую  вам,  Анна  Матвеевна,  -  Аленушкин  в  раздумье
запустил пятерню в седую шевелюру, - займитесь каким-нибудь стоящим делом.
   - Как, однако, любите вы давать советы! - опять вскипела она.
   - Пойдите в ЖЭК, - невозмутимо продолжал он, - спросите,  не  требуются
ли, скажем, библиотекари для домовой библиотеки  или  воспитатели  детских
площадок.  Уверен,  сразу  найдется  не  одна  работенка.  Вот  я   -   на
общественных  началах  хожу,  проверяю  счетчики.  Каждый  день  -   новые
знакомства.
   - И что же, интересно?
   - Очень. В соседнем доме, к примеру, проживает человек,  который  умеет
за несколько минут вырастать на двадцать сантиметров. А  вы  небось  и  не
знаете о таком соседе?
   - Это как же ему удается?
   - Выпрямлением позвоночника.
   - Он что же, сутулый?
   - О нет, среднего роста, интересный мужчина. Но оказывается, может быть
еще стройней и выше. А то еще неподалеку  отсюда  живет  на  шестом  этаже
старушка девяноста лет. Когда-то  была  она  графиней,  собственный  выезд
имела, держала прислугу. Так сейчас, бывает, спустится со  своего  шестого
этажа и потихоньку улизнет  от  домашних  в  кафе  или  ресторан  обедать.
Родственники по этому поводу всякий раз скандалы ей закатывают, а она эдак
жалостливо оправдывается: "Могу я раз в месяц позволить себе, чтобы  меня,
как в старину, обслужили?" Еще любит старушка  на  такси  кататься.  Но  с
шофером рядом  не  садится.  Вскарабкается  на  заднее  сиденье  и  особое
удовольствие по ее лицу  расплывается,  когда  доводится  ткнуть  водителя
костлявым пальцем в спину и,  повинуясь  давнему  рефлексу,  скомандовать;
"Пшел!" А вам, Анна Матвеевна, на работу надо, тогда и хандра пройдет. Или
поезжайте куда-нибудь, развейтесь. Страна  у  нас  великая,  можно  хорошо
попутешествовать.
   - Сама не знаю, чего хочу, - горестно покачала она головой.
   - Стоп! - Вениамин Сергеевич поставил чашку на стол и хлопнул в ладоши.
- Поймал  бабочку-мысль.  Ваша  пенсионная  болезнь  мигом  пройдет,  если
займетесь  чем-нибудь  успокаивающим.  Скажем,  вязанием  или  разведением
цветов. Можно еще завести рыбок в аквариуме.
   - Цветы? Рыбки? - задумчиво переспросила Анна Матвеевна. -  Пожалуй,  я
бы это испробовала. Все-таки мудрый вы человек, Вениамин Сергеевич.


   Жизнь Анны Матвеевны неожиданно вновь  обрела  значимость.  Брошюры  об
оформлении квартиры сменились  книгами  по  цветоводству.  Оказалось,  это
целая наука. Каждый цветок требовал своей почвы, подкормки, особого ухода.
   На ажурных  ярко-зеленых  веточках  аспарагуса  приятно  отдыхал  глаз,
герань  горела  сказочными  алыми  огоньками,  а  растение-барометр   арум
предсказывало погоду: перед дождем листья его плакали бисерными росинками.
Но  прежде,  чем  подоконники  украсились  расписными  листьями   бегонии,
фантастически синими цветами  гортензии  и  другими  растениями,  пришлось
поморочить голову с горшочками, узнать, что такое листовая земля, перегной
прошлых лет, крупнозернистый песок.
   Когда  зацвели  фиалки,  очень  похожие  на  те,  что  украшали  термос
Аленушкина, Анна Матвеевна так обрадовалась, что привела домой  Черноморец
со Смурой и прочитала  им  целую  лекцию  по  уходу  за  цветами.  Любуясь
фиалками, дивилась про себя тому, как сложилась ее жизнь: цветочек расцвел
- и уже событие. А раньше бывало совсем не замечала - цветут, ну  и  пусть
себе цветут.
   Но вот зарядили дожди. Хмурую пасмурность несколько развеяло письмо  от
Мишука, в котором  он  удивлялся  родительскому  разладу  и  сообщал,  что
сынишка уже говорит "дай", "баба". Она еще ни разу не  видела  малыша,  но
представляла его в точности таким, как Мишук в детстве,  и  ее  охватывала
нежность всякий раз, когда она думала о нем.
   Вскоре пришло письмо и от Валерика. Долгое свое  молчание  он  объяснил
тем, что собирался к ней, но помешали дела,  и  теперь  неизвестно,  когда
вырвется.
   Опять навалилась тоска. В  один  из  серых  промозглых  дней  Табачкова
очутилась в зоомагазине. Это оказался самый праздничный магазин, какой  ей
довелось когда-либо видеть. Он  сверкал  всеми  цветами  радуги,  щебетал,
свистал кенарами, кричал  попугаями,  жужжал  компрессорами,  качающими  в
аквариумы кислород. Некоторое время  она  стояла,  оглушенная  красками  и
звуками. За окнами тягуче нудился дождь,  а  тут  цвело  джунглевое  лето,
резвились  рыбы  и  птицы  всех  континентов.   Особенно   причудлив   был
аквариумный мир. Подсвеченный изнутри лампами,  он  хорошо  просматривался
каждым камушком, каждым лепестком водяных цветов.
   Небольшой аквариум мог бы украсить и ее комнату, и жизнь.  Только,  что
выбрать? Огненных меченосцев или гуппи  с  радужными  хвостами?  А  может,
угольно-черных моллинезий,  изящных  неонов,  фосфоресцирующих  зеленым  и
красным? И до чего экзотичны полосатые, как  зебры,  барбусы!  Или  купить
сказочного вуалехвоста? Жемчужного гурами?
   Рядом стояли мальчишки и с видом знатоков обсуждали нрав той  или  иной
рыбешки, покупали сушеных дафний, водяные растения. Продавщица то  и  дело
лезла сачком в разные секции аквариума, вид у нее был вовсе не магазинный,
а слегка азартный, как у рыболова, потому что из стайки нужно было выудить
определенного самца или самку, а это было не просто.
   Анна Матвеевна чуть стушевалась, когда девушка очутилась напротив  нее.
Стараясь подавить смущение, лихо соврала:
   - Мне для внука несколько рыбешек.
   - Мог  бы  и  сам  подойти.  -  Девушка  рассеянно  перебирала  в  тазу
водоросли.
   - Может, я хочу ему сюрприз сделать, - сердито сказала Табачкова.
   - Аквариум у вас какой - сферический, прямоугольный или квадратный?  На
сколько литров?
   - Сферический, - ответила Табачкова, вспомнив, какие  аквариумы  видела
на днях в "Спорттоварах".
   Для начала продавщица посоветовала завести самых неприхотливых -  гуппи
и меченосцев. Посуды у Анны Матвеевны не было, и девушка с неудовольствием
извлекла из своего хозяйства пол-литровую банку, налила воды, бросила туда
комочек ряски, ветку водяного растения и пустила рыбок.
   В "Спорттоварах" Анна Матвеевна  в  тот  же  день  купила  шарообразный
аквариум и пристроила на тумбочке  возле  окна.  На  дно  насыпала  мелкую
гальку, камушком покрупнее придавила ветку с перистыми  листочками.  Сразу
возник подводный пейзаж, оживляемый быстро снующими рыбками.
   Новое увлечение принесло новые заботы. Аквариум нужно было периодически
чистить, следить за температурой  воды,  иначе  рыбы  становились  вялыми,
сонными, ничего не ели. Зато она могла часами рассматривать  рыбью  жизнь.
Этот маленький кусочек природы умиротворял, наталкивал  на  размышления  о
бренности всего  земного  и  о  тех  маленьких  радостях,  которыми  можно
питаться до самой смерти, оставив суету сует.
   Однажды ей захотелось нарисовать этот затейливый подводный мирок.
   Купила кисточки, акварельные краски, листы ватмана, мольберт.  И  очень
удивилась, когда нашла, что ее способности вовсе  не  угасли:  она  быстро
схватывала форму предмета, полутона; оттенки цветов.
   Мало того, что предметы под ее кистью оживали, у них появлялись _лица_.
Аквариум был уже не просто аквариумом, каких сотни, тысячи, а  именно  ее,
не похожим ни на какой другой.  Она  рисовала  все,  что  ее  окружало,  и
неизменно убеждалась в том, что на любой предмет ее рука накладывает  свой
отпечаток. Это  было  открытием,  от  которого  защемило  сердце  и  слезы
закипели в уголках глаз.
   На белый ватман легли  зеленые  веточки  аспарагуса,  кружевные,  будто
изморозь на стекле. Сюда же угодил и аляповатый сервиз. Но  на  девственно
белом фоне, да еще рядышком с хрупкой хрустальной вазой, такой  изящной  и
печальной, он выглядел ничтожеством, несмотря на свой важный вид.
   Когда в доме не осталось ни одной более-менее интересной вещи,  которая
не попала на ватман, села перед  старинным  зеркалом  и  принялась  писать
автопортрет. Едва сделала несколько штрихов, как пришла Зинаида  Яковлевна
Черноморец с громадной дорожной сумкой, застегнутой  на  молнию.  В  сумке
что-то шебуршало, царапалось,  а  лицо  Черноморец  выражало  предчувствие
приятного сюрприза. Она осторожно поставила сумку перед  Табачковой  и  со
словами "Отныне кончается твое одиночество!" щедрым жестом рванула змейку.
Из сумки вывалился бежевый кот с черной мордой, черными  лапами  и  черным
хвостом. Он издал совсем не кошачий звук, то ли каркнул, то  ли  скрипнул,
как ржавая дверь, сверкнул голубым глазом и с ходу очутился  не  серванте.
Анна Матвеевна в ужасе  бросилась  к  хрустальной  вазе,  спрятала  ее  за
стекло.
   - Сиамский, - торжественно объявила Черноморец. - Красавец-то какой, а?
   - Господи, страшила несусветная, - прошептала она. - Откуда?
   - У соседа своего, бухгалтера Мимолюбова  выклянчила.  Для  тебя.  Нет,
если не нравится, я  найду,  куда  его  пристроить,  -  обиделась  Зинаида
Яковлевна, не находя в лице подруги ожидаемой радости.
   Анна  Матвеевна  догадалась,  что  Черноморец  лукавит.  Скорой  всего,
Мимолюбов охотно расстался с этим чудовищем. Подозрения укрепились,  когда
подруга сообщила:
   - Зверь - отличный!  Единственный  недостаток  -  любит  жрать  бумагу.
Мимолюбов грешит поэзией, так кот бумаги его потрошит. Тот напишет стишок,
отвернется, кот - цап! - и сожрет написанное.
   Такая  расправа  со  стихами  неизвестного  ей  бухгалтера   показалась
Табачковой забавной и вызвала к зверьку симпатию. Кот уже  не  казался  ей
страшным. Нет, он бы