кое лицо.  Все
хотела рассмотреть его, но каждый раз, когда приближалась, лицо мутнело  и
таяло. Отходила на два шага, и оно опять появлялось, но было зыбкий, будто
смотрело из воды. Только глаза светились  -  огромные,  печальные,  как  у
богородицы.
   Сорвать бы с неба звезду.
   Вернуть бы завтрашний день.
   Отнять бы у тебя твое прошлое.


   Быстро, в одну неделю, осень вытеснила лето. Бросила в листья желтизну,
подмешала к ней оттенки бордо  и  начала  стремительно  прорежать  акации,
каштаны, лозы вьющегося по стенам домов винограда.
   Каждый вечер перед сном Анна Матвеевна по совету врача прогуливалась  в
сквере. Голоса уже не так беспокоили,  как  раньше,  шумозащитные  тампоны
оказались спасением: сквозь них не проникал ни один звук. Но то,  что  без
тампонов голоса все  же  не  исчезали,  беспокоило.  Поэтому  она  всерьез
занялась своим здоровьем. Утром делала зарядку по системе йогов, соблюдала
диету. Много времени проводила на свежем воздухе в новом сквере,  недалеко
от дома.
   В этот вечер она, как обычно, прохаживалась по аллеям. Смеркалось. Было
прохладно, тихо и безлюдно. Лишь изредка встречались пары.
   Нашла скамейку в стороне от вспыхнувших светильников, села.  Низко  над
сквером пролетел самолет, мигая сигнальными огнями, и  она  подумала;  еще
минуту, и он исчезнет, как  для  каждого  со  временем  исчезает  праздник
жизни.
   Интересно, как встретит старость Сашенька? Подкрадется  ли  та  к  нему
по-кошачьи бесшумно или с ходу огреет обухом по  голове,  как  огрела  ее?
Впрочем,  она  еще  не  чувствует  себя  полной  развалиной.  При  хорошем
настроении ноги еще бодро пружинят, а тело  так  и  вовсе  молодое,  чего,
правда, не скажешь о лице. И почему лица стареют раньше? Потому ли, что их
обжигает солнце и мороз, секут ветры и дожди?  Слишком  многое  вбирают  в
себя лица; цветы, слезы, поцелуи, пощечины, жар кухонных плит  и  лепестки
снега. От этих температурных колебаний кожа морщится, усыхает. Тело же под
панцирем одежды остается молодым. И если бы человек придумал  и  для  лица
нечто вроде защитных масок, кто знает, не продлил бы  он  тем  самым  свою
молодость?
   Ну а сердце?  Жалкий,  неутомимый  комочек  мышц.  Уж  вроде  за  таким
надежным щитом грудной клетки. Но не оно ли нежнее лица? И в  какую  броню
тогда заковать его?..
   О Роще она  узнала  полгода  назад.  Сначала  заметила  частые  отлучки
Сашеньки из дому, долгие командировки неизвестно куда. Потом увидела серию
акварелей на одну тему; девушка, затерявшаяся среди  пронизанных  солнцем,
как бы светящихся  изнутри  молоденьких  деревьев  цветущего  миндаля.  Ее
силуэт сливался с линиями тонких  стволов,  волосы  и  руки  прорастали  в
ветви, а в янтаре бус сверкал солнечный луч.
   Еще никогда он не писал так прозрачно и светло.
   Впервые она не нашла в женском образе ни одной своей черты, удивилась и
опечалилась в недобром предчувствии.
   Уход его к Роще - так она окрестила незнакомку - отозвался в ней долгой
болью.  То,  что  он  ушел,   очарованный   новой   юностью,   спортивной,
жизнерадостной, не знающей бед и сомнений, ушел навсегда к почти девчонке,
она расценивала не просто как предательство в такой  трудный  для  женщины
период, когда время начинает сечь и по лицу, и по  сердцу.  Ей  почудилось
это изменой всему поколению, на чью долю выпало самое тяжкое  испытание  -
война. Умом понимала наивность своего обвинения, но  сердце  рассматривало
его именно так. И было обидно за Сашенькину глупость  -  ничем  иным,  как
глупостью, временным затмением, она не могла объяснить этот поступок. Нет,
она не отрицала возможность упоения, опьянения юностью. Но  была  уверена,
что по-настоящему человек счастлив лишь с  тем,  с  кем  довелось  впервые
познать главное в этом мире. Для  Сашеньки  такой  женщиной  была  она,  и
другой не могло уже быть. Как не мог  повториться  тот  рассвет  в  горах,
когда  небо  было  прочерчено  алыми  штрихами  облаков,  как  никогда  не
повторятся их ночи в  нежном  смешении  дыханий,  гульканье  их  маленьких
сыновей и разбойничий свист сыновей, ставших взрослыми, - словом,  все  их
радости, удачи, тревоги.
   Долгий, почти безмятежный День, прожитый с Сашенькой, не упал к  ней  с
неба случайным подарком. Она выстрадала его мучительными годами  ожидания,
терпения. Этим Днем война обделила многих женщин, так что жизнь,  несмотря
на печальный финал, в общем-то улыбнулась ей. А в том, что вечер  оказался
одиноким, не только ее, но и  Сашенькина  трагедия.  Ведь  как  плохо  ему
теперь ни будет, он уже не вернется.  Из-за  самолюбия,  которого  у  него
хватит на двоих.
   Но это не самое страшное. Важно знать - он здесь, в этом городе,  почти
рядом. _Он живой_.
   Ее внезапно охватил страх настоящей потери, какую ей пришлось  пережить
в военное время, когда любая другая беда не принималась близко  к  сердцу.
Страх, схожий с тем, какой испытала во время болезни  Сашеньки,  в  третий
послевоенный год. И уже была почти счастлива при  мысли,  что  ему  сейчас
хорошо,  но  вспомнила  его  самоедствующий  характер   и   застонала   от
предположения, какими муками египетскими он теперь казнит себя.
   Как бы не забыть при встрече - будут же они хоть  изредка  видеться!  -
попросить его, чтобы не терзался, а то и ей неспокойно.
   "Опять зарылась в прошлое, - рассердилась она и  поежилась,  -  сегодня
тут, пожалуй, озябнешь. Хорошо  бы  сюда  термос  с  горячим  кофейком  да
сдобную булочку".
   На аллее появился пожилой мужчина, не по сезону одетый  в  пальто,  шею
обматывало кашне. Он пыхнул папироской, швырнул окурок в кусты, подошел  к
скамейке и сел.
   - Не хотите ли горячего кофейку? - сказал  он,  доставая  из-за  пазухи
крохотный термос, расписанный фиалками.
   Анна Матвеевна так и подскочила. А подскочив,  рассмеялась  и  до  того
бесцеремонно уставилась на незнакомца, что он смущенно кашлянул.
   - Видите ли, у меня пониженное давление, я вечно  мерзну,  а  наперсток
горячего кофе хорошо  взбадривает,  -  извиняющимся  тоном  сказал  он.  -
Попробуйте, это совершенно особый кофе.
   И она узнала в нем электрика, который на днях проверял у нее счетчик.
   Поспешно, словно боясь  отказа,  он  отвинтил  пластмассовый  колпачок,
вынул пробку, превратил колпачок в стаканчик, налил в него черный  напиток
и протянул Анне Матвеевне.
   Она взяла стаканчик. Все так же,  не  отрывая  изумленного  взгляда  от
электрика, стала медленно пить.
   - Великолепно, - выдохнула с последним глотком, подняла упавший  ей  на
колени кленовый лист и хотела  было  вытереть  им  стаканчик,  но  человек
остановил ее.
   - Нет-нет, это потом, - сказал он. - А сейчас,  хотите,  погадаю?  -  в
глазах его мелькнула лукавинка. -  На  кофейной  гуще.  -  И  он  повернул
стаканчик вверх дном. - Через минуту гуща стечет по  стенкам  и  засохнет.
Резьба ничуть не мешает рисунку.
   Анна Матвеевна опять рассмеялась. Впервые за последнее  время  ей  было
так весело. Смеялась она долго, беззвучно сотрясаясь плечами и придерживая
пальцем скачущую в смехе бровь.
   - Да ладно, будет вам, - насупился электрик. - Не хотите, не надо. -  И
собрался завинтить колпачок, но Анна Матвеевна, все еще пляшущая в  смехе,
придержала его руку.
   - Вы не поняли. Очень даже интересно. Просто я подумала,  что  врач,  у
которого я недавно была, тоже принял бы вас за выжившего из ума.
   - Увы, мне и покойная жена говорила, что я старый ребенок.
   - Если разобраться, она делала вам комплимент. Люди  еще  не  до  конца
поняли цену детству.
   - Вы так думаете?
   - С тех пор, как стала замечать, что время взялось перекраивать меня.
   - Вы  мне  нравитесь.  Давайте  знакомиться  по-настоящему  -  Вениамин
Сергеевич Аленушкин. Пенсионер, электрик. Тянет на работу, как  лошадку  в
стойло, вот и не сидится дома.
   - А я вас сразу узнала, - кивнула она, называя себя.
   И тогда он тоже вспомнил.
   - Рад за вас - сейчас вы совсем, совсем другая.
   Ей было неприятно  это  воспоминание,  и  она  поспешно  сунула  нос  в
колпачок:
   - Ну, что там у вас?
   - Я пошутил, - вдруг раздумал он. - А вам разве не смешно и не стыдно в
нашем двадцатом веке,  в  эпоху  научно-технической  революции  верить  во
всякую чертовщину?
   - А вам? - в свою очередь спросила она. - Хотя, я помяла, вы играете. Я
тоже люблю играть. Без игр скучно. Теперь у меня для них есть время. Вот и
давайте поиграем.
   - Нет, вы мне нравитесь все больше и больше, - сказал он, заглядывая  в
колпачок. - Мне кажется, мы понимаем друг друга. Смотрите, вот зарубка. Вы
пили из колпачка так, что она была у ваших губ. То, что повернуто к вам  -
ваше настоящее, от вас - будущее. У, да вы отчаянная женщина! Я  вижу  ваш
силуэт на летящей машине. Вот он!
   - Господи, это же мотоцикл, - рассмеялась она.
   - Похоже, - кивнул он. - А эти черточки - беспокойные мысли. Вас что-то
тревожит. Вы  страдаете  бессонницей?  Но  заглянем  в  будущее.  Что  вам
сказать, милейшая Анна Матвеевна?  Как  ни  странно,  будущее  ваше  полно
неожиданностей. Между  прочим,  вас  ждут  опасности.  Будьте  разумной  и
осторожной. Нет, я еще ни  у  кого  не  видел  такого  цветистого  рисунка
будущего.
   - Ну уж, какое там будущее, - недоверчиво отмахнулась она.
   - Мне и самому странно. В таком-то, извините, возрасте. Похоже,  у  вас
судьба  первопроходчика,  открывателя  новых  островов.  Хотя  это   может
означать и просто необычный поворот судьбы. - Он с удивлением заглянул  ей
в глаза. - Вы - незаурядная женщина.
   - Неужели? - теперь уже с иронией отозвалась она, так  как  никогда  не
впадала в заблуждение насчет своей персоны.
   - Совершенно точно. И должны знать об этом.
   - Чепуха. Я самая обыкновенная, - на миг изменило ей чувство  юмора.  -
Иначе Сашенька не ушел бы. Впрочем, мы заговорили слишком серьезно.
   А знаете, после вашего кофе чувствую тебя удивительно  бодро.  Будто  в
голове устроили хороший сквознячок. Появилась ясность.
   - Так и должно быть, - сказал он посмеиваясь и налил  себе  в  колпачок
тоже. - Подождите немного и поймаете какую-нибудь мысль. После моего  кофе
так всегда бывает. Кто пьет его, ловит любопытные мысли.
   - Поймала! - рассмеялась она, прихлопнув в ладоши. - Завтра придете  ко
мне и откроете секрет своего кофе.
   - Благодарю, - кивнул он. - А не  скажете  ли,  что  за  черточки-мысли
тревожат вас?
   - Вы опытный гадальщик. В нашем возрасте людей без  тревог  нет.  Но  у
меня, к сожалению, нечто из ряда вон.
   И она рассказала о ночных голосах. А рассказ  свой  закончила  грустным
вздохом:
   - Теперь вы тоже будете считать меня "с приветом".
   Он сунул термос за пазуху, взял ее руку в свои ладони и сказал:
   - Я ваш друг. Завтра в пять вечера.


   Тавры и херсонеситы поклонялись богине Деве.
   Древнегреческие  авторы  часто   упоминают   о   сарматских   племенах,
заселявших Причерноморье во II в. до н.э.  Племена  эти  славились  своими
женщинами-воительницами. Предполагают, что  в  Ногайчинском  кургане,  под
Нижнегорским, найдено погребение царицы Амаги, отважной амазонки,  спасшей
херсонеситов от скифского царя.
   На  раскопках  древнего  городища  под  Евпаторией   среди   уникальных
произведений искусства обнаружена бронзовая статуэтка амазонки. Амаги  или
Тиргатао?
   Самые яркие персонажи крымских легенд - женщины-воительницы:  Ифигения,
Гикия, богиня Апа Феодора.
   Иногда мне  кажется,  что  пребывание  амазонок  на  нашем  полуострове
запечатлено женскими силуэтами в горах.


   К приходу Аленушкина Анна Матвеевна купила пачку печенья "Мария",  пять
эклеров и две бутылки сливок. Переоделась в платье с кружевным  воротником
и все никак не могла вспомнить что-то очень важное. Ах да, как можно  было
забыть!  В  прихожей  два  зеркала.  На  стене  прямоугольное,  новое,  на
ломберном  столике  старинное,  овальное.  Так  вот  прямоугольное   нужно
немедленно снять; оно слишком правдиво и, заглянув в него,  можно  надолго
испортить  настроение.  Зато  второе  обладает   замечательным   свойством
скрашивать дефекты времени. Она любит смотреться  в  него.  Когда  же  оно
слишком обольщает, можно отрезвиться, заглянув в другое.
   И прямоугольное зеркало было снято.
   На миг  пришла  неловкость  оттого,  что  она  ждет  почти  незнакомого
мужчину, но  быстро  исчезла.  У  них  с  Сашенькой  всегда  было  в  доме
многолюдно. Да и не свыклась еще с ролью одинокой женщины.
   Аленушкин пришел ровно в пять.  Церемонно,  по-старомодному,  поцеловал
хозяйке руку, чем рассмешил ее, снял пальто и протянул термос в фиалках.
   - Я думала, принесете пачку кофе, - не скрывая  разочарования,  сказала
она.
   - Пачка само собою, - он вынул из кармана  пиджака  маленькую  пачечку,
похожую на чайную. - Заваривается  же  кофе  только  в  термосе,  и  не  в
каком-нибудь, а именно в моем, с цветочками,  -  и,  заглянув  в  зеркало,
пригладил пятерней густую шевелюру.
   От внимания Анны Матвеевны не  ускользнуло,  что  он  слегка  улыбнулся
своему отражению, даже подмигнул ему.
   Они прошли в кухню.
   - Кофе мой особого сорта и очень  мелкого  помола,  -  сказал  Вениамин
Сергеевич,  распаковывая  пачку.  -  Мне   привез   его   из   заграничной
командировки давний приятель. Не ищите  названия  фирмы  или  страны,  оно
куплено у старой негритянки на одном из африканских рынков.
   - Чудеса, - Анна  Матвеевна  чиркнула  спичкой  и  поставила  на  плиту
чайник. - Вы какой-то весь сказочный, Вениамин Сергеевич, с головы до ног.
Стоило мне подумать в парке о кофе, как возникли вы со своим  термосом.  А
теперь вот это, - она поднесла  к  глазам  пачку  из  фольги,  на  которой
красовалась желтая наклейка с изображением человека, держащего  на  ладони
бабочку.
   - Должно быть, это символ мысли?
   - Угадали, - кивнул Аленушкин, зачерпывая ложечкой кофе и ссыпая его  в
термос. - Теперь зальем кипятком и минут пятнадцать пусть настаивается.
   - Что ж, кипятить совсем не надо?
   - Ни в коем случае. При этом заметьте - кофе вовсе не растворимый. Ну а
когда, позвольте спросить, можно встретиться с вашими голосами?
   - Что же я, и квартиру не показала, - спохватилась она и повела  его  в
комнату. - Они проживают здесь.
   - И правильно делают,  -  улыбнулся  он.  -  Для  одной  тут,  пожалуй,
просторно. Сколько метров?
   - Двадцать два. По проекту какого-то щедрого инженера.
   - Сюда бы обстановочку.
   - Я мало что взяла из старого  дома.  А  это,  -  она  обвела  взглядом
комнату, - это все, что пока купила.  Даже  занавесей  еще  нет  -  старые
узкими оказались. И знаете, нет никакого желания...
   - А где все-таки голоса?
   - Временно удалось избавиться. Правда, способ не совсем надежный -  при
помощи  шариков,  -  она  показала  шумозащитные  тампоны   из   пористого
материала, напоминающего пчелиные соты. - Стоит вложить в  уши,  и  голоса
исчезают. Но ведь это не выход. Сядьте-ка сюда, - указала на диван. - Вряд
ли, но... - И села рядом. - Закройте глаза. Слышите? - прошептала  она.  -
Кто-то заразительно хохочет... Чье-то бормотанье... Крик...
   - Ничего не слышу. Тишина.
   Анна Матвеевна грустно усмехнулась.
   - А я-то надеялась - вдруг услышите. - И с отчаянием воскликнула; -  Но
они есть, есть!
   - Я верю вам, - Аленушкин положил руку на ее плечо.
   Она признательно взглянула на него.
   - О чем же они?..
   - О всяком. В это время их  почему-то  всегда  особенно  много,  -  она
болезненно поморщилась и закрыла глаза. -  Они  налетают  друг  на  друга,
сталкиваются, расшибаются, сплетаются. Но кое-что можно разобрать. Ребенок
плачет... А вот говорят:

   "...к чему этот Еремеев, если... полетели,  полетело...  оси  магнитных
цилиндров... дно Тихого Океана... за человек...  вовсе  не  его  амплуа...
завтра  собрание  и  все...  пошел   Иванушка...   карбюратор   погнуло...
пересекают ось, конуса... светлые и большие,  поэтому...  молчи...  и  вот
когда мы увидимся, все выяснится... до завтра... как жарко..."

   Анна Матвеевна выпалила это без передышки, замолчала,  прислушиваясь  к
чему-то, вздрогнула и открыла глаза.
   - Стонет и охает старуха, похоже на предсмертные вздохи. Ссорятся муж с
женой. Кто-то зовет кого-то. Нет,  все  это  не  только  любопытно,  но  и
нелегко. Очень похоже на то, как ловишь транзистором УКВ. Даже несколькими
транзисторами сразу.
   - Как вы сказали? Транзистор? -  Вениамин  Сергеевич  задумался.  Видно
было, что все услышанное произвело на него впечатление. Он встал, прошелся
по комнате, внимательно  осмотрел  квартиру,  заглянул  даже  в  ванную  и
туалет, посмотрел в окна. Взволнованный, вернулся на место.
   - Это кажется неправдоподобным, но дело в том, милейшая Анна Матвеевна,
что не я, а вы сказочный человек. Вероятно, вы человек-радиоприемник.
   Не удивляйтесь, наукой уже зарегистрирован  подобный  случай.  В  вашей
комнате,  возможно,  генерируется  электромагнитное   поле.   Отопительная
система,  электро-  и  радиопроводка  -  все  это  благодаря   случайному,
необычному расположению способствует тому, что вы слышите  радиоволны.  Вы
наделены невероятным свойством.
   - Нет, - уверенно возразила Анна Матвеевна. - Я  же  сказала,  все  это
лишь похоже на радиоголоса. Да, минуту  назад  одна  скандальная  пара,  о
которой я  вам  сообщила,  перебрасывалась  такими  словечками,  каких  не
услышишь даже в пивной.
   Аленушкин вынул из кармана пачку папирос и  вопросительно  взглянул  на
хозяйку.
   - Курите, - разрешила она.
   Сквозь пелену дыма он смотрел на нее почти восторженно.
   - Если можно, еще, - попросил  он  с  нетерпением  и  по-детски  жадным
любопытством. - Повторите сеанс.
   При слове "сеанс" Анна Матвеевна невольно приняла важную позу  и  опять
закрыла глаза, вслушиваясь в  хаос  голосов.  Губы  ее  шевелились,  будто
настраиваясь на определенный канал. Потом по  лицу  пробежала  улыбка,  из
вьюги голосов она стала вылавливать слова, фразы:

   "...азартно и нелепо... крокодил этакий... в Дагомее... листья  жгут...
руб двадцать... и от молний трагических с каждым годом светлей... на  углу
Севастопольской... собрала  портфель...  мелодраму  разводят,  но  хочется
верить... скоро, очень скоро... желтых было много".

   - Опять кто-то плачет, - она открыла глаза. - Не выношу, когда  плачут.
Но хотела бы знать, что это за песенка? Грустный женский голосок. Я  сразу
узнаю его:

   "Чистого неба, дальних дорог, зеленого луга, быстрых ног!".

   - Вы - уникум, - Аленушкин быстро зашагал по комнате. - Не спорьте, я в
этом убежден. Если есть люди,  которые  читают  мысли,  то  ваша  книга  -
голоса. - Он опять заглянул во все углы, постучал  костяшками  пальцев  по
стенам, потом вдруг пропел: "Эй, вы, кони, кони, кони!", чем  привел  Анну
Матвеевну в замешательство. - Слышали? Почти эхо. Я, кажется, понял в  чем
дело. Ваша комната расположена таким образом, что  вбирает  в  себя  самые
отдаленные звуковые волны. Акустический феномен  налицо.  С  точки  зрения
физики, чистейшая абракадабра. Однако напрашивается  аналогия  с  эффектом
морской раковины. Когда  же  вы  закрываете  глаза,  срабатывает  присущее
только вам, какое-то шестое  чувство,  и  вы  начинаете  слышать  то,  что
говорится кто знает где. Хотел бы я выяснить, на каком расстоянии  сказано
все слышимое вами.
   - Я уж и сама думала об этом. И все-таки трудно поверить.
   -  Ну  почему,  ничего  мистического.  Конечно,  утверждать   со   всей
вероятностью, что это так, не могу. Это лишь  мои  предположения.  Помните
барона Мюнхгаузена?
   - Хотите сказать, что уподобилась ему?
   - Ни в коем случае! Речь вот о чем. В одной из историй  этого  великого
враля звук в рожке почтальона "замерзает", а на постоялом дворе, в  тепле,
"оттаивает" и "выходит" в трубу.
   - Значит, голоса прилетают ко мне погреться?
   - Что-то похожее. Отдельные предметы вибрируют от звука голоса, трением
заряжаются о воздух и излучают в простран