оизошло. Гулю с трудом удавалось вникать в восторженные рассуждения о
новых, якобы только сейчас приоткрывшихся перед ними возможностях. Он не
понимал, как можно испытывать интерес к ловушке, в которую они так
необдуманно угодили. Сам он склонялся к мысли, что лучше было бы остаться
наверху. Кто знает, возможно, огонь артиллерии пощадил бы их, а тогда рано
или поздно подоспело бы спасение. В нынешней же ситуации вырисовывалась
печальная неопределенность. Более того - будущее представлялось столь
пугающим и непривычно чуждым, что Гуль отвергал его с ходу и без колебаний,
не притрагиваясь и даже не пытаясь попробовать на вкус. Чего ради? У него
были дом, друзья, родные! Он и мысли не допускал, что может остаться тут
навсегда. Здешнее существование, каким бы оно ни было, совершенно не
привлекало. И потому красочные монологи капитана вгоняли недавнего рядового
в безысходную тоску.

- Есть и другой небезынтересный аспект. Наши собственные физиологические
изменения. Помнишь? Они начались еще там, в шахте. Возможно, продолжаются и
сейчас.

- Володя, - прервал его Гуль, - ты действительно хочешь остаться здесь?

- Я? - Капитан взглянул ему в глаза и смешался. - То есть... Видишь ли,
Гуль, я понимаю, что ты хочешь сказать, но мне казалось, ты согласишься со
мной. Мы оба угодили в переплет и остались живы. Самым парадоксальным
образом! Теперь мы здесь, и нас окружает то, чего никто и никогда до нас не
видел. Я не имею в виду поселенцев. В конце концов, они тоже тут всего
несколько месяцев. И как видишь, обжились. Значит, обживемся и мы. А потом,
мало ли что еще может произойти. Я, например, по-прежнему не теряю надежду.

-Это я вижу...

Разговор их прервал стук в дверь. С винтовкой в руках, насупленный и
мрачный, в комнатку заглянул широкоплечий Сван.

- Ужин, - объявил он просто. - Через час. А пока проф убедительно просит
помочь с вылавливанием трофеев из речки. Спускайтесь вниз. Там будут Ригги
и Хадсон.

Раньше чем они успели ответить, он вновь скрылся за дверью.

- Очень кстати, - преувеличенно бодро заговорил капитан. - Вот и
порасспросишь на ужине насчет перспектив. Возможно, не все так мрачно, как
ты себе представляешь.

- Он сказал про какую-то речку?

- Ну да. Весь свой скарб они так или иначе отлавливают там. Наверное, и
сегодня что-нибудь зацепили. Каракатица глотает, течение несет...

- Значит, мы можем выловить и твою палатку? Капитан пожал плечами.

- А почему бы и нет?

* * *

Палатки им, однако, не попалось. Лавовая река несла ветхие, изрешеченные
пулями щиты и бочки с какими-то черными непонятными кочерыжками. Все это
Ригги и Хадсон, предварительно войдя в реку, терпеливо направляли к берегу,
и вот тут-то как раз и не хватало рабочих рук. Сван предпочитал сидеть на
холме и охранять "рыбаков" от внезапных гостей. Все прочие колонисты также
находились на своих постах. Недолго думая, решили привлечь новеньких.

В сущности, работы было немного. На все про все понадобилось не более
получаса. И щиты, некогда служившие людям мишенями, и окольцованные
жестяными полосками бочки - все в несколько ходок оттащили на территорию
лагеря. Вооружившись странным инструментом, Ригги, главный хозяйственник
маленькой колонии, споро принялся вырезать из щитов более или менее цельные
куски. Гуль же, отойдя в сторонку, присел на крылечко и стал наблюдать, как
азартно толпятся колонисты возле бочек, пытаясь отгадать прежнее, "земное"
назначение кочерыжек. Успели назвать все возможное и невозможное, и в конце
концов кто-то сделал верное предположение, упомянув про огурцы. Гуль
подтвердил версию кивком, добавив: "соленые". Вернее сказать - "жутко
соленые". Просто солеными российских солдат не баловали. "Военные" огурцы
хранились и пять лет, и десять. Может быть, и сто десять. Прибудь они в
этот край в своем первозданном виде. Гуль ничуть бы не удивился. Но, как
видно, каракатица расправилась и с армейскими огурцами, превратив их в
угольного. цвета некусаемые камни. С каракатицей бесполезно тягаться, и
Гуль, несколько оживившийся от работы, вновь загрустил.

Выйдя за пределы лагеря, он улегся на камни и прикрыл глаза. Новая жизнь
начиналась буднично и скучновато. Впечатлений было по самую макушку, но ни
одно из них не волновало. Этот мир продолжал оставаться за гранью
понимания. И не хотелось бродить босыми ногами по лавовым потокам,
испытывать почерневшие огурцы на вкус, хотелось иного - быстро и не
просыпаясь, на цыпочках убежать в сон. Сном была прежняя жизнь...

Гуль стиснул кулаки. Спокойствие, только спокойствие! Все не так мрачно,
как кажется на первый взгляд. Надо лишь наблюдать, анализировать и искать
выход...

С внутренним стыдом Гуль припомнил вчерашний день, первый вне Земли. Он
повел себя не по-мужски. Вспылил в разговоре с Пилбергом, чуть было не
схватился с этим громилой Сваном. Хорошо еще, что рядом оказался капитан, а
то неизвестно, чем бы все кончилось. Самая настоящая истерика, если
разобраться.

- Вот он где прохлаждается!

Гуль приподнял голову. Перед ним стоял сияющий капитан. Из-за его плеча
кокетливо выглядывала смуглоликая красотка.

- Как ты догадываешься, мы за тобой, сударь.

- Что, пора на ужин?

- Точно. Мистер Пилберг приглашает к столу.

- А-а... - Гуль нехотя поднялся с земли. Следуя за Милитой, чернобровой
красавицей с яркими чертами лица и пышной фигурой, они обогнули пару
неуклюжих домов и приблизились к террасе центрального здания. Кое-кто
предпочитал называть его мэрией, но на деле постройка мало чем отличалась
от окружающих хибарок. Разве что звездно-полосатым флагом, который, подобно
транспаранту, был вывешен над оцинкованной крышей. Гуль уже знал, что жилье
выстроено из складских запасов, проглоченных чудовищем вместе с людьми. Та
же словоохотливая Милита, успевшая трижды под различными предлогами
заглянуть в апартаменты вновь прибывших, поведала, что фактически вся
колония представлена персоналом одной из ядерных баз Невадского полигона. В
подробностях успела описать и появление чудовища. Рассказанное очень
походило на то, что довелось повидать и русским. Каракатица выбралась из
земли спустя несколько часов после взрыва и уже через десяток-другой минут
накрыла всю базу. Что-то она раздавила, многое же оказалось проглоченным.
Милита понятия не имела, есть у чудовища пасть или нет, но, как бы то ни
было, двенадцать человек, включая четырех медсестер, очутились в багровом
плену. К счастью, вместе с людьми сюда попало и кое-что из складского
имущества. Из него-то им и пришлось лепить местную архитектуру. Милита
сообщила, что пока их временно поселят в домике Зуула - первого колониста,
добровольно оставившего лагерь, но, если захотят, найдутся и другие
пустующие хижины. Кроме того, им всегда будут рады бедные женщины, волею
каракатицы заброшенные в эту желудочную глушь. Милита с важностью пояснила,
что каждая дама в поселении имеет собственный домик. На этом, слава Богу,
они сумели настоять вопреки мнению Пилберга, утверждавшего, что женщинам
хватит одного совместного жилища. Одно на всех! Подумайте, какой ужас! Зато
теперь... Милита улыбнулась так радостно, что Гулю показалось, будто в
сумеречной комнатке сразу стало светлее. Красиво очерченные губы в
сочетании с сахарными зубами делали ее улыбку обворожительной. Эта девушка,
знавшая о существовании дворцов, умела радоваться и хижинам.

К ужину подошли последними. Все мужское население лагеря уже шумело за
двумя сдвинутыми вплотную столами. Отсутствовала лишь охрана. Двое сидели в
засаде возле входа в пещеру, еще один прятался на скале, вздымающейся сразу
за зданием мэрии. Милита и две ее подружки проворно обслуживали ужинающих.

- Надеюсь, наш юный друг немного поостыл? - звучным голосом осведомился
Пилберг. Сидел он, как и в прошлый раз, во главе стола, и желтые, с
искринкой глаза насмешливо следили за гостями.

- Я могу извиниться, - хрипло проговорил Гуль.

- В самом деле? - Пилберг рассматривал его, как диковинную картину. -
Можете? Или хотите?

Гуль разозлился. Чего им еще надо? Спеть что-нибудь покаянное или на колени
встать?

- Мечтаю, - сказал он.

- Хорошо. - Профессор великодушно взмахнул рукой, приглашая к столу. - Мы
принимаем ваши извинения! Катарина! Будь добра, стулья молодым людям.

Милита опередила подругу, и Гуль ощутил, как мягкая ладонь легла на его
плечо, усаживая на ящик. Вот вам и стул!..

- На чем же мы остановились? - Пилберг обернулся к Фергюсону, неприметному
человечку аскетической внешности. Гуль не забыл еще, что именно Фергюсон
стал причиной его вчерашней вспышки. Своим едким язычком этот человек умел
доводить до белого каления. Гуль поспешил опустить глаза. Он ведь уже
решил: его дело наблюдать и анализировать. И пусть они спорят о какой
угодно чепухе. Если сосредоточиться на главном и не отвлекаться на пустяки,
можно добиться очень многого... Кто это сказал? Карнеги? Или еще кто-то?

- Смотри-ка! - Капитан ковырнул вилкой лежащий на тарелке буроватого цвета
кусок, и только теперь Гуль обратил внимание на сервировку стола. Они
видели здешнюю пищу впервые. - С виду обыкновенная пемза, а по вкусу самая
настоящая халва!

Гуль тщательно прожевал небольшой кусочек и с недоумением покосился на
приятеля.

- У меня мясо, - проговорил он неохотно. Потому что его "пемза"
действительно походила на прожаренный кусок говядины. Как он и предвидел,
Володя немедленно пришел в восторг. Поочередно попробовав из своей тарелки
и из тарелки Гуля, он тут же выдал двойное объяснение.

- Тут халва и тут халва... Либо что-то приключилось с нашими вкусовыми
рецепторами, либо мы ощущаем то, чего внутренне желаем. Ты, скажем, любишь
говядину, а я халву...

Он говорил что-то еще, но Гуль уже не слушал. Неспешно расправляясь со
своей порцией, он переключил внимание на присутствующих. Восторг и мысли
Володи были ему понятны. Теперь следовало понять тех, что появились здесь
до них.

Кроме Пилберга и Фергюсона, за столом сидело еще трое: Трап, Ригги и
Хадсон. Последний был сух телом и молчалив. Когда он раскрывал рот, чтобы
переправить туда очередной кус "пемзы", красноватые его веки начинали
нервно подрагивать. Смотреть на людей Хадсону отчего-то не нравилось.
Большую часть времени он сверлил взглядом собственную тарелку, и потому с
ним Гуль чувствовал себя куда легче, нежели с Фергюсоном и Пилбергом. Трапа
же и Ригги Гуль сумел бы описать двумя словами: переразвитые подростки.
Внешне они вполне годились в телохранители и были скроены из того же
материала, что Сван. Гуль не сразу отличил одного от другого. Если на
Фергюсоне красовался косматый шерстяной свитер, а Хадсон с Пилбергом успели
внести в свои костюмы различные гражданские вольности, то Ригги с Трапом,
не стесняясь, предпочитали армейскую униформу. Если тот же Сван залихватски
закатывал рукава на своих мощных ручищах, то Трап с Ригги пытались
поддерживать одеяние в самом образцовом порядке. И оттого на них скучно
было смотреть. Ничто так не обезличивает людей, как форма. Рослые,
широкогрудые, с одинаковыми лицами. Неумение расслабить взгляд,
сосредоточенность в каждой черточке, шевелящиеся в такт могучие подбородки
- рядом с ними казались невыразительными прочие детали лица.

К этому времени капитан уже выговорился, и Гуль прислушался к беседе
Пилберга с Фергюсоном.

- ... Все законы в мире пронизаны одной и той же нитью, Фергюсон. Хотите
примеры? Пожалуйста! Сообщающиеся сосуды Бернулли - раз! Эпидемии,
подстегивающие общечеловеческий иммунитет, - два! - Пилберг плотоядно
улыбнулся. - И, наконец, - наше любимое либидо, о котором с таким апломбом
поминают в последнее время. Улавливаете связь?

- Довольно смутно.

- Отчего же?

- Да оттого, что очень уж своеобразный подбор примеров. Я мог бы предложить
десяток других.

Скрипучий голосок Фергюсона терзал слух. Голосовых связок этот щуплый
человек не напрягал, но отчего-то сказанное выходило громким, почти
оглушающим. В сереньком свитере, с торчащими во все стороны спутанными
волосами, он напоминал маленького голодного крысенка, и у Гуля с первых
часов знакомства с Фергюсоном возникли самые неприятные ассоциации.

- Что ж, предложите!

- Не буду. Вы тут же приметесь доказывать, что все слова состоят из букв
одного и того же алфавита. Если это и есть то общее, о чем вы говорите, то
спор превращается в бессмыслицу.

- Вас не проведешь, Ферги! - Низкий, рокочущий смех Пилберга напоминал
мурлыканье льва. - Хотя про бессмыслицу вы зря. Любой спор, ведет ли он к
новым точкам зрения, буксует ли на месте, является фрагментом, прекрасно
вписывающимся в нашу жизнь. Его величество Коловращение ежедневно и
еженощно взывает к людям, и мы вынуждены включаться во всеобщее бурление,
хотим мы того или нет.

- Стало быть, все споры ведутся лишь во благо коловращения? - неожиданно
вмешался Володя. - Но нам-то зачем это нужно? В чем смысл?

- А зачем нужны планеты, ветер и гравитация? - Пилберг был явно рад, что в
разговор удалось втянуть еще одного оппонента. - Никто этого не знает! И
наш спор - это то, чему должно быть, как должно быть рекам и пустыням.
Обмен словесной энергией, бурление кофе над огнем!.. Другими словами - все
те же сообщающиеся сосуды. Скажите грубость любому из нас, и уровень его,
условно говоря, жидкости немедленно поднимется. Но дальше не сомневайтесь,
он найдет способ уравняться с вами - в драке ли, в перебранке, в чем-то
другом. Весь мир состоит из подобных колебаний. Мы не можем остановиться,
потому что живем наподобие фотонов. И если даже вы заскучаете, вы и тогда
не будете бездействовать. Такова природа человека. Будете набивать пузо,
вышивать крестиком, вязать, пялиться на экран - словом, найдете занятие.

- Червячки, которые так или иначе будут и будут ползать. - Фергюсон
язвительно скривил тонкие бескровные губы. В дверном проеме мэрии мелькнула
пестрая юбка Милиты, и, продолжая улыбаться, взъерошенный крысенок
немедленно уставился в ее сторону. Почему-то Гулю это не понравилось.
Сидящий напротив него Трап широко зевнул. Поймав взгляд Гуля, лениво
прикрыл рот огромной лапищей. Этой же рукой, немного погодя, стер
выступившие на глаза слезы. Тарелка его была пуста, с куском "пемзы" он
давно управился, но тем не менее вставать из-за стола не торопился. Он
словно отсиживал положенные минуты, напоминая ученика, угодившего на
скучный урок. Вероятно, как и Ригги, его ничуть не интересовало содержание
беседы. Почему он не уходил. Гуль не понимал, как не понимал и того
смутного беспокойства, которое вызывал в нем Трап. Такое бывает, когда
кажется, что случайно встреченного человека где-то уже видел, но никак не
сообразишь где. Отвернувшись, Гуль постарался выкинуть Трапа из головы.

- Природа наделила людей энергией, и все, что нам остается, это послушно
расходовать ее. А как и куда - это каждый решает сам. Таким образом, смысл
- в суете! - Пилберг театрально развел руками. - И вот вам еще один пример
- это самое фрикасе. Думаете, мы в самом деле нуждаемся в подобной пище?

Заметив недоумение на лице капитана, Пилберг вилкой постучал по своей
тарелке.

- Да, да! Я об этой штуковине. То есть если называть вещи своими именами,
то это скорее всего лишайник - единственное, что мы сумели обнаружить из
местной флоры. Согласитесь, звучит как-то не очень. Другое дело - фрикасе.
Кстати, название предложил Трап, честь ему и хвала...

- Фрикасе! - Фергюсон фыркнул, и тщедушное тельце его подпрыгнуло на стуле.

- Какая разница, - проворчал Трап. - Главное, что съедобно.

Фергюсон радостно потер руки, а профессор печально вздохнул.

- Ужасное племя - люди, - пожаловался он, поглядывая на Гуля и капитана. -
Десятки раз объяснял эти вещи, и десятки раз все благополучно возвращались
к своим абсурдистским догмам. Если на то пошло, здесь все съедобно! Земля,
скалы, вот эта самая вилка... Скажите, капитан, это действительно так
сложно постичь?

- Буксующее мышление, - не без ехидства подсказал Фергюсон. - Что вы
хотите, проф? Не у всех получается, как у вас: сегодня одно, завтра другое.

- Эволюция, мой дорогой воитель! Странно, что многих она раздражает.
Тридцатилетний рубеж - еще недостаточная причина, чтобы замыкаться на
достигнутом. Вы все еще витаете на Земле, а это не Земля и не Марс и даже
не Венера. Это иное качество, и пора бы нам всем свыкнуться с этим.

- К чему вы призываете? - Фергюсон чуть наклонил туловище, словно
изготавливался броситься на профессора. - Зачем усложнять и без того
сложное? Для какой такой надобности? Верно, мы уже вроде как и не на Земле,
ну и что? Вы уговариваете не пользоваться земными мерками, но других мерок
у нас нет, и вы их тоже не знаете. В результате мы со своими догмами
движемся медленно, но при всем при том твердо стоим на своих двоих. Вы же
скачете по гипотезам, как лис по болотным кочкам, и никто не сумеет точно
предсказать, провалитесь вы в следующую секунду или только испачкаете
хвост. Кто же действует разумнее, Пилберг?

Профессор лениво похлопал в ладоши, благодушным взором обвел
присутствующих. Глаза у него поблескивали, словно их подсвечивало изнутри
трепетное пламя свечи.

- Что бы я делал тут, если бы не этот забияка! Браво, Ферги! Осмелюсь
спросить, отчего вы всего-навсего сержант?.. Хорошо, хорошо! Не будем о
грустном. В конце концов, армия жалует не за способности. М-да... О лисице
вы сказали неплохо, хотя согласиться с вами не могу. Именно эти
нащупывающие прыжочки позволяли нам потихоньку собирать информацию об
окружающем, и теперь мы по крайней мере представляем себе приблизительные
размеры чудовища, знаем кое-что о местных аберрациях и сверхгравитации. А
не проявляй мы любопытства, так и остались бы на прежнем уровне.

- Мы и остались на нем, - проскрипел Фергюсон. - Что мы знаем о двойниках?
Ничего. А о себе, о наших собственных телах, об этом чертовом лишайнике,
наконец, в котором каждому мерещится свое?

- Не все сразу, любезный! - Пилберг пристукнул ладонью по столу. - Вы
берете быка за рога, но сначала надо до них дотянуться. Я имею в виду рога.
Чего вы хотите от меня? Доходчивых объяснений по поводу всего
происходящего? А откуда им взяться, позвольте вас спросить? Тем более что
выстраивать гипотезы вы наотрез отказываетесь? Не забывайте, мы имеем дело
с многомерным миром, и перейти от трехмерного восприятия к тому уровню, на
котором мы очутились, более чем сложно. Двойники... - Профессор сердито
засопел. - Не надо спешить, Ферги. Поверьте мне, когда-нибудь придет время
и для двойников. А сейчас мы можем только предполагать. Это тоже немало.
Чем силен думающий человек? Он не знает, но предполагает!.. Почему,
например, не допустить, что многомерность в сочетании со сверхгравитацией
дает своеобразное дробление? И в результате из одного четырехмерного
получаем два устойчивых трехмерных образа. Устроит вас подобное объяснение?

- Разумеется, нет!

- Другого ответа я и не ждал. - Пилберг скривился. - Но учтите, это только
рабочий вариант. Никакая теория не строится из ничего. Нужны предположения,
пусть даже самые сумасшедшие, потому что человечество никогда не знало,
что, собственно, следует называть сумасшедшим, а что нет. Любопытствуйте и
не бойтесь ошибиться!.. Да вот вам наглядное подтверждение! - Профессор
кивнул на Гуля. - Русский и русская речь. Так сказать, свежий глаз. И сразу
было обращено внимание на артикуляцию, на несоответствие произносимого и
слышимого.

- И что с того? - пробубнил Фергюсон. - Это мы и сами замечали. А выводы?
Да никаких!

- Потому что привыкли! - рявкнул Пилберг. - Привыкли и привыкаем!

- Отчего же? Помнится, вы и тогда что-то там предполагали. Еще месяц назад.
И про телепатию говорили, и про некий транслирующий разум... По-моему, вы и
сами в конце концов поняли, что все это чепуха.

- Нет, не понял! - возразил профессор. - Потому что сегодня это, может
быть, и чепуха, но завтра, осмыслив очередной неприметный фактик, я
наверняка доберусь до истины. Потому что у меня найдется на что опереться.
Не у