оворе с ним пренебрежительного тона. Затянувшаяся роль второго - вот с
чем приходилось ему мириться...

С той же брезгливой гримасой Беркович оглядел помещение. Штаб-квартира ЦРУ,
временно отданная в ведение НЦ, успела превратиться в нечто неописуемое.
Разбросанные по полу бумаги, банки и бутылки из-под пива, настежь
распахнутые окна, столы, загроможденные радиостанциями и тонометрами...
Утомленные сотрудники отдыхали прямо здесь же, при начальстве, заняв
свободные диваны и кресла, сладко похрапывая на полу. Деятели из НЦ, видите
ли, не хотели терять ни единой минуты на сборы подчиненных! Конечно, куда
как проще - свистнул в два пальца, и готово...

Беркович опустил глаза. У самого окна, уронив голову на грудь и
привалившись спиной к стене, спал Фил Николсон. Глядя на него,
представитель ЦРУ дал мысленное определение тому, что видел: "Балаган!..
Форменный балаган!.."

* * *

Гуль не почувствовал, как из него вышла пуля. Сон заменил анестезию. Он
спал и одновременно находился в крохотном и странном кинозале. Экран был не
плоским - он охватывал все видимое пространство. И с этого экрана -
отовсюду, куда Гуль только ни оборачивался, на него глядели иконоподобные
лики.

На этот раз Гуль мог разговаривать со всеми одновременно. Хор голосов
удивительно складно помещался в голове - может быть, оттого, что язык, на
котором они беседовали, состоял не из фраз и не из образов. Он был подобен
мелодии, текущей в обход слуха, в обход мозга - может быть, прямиком в
душу. Он понимал их, а они понимали его. Тем не менее даже в эти секунды
Гуль был уверен, что, проснувшись, не сумеет воспроизвести ни мгновения.
Как и прежде, Мудрецы не учили и не пытались доказывать. Всякое
доказательство - всего лишь довод рассудка и уже потому зиждется на ошибке.
Им было важно, чтобы Гуль все решил сам. И они давали ему время, натягивая
узду и взнуздывая оголодавшее чудовище. Сдерживая каракатицу, они ждали его
решения.

Человек становится человеком только тогда, когда начинает размышлять над
своим и чужим, когда это свое и чужое замешивает в единое, и невозможно
ударить постороннего, ибо любой посторонний стал частицей тебя. ОНИ это
умели. Потому и прозывались Мудрецами. Они обладали терпением, которое
казалось ему непостижимым. С прилежанием ваятелей они трудились над
человеческими половинками, склеивая их Любовью, стоически наблюдая, как
вновь и вновь разваливаются непослушные фигурки. Но сейчас Мудрецы
беззвучно праздновали одну из своих немногочисленных побед. Потому что
знали, что он вернется, и знали куда. И странно - Гуль не ощущал протеста.
Это была беседа равных. Мудрецы предугадали его решение, до самой последней
минуты ничем не выдав своей прозорливости. Его привязанность к земному
воспринималась ими серьезно. Они рисковали, двигаясь по краешку обрыва, но
в конечном счете одержали победу. Ему было жаль оставлять этот пестрый и
непоседливый мир, жаль себя, и все же он не желал остаться монстром. Он
слышал, как трещат и перетираются опутавшие каракатицу цепи. Мудрецы
сдерживали ее из последних сил. Но по-прежнему терпеливо ждали. Не торопя,
не жалуясь, не попрекая...

Уже просыпаясь, Гуль отыскал среди множества лиц пару удивительно знакомых.
И, кажется, успел им улыбнуться. На мгновение мелькнул образ Пилберга, но
это была уже полуявь. Он открыл глаза с убежденностью, что Пилберг ему
только примерещился.

* * *

Широкая кровать, лужица окаменевшей крови на полу...

Оглядев незнакомую обстановку. Гуль постарался вспомнить, каким образом
очутился здесь - в чужом доме, в чужой квартире. Впрочем, последние дни он
только и делал, что перемещался из одной чужой квартиры в другую.

Поднявшись, он вышел на лестничную площадку, с недоверием прислушиваясь к
царящей вокруг тишине. И тотчас показалось, что внизу кто-то вполголоса
бормочет. С опозданием Гуль сообразил, что это не голос. Он снова слышал
мысли крадущихся к нему людей. Перегнувшись через перила, посмотрел вниз.
Глаза его столкнулись с глазами мужчины, замершего на ступенях. Агент
испугался, и испуг этот неприятным эхом отозвался в голове Гуля. Кое-как он
заставил себя сосредоточиться. Парализующий удар накрыл агента, и теперь
тот не в состоянии был шевельнуть ни рукой, ни ногой. Спустившись, Гуль не
очень уверенно обыскал его. В боковом кармане лежал тонометр, во внутреннем
- пистолет с глушителем. Переложив то и другое в карманы. Гуль продолжил
спуск.

Еще до того как он покинул здание, им овладело знакомое чувство опасности.
Ускорил шаги. Выскочив на залитую солнцем улицу, устремился к веренице
припаркованных автомобилей. Часть из них была разбита, и он не сразу
отыскал исправную машину. Вырвав дверцу, плюхнулся на сиденье и бегло
осмотрелся.

Впервые в жизни он сидел за рулем и все-таки не сомневался, что заставит
машину завестись и двинуться туда, куда нужно. Так оно и вышло. Та же
незримая энергия, что столь властно воздействовала на людей, помогла ему
пробудить двигатель. Но выехал он со стоянки крайне неудачно - помяв и
поцарапав близстоящие легковушки. Ругаясь, Гуль повернул на дорогу. Тело
его словно ожило. Сказывалась близость каракатицы, и, сам того не
подозревая. Гуль начал суетиться. Из-за этого машина перемещалась рывками -
ее заносило то вправо, то влево. Увлекшись ездой, Гуль не сразу заметил
бегущих к нему людей. Громыхнули выстрелы, заднее стекло треснуло. Как ни
медленно он ехал, они все-таки отставали. Крутанув баранку. Гуль свернул в
боковую улочку. С наслаждением вдавил до отказа педаль газа. Машина с ревом
помчалась между домами. Теперь они окончательно потеряли его. Гуль
улыбнулся в зеркальце заднего вида.

Прощайте!.. Навряд ли мы с вами увидимся. Гигантская рептилия получит то,
за чем явилась, и, успокоенная, вернется в земную глубь...

Он нахмурился. Сверху налетал знакомый гул. Стремительная тень накрыла
машину, обогнав, понеслась по улице. И тут же на него обрушился шквал огня.
Вспышкой опалило лицо, тяжелая тугая сила с яростью ударила в спину,
вышвырнув вместе с лобовым стеклом на тротуар. От боли помутилось в голове.
Позади полыхал пожар, откуда-то издалека неслись крики. Гуль разглядел
мчащихся к нему людей. Один из них нес на плече длинную трубу. Что-то вроде
"РГ"... Очередь из трассирующих пуль потянулась к беглецу, и только бросок
в сторону спас от свистящего металла. Человек с гранатометом сосредоточенно
опустился на одно колено. Вспомнив о пистолете. Гуль торопливо выхватил
оружие, почти не целясь, в несколько секунд выпустил всю обойму.
Гранатометчика он не задел, но преследователи залегли. Часто оборачиваясь,
он побежал. Откуда-то сбоку выскочило двое, но из дымной улицы вылетел
снаряд и, угодив в угол кирпичного здания, опалил жаром всех. Снова
мелькнула тень вертолета, с высоты ударило пулеметным огнем. Гуль хотел
прижаться к стене, но силы внезапно оставили его. Посмотрев на свои ноги,
он содрогнулся. Левая ступня навечно приросла к тротуару. Спотыкаясь и
кривясь от боли, Гуль пробовал опереться на кровоточащую культю. Со стоном,
больше напоминающим рычание, повалился на землю. Те двое были уже совсем
близко. Хрипло дыша, он смотрел, как они целятся. Он уже ни о чем не думал.
Из всех желаний нестерпимая боль сохранила одно-единственное: чтобы все
кончилось как можно скорее.

- Смотри-ка! - Один из агентов с сожалением опустил оружие.

Они глядели куда-то влево, и, с трудом соображая, Гуль перекатил голову,
устремив тускнеющий взор в конец улицы. Пошатываясь и размахивая руками, к
ним торопливо приближался Джек Йенсен. Он что-то кричал, но гул зависшего
над ним вертолета заглушал все звуки. Впрочем, смысл был ясен. Перекошенное
от ярости лицо Иенсена не сулило ничего хорошего.

И тут с ними что-то произошло. Они попятились. Гул вертолета перерос в
оглушающий рев, механическая стрекоза взмыла и понеслась в небесную синь.
Агентов рядом уже не было, и жаркая волна врачующе оглаживала тело Гуля.
Боль отдалилась, утратив невыносимую остроту.

Приподняв голову, он увидел, что Йенсен лежит на боку. Глаза представителя
НЦ не мигая смотрели на что-то, что располагалось за спиной Гуля. И все же
оборачиваться он не стал. Эту тяжкую поступь невозможно было ни с чем
спутать. Асфальт под ним теплел, вязким болотным раствором начиная
втягивать человеческие тела. В голове замерцал знакомый экран. Женский
голос ласково произнес: "Добро пожаловать, Гуль!" Город перед глазами
совсем расплылся, многоцветье смешалось с дымом, густым и алым, обратилось
в багровый туман. Кинув взгляд на побелевшее лицо Джека, Гуль успокаивающе
проговорил:

- Добро пожаловать, мистер Йенсен!..

* * *

Недалеко от прохода Зуула Йенсен помог Гулю присесть на камни. В который
раз завороженно уставился на его ногу - маленькую, розовую и беспомощную,
совсем как у годовалого ребенка.

- Не понимаю, - пробормотал он. - Все равно не понимаю! Какая-то
чудовищная, невероятная регенерация!

- Тебе еще многое предстоит увидеть.

- Да, конечно. - Йенсен рассеянно оглядел пупырчатое пространство и зябко
передернул плечами. Гуль почувствовал жалость.

- Ты не раздумал насчет колонии? Может, сразу туда? - спросил участливо.

- Нет. Если начинать, то лучше уж с самого начала. И далее по расписанию...
- с сомнением произнес Йенсен и пожал плечами. - Я думаю, мне будет
несколько легче, чем тебе. Все-таки там в основном американцы, и я о них
кое-что уже знаю.

- Наверное, так легче. Но рано или поздно ты все равно попадешь. Туда.

- Все там будем... - Йенсен невесело рассмеялся. - Но суть не в этом. Для
подобных вещей надо дозреть, а я... - Он обреченно махнул рукой.

Гуль смущенно отвернулся.

- Послушай, Джек, мне бы очень не хотелось, чтобы ты винил меня в
случившемся.

- Чепуха! - Йенсен подобрал с земли камушек, все так же рассеянно сплющил в
кулаке и отбросил. - Винить тут некого. И все-таки не сладкая это штука - в
одночасье поменять мир. - Йенсен взглянул на собеседника с внезапной
надеждой. - А может, отправимся в колонию вместе? Ты же сам рассказывал о
той девушке. Она, наверное, ждет тебя?

Гуль, улыбнувшись, покачал головой.

- Я чувствую, что там ее уже нет.

- Как ты можешь это чувствовать?

- Скоро ты поймешь, как это тут происходит. - Гуль осторожно ступил на свою
младенческую ножку и поднялся с камня. - Я не прощаюсь, Джек. Мы еще
встретимся, и очень скоро.

- Только не говори, что заглянул в будущее. - Йенсен протянул руку. -
Прощайте, мистер монстр.

- Всего наилучшего! - Гуль кивнул в сторону. - Иди, как я говорил, прямо к
проходу. И ничего не бойся. После прохода будет близко. Часовым ничего не
доказывай, сразу зови Пилберга.

- Ну а ты? Как ты доберешься до своих Мудрецов с такой ногой?

- Не беспокойся, мне помогут.

С сомнением покачав головой, Йенсен топтался на месте. Потом, решившись,
зашагал к пещере. Некоторое время Гуль смотрел ему вслед. Мгновение - и
черная нора поглотила недавнего руководителя центра аномальных явлений.
Припомнив, как это впервые случилось с ним. Гуль испытал приступ тоски. А
может, и не тоска это была, а всего-навсего - легкая печаль... Он старчески
вздохнул, и тотчас в мозгу теплым пятном забрезжил экран.

Разумеется!.. Этого следовало ожидать. Гуль ободренно встряхнулся.

- Добро пожаловать, мистер Гуль! Он вздрогнул. Голос принадлежал Милите!..
Гуль обернулся, но никого не увидел. Это было их очередным фокусом. Они
находились здесь, рядом, но показываться на глаза отчего-то не желали. Его
звала и манила анонимная пустота.

Гуль растерянно посмотрел вниз. Как же идти с такой ногой? Он действительно
надеялся хоть на какую-то помощь...

В следующую секунду в голове у него все померкло. Тело потеряло вес и,
подобно воздушному шару, поплыло вверх, воспарив над багровой Землей.
Мерцающая полумгла выпустила голубой луч, и, вытянувшись по дуге, он вобрал
Гуля в себя, подпитывая тело искрящейся энергией. В одно мгновение Гуль
захмелел, и его ничуть не удивило, что пупырчатый желудок чудовища
рассыпается в прах.

Так оно и должно было быть. Мудрецы не могли стать пленниками рептилии. Уже
хотя бы по той странной причине, что они являлись Мудрецами.

Из дуги луч неожиданно обратился в гигантскую спираль, и, ввинчиваясь в
головокружительную высоту, Гуль разглядел вдруг иные картины. Он увидел,
как набухает хлебное золото колосьев и лопаются от зеленой прорывающейся
жизни почки, как оживают после зимнего сна медведи и как, взламывая лед,
напрягает река свои тугие прозрачные мускулы. А еще через мгновение Гуль
понял, что в состоянии увидеть все. Не все, что захочет, а именно все...