вший его с третьего этажа могучий красавец
Кормиконев с грохотом ссыпался в вестибюль по широкой лестнице, застланной
ковром потертым, но по-прежнему хранящим обаяние приятного правоверным
узора, - и замер перед беком.
   - Каждый номер на ночь дежурного ставит, - сказал бек. - Дежурный
слушает, смотрит, бережет. И от телефона не отходит.
   Чуть что - отзванивает мне на мобильный. Да пребудет с вами милость
Аллаха!
   - Аллах акбар, - сдержанно согласился Кормиконев.
   Бек слегка поднял левый рукав и посмотрел на часы.
   - Мы хорошо приехали, - сказал он и с благодарностью взглянул на
Богдана. - До намаза еще двенадцать минут. - Он слегка поднял правый рукав
и, словно не вполне доверяя строителям здешней мечети и развешанным по
стенам в соответствующих местах стрелкам-указателям, посмотрел на компас.
Чуть покрутил головой, ориентируясь, коротко и четко показал пальцем и
распорядился: - Мекка там.
   - А ты не будешь молиться со своими воинами? - осторожно осведомился
Богдан.
   - Ты спешишь к жене, - сказал бек. - Мое сердце не камень.
   И потом, Богдан... Идем к повозке. - Они пошли. Служитель окаменело
улыбался им вслед, отслеживая Ширмамеда всем корпусом, словно военный
радар, неутомимо ведущий цель. - Пророк заповедал правоверным в дни мира
молиться по часам. Но в дни войны - до битвы и после битвы. Дай Аллах,
чтоб я ошибся, но сдается мне - мы с тобой сейчас на войне.
   - Господи, спаси и помилуй! - ответил Богдан.
    
 
 
 
   Больница "Милосердные Яджудж и Маджудж", 
   9 день восьмого месяца, средница, 
   еще ближе к вечеру 
 
 
   - Вот теперь мы поговорим, - сказал бек, когда Богдан, аккуратно
вырулив со двора готеля, бросил "тахмасиб" в створ прямой и
малозагруженной в этот час улицы Тарсуна Шефчи-заде.
   - Теперь мы сделаем для душ наших. Ибо что объединяет сейчас наши души?
   - Что?
   - Забота о делах. Забота о стране.
   - А, - сказал Богдан. - Ну да.
   - Пока едем, расскажи, что за дела. Я из письма понял, что Жанна уехала
и пропала.
   - Если ты понял лишь это, бек, - а, собственно, ничего иного я и не
писал... Почему ты взял с собой целую армию?
   Скажи честно?
   - Это не армия, это родственники, - сказал бек. Помолчал. - Ты спросил
странный вопрос, Богдан. Даже не знаю, как ответить. Ты сам ответил, когда
спросил. Там, где не пропадают молодые женщины, воины не нужны. Там, где
пропадают молодые женщины, воины нужны. Да. Ты написал, что Жанна пропала.
   Значит, ты написал, что воины нужны. Или ты решил, что она просто
сбежала от тебя, не сказав ни слова? Прости, конечно.
   Да.
   Богдан покраснел.
   - Честно говоря, мне и такая мысль в голову приходила.
   Бек фыркнул.
   - Я накажу дочь, - сварливо сказал он. - Раз ее мужчина мог подумать
такое о себе, значит, она плохо его любит.
   - Бек, да Господь с тобой... - испугался Богдан. Бек успокоительно
тронул его за локоть.
   - Не нервничай. Потом накажу. Когда Фирузе перестанет кормить дочку
грудью.
   Богдан не сразу нашелся, что ответить. Взглянул на орлиный профиль
Ширмамеда. Потом пролепетал:
   - Нет, ну ты же сам сказал только что: любит...
   Ширмамед досадливо поморщился и объяснил:
   - Внутри себя она тебя очень крепко любит. Это знаю. Но, может, снаружи
- плохо умеет. Так бывает. И хватит о женщинах!
   - уже откровенно раздражаясь, повысил он голос. - Ты будешь мне
рассказывать о делах, наконец? Или французская молодица помрачила твой
разум?
   - Да, в общем, где-то помрачила, - пробормотал Богдан и коротко ввел
бека в курс того, что успел увидеть и подумать сам. Речь не клеилась;
легкий участок дороги оказался короток, заманчивая магистраль Шефчи-заде
через каких-то две ли вся оказалась перекопана и пошли сплошные объезды и
хлипкие настилы над раскопами. Даже железные нервы Кормибарсова в конце
концов не выдержали и он, с отвращением озирая громоздящиеся повсюду кучи
земли и щебня, уронил:
   - Здесь живут плохие мусульмане.
   - Почему? - спросил Богдан, терзая переключатель скоростей.
   - В суре "Преграды", аяте пятьдесят четвертом, сказано: "Не производите
расстройства на земле после того, как она была приведена в
благоустройство", - пояснил бек; затем повозку подкинуло, и бек ляскнул
зубами. - Будто Коран не для них писан. Да. - С осуждением добавил он. Тут
повозка извилисто вписалась в очередной поворот между рвами, и открылось
очередное помпезное здание, фасад коего был украшен огромным портретом
улыбающегося Кучума и надписью: "Пророк гуторiл с правовiрными
по-асланiвськi!" Бек изумленно крякнул, а потом проговорил: - А, понял.
Они ж, видать, и по-арабски-то не знают. Да.
   - Вот и получается, - остервенело вертя баранку, подытожил свой рассказ
Богдан, - что я ничего еще толком не видел и не уразумел.
   - Этот Абдулла будет здесь?
   - Думаю, да.
   - Интересный человек.
   - Неоднозначный, скажем так.
   - Значит, что у нас есть? - Бек принялся загибать коричневые сухие
пальцы. - Вооруженных много - раз. Окопы и траншеи - два. Цзиньчжи шо
ханьхуа - три. Твой друг где-то бродит без связи, на него убийство вешают
- четыре. Все?
   - Вроде все...
   - Ты мужчина или курсистка в парандже? Что такое "вро-де"?
   Да или нет?
   - Нет! - громко и решительно сказал Богдан. - Не все! Пять!
   Мне покою не дает эта фраза Кучума: я уверен, что вашу жену найдут.
   - Хороший человек. Утешить тебя хотел. Обдумывай слова тех, кто тебя
огорчил; лелей слова тех, кто дал тебе надежду.
   - Это из какой суры? - спросил Богдан, пораженный чеканностью
формулировки. Бек шевельнул бородой и честно ответил:
   - Это я сам.
   Богдан, на миг оторвав одну руку от баранки, показал беку большой
палец. Бек приосанился, по-орлиному расправив плечи.
   - Понимаешь, ата... Он будто приказ отдал. Прямо при мне, чтобы времени
не терять - но чтобы я этого не понял. И Нечипорук тут же козырнул: я вас
оставлю, у меня дела - и ушел.
   Бек резко, всем корпусом повернулся к Богдану и уставился ему в лицо.
   - Так это прозвучало, да?
   - Да.
   Бек тихонько присвистнул сквозь зубы.
   - И через два часа ее нашли, - сказал он.
   - Да, - сказал Богдан.
   Больше они не разговаривали. Думали.
   Возле больницы "Милосердные Яджудж и Маджудж" их уже ожидали. Прямо
перед входом стояло две повозки - одна обычная, ордусская, другая - черная
иноземная, с эмблемой в виде трехлучевой звезды, вписанной в окружность.
"Мерседес" - после некоторого напряжения вспомнил Богдан. "Мерседес" был
пуст; на ступенях перед входом стоял человек в черных очках и курил, и
Богдан через мгновение узнал Абдуллу. В ордусской повозке кто-то сидел, но
сквозь затемненные стекла Богдан не разглядел лица.
   Богдан вышел наружу, почтительно помог выйти беку. Абдулла тем временем
неторопливо спустился вниз, отбросил окурок. Они обменялись с Богданом
рукопожатием.
   - Здоровеньки салям, единочаятель Оуянцев-Сю.
   - Ассалям здоровеньки, единочаятель Нечипорук. Позвольте представить -
это... - Богдан на миг запнулся, а потом жестко закончил: - Отец моей
старшей супруги, ургенчский бек Ширмамед Кормибарсов.
   Присутствие бека почему-то всегда делало его решительнее.
   Видимо, добрый пример заразителен. Что с того, что Жанна стесняется,
когда ее называют младшей женой? Быть младшей женой она от этого не
перестает. А если перестанет - то уж не потому, а по куда более серьезным
причинам и мотивам. Можно быть сколь угодно бережным на словах, уважать
специфику ее мышления и ее привычек - но на игре в недомолвки ничего не
выстроить. Реальность надо либо принимать всем сердцем, либо уходить из
нее - но не закрывать на нее глаза в нелепом стремлении и в ней не быть, и
другой не искать.
   - Очень приятно, - сказал Абдулла, внимательно рассматривая Ширмамеда.
Задержался взглядом на орденах и тоже подал ему руку. - Здоровеньки салям.
   - Добрый вечер, - бесстрастно ответил бек.
   - Рад сообщить вам, еч Богдан, - проговорил Абдулла, - что мы нашли
вашу супругу. Я также попросил сюда приехать Мутанаила ибн Зозулю -
последнего, кто видел профессора и его спутницу перед тем, как случилась
трагедия. Характер трагедии теперь для нас совершенно ясен. В ближайшее
время мы наверняка найдем и профессора.
   - Что же произошло? - сдержанно спросил Богдан. Ничего он не мог с
собой поделать - Абдулла нравился ему. Абдулла и бек были людьми одной
закалки, а бека Богдан уважал безгранично.
   - Автокатастрофа.
   - Ах, вот как...
   Бек молчал и только щурился, разглядывая Абдуллу. Абдулла же, после
того, как бек ответил на его приветствие подчеркнуто немусульманским
образом, словно бы перестал его замечать. Он повернулся к ордусской
повозке и слегка махнул рукой; из повозки тут же выскочил длинный и
нескладный, по всему видно - крайне расстроенный человек лет сорока пяти
или чуть больше, в бледно-зеленой пышной чалме и элегантном черном халате,
под коим виднелась неизбежная косоворотка.
   "И как им не жарко..." - подумал Богдан.
   - Вы хотите сначала повидать супругу, или предпочтете побеседовать со
мной и с уважаемым ибн Зозулей? - поинтересовался Абдулла.
   - Не знаю... Скажите мне, в каком она состоянии?
   - Опасности для жизни нет, и врачи надеются, что в ближайшее время она
придет в себя. Сильное сотрясение мозга. И несколько ушибов. Ее красота не
пострадает. - Абдулла чуть раздвинул губы в острой улыбке. Эта улыбка
холодно проблеснула на миг - и сразу откатилась в прошлое, словно клинок,
который извлекли было из ножен, но тут же вбросили обратно.
   - Идемте сначала к ней.
   Они вошли в больницу. Длинный семенил следом. Служитель в форменном
халате зиндана унутренных справ и белом балахоне, накинутом поверх,
дисциплинированно вскочил при их приближении. Абдулла коротко махнул в его
сторону пайцзой.
   - Позвольте все же познакомить вас, - проговорил Абдулла, когда они
оказались в холле. - В палату нас всех не пустят, разумеется... Мутанаил
ибн Зозуля, цзюйжэнь (вынужденный произнести это ханьское слово, Абдулла
заметно поморщился)
   истории, генеральный владыка исторической китабларни Асланiва.
   Срединный помощник, блюдущий добродетельность правления, минфа Богдан
Рухович Оуянцев-Сю.
   - Поверьте, я так расстроен, так расстроен... - ибн Зозуля вцепился в
руку Богдана и долго ее тряс. - Я говорил ему... Но он такой уверенный,
такой бесшабашный. Наверное, это присутствие молодой красотки так
подействовало! Она на него смотрела просто с восхищением!
   Богдан скрипнул зубами.
   - Говорите толком, почтенный, - холодно и требовательно сказал Абдулла.
Мутанаил вздрогнул.
   - Я... да, конечно. Значит, так. Мы очень хорошо посидели,
побеседовали. Вам вряд ли интересны научные подробности...
   - Отчего же, - сказал Богдан вежливо. - Я не чужд науке. Но несколько
позже.
   - Может быть, мы пойдем? - сказал бек. - По дороге цзюйжэнь и расскажет.
   - Дельное предложение, - кивнул Абдулла.
   Они неторопливо двинулись по лестнице, затем - по коридору второго
этажа. Было безлюдно и тихо. Несмотря на распахнутые окна, тонко и едва
уловимо пахло больницей; этот запах не выветрить и не вытравить ничем.
   - Чтобы короче, скажу так. Выпили мы. За знакомство, за международную
дружбу, за науку... Он все про Кумгана да про Дракусселя сперва говорил,
это у него тема научная - ну, а после, как подогрелись мы, да и девочка
его... то есть, простите покорно, ваша супруга, разгорячилась не на шутку,
тут уж за жизнь разговор пошел, за политику. Этот профессор странный
такой, все про орудисификацию меня выспрашивал, мол, он готов поставить в
Европарламенте вопрос о недопустимости подавления асланiвськой культуры
имперским центром. - Ибн Зозуля жиденько рассмеялся. - А я говорю, не знаю
я никакой ордусификации! Что вам в Европе вашей мерещится - нам тут
неинтересно!
   - Короче, - опять одернул его Абдулла.
   - Ну да, ну да. Короче будет так. Им надо было в меджлис ехать. А мы же
на даче на моей встречались, я не сказал? На даче, сорок ли от города,
места там дивные, но дорога-то - по предгорьям все больше, до кряжа от
меня каких-то пятнадцать ли, все вверх, вверх... Я говорю - давайте я
шофера вам дам, уважаемый мсье, не годится же вам самому теперь вести! А
он гордо так: муа-мэм, муа-мэм! Я, дескать, сам... И девочка его тоже...
простите покорно, супруга ваша... ах, ах, профессор, неужели вы не
справитесь с повозкой на этих живописных поворотах! Ах, Глюксман, вы,
конечно же, справитесь, я ведь видела, какой вы замечательный водитель!
Ну, так и уехали...
   "Похоже на правду, - подумал Богдан. - Очень напоминает завершение
вечеринки у Ябан-аги. Парламентарий заезжий распускает хвост, девочка
млеет... Такого не выдумать. Да и зачем? - он вздохнул. - Девочка... Вот я
и сам подумал:
   девочка. Да конечно, какая она мне жена? Из любопытства поиграла, для
экзотики. Материал собирала..." Ему вспомнилось то утро, когда он учил ее
песенке про нерушимый союз улусов; и как же уютно и нежно мурлыкала она ее
себе под нос, домывая посуду! Грудь стиснуло тоской так, будто на ребра
наехал самосвал. Минфа едва не застонал.
   - В жизни себе не прощу... - убито закончил ибн Зозуля, всхлипывая.
   - Мы приступили к поискам с опозданием, но не слишком большим, -
сообщил Абдулла. - Однако уже близилась ночь.
   Поэтому разбившуюся повозку нашли только сегодня. Местность не лучшая
для поисков - горы, лес, вы же понимаете, единочаятель Оуянцев-Сю.
Профессор Кова-Леви, очевидно, не справился с управлением на повороте,
повозка сошла с дороги, скатилась в овраг и врезалась в дерево. В двух
шагах от обрыва. Чудо, что не взорвалась сразу. Вашу драгоценную супругу
мы нашли шагах в семидесяти от повозки, она была без сознания. Профессор
же пока не обнаружен.
   - Как вы объясняете все это? - спросил Богдан, стараясь говорить так
же, как Абдулла - четко и спокойно.
   - Что тут объяснять. Сгоряча после удара ваша драгоценная супруга
пыталась еще как-то ползти, но силы быстро оставили ее. Вероятно, она
просто лишилась чувств. Профессор же, по всей видимости, пострадал меньше,
или оказался крепче, и пошел за помощью, поэтому его и не оказалось
поблизости. К сожалению, он, как легко понять, совершенно не знаком с
местностью, и куда он мог пойти - непредсказуемо. Как далеко он мог уйти -
тоже неясно. Неизвестна и степень его членоповреждений. Но, так или иначе,
мы рассчитываем найти его в течение двух, максимум трех суток, - Абдулла
ободряюще тронул Богдана за локоть и совсем иным, неофициальным голосом
добавил негромко: - Делается все возможное, еч Богдан, поверьте.
   "Как хотелось бы поверить!" - подумал Богдан, но вслух лишь сказал:
   - Благодарю вас, еч Абдулла. Теперь мне все понятно.
   В холле перед палатой сидел, листая газету, врач. Когда из коридора в
холл вошла предводительствуемая Абдуллой группа преждерожденных, он
отложил газету и встал, аккуратно оправив полы форменного халата.
   - Здоровеньки салям, - негромко сказал он.
   - Ассалям здоровеньки, - ответил за всех Абдулла. - Это наш доктор,
лучший врач уезда... Как состояние потерпевшей?
   - Четверть часа назад она пришла в себя, - ответил врач. - К сожалению,
она ничего не может сказать об обстоятельствах аварии. Ретроградная
амнезия, извиняюсь.
   - Я могу ее видеть? - спросил в наступившей скорбной тишине Богдан.
Абдулла вопросительно глянул на врача.
   - Пять минут, - поколебавшись, сказал тот.
   Богдан, а за ним и бек двинулись к двери палаты.
   - Только ближайшие родственники, - предупредительно сказал врач. Прежде
чем Богдан успел ответить, бек твердо заявил:
   - Ближе нас у нее никого нет.
   Врач после ощутимой заминки распахнул перед ними дверь палаты.
   "Девочка", - снова подумал Богдан. Та, что лежала теперь на бесприютно
стоящей посреди палаты кровати, и впрямь напоминала подростка после
трагически завершившейся веселой игры.
   Забинтованная голова, перекошенное сизой опухолью кровоподтеков лицо;
одеяло, натянутое почти до шеи - а под ним долгий, узенький и немощный
холмик беспомощного тела... И провода, воздуховод под нос, капельница...
Богдан сглотнул.
   Поправил очки. "Нет, я не запла:чу", - подумал он и сделал шаг вперед.
   Жанна открыла глаза.
   Несколько мгновений она смотрел на Богдана, явно не узнавая. Из
открытого окна пахло теплым вечером, близким проспектом и цветами
больничного сада; шумели фонтаны в больничном саду; где-то вдали
нестройно, но весело и от души детские голоса чеканили под барабанный бой:
"Эй, не спи, эй, проснись! Ступай на раскоп скорей!" - Богдан... -
тихонько сказала Жанна.
   Минфа не помнил, как оказался на коленях у ее кровати.
   - Я здесь, любимая. Я здесь. Слышишь?
   Ее глаза вдруг расширились, словно от внезапного приступа боли. Губы
дрогнули в кривой усмешке.
   - Значит, тот человек не зря говорил, что профессору грозит опасность.
Это твои драг ечи постарались, Богдан?
   Богдану показалось, она бредит.
   - Что?
   Бек, словно статуя командора, неподвижный и тяжелый стоял у него за
спиной - и все замечал. От него не укрылось, как вздрогнул замерший за
полуприкрытой дверью ибн Зозуля.
   - В тоталитарных империях столько разных служб безопасности, что ты и
впрямь можешь не знать... Ты и такие, как ты, здесь - для вывески. Для
отвода глаз. Все ложь, - Жанна облизнула распухшие губы. Чувствовалось,
что каждое слово дается ей с трудом. - Но тот человек знал... У меня как
сейчас в ушах его голос. Он был уверен, что вы не допустите Кова-Леви
общаться с меджлисом Асланiва. Человек из свободного мира и народ,
жаждущий свободы... вы не могли позволить им найти друг друга. Я не
верила, смеялась... - Она перевела дыхание. Хотела еще что-то сказать - но
не сказала.
   Пока она произносила все это, Богдан успел совладать с собой. И спросил
мягко и спокойно:
   - Какой человек, Жанна? Какой это был человек?
   Несколько мгновений несчастная молчала. Потом бессильно и совсем
тихонько пролепетала:
   - Я не помню... Богдан, я ничего не помню.
   - Что было в лесу - тоже не помнишь?
   - В лесу? - удивленно переспросила Жанна. - Почему в лесу?
   Не помню... - она перевела дыхание. - Какие-то обрывки, и не знаю, было
это, или нет... В лесу... нет. Но те слова - я поручусь. И вот видишь,
глупый идеалист - все оправдалось.
   Она закрыла глаза. Через мгновение Богдан увидел, как из-под ее
закрытых век начали медленно сочиться слезы.
   Он поднялся. Огляделся. Бек стоял на шаг позади него, желваки грозного
воина, казалось, сейчас пропорют его коричневую кожу над кромкой жесткой
седой бороды. Ибн Зозуля напряженно замер на пороге палаты. За его спиной
виднелись Абдулла и врач.
   - Она перепутала! - отчаянным шепотом выкрикнул ибн Зозуля.
   - Я не хотел говорить вам об этом - но сам профессор все время боялся
того, что имперские органы будут препятствовать...
   - Тише, - сказал бек. В его суровом голосе прозвучала неподдельная
нежность. - Кажется, девочка задремала. Да.
   "Девочка... - опять отметил Богдан. - Пресвятая Богородица, как
по-разному можно произносить одно и то же слово!" Прошло несколько минут.
Все сохраняли неподвижность. От растерянности, наверное.
   Жанна застонала.
   - Извиняюсь, время вводить обезболивающее, - державшийся позади всех
врач наконец подал голос. - Сестра. Сестра!
   - Погодите, - Богдан, не оборачиваясь к ним, поднял руку.
   Лицо Жанны мучительно перекосилось, и, не открывая глаз, она
пробормотала, теперь уже наверняка в бреду или в горячечном забытьи:
   - Одна фраза. Только одна фраза там была, говорю вам... Они спали,
когда мы заставляли их ворочаться на правый бок и на левый бок, а пес их
протягивал обе лапы свои на пороге... И все. Все! Все!!
   - Сестра! - снова крикнул врач, уже громче и решительней, но та уже и
так, торопливо цокая каблуками по кафелю пола, бежала из процедурной.
   Богдан медленно, ни на кого не глядя, вышел в холл.
   Некоторое врем все молчали. Потом Абдулла произнес:
   - Еч Богдан, мне искренне жаль. Ваша юная супруга сама н