дов. А вы: институт, институт! Будем исследовать,
будем постепенно... Вас только и волнует, что ученую степень цзиньши
получить! А на Асланiв вам плевать! Теперь я это ясно вижу.
   - Ну... Зачем вы так, зачем... - робкий голос задрожал. - Я патриот!
Я...
   - Да вы знаете, кто настоящие патриоты? Нет? А я вам скажу!
   Вы зайдите хоть в одно медресе, которыми так недовольны, зайдите и
посмотрите на воспитанников - вот патриоты! Вот настоящее будущее
Асланiва! - торжественно объявил уверенный.
   Помолчал. - Ну что? Что? Нечего сказать?
   - Вы... Вы не правы, - в голосе робкого послышались слезы.
   - Вы заблуждаетесь, - он принялся надсадно сморкаться.
   "И еще как заблуждается..." - Наука необходима. Исторические знания о
своем героическом прошлом есть корень самосознания народа, без них он
теряет ощущение собственного достоинства...
   - Это все слова. Вот вам задачка, раз уж вы так за науку.
   Откуда эта фраза, что она может значить, чем ценна? - уверенный
запнулся, коротко прошуршал бумагой и прочитал монотонно: - "Они спали,
когда мы заставляли их ворочаться на правый бок и на левый бок, а пес их
протягивал обе лапы свои на пороге".
   "Вот это вопрос! - подумал Баг. - Ну, не завидую я робкому." Цитата
была ему совершенно не знакомой и ровным счетом ничего не говорила.
   - Ну?
   К сожалению, и робкому она сказала не больше, чем Багу.
   После долгой томительной паузы еле слышно прошелестело:
   - Ничего так вот сразу не приходит в голову. Незнакомый текст... Надо
подумать. Надо обратиться к источникам, к справочникам...
   - Я так и знал! Вот и вся цена вашей науке.
   - Повторите... - в полном отчаянии, умоляюще просипел робкий.
   Уверенный зачитал фразу еще раз. Баг поднапрягся; внутренний голос
говорил ему, что это не простая фраза, что от нее, быть может, многое
зависит или будет зависеть в самом ближайшем будущем. Вотще. Фраза и фраза.
   - Не знаю... - сдался робкий.
   - А между прочим, это единственное, что нам удалось выяснить.
Единственное. А вы теперь, со всей своей эрудицией - только глазами
хлопаете... Ладно. Хватит лирики. Кто из нас, как и когда заблуждался, мы
потом разберемся, история рассудит - кто прав. Народ рассудит. Когда мы
ему как следует мозги прочистим. А пока делайте, что вам говорят. С
завтрашнего дня нужно удвоить усилия в раскопах южной части города,
особенно в сто двадцать первом и сто двадцать третьем. Не спрашивайте,
почему! К древнеискательству это уже не имеет ни малейшего отношения.
Далее. Да прекратите хлюпать носом! Далее - ваша группа должна подготовить
серию статей. Пусть распишут как следует этот череп, что сопляки нашли -
мол, очень авторитетная находка, мы на пороге судьбоносных открытий.
   После публикаций мы направим прошение в Александрию, может даже в
Ханбалык, если Фотий откажет. Попробуем выбить денег.
   Так сказать, на расширение работ. И Запад нас поддержит.
   Гуманитарные фонды, спонсоры, всякие правозащитники... Они и так на нас
не надышатся, а когда мы поставим вопрос ребром:
   тут, мол, очаг изначальной цивилизации, все нашими учеными уж
схвачено... э-э... то есть, доказано... Европа сама начнет кричать, что
она от нас произошла - лишь бы Ордуси фитиль вставить. Культура - не
самоцель, вы это понимаете? Или вам и без исследований не очевидно, что
коренное население нашего уезда - очень древнее, а его культура -
самобытнее некуда?
   Всем истинным асланiвцам - очевидно, а вам какие-то исследования нужны?
Странно!
   - Очевидно, конечно, очевидно, - пролепетал робкий.
   - Так вот об этом пусть и пишут! А то что получается: уже ваши
ближайшие сподвижники, да смилостивится Аллах над их заблудшими душами,
перестают понимать наши цели и носятся непонятно где, дурной
самодеятельностью занимаются - паром даже взорвали, внимание ненужное
привлекают. И вот итог:
   яшмовой вазой накрылся ваш любимый Хикмет! А ведь как язык у человека
подвешен был! До чего ж умел с италийским и аглицким атташе по культуре
беседовать! Соловей! Бывало, как запоет про жестокую политику
ордусификации, проводимую имперским центром - дипломаты плачут,
интеллектуалы кулачишками трясут, культурные фонды деньги суют
наперебой... Но - забыл человек о главном, второстепенным увлекся, тоже,
вроде вас, решил, будто культурный фронт - всего первей. Чуть вэйтухаев
сюда не привел...
   "Привел, привел! Уже привел! - злорадно подумал Баг. - Но какая
замечательная, какая содержательная речь! Как вовремя моя карма привела
меня за эту кадку!" - Ну, ясно, что ли?
   Собеседник уверенного утвердительно высморкался.
   - И подберите сопли! - Судя по звукам, уверенный встал и направился к
двери. Остановился на пороге. - Вам сейчас еще ехать в больницу
"Милосердные Яджудж и Маджудж", с мужем нашей дамы встречаться. Так что
возьмите себя в руки. Некоторая опечаленность, конечно, вполне уместна,
дама весьма плоха...
   Но - печальтесь в меру. Не ваша же дама, в конце концов! - уверенный
помолчал. - Вот ведь совпадение, кто мог ожидать...
   Шайтан! Когда она успела выскочить за столичного вэйтухая?
   Шустрые эти француженки, дело свое туго разумеют... Ну, ничего, когда
мы вольемся наконец в общеевропейский дом... - Он не договорил, только
характерно причмокнул. Опять помолчал, видимо, предвкушая, что он начнет
вытворять в этом доме с француженками; да и вообще.
   "Ай да ибн Зозуля! - подумал Баг. - А еще ученый!" - Поняли вы меня?
Там каждую фразу, каждое слово, что вы скажете, надо продумывать до
мельчайших интонаций, чтобы никто ничего!
   - Да, да, я... конечно...
   - Вот! Это уже лучше. Он получит свою даму и уедет, не будет под ногами
путаться и пайцзами трясти.
   "Да ведь это он про Богдана! - внутренне ахнул Баг. - Что же
получается? Зозуля в курсе и этих событий? Стало быть, они все же между
собой связаны?" Мысли беспорядочно полетели одна за другой, словно осенние
листья на сыром александрийском ветру.
   "Получается, к исчезновению французского профессора и Жанны дервиши
также свои ручки этнографические приложили? Амитофо!
   Иностранный профессор... Внешние влияния? Теперь понятно, почему так
обеспокоилась драгоценнорожденная принцесса. Нет, тогда получается,
дервиши с гостя пылинки сдувать должны - а оно вон как обернулось.
Неувязочка... В общем, скорее надо с Богданом связываться, скорее... Но он
наверняка под нефритовым кубком у дервишей. Ох, погоди, Баг, не
отвлекайся, три Яньло тебе повсеместно... Слушай, пока говорят - думать
потом будешь..." - А когда они покинут уезд?
   - К утру, я думаю, все образуется - и дама очухается, и муж будет
счастлив, что она жива и почти здорова. - Уверенный гадко усмехнулся. -
Это его отвлечет. Что говорить - помните?
   - Все помню, не волнуйтесь, преждерожденный-ага!
   Голос из робкого сделался буквально подобострастным. "Да, - подумал
Баг, - навел Зозуля страху на подручных! Такой и впрямь мог уездного
начальника к рукам прибрать... капал, капал ему на мозги своей культурой -
ан вот у него что за культура! Европейский дом ему подавай. Ох, будет тебе
дом, драг еч Мутанаил! Будет ужо! Казенный!" - Ну, смотрите... - с
некоторым сомнением произнес уверенный. - Не должно возникнуть ни малейших
подозрений.
   Приведите себя в порядок. И не забудьте потребные бумаги! У вас хватит
ума не захватить то, за чем мы, собственно, сюда ехали... Я подожду вас в
повозке. Во имя Горнего Старца, милостивого, милосердного! Иншалла! -
Хлопнула дверь и уверенный бодрой поступью удалился по коридору в сторону
выхода.
   Баг некоторое время слушал разные звуки - сопение, вздохи, звон
графина, шаги: оставшийся, как и было велено, приводил себя в порядок.
Потом, видимо, сочтя, что лучше уже просто некуда, он шаркающей походкой
направился в другой конец кабинета. Зашуршали бумаги. "Глянуть бы..." -
подумал Баг, но одернул себя: не искушай свою карму, да не будешь искушен
ею.
   И так, пробравшись сюда нынче, Баг, почитай, пол-расследования за
пол-часа осилил. Да и развинчиваться из позы "нефритового утробыша" при
посторонних, это, знаете ли, как-то... э-э-э...
   Наконец шуршание прекратилось и стихли за дверью шаги.
   Через минуту Баг высунулся из-за кадки. Внутри у него все клокотало от
возмущения - только огромное усилие воли да двадцать вторая глава "Лунь
юя" помогли Багу сдержаться и не выскочить из своего укрытия, дабы
собственноручно совершить немедленное вразумление.
   "Поразительные негодяи! - думал Баг. - Обманули народ, ограбили уезд,
лживые корыстолюбцы... Переродиться вам вечно голодными пиявками,
пожирающими друг друга в зловонной луже!" Осторожно выглянув в окно, Баг
успел разглядеть садящегося в повозку высокого мужчину в черном халате и в
чалме.
   Баг помчался вверх по лестнице, почти не касаясь ступеней.
   На чердаке все было по-прежнему: голуби вернулись на подоконник и,
нахохлившись, дремали в тени карниза, забытье дервиша-охранника перешло в
крепкий и здоровый сон - он возлежал на спине и смачно похрапывал. Баг
человеколюбиво прикрыл его газетой от солнца и мух, а затем, не замеченный
никем, кроме молчаливых голубей - голуби явно были польщены тем высоким
доверием, что вновь оказал им Баг, - соскользнул вниз по водосточной трубе
и, припоминая карту города, скорым шагом устремился к ведомственной
больнице зиндана унутренных справ "Милосердные Яджудж и Маджудж".
   Через двадцать минут доблестный человекоохранитель был уже там.
   Повозка, отъехавшая от штаб-квартиры незалежных дервишей, стояла перед
входом, и за рулем дремал шофер. Раздобыть посох было мгновенным делом.
Баг неприметно устроился в тени зарослей самшита и раскрыл веер. Он не
сомневался: рано или поздно из здания больницы появится Богдан. А коли до
темноты не появится, Баг войдет в здание сам и горе тому, у кого окажется
худая карма оказаться на его пути.
   Баг ждал.
    
 
 
   Богдан и Баг 
   Асланiвський воздухолетный вокзал, 
   9 день восьмого месяца, средница, 
   день 
 
 
   Как ни хотелось Богдану устремиться, забыв обо всем, туда, где в самом
беспомощном состоянии пребывала его юная и возлюбленная супруга, долг
гостеприимства был превыше личных чувств. Бек приехал к нему - и оттого по
всем законам божеским и человеческим бек был почетным, долгожданным
гостем, а он, Богдан - радушным и рачительным хозяином. Бек, конечно,
понимал его чувства - но мало ли чувств у человека! Много. Что они против
необходимости вести себя сообразно долгу благородного мужа?
   Чувства для мужчины - что жены; долг - что отец.
   А потому, стоило лишь воинам бека загрузиться в поместительный
туристический автобус, легко стамкаренный могучим красавцем Кормиконевым,
Богдан вверил здоровье Жанны в руки Всевышнего, усадил почтенного тестя
рядом с собою на переднее сиденье "тахмасиба", почтительно пристегнул его
ремнем безопасности, а потом, махнув водителю автобуса: мол, делай, как я,
- повез свое воинство в готель "Меч Пророка".
   Найти его на карте не составило труда. Богдан понятия не имел, что
делать с незваной подмогой - но видеть отца старшей супруги был несказанно
рад; да и как-то легче, увереннее стал он себя чувствовать в этом странном
и, что греха таить, не очень дружелюбном городе, когда за его повозкой,
словно привязанный, грузно и мощно покатил транспорт с тридцатью тремя
бородатыми богатырями в папахах.
   Бек, щурясь, проводил взглядом проплывший мимо памятник с простертой в
светлое завтра дланью и золоченой надписью о шляхах титанiв на постаменте,
чуть скривил уголок рта, помолчал, о чем-то размышляя, а потом сказал,
глядя вперед:
   - Как я помню еллинские сказки, все пути титанов завершились в тартаре.
Навсегда.
   Богдан внутренне крякнул. Бек всегда мыслил своеобразно, но веско.
   - Не совсем, - вечное стремление к полной справедливости в очередной
раз принудило Богдана возразить. - Был еще, например, Атлант, он небо
держал.
   - А! - Бек презрительно шевельнул ладонью. - Атлант-матлант...
   Через мгновение он, всколыхнувшись, всем корпусом обернулся назад и еще
раз, словно бы для того, чтоб окончательно в чем-то удостовериться, глянул
на уменьшающийся памятник. Потом снова сел прямо.
   - Нет! Этот небо держать не стал бы, - сказал он. - По лицу вижу. Да и
чалму в руке сжал неуважительно. Да. Я тебе так скажу, - голос бека стал
донельзя язвительным. - Он бы гяуров на это дело поставил, а сам немножко
кушал, немножко кальян курил, немножко кровь пускал, немножко девушек
портил... А иногда бы говорил: "Эй, Атлант-матлант, плохо держишь! Одной
рукой держи, другой рукой мне шербет неси. Я буду немножко пить и немножко
тебя жизни учить!" - Ну зачем ты так, ата, - проговорил добрый Богдан. - В
конце концов, может, у него вера была такая...
   Он не успел еще договорить, как и сам понял, что, инстинктивно
вступившись за тех, на кого нападают, снова перестарался. Так часто бывало.
   Бек оттопырил нижнюю губу и коротко глянул на Богдана косым горячим
взглядом.
   - Зачем обижаешь? - мирно спросил он. - Или у тебя Бога нет? Или у меня
Бога нет? В суре "Единомышленники", в аяте сорок седьмом, сказано: "Не
поддавайся неверным, но и не делай оскорбительного для них; положись на
Аллаха - Аллах достаточен для того, чтобы на него положиться". А в суре
"Покаяние", аяте седьмом, сказано: "Когда неверные справедливы к вам,
тогда и вы будьте справедливы к ним". При чем тут вера? Паразит просто.
   Богдан вздохнул. В душе он был с беком вполне согласен, но столь
жесткая и однозначная позиция всегда казалась ему чем-то непозволительно
бесчеловечным, ледяным - вроде клинка сабли.
   Клинку и подобает быть клинком, это так; но рука, которая держит саблю,
все-таки должна быть теплой.
   - Он же был мечтатель,- сдаваясь, проговорил Богдан. - Поэт....
   Память у старого бека всегда была изумительной. Ни задумавшись ни на
миг, он неторопливо ответил:
   - В суре "Поэты" сказано: "На кого сходят бесы? Сходят они на всякого
выдумщика и беззаконника, из которых многие - лжецы. Таковы и поэты,
которым следуют заблуждающиеся. Не видел ли ты, как они, умоисступленные,
скитаются по всем долинам и говорят о том, чего сами сделать не могут?
   Исключаются из них те, которые уверовали и делают доброе".
   - Трудно с тобой спорить, бек, - чуть улыбнулся Богдан. - Я только от
себя говорю, а за тобою - вся мудрость Пророка.
   Бек отрицательно качнул головой.
   - За тобой тоже вся мудрость твоей культуры, да, - сказал он. - Ты
защищаешь от меня того, для кого ты - жалкий гяур.
   Кто мечтал, чтоб весь твой народ нишкнул. Тут за тобой весь ваш
Христос. Как бы Ордусь стояла без таких, как ты? Я и преклоняюсь перед
тобой, и боюсь за тебя, и сострадаю. Только одно могу ответить тебе,
слушай. Был такой Чжуан-цзы. Он сказал: если кто заставит глупца возносить
хвалы истинному Дао, глупец лишь разобьет лоб. Себе разобьет. Окружающим -
тоже разобьет. Да.
   - Ох, и крут ты, бек, - качнул головой Богдан. - Ох и крут...
   Бек чуть пожал широкими, жесткими плечами.
   - Жизнь крута, - бесстрастно уронил он.
   Некоторое время они молчали. "Тахмасиб" летел на предельной скорости, и
просветы между придорожными кипарисами мелькали, словно кадры старой
кинопленки. По ту сторону кипарисов простиралась млеющая в теплом
предвечернем свете перекопанная степь, а вдали, над горизонтом, романтично
темнели туманные и округлые громады лесистых гор.
   - Почему молчишь? - наконец спросил достойный Ширмамед, сидя прямо и
неподвижно.
   - Что говорить? - ответил Богдан.
   - Можешь не говорить. Рассказать должен.
   Богдан чуть усмехнулся.
   - Нечего еще рассказывать, бек. Сам ничего не понимаю.
   - Зачем тут роют столько?
   Богдан покосился на бека. Наблюдательности потомственному
воину-интернационалисту тоже было не занимать. Бек был недвижим, но
цепкий, стремительный взгляд его глаз работал неутомимо.
   - Говорят, дервнеискательские раскопки. У них тут мода такая.
   Бек помолчал, щурясь. Солнце висело уже невысоко, и на поворотах било в
глаза.
   - Веришь?
   Богдан чуть пожал плечами.
   - Покамест не было поводов усомниться. А что это еще может быть? Здесь
действительно все помешаны на исследовании своего славного прошлого.
По-хорошему помешаны, ничего не могу сказать, но... чрезмерно как-то. А
что?
   - Буду еще смотреть. Потом буду говорить.
   - Да что такое?
   Бек пожевал губами. Борода его встопорщилась.
   - Ты добрый человек, - сказал он наконец. - Ты прекрасный человек. Ты
самый умный человек из всех, кого я знаю.
   - Так, - мрачно проговорил Богдан. - После такого вступления должна
следовать затрещина.
   - Зачем затрещина? Правда.
   - Ну?
   Бек опять пошевелил бородой и уронил:
   - Ты не воин.
   Богдан вздохнул и попытался, рассутулив ученую спину, сесть попрямее.
   - Не всем же быть воинами, - пробормотал он.
   - А я этого и не сказал.
   Богдан притормозил, и шедший за ним автобус притормозил тоже. Они
въезжали в Асланiв. Проплыл справа утопающий в каштанах раскоп,
переполненный трудящимися подростками.
   - Как слаженно копают, видишь, бек? - спросил Богдан. - Детям нравится.
Детям интересно.
   Бек видел. Бек много чего видел.
   - Щанцевый инструмент в отличном состоянии, - сказал он.
   - Что? - растерянно спросил Богдан.
   Взгляд бека стал озабоченным.
   - Автоматы десантные, с укороченным прикладом. Да. Кучно бьют.
   - Что? - совсем обалдел Богдан. - Бек, это же игрушки!
   - Я знаю, - сдержанно ответил бек, - ты великий юрист. - Чуть помедлил
и добавил: - Хорошо, что я прилетел.
   - О Господи, - сказал Богдан и умолк. Бек, видимо, почувствовал, что
малость переборщил. Пошевелил бородой, потом покосился в сторону Богдана,
чуть улыбнулся. Положил коричневую руку Богданцу на колено.
   - Фирузе тебя очень любит, - сказал он мягко. - И я тебя очень люблю.
Сказано в суре "Корова", аяте двести десятом: "Их постигали бедствия,
огорчения, они потрясаемы были так, что посланник и с ним верующие
говорили: когда же нам помощь Аллаха? Смотрите, помощь Аллаха близка".
    
 
 
   Готель "Меч Пророка", 
   9 день восьмого месяца, средница, 
   ближе к вечеру 
 
 
   Готель "Меч Пророка" стоял в тихом, живописном месте, на берегу
небольшого искусственного пруда. Построен он был, видимо, где-то в конце
пятидесятых, в экономном и строгом "черемушкинском" стиле; искусный
архитектор ухитрился даже минарет и купол приготельной мечети выдержать в
свойственных "черемушкам" серых тонах. Привратник, приветливо кланяясь,
выбежал навстречу беку и Богдану, когда они вышли из "тахмасиба"; завидев
же неторопливо вкатившейся во двор вслед за "тахмасибом" автобус, он
растерялся. Когда из автобуса молча вышли первые человек десять, он,
похоже, хотел было возмутиться; когда, держа руки на саблях, вышли вторые
десять, он остолбенел. Когда вышли все тридцать три, он стал улыбаться
так, что уши у него съехались на затылке. Богдан подумал даже, что уши
пребудут там все то время, пока бек и его семья осчастливливают готель
своим пребыванием. Спустя минуту неутомимый Кормимышев уже метал на
брусчатку багаж.
   Заселение прошло без эксцессов. Беку ответили весь третий этаж.
   - Теперь, бек, мне нужно в больницу, - сказал Богдан, убедившись, что
гости обрели и кров, и стол, и все потребное правоверным для вечерней
молитвы. Бек, укладывая в специальный ларец снятые с бурки ордена и медали
- оставил он лишь два самых сверкающих и крупных, - улыбнулся и ответил:
   - Теперь, минфа, и мне нужно в больницу.
   - Бек, я к жене, - немного смущенно объяснил Богдан и с некоторым
усилием добавил: - К младшей...
   - Сказано в суре "Корова", - ответил бек, - в аяте двести двадцать
втором: "Жены ваши нива для вас: ходите на ниву вашу, когда ни захотите,
но прежде делайте что-либо и в пользу душ ваших".
   - На что ты намекаешь, почтенный Ширмамед?
   Бек поднял указательный палец, как бы призывая Богдана подождать
минутку, и негромко сказал в пространство:
   - Кормиконев, поди сюда.
   Невесть каким чудом услыша