Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
И вдобавок, -- обвиняюще ткнула
Фанни пальцем, -- все это время, кроме Генри, ты ни с кем. Ведь ни с кем же?
Ленайна залилась румянцем. Но в глазах и в голосе ее осталась
непокорность.
-- Да, ни с кем, -- огрызнулась она. -- И не знаю, с какой такой стати
я должна еще с кем то.
-- Она, видите ли, не знает, с какой стати, -- повторила Фанни,
обращаясь словно к незримому слушателю, иставшему за плечом у Ленайны, но
тут же переменила тон.-- Ну кроме шуток, -- сказала она, -- ну прошу тебя,
веди ты себя осторожней. Нельзя же так долго все с одним да с одним -- это
ужасно неприлично. Уж пусть бы тебе было сорок или тридцать пять -- тогда бы
простительнее. Но в твоем-то возрасте, Ленайна! Нет, это никуда не годится.
И ты же знаешь, как решительно наш Директор против всего чрезмерно пылкого и
затянувшегося. Четыре месяца все с Генри Фостером и ни с кем кроме -- да
узнай Директор, он был бы вне себя...
-- Представьте себе воду в трубе под напором -- Студенты представили
себе такую трубу. -- Пробейте в металле отверстие, -- продолжал
Главноуправитель. -- Какой ударит фонтан! Если же проделать не одно
отверстие, а двадцать, получим два десятка слабых струек
То же и с эмоциями. "Моя детка. Моя крохотка!.. Мама!" -- Безумие
чувств заразительно. -- "Любимый, единственный мой, дорогой и бесценный..."
Материнство, единобрачие, романтика любви. Ввысь бьет фонтан; неистово
ярится пенная струя. У чувства одна узенькая отдушина. Мой любимый. Моя
детка. Немудрено, что эти горемыки, люди дофордовских времен, были безумны,
порочны и несчастны. Мир, окружавший их, не позволял жить беспечально, не
давал им быть здоровыми, добродетельными, счастливыми. Материнство и
влюбленность, на каждом шагу запрет (а рефлекс повиновения запрету не
сформирован), соблазн и одинокое потом раскаяние, всевозможные болезни,
нескончаемая боль, отгораживающая от людей, шаткое будущее, нищета -- все
это обрекало их на сильные переживания. А при сильных переживаниях -- притом
в одиночестве, в безнадежной разобщенности и обособленности -- какая уж
могла быть речь о стабильности?
-- Разумеется, необязательно отказываться от Генри совсем. Чередуй его
с другими, вот и все. Ведь он же не только с тобой?
-- Не только, -- сказала Ленайна.
-- Ну разумеется. Уж Генри Фостер не нарушит правил жизни, он всегда
корректен и порядочен. А подумай о Директоре. Ведь как неукоснительно
Директор соблюдает этикет.
Ленайна кивнула:
-- Да, он сегодня потрепал меня по ягодицам.
-- Ну вот видишь, -- торжествующе сказала Фанни. -- Вот тебе пример
того, как строжайше он держится приличий.
-- Стабильность, -- подчеркнул Главноуправитель, -- устойчивость,
прочность. Без стабильного общества немыслима цивилизация. А стабильное
общество немыслимо без стабильного члена общества. -- Голос Мустафы звучал
как труба, в груди у слушателей теплело и ширилось.
Машина вертится, работает и должна вертеться непрерывно и вечно.
Остановка означает смерть. Копошился прежде на земной коре миллиард
обитателей. Завертелись шестерни машин. И через сто пятьдесят лет стало два
миллиарда. Остановите машины. Через сто пятьдесят не лет, а недель население
земли сократится вполовину. Один миллиард умрет с голоду.
Машины должны работать без перебоев, но они требуют ухода. Их должны
обслуживать люди -- такие же надежные, стабильные, как шестеренки и колеса,
люди здоровые духом и телом, послушные, постоянно довольные.
А горемыкам, восклицавшим: "Моя детка, моя мама, мой любимый и
единственный", стонавшим: "Мой грех, мой грозный Бог", кричавшим от боли,
бредившим в лихорадке, оплакивавшим нищету и старость, -- по плечу ли тем
несчастным обслуживание машин? А если не будет обслуживания?.. Трупы
миллиарда людей непросто было бы зарыть или сжечь.
-- И в конце концов, -- мягко уговаривала Фанни, -- разве это тягостно,
мучительно -- иметь еще одного-двух в дополнение к Генри? Ведь не тяжело
тебе, а значит, обязательно надо разнообразить мужчин...
-- Стабильность, -- подчеркнул опять Главноуправитель, -- стабильность.
Первооснова и краеугольный камень. Стабильность. Для достижения ее -- все
это. -- Широким жестом он охватил громадные здания Центра, парк и детей,
бегающих нагишом или укромно играющих и кустах.
Ленайна покачала головой, сказала в раздумье:
-- Что-то в последнее время не тянет меня к разнообразию. А разве у
тебя, Фанни, не бывает временами, что не хочется разнообразить?
Фанни кивнула сочувственно и понимающе.
-- Но надо прилагать старания, -- наставительно сказала она, -- надо
жить по правилам. Что ни говори, а каждый принадлежит всем остальным.
-- Да, каждый принадлежит всем остальным, -- повторила медленно Ленайна
и, вздохнув, помолчала. Затем, взяв руку подруги, слегка сжала в своей: --
Ты абсолютно права, Фанни. Ты всегда права. Я приложу старания.
Поток, задержанный преградой, взбухает и переливается, позыв обращается
в порыв, в страсть, даже в помешательство; сила потока множится на высоту и
прочность препятствия. Когда же преграды нет, поток стекает плавно по
назначенному руслу в тихое море благоденствия.
-- Зародыш голоден, и день-деньской питает его кровезаменителем насос,
давая свои восемьсот оборотов в минуту. Заплакал раскупоренный младенец, и
тут же подошла няня с бутылочкой млечно-секреторного продукта.
Эмоция таится в промежутке между позывом и его удовлетворением. Сократи
этот промежуток, устрани все прежние ненужные препятствия.
-- Счастливцы вы! -- воскликнул Главноуправитель. -- На вас не жалели
трудов, чтобы сделать вашу жизнь в эмоциональном отношении легкой, оградить
вас, насколько возможно, от эмоций и переживаний вообще.
-- Форд в своем "форде" -- и в мире покой, -- продекламировал
вполголоса Директор.
-- Ленайна Краун? -- застегнув брюки на молнию, отозвался Генри Фостер.
-- О, это девушка великолепная. Донельзя пневматична. Удивляюсь, как это ты
не отведал ее до сих пор.
-- Я и сам удивляюсь, -- сказал помощник Предопределителя. --
Непременно отведаю. При первой же возможности.
Со своего раздевального места в ряду напротив Бернард услышал этот
разговор и побледнел.
-- Признаться, -- сказала Ленайна, -- мне и самой это чуточку
прискучивать начинает, каждый день Генри да Генри.-- Она натянула левый
чулок. -- Ты Бернарда Маркса знаешь? -- спросила она слишком уж
нарочитонебрежным тоном.
-- Ты хочешь с Бернардом? -- вскинулась Фанни.
-- А что? Бернард ведь альфа-плюсовик. К тому же он приглашает меня
слетать с ним в дикарский заповедник -- в индейскую резервацию. А я всегда
хотела побывать у дикарей.
-- Но у Бернарда дурная репутация!
-- А мне что за дело до его репутации?
-- Говорят, он гольфа не любит.
-- Говорят, говорят, -- передразнила Ленайна.
-- И потом он большую часть времени проводит нелюдимо, один, -- с
сильнейшим отвращением сказала Фанни.
-- Ну, со мной-то он не будет один. И вообще, отчего все к нему так
по-свински относятся? По-моему, он милый. -- Она улыбнулась, вспомнив, как
до смешного робок он был в разговоре. Почти испуган, как будто она
Главноуправитель мира, а он дельта-минусовик из машинной обслуги.
-- Поройтесь-ка в памяти, -- сказал Мустафа Монд. -- Наталкивались ли
вы хоть раз на непреодолимые препятстнпя?
Студенты ответили молчанием, означавшим, что нет, не наталкивались.
-- А приходилось ли кому-нибудь из вас долгое время пребывать в этом
промежутке между позывом и его удовлетворением?
-- У меня... -- начал один из юнцов и замялся.
-- Говорите же, -- сказал Директор. -- Его Фордейтество ждет.
-- Мне однажды пришлось чуть не месяц ожидать, пока девушка
согласилась.
-- И, соответственно, желание усилилось?
-- До невыносимости!
-- Вот именно, до невыносимости, -- сказал Главноуправитель. -- Наши
предки были так глупы и близоруки, что когда явились первые преобразователи
и указали путь избавления от этих невыносимых эмоций, то их не желали
слушать.
"Точно речь о бараньей котлете, -- скрипнул зубами Бернард. -- Не
отведал, отведаю. Как будто она кусок мяса. Низводят ее до уровня
бифштекса... Она сказала мне, что подумает, что даст до пятницы ответ. О
господи Форде. Подойти бы да в физиономию им со всего размаха, да еще раз,
да еще".
-- Я тебе настоятельно ее рекомендую, -- говорил между тем Генри Фостер
приятелю.
-- Взять хоть эктогенез. Пфицнер и Кавагучи разработали весь этот
внетелесный метод размножения. Но правительства и во внимание его не
приняли. Мешало нечто, именовавшееся христианством. Женщин и дальше
заставляли быть живородящими.
-- Он же страшненький! -- сказала Фанни
-- А мне нравится, как он выглядит
-- И такого маленького роста, -- поморщилась Фанни. (Низкорослость --
типичный мерзкий признак низших каст.)
-- А по моему, он милый, -- сказала Ленайна -- Его так и хочется
погладить. Ну, как котеночка. Фанни брезгливо сказала:
-- Говорят, когда он еще был в бутыли, кто-то ошибся, подумал, он
гамма, и влил ему спирту в кровезаменитель. Оттого он и щуплый вышел.
-- Вздор какой! -- возмутилась Ленайна.
-- В Англии запретили даже обучение во сне. Было тогда нечто,
именовавшееся либерализмом. Парламент (известно ли вам это старинное
понятие?) принял закон против гипнопедии. Сохранились архивы парламентских
актов. Записи речей о свободе британского подданного. О праве быть
неудачником и горемыкой. Неприкаянным, неприспособленным к жизни.
-- Да что ты, дружище, я буду только рад. Милости прошу. -- Генри
Фостер похлопал друга по плечу -- Ведь каждый принадлежит всем остальным.
"По сотне повторений три раза в неделю в течение четырех лет, --
презрительно подумал Бернард; он был специалист-гипнопед. -- Шестьдесят две
тысячи четыреста повторений -- и готова истина. Идиоты!"
-- Или взять систему каст. Постоянно предлагалась, и постоянно
отвергалась. Мешало нечто, именовавшееся демократией. Как будто равенство
людей заходит дальше физико-химического равенства.
-- А я все равно полечу с ним, -- сказала Ленайна.
"Ненавижу, ненавижу, -- кипел внутренне Бернард. -- Но их двое, они
рослые, они сильные".
-- Девятилетняя война началась в 141-м году эры Форда.
-- Все равно, даже если бы ему и правда влили тогда спирту в
кровезаменитель.
-- Фосген, хлорпикрин, йодуксусный этил, дифенилцианарсин, слезоточивый
газ, иприт. Не говоря уже о синильной кислоте.
-- А никто не подливал, неправда, и не верю.
-- Вообразите гул четырнадцати тысяч самолетов, налетающих широким
фронтом. Сами же разрывы бомб, начиненных сибирской язвой, звучали на
Курфюрстендамм и в восьмом парижском округе не громче бумажной хлопушки.
-- А потому что хочу побывать в диком заповеднике.
-- СН3С6Н2(NO2)3 + Н(СО)2, и что же в сумме? Большая воронка, груда
щебня, куски мяса, комки слизи, нога в солдатском башмаке летит по воздуху и
-- шлеп! -- приземляется среди ярко красных гераней, так пышно цветших в то
лето.
Ты неисправима, Ленайна, -- остается лишь махнуть рукой.
-- Русский способ заражать водоснабжение был особенно остроумен.
Повернувшись друг к дружке спиной, Фанни и Ленайна продолжали одеваться
уже молча.
-- Девятилетняя война, Великий экономический крах. Выбор был лишь между
всемирной властью и полным разрушением. Между стабильностью и...
-- Фанни Краун тоже девушка приятная, -- сказал помощник
Предопределителя.
В Питомнике уже отдолбили основы кастового самосознания, голоса теперь
готовили будущего потребителя промышленных товаров. "Я так люблю летать, --
шептали голоса, -- я так люблю летать, так люблю носить все новое, так
люблю..."
-- Конечно, сибирская язва покончила с либерализмом, но все же нельзя
было строить общество на принуждении.
-- Но Ленайна гораздо пневматичней. Гораздо, гораздо.
-- А старая одежда -- бяка, -- продолжалось неутомимое нашептывание. --
Старье мы выбрасываем. Овчинки не стоят починки. Чем старое чинить, лучше
новое купить; чем старое чинить, лучше...
-- Править надо умом, а не кнутом. Не кулаками действовать, а на мозги
воздействовать. Чтоб заднице не больно, а привольно. Есть у нас опыт:
потребление уже однажды обращали в повинность.
-- Вот я и готова, -- сказала Ленайна, но Фанни попрежнему молчала, не
глядела. -- Ну Фанни, милая, давай помиримся.
Каждого мужчину, женщину, ребенка обязали ежегодно потреблять
столько-то. Для процветания промышленности. А вызвали этим единственно
лишь...
-- Чем старое чинить, лучше новое купить. Прорехи зашивать -- беднеть и
горевать; прорехи зашивать -- беднеть и...
-- Не сегодня-завтра, -- раздельно и мрачно произнесла Фанни, -- твое
поведение доведет тебя до беды.
-- ...гражданское неповиновение в широчайшем масштабе. Движение за
отказ от потребления. За возврат и природе
-- Я так люблю летать, я так люблю летать.
-- За возврат к культуре. Даже к культуре, да да. Ведь сидя за книгой,
много не потребишь.
-- Ну, как я выгляжу? -- спросила Ленайна. На ней был ацетатный жакет
бутылочного цвета, с зеленой вискозной опушкой на воротнике и рукавах.
-- Уложили восемьсот сторонников простой жизни на Голдерс-Грин, скосили
пулеметами.
-- Чем старое чинить, лучше новое купить; чем старое чинить, лучше
новое купить
Зеленые плисовые шорты и белые, вискозной шерсти чулочки до колен
-- Затем устроили Мор книгочеев: переморили горчичным газом в читальне
Британского музея две тысячи человек.
Бело-зеленый жокейский картузик с затеняющим глаза козырьком. Туфли на
Ленайне ярко зеленые, отлакированные.
-- В конце концов, -- продолжал Мустафа Монд, -- Главноуправители
поняли, что насилием немногого добьешься. Хоть и медленней, но несравнимо
верней другой способ -- способ эктогенеза, формирования рефлексов и
гипнопедии.
А вокруг талии -- широкий, из зеленого искусственного сафьяна,
отделанный серебром пояс патронташ, набитый уставным комплектом
противозачаточных средств (ибо Ленайна не была неплодой).
-- Применили наконец открытия Пфицнера и Кавагучи Широко развернута
была агитация против живородящего размножения.
-- Прелестно, -- воскликнула Фанни в восторге, она не умела долго
противиться чарам Ленайны -- А какой дивный мальтузианский пояс!*
-- И одновременно начат поход против Прошлого, закрыты музеи, взорваны
исторические памятники (большинство из них, слава Форду, и без того уже
сравняла с землей Девятилетняя война), изъяты книги, выпущенные до 150-го
года э. Ф.
-- Обязательно и себе такой достану, -- сказала Фанни -- Были,
например, сооружения, именовавшиеся пирамидами.
-- Мой старый чернолаковый наплечный патронташ...
-- И был некто, именовавшийся Шекспиром. Вас, конечно, не обременяли
всеми этими наименованиями.
-- Просто стыдно надевать мой чернолаковый.
-- Таковы преимущества подлинно научного образования
-- Овчинки не стоят починки, овчинки не стоят...
-- Дату выпуска первой модели "Т" господом нашим Фордом...
-- Я уже чуть не три месяца его ношу.
-- ...избрали начальной датой Новой эры.
-- Чем старое чинить, лучше новое купить, чем старое...
-- Как я уже упоминал, было тогда нечто, именовавшееся христианством.
-- Лучше новое купить.
-- Мораль и философия недопотребления...
-- Люблю новое носить, люблю новое носить, люблю...
-- ...была существенно необходима во времена недопроизводства, но в век
машин, в эпоху, когда люди научились связывать свободный азот воздуха,
недопотребление стало прямым преступлением против общества.
-- Мне его Генри Фостер подарил.
-- У всех крестов спилили верх -- преобразовали в знаки Т. Было тогда
некое понятие, именовавшееся Богом.
-- Это настоящий искусственный сафьян.
-- Теперь у нас Мировое Государство. И мы ежегодно празднуем День
Форда, мы устраиваем вечера песнословия и сходки единения.
"Господи Форде, как я их ненавижу", -- думал Бернард.
-- Было нечто, именовавшееся Небесами; но тем не менее спиртное пили в
огромном количестве.
"Как бифштекс, как кусок мяса".
-- Было некое понятие -- душа, и некое понятие -- бессмертие.
-- Пожалуйста, узнай у Генри, где он его достал.
-- Но тем не менее употребляли морфий и кокаин.
"А хуже всего то, что она и сама думает о себе, как о куске мяса".
-- В 178-м году э. Ф. были соединены усилия и финансированы изыскания
двух тысяч фармакологов и биохимиков.
-- А хмурый у малого вид, -- сказал помощник Предопределителя, кивнув
на Бернарда.
-- Через шесть лет был налажен уже широкий выпуск. Наркотик получился
идеальный.
-- Давай-ка подразним его.
-- Успокаивает, дает радостный настрой, вызывает приятные галлюцинации.
-- Хмуримся, Бернард, хмуримся. -- От хлопка по плечу Бернард
вздрогнул, поднял глаза: это Генри Фостер, скотина отъявленная.
-- Грамм сомы принять надо.
-- Все плюсы христианства и алкоголя -- и ни единого их минуса.
"Убил бы скотину". Но вслух он сказал только: -- Спасибо, не надо, -- и
отстранил протянутые таблетки.
-- Захотелось, и тут же устраиваешь себе сомотдых -- отдых от
реальности, и голова с похмелья не болит потом, и не засорена никакой
мифологией.
-- Да бери ты, -- не отставал Генри Фостер, -- бери.
-- Это практически обеспечило стабильность.
-- "Сомы грамм -- и нету драм", -- черпнул помощник Предопределителя из
кладезя гипнопедической мудрости.
-- Оставалось лишь победить старческую немощь.
-- Катитесь вы от меня! -- взорвался Бернард.
-- Скажи пожалуйста, какие мы горячие.
-- Половые гормоны, соли магния, вливание молодой крови...
-- К чему весь тарарам, прими-ка сомы грамм. -- И, посмеиваясь, они
вышли из раздевальной.
-- Все телесные недуги старости были устранены. А вместе с ними,
конечно...
-- Так не забудь, спроси у него насчет пояса, -- сказала Фанни.
-- А с ними исчезли и все старческие особенности психики. Характер
теперь остается на протяжении жизни неизменным.
-- ...до темноты успеть сыграть два тура гольфа с препятствиями. Надо
лететь.
-- Работа, игры -- в шестьдесят лет наши силы и склонности те же, что
были в семнадцать. В недобрые прежние времена старики отрекались от жизни,
уходили от мира в религию, проводили время в чтении, в раздумье -- сидели и
думали!
"Идиоты, свиньи!" -- повторял про себя Бернард, идя по коридору к
лифту.
-- Теперь же настолько шагнул прогресс -- старые люди работают,
совокупляются, беспрестанно развлекаются; сидеть и думать им некогда и
недосуг, а если уж не повезет и в сплошной череде развлечений обнаружится
разрыв, расселина, то ведь всегда есть сома, сладчайшая сома: принял
полграмма -- и получай небольшой сомотдых; принял грамм -- нырнул в сомотдых
вдвое глубже; два грамма унесут тебя в грезу