крылась, и Абель услышал женский голос:
     -- Ну, входи, малыш.
     Непонятные шорохи.  Дверь  захлопнулась.  Снова  показался сержант.  Он
подошел к шкафу, вынул одну из папок, раскрыл, полистал бумаги.
     Не зная, что  предпринять, Абель лежал в укрытии и наблюдал.  Он оценил
расстояние  от  себя  до  сержанта--  всего двадцать  шагов.  Если  бы  тому
понадобилось подойти к агрегату, он сделал бы это в секунду.
     Абель  не  хотел  рисковать больше, чем то  было необходимо. Он поискал
глазами место, куда мог бы отползти, чтоб его нельзя было заметить от двери.
У  стены за каким-то  стеклянным  сооружением  стояло  на  столах  множество
предметов, являвшихся, очевидно, электрическими приборами; углы и ниши между
ними оставались свободными.
     Абель  спрятался в  одной  из ниш, пережидая. Стена здесь  образовывала
выступ,  а перед пультом  стоял вращающийся табурет.  Сидевший  здесь сквозь
маленькое окошко мог видеть плац.
     Абель  прислушался   к   шорохам  из   соседнего   помещения...  Ничего
тревожного.  Он сел на  табурет  и  глянул в  окно.  Теперь  он  понял,  где
находится: рядом с большой площадкой, перед домом, где жил майор.
     Шум заставил  его лечь  на  пол,  в тень  столов и электроприборов.  Он
услышал  голоса, помещение искажало  их, но кое-какие  обрывки фраз он сумел
разобрать.
     -- ...Уже твое время, дружище?
     -- ...Через пять минут. Так ведь?
     -- Что ты думаешь об усиленной охране?
     -- Учебное мероприятие. Что еще?
     -- А пропавший фонарик, это как?
     -- ...Тоже учебное мероприятие...
     -- Мне дело  кажется достаточно серьезным...  Саботаж чистой воды...  В
голове не укладывается...
     --  Вот  именно,  дружище.  Поэтому  у меня собственное  мнение  на сей
счет.--Он понизил голос, зато теперь легче стало разбирать  слова.--Убежден,
что майор сам спрятал его в водосточной трубе.
     -- ...Зачем?
     --  Ну,  это ясно, дружище. Капралам  слишком уж хорошо  живется.  Надо
заставить их шевелиться. Им нужно поднапрячься. Лучше смотреть за  рядовыми.
Нести  дополнительную  службу.  Проверять  часовых.-- Голос  его  постепенно
усиливался.--Начальник является примером  для солдата. Он никогда  не должен
расслабляться...   Только  постоянная   работа   над   собой...  Для  этого,
собственно,  служба, учения, занятия. Он должен  постоянно... И даже больше,
чем долг... Верность солдата... Честь...
     -- Конечно. Ты прав, дружище.
     Они верят в  то, что болтает майор, подумал Абель. Такие  же щенки, как
мы.  А  сам  майор?.. Страшная мысль пронзила  его:  а вдруг и сам  майор не
свободен духом? Вдруг и он не главный виновник, а всего лишь инструмент? Чей
инструмент? Он отбросил эту  мысль. Они находились  в  замкнутой системе без
связи с другими  пространствами. Майор -- движущая сила, мотор этой системы,
он виновен в том, что они такие, как есть. Теперь он вновь осознал это.
     -- ...Быть точным. Вдруг он придет на смену караула?
     -- Сегодня нет. Он уже повесил табличку.
     -- И все же. Порядок превыше всего. Не унывай, дружище!
     -- И ты не унывай! Шаги, дверь захлопнулась...
     Появился сержант. Абель услышал тихий шорох бумаг.
     Он выпрямился и глянул в  окно.  Двор казармы уже  не был пуст.  Десять
солдат в стальных  касках  стояли в строю. Они стояли  абсолютно неподвижно,
можно было принять их за скульптуру. Теперь в поле зрения попал одиннадцатый
человек, это  был сержант,  проводивший  смену  караула.  Он остановился  на
расстоянии десяти метров от выстроившихся солдат.
     С противоположной стороны подходила другая  шеренга. Они маршировали по
прямой, пока не поравнялись с ожидающим караулом. Рывком замерли на месте.
     Звук   через   окно   не   проникал,   поэтому   ночное   представление
воспринималось  еще  более  театральным. Размеренные движения,  четкий  шаг,
резкие повороты, вытянувшиеся по стойке "смирно" тела. Деревянные марионетки
на ниточках. Сцена, кулисы. Церемониал. Игра людей без собственной воли.
     Оба  строя  расходились  в разные стороны. Сержант оставался  на месте,
пока они не исчезли из вида. Затем повернулся и направился к зданию.
     Открылась дверь. Абель пригнулся.
     -- Все в порядке?
     -- Конечно. Функционирует нормально.
     -- Никогда нельзя успокаиваться на достигнутом, учит майор.
     Голоса на какой-то момент затихли. Потом зазвучали снова.
     -- Ты еще долго будешь работать, дружище?
     -- ...Закончил. Скрипнули створки шкафа. -- Я иду в караулку,
     -- А я пошел спать.
     -- Спокойной ночи, дружище. И не унывай!
     -- Не унывай!
     Щелкнули каблуки сапог. Открылась и закрылась дверь. Тишина.
     Абель решился покинуть укрытие. Направился к двери. Опасности  не было.
Осторожно  оглядываясь кругом и прислушиваясь, он крался вперед.  Теперь  он
стоял  возле кресел.  Позади выступа стены,  загораживавшего  ему видимость,
была дверь,  через нее входили и уходили сержанты. Перед  ним лежал еще один
небольшой коридор. На  правой стене висели,  картины  -- гравюры, плакаты  и
цветные  фото мужчин. Мужчин в военной  форме.  Генерал  Веллингтон, Фридрих
Великий, генерал-фельдмаршал Роммель, полковник Го Фэн, коммодор Мелизандер.
На двух скрещенных,  укрепленных  в стене кольцами древках  висели  знамена.
Одно  в  красно-желто-голубую  полосу, другое--желтое  с черным крестом.  На
куске пергамента аккуратно выбиты были слова: "Высшая ценность -честь.  Наша
честь -- быть солдатом".
     В  левой стене  он  заметил четыре узкие двери:  в  них были  небольшие
окошки с  занавесками.  Занавеска на  первой  двери  была плотно закрыта, на
второй сдвинута. Свет  лампы на  ночном столике выхватывал  из  тьмы  тахту,
слабо  освещая крошечную  комнатушку. В  ней едва помещалось немного мебели:
металлический шкаф, ночной столик, плетеное  кресло. Прикрепленная  к  стене
столешница была опущена. На ней стояла ваза из голубого стекла.
     Абель не стал  задерживаться.  Из  следующей комнаты раздались  голоса.
Занавеска  была  задвинута.  Абель приложил  ухо  к  пластмассовой  обшивке.
Женские голоса.
     -- ...Но я не совсем уверена.
     -- А ты сделала бы это? Ну, если б не было запрещено?
     -- Сделала бы.
     -- Но ведь это же не решение.
     -- Конечно, нет.
     -- Возьми еще кусочек пирога. Да, и я бы сделала это.
     -- Тебя застукают. И их он застукает тоже.
     -- И что тогда?
     -- Пирог отличный. Ты должна дать мне рецепт.
     -- Я тебе его запишу. У тебя есть ручка?
     А я все время думала бы о том, что тогда произойдет.
     -- Вот  это  и важно.  Появляется "тогда". Абель  скользнул к следующей
двери. Занавеска  была закрыта. На двери булавкой прикреплена была  записка:
"Занято". Абель  услышал  шепот и  непонятные  шорохи,  слов разобрать он не
смог.
     За  четырьмя  узкими  дверьми коридор  делал поворот и выводил прямо на
большую дверь. На ней висела табличка: "Вход воспрещен".
     Должно быть,  это  здесь--святая  святых, жилище майора. Абель  вытащил
пистолет  из  кармана. Он  почувствовал,  что  напряженное  ожидание  внутри
усилилось. Еще  шаг  по  направлению к двери. "Вход воспрещен".  Неужели эта
дверь заперта? Вряд ли.
     Его  взгляд  упал на руку. Она не  дрожала. Он  был  хорошим  стрелком.
Пистолет заряжен. Он сам  собрал его и вложил патроны.  На мгновение  у него
возникло  сомнение:  правильно ли вставлен магазин?  Чтобы именно заряженный
патрон  лежал  у  спускового крючка.  Он вынул  магазин--для этого  даже  не
надобно  снимать рукоятку, у  его пистолета  рукоятки не было. Поэтому он не
очень удобно лежал в руке, достаточно, однако,  чтоб прицелиться и попасть в
цель.
     Магазин был  вставлен  правильно;  три  пули сидели  в верхних гнездах,
остальные  были  пусты. Три выстрела  --вполне хватит  для одного  человека.
Абель сделал еще  кое-что: вытолкнул одну  пулю и осмотрел ее, словно что-то
могло быть не так. Но все было в  порядке,  это была пуля, как тысячи других
пуль, которыми  он  уже стрелял,--серебристо-серая,  продолговатая, с тонким
каналом вдоль оси.
     Внезапно он  вздрогнул. Шорох? Все тихо.  Наверно, это  из комнаты, где
беседовали женщины. Абель рассмеялся  над собой. Вот  он стоит с  заряженным
пистолетом  у пещеры  льва.  И о  чем  думает?  Пули в  магазин,  магазин  в
пистолет... секунда, даже меньше, чем секунда.
     Больше он  не медлил. Вплотную  подошел к  двери. Снова  звук оттуда...
Крик, сдавленный, приглушенный. Донесся из-за двери майора. Значит, майор не
один?
     Наплевать. Никто не  выстрелит  быстрее  человека,  у которого пистолет
наготове и который уже несколько дней горит желанием выстрелить.
     Абель взялся за ручку двери, нажал ее  вниз,  медленно, словно движение
минутной  стрелки.  Он  почувствовал  легкое  сопротивление  пружины,  затем
толчок. Теперь он нажал от себя. Половинка двери поддалась. Он вновь сдержал
нетерпение, приоткрывая дверь миллиметр за миллиметром.
     Шум стал громче. Слова прервал грохот. Теперь Абель понял:
     -- Вторая батарея  --  огонь! Третья батарея -- огонь! Открыть бомбовые
люки!  Внимание--ракетный удар  с  севера!  Приготовиться к штурму! Уланы по
коням!
     Теперь  уже Абель приоткрыл дверь на  ладонь. Но  видно пока было мало:
стулья, географическая карта на стене.
     -- Торпеды к  бою! Огонь! Огнеметы  вперед! Внимание--танки  противника
слева! Дымовую завесу---готовь! На штурм укреплений вперед! Применить газы!
     Абель  широко распахнул  дверь. Почти  пустая комната. Практически  без
мебели. Походная кровать. И на ней майор. С закрытыми глазами  он выкрикивал
свои команды.
     -- Броненосец вперед! Атомную бомбу на  крепость! Стены проломить--и на
штурм! На штурм!
     Лицо его было красным, пот каплями стекал  по лбу, волосы  в беспорядке
разметались по голове, Абель поднял пистолет и крикнул:
     -- Господин майор!
     -- Примите командование десятым полком! Врывайтесь в крепость с фланга!
     -- Господин майор!--крикнул Абель.
     Майор открыл глаза. Бессмысленно уставился на Абеля.
     -- Великолепное сражение, дружище. Как вы думаете?
     -- Господин майор!--крикнул Абель. С поднятым, пистолетом  он подошел к
лежащему  майору. Крошечные пузырьки  слюны скопились в  уголках его  рта. В
волосах пробивалась седина, С трудом он сел на постели.
     -- Нужно продержаться,--бормотал он.-- На карте наша честь. Это великая
война. Наш солдат всегда выполнял свой долг. Мы готовы к последней битве.
     Абель был  в отчаянии.  Майор должен понять!  Держа  пистолет перед его
глазами, Абель схватил майора за плечи, встряхнул:
     -- Майор!--заорал он.-- Мы не на войне. Мы -- в казарме. Проснитесь же!
Мы не на войне!
     Красное  опухшее   лицо  покачивалось  перед   Абелем.  Глаза  смотрели
бессмысленно. Абель помолчал и выпустил его. Майор рухнул вперед, с грохотом
ударившись головой о стол, стоявший возле кровати.
     --   Война   всегда,--пробормотал  он.  Его   сжатые   в  кулаки   руки
расслабились,  пальцы  дрожали.  Словно  маленькие  зверюшки  в  смертельной
схватке. Рядом лежал пустой пластиковый пакетик.
     Руки,  голова, стол  вдруг  как-то  странно  расплылись --  глаза Абеля
наполнились слезами. С пистолетом в руке  он прошел  к  стене, прислонился к
ней. Майор задышал громко и хрипло. Рука  Абеля все еще сжимала пистолет, но
теперь уже  он  не пытался  стрелять. Он  признался себе,  что не  может. Не
может, пока майор в бессознательном состоянии.
     Мир внутри него рушился. Мир, который он создал сам, один, мир великого
его  плана, который значил больше,  чем  искупление или месть,--это была его
вера,  религия,  что-то  непостижимое,  оставшееся от внешнего мира  или  от
прошлого. Теперь душа его выжжена и беззащитна.
     Что делать? Вернуться? А  почему нет? Никто его не заметил, путь  назад
свободен.  Он мог  проскользнуть в  казарму,  забиться  в  постель, натянуть
одеяло на уши  и  сделать  вид, будто  ничего не  произошло.  Ненависть  его
растаяла, а равнодушие --это  не опора. Без ненависти или без черных шариков
это невозможно.
     Может,  подождать, пока майор  очнется?  Но  появится ли  у  него тогда
желание выстрелить? И имеет  ли смысл этот выстрел? До сих пор он не задавал
себе  такого вопроса.  Возможно, это и  не имеет смысла. Возможно,  ничто не
имеет смысла.
     Он  вздрогнул. Резкий звонок разорвал тишину. Звук с  ночного столика в
изголовье: там телефон. Звонок  повторился. Майор слегка пошевелился.  Абель
быстро подошел к телефону и снял трубку. Он хорошо знал голос майора.
     -- В чем дело? -- резко спросил он.
     --  Говорит дежурный капрал,  из караульного помещения. Господин майор,
осмелюсь   доложить:   назначенная   инспекция   помещений   проведена.   Мы
установили... в комнате  пятьдесят шесть,  господин майор, отсутствуют  двое
солдат.  Абель  пятьдесят  шесть дробь  семь и Остин  пятьдесят шесть  дробь
восемь. Объявить тревогу? Поднять всех на розыск?
     Абель размышлял недолго.
     -- Нет,-- пролаял он в трубку.-- Не сейчас. После подъема.
     Господин майор...  Судя по всему,  речь идет о дезертирстве. Не следует
ли немедленно...
     Вы,  кажется,  не  поняли,---резко  перебил его  Абель.-- Сосредоточьте
посты  в  помещениях,  чтобы  люди  не  разбегались.  До подъема  ничего  не
предпринимать! Все.
     Он положил трубку.
     Итак, решено. У него есть время до шести. Эти  несколько часов вместили
все,  что ему  оставалось  сделать.  Он мог  дожидаться  здесь  или  бежать.
Застрелить майора, застрелить себя  или троих других. Он мог... А что еще он
мог?
     Он  вышел  из комнаты  и закрыл за собой дверь. На ней  табличка  "Вход
воспрещен". Он  торопливо пересек коридор и отправился  тем  же путем, каким
пришел сюда час назад. Тогда он сгорал от желания убить.

12

     Этой ночью Фил почти  не  спал. Он чувствовал себя нехорошо;  возможно,
сказались  волнения  прошедшего  дня,  возможно,  вчерашнее   отключение  от
приборов на несколько минут.
     В конце  концов,  не все ли равно, отчего. Перед  обедом к  нему  вошла
Крис, он заметил, что глаза у нее покраснели и опухли.
     --  Я не могла прийти  раньше,-- сказала  она.--  Он все время ходил по
коридору, когда я хотела зайти к тебе. Он меня... Он потребовал...
     -- Чего?--слабо спросил Фил.
     -- О, Фил, что нам делать?
     Она села  на  его  кровать, не  на табуретку  на  этот раз,  а прямо на
кровать. Низко склонившись, она поцеловала его. И снова спросила:
     -- Что нам делать?
     -- Что-нибудь придумаем.
     Фил  и сам заметил,  как неубедительно звучат его слова.  Он думал  всю
ночь и ничего не придумал. Но нужно было сказать слова утешения.
     -- Есть ли на  корабле оружие?--спросил  он.-- Ты видела у  кого-нибудь
пистолет? Может, в складских отсеках?
     -- Не думаю... Я не обращала внимания на это. Да и зачем тебе?
     -- Тогда можно будет диктовать ему свою волю,-- неуверенно сказал он.
     -- Но ведь это то же самое. Зачем? Да зачем? Он не ответил.
     -- Ах, все это ужасно, Фил,-- прошептала  она.-- Намного ужаснее, чем я
до сих пор думала. А ведь все было и так скверно.
     -- Это звучало разумно.--сказал Фил.--Все, что он сказал.
     Она взвилась.
     -- Это же все ложь!
     -- Я не почувствовал в его словах фальши,--сказал он безвольно.
     -- Все это ложь,-- еще раз проговорила она; будто желая защититься, она
повторяла эту фразу.
     --  Если  б  я  не был таким  беспомощным,-- глухо пробормотал  он. Ему
стоило больших усилий сохранять спокойствие, но тут боль и разочарование  от
крушения надежд одержали верх: он сжал кулаки, заметался по подушке.
     -- Если б я не болтался на этом поводке... Крис... Я сделаю все...
     Она погладила его по щекам, снова поцеловала.
     -- Я обещаю тебе, Крис,--бормотал он,--когда ко мне вернутся силы...  я
найду выход... обещаю тебе!
     -- Успокойся,--сказала она, приблизив к нему лицо.-- Я ведь знаю это...
     Он  ощутил  ее  дыхание.  Руки  его еще покоились  в  ремнях, но стоило
чуть-чуть  приподнять  голову, и  можно  было  прикоснуться к  ее  лицу, они
целовались снова и снова, истосковавшись по близости, молча и отчаянно.
     --  Сестра Кристина,  вы забываетесь.-- В прямоугольнике открытой двери
стоял главный врач. Они не услышали ее скрипа. Крис вскочила и быстро отошла
к стене.
     --  Вы знаете,  я могу добиться  от  вас повиновения,-- спокойно сказал
доктор  Миер,--но  этого не потребуется! Отправляйтесь  в свою  комнату.  Мы
поговорим позже!
     Он подождал, пока девушка не ушла. На Фила она больше не взглянула.
     --  Кристина  -- милая девушка,  -- сказал доктор  Миер.--Без сомнения,
самая милая из  четырех  женщин, которых  мы спасли  во имя  человечества. Я
понимаю, она  вам нравится,  Абельсен. И даже не имею ничего против, коли вы
влюбитесь, но на расстоянии, да позволено мне будет заметить! Запомните это,
Абельсен: она  моя. В нормальное время я бы сказал,  что она моя невеста. До
сих пор вы этого не знали. Теперь знаете. И действуйте соответственно!
     Он повернулся к двери.
     -- Господин главный врач! -- крикнул Фил. Полуобернувшись, врач смотрел
на Фила через плечо.
     -- Что еще?
     -- Вы  не можете этого сделать,--сказал Фил,--того, о  чем  здесь вчера
говорили. Женщины не ваша собственность. И уж конечно, не Крис!
     -- Так,-- сказал  врач,--вот  оно  что. Вы бунтовщик. Один из  тех, кто
неизвестно  чего ради  восстает  против  бога  и всего  мира. Сеет  смуту  и
пожинает хаос. Этого мне только недоставало. Но я  займусь вами. Я сделаю из
вас   полезного  обществу   человека.   А  сейчас  приказываю:   перестаньте
преследовать девушку.  Она здесь не для вас. Для вас меньше  всего. Надеюсь,
вы поняли!
     Он все еще стоял, полуобернувшись в дверях. Теперь он взялся за ручку и
распахнул дверь. Вышел. Фил  увидел,  как мелькнул белый халат. Потом  дверь
закрылась.
     И этой ночью Фил спал плохо. Вновь  и  вновь просыпался  он от страшных
безумных снов  и прислушивался. Но скрипа двери,  которого он  так  ждал, не
было. Понятно, он тосковал по Крис, но его не удивляло, что она не приходит.
Возможно, за ней следили, если вообще не заперли. Он был бы рад, если б хоть
кто-то нарушил его одиночество, даже  главный врач, но и в эту ночь никто не
пришел к нему.  Из всех долгих  ночей,  которые он провел один на больничном
одре, эта была самой тяжкой.
     Лишь под утро он на короткое время забылся в тревожном сне, но картина,
многократно  возвращавшаяся, заставляла  его  вновь  и вновь  просыпаться  в
холодном поту: он лежал,  не в силах шевельнуться, на конвейере, который нес
его к огромной стеклянной западне, с грохотом захлопывающейся за ним.
     Проснувшись окончательно, он почувствовал  себя  разбитым, зато немного
успокоился. Ожидание чего-то, что должно  случиться,  пусть даже  совершенно
неведомое, казалось ему не  таким уж невыносимым. Как-нибудь все образуется,
всегда ведь все как-то образовывалось.
     Потом  открылась дверь, и  вошла  незнакомая молодая  женщина  в халате
медсестры, с грубым, чуть глуповатым, но добродушным лицом.
     -- Доброе утро,-- сказала она.-- Как спали?
     -- Где сестра Кристина? -- спросил он.
     Сестра  намочила  губку,  побрызгав  на  нее жидкостью  из  пластиковой
бутылки. Запах дезинфицирующего средства распространился но комнате.
     --  Она получила другое задание,--сказала  сестра и вытерла губкой лицо
Фила.-- Я ее подменила. Меня зовут сестра Берта.
     Что с ней? Где она? Сестра Берта не прерывала работы.
     -- Да не волнуйтесь вы так,--сказала она.
     -- Приведите ее! -- закричал Фил.-- Немедленно!
     --  Успокойтесь!--нетерпеливо  приказала  сестра.   Фил   отвернулся  в
сторону, чтоб уклониться от губки, мешавшей ему разговаривать.
     -- Хватит!--резко крикнул он.-- Я хочу видеть Крис!
     -- Но послушайте,--сказала сестра,-- что за представление?